Скажи мне, что любишь меня, я из-за этого делаюсь лучше.
© Эрих Мария Ремарк. «Письма к Марлен Дитрих»
Тихая зимняя безлунная ночь окутала запретный лес пологом мрака, подобным тому, что влачился по стопам Великой Тьмы, как было записано в древних сказаниях континента. Любой звук на несколько миль вокруг скрадывался падающим с тёмных небес снегом, укрывавшим землю подобно пуховому одеялу. Мягкому на вид и совершенно чистому, но такому холодному, что сложно было бы найти аналог во внешнем мире. Ихабоды молчаливыми чёрными громадами застыли на горизонте, едва видимые из этой точки, словно древние стражи давно забытых тайн и страшных секретов. Их голые ветви выглядели во мраке словно присыпанные прахом кости, и это всегда нравилось Гуди. В отличие от настоящих существ, у неё не было органов, наполненных теплой кровью и подчиняющихся законам жизни. Будь она неладна. Гуди любила жизнь. Когда-то, очень давно. Даже на старости лет, когда её тело уже одряхлело, она всё ещё любила её. Её неумолимое течение, прочно прикованное цепями мироздания к ходу времени, её маленькие радости и огромные печали. Она правда всё это любила… До тех пор, пока не испустила свой последний вздох более тысячи лет тому назад. Вот только она не учла одной очень важной вещи: клятвы Тьме следовало исполнять неукоснительно. А она… Попросту не дожила до того момента, когда сможет исполнить обещание. Возраст, старые ранения и болезни, даже несмотря на то, что при смерти ей исполнилось уже более четырёхсот лет, всё это толкнуло её за грань, привязав душу крепко к этой реальности и не позволив уйти в Великое Запределье да переродиться чистой. Здесь или в любом другом мире на просторах вселенной. Но. Не случилось. Гуди не знала, стоило ли ей быть благодарной матушке Тьме за это или всё-таки логичней было бы ненавидеть. Одно она знала точно. До тех пор, пока её клятва не будет исполнена, вечность ей блуждать бесплотным призраком по окаянной земле, да ещё и будучи запертой в этом лесу. Призрак, невидимый и неосязаемый глазу, зависла где-то в паре ладоней над землёй на улице перед домом. Она хотела бы почувствовать хоть что-то, хоть толику лютой стужи и холодного снега за пределами старого дома, хоть легкое движение ветра, но всё это было недоступно фантому, которым она являлась. Гуди не знала, когда это закончится, и давно уже смирилась с тем, что ей вечность находиться здесь. Если бы она могла, она бы давно сошла с ума, отринув память и собственный разум, но, увы, это было невозможно. В некоторой степени она завидовала этой девочке Лорел, которую когда-то очень давно, поддавшись скупым эмоциям после смерти своей первой дочери, решила спасти, несмотря на ярость матушки. И как же она об этом жалела. Потомок была права — стоило ещё тогда оборвать этот жалкий огонёк жизни, того и гляди, а она сейчас была бы свободна. Но вместо этого и она сама, и эта несносная девчонка застряли здесь. Одна — бесплотным призраком, а вторая — нежитью, да неспособных навредить друг другу. Судьба, видимо, имела крайне дурное чувство юмора в их ситуациях, ведь обещанием Тьме было искоренение всех Чёрных Колдунов и их потомков без исключений. Ах, если б знала она тогда, что, пойдя наперекор матушке, обречёт их обеих гнить в веках, словно в насмешку над жизнью, которую она когда-то так любила. Гуди медленно проплыла по воздуху дальше, задумчиво оглядывая тёмный лес. Ей не хотелось сейчас присутствовать в доме, ведь у её потомка наконец-то начался сдвиг. Это воодушевляло, и, честно говоря, сама древняя ведьма уже в какой-то момент даже перестала надеяться, что её маленький ворон наконец сможет вылупиться из собственной скорлупы, которой старательно отгораживалась всю свою сознательную жизнь. Теперь главным было, чтобы она не останавливалась в своём обречённом пути познания эмоций и самой себя. Её родители, в отличие от неё, совершенно не были интересными. Мортиша пришла в лес уже будучи связанной узами семейного проклятия с мужем, а потому пробыла здесь всего полгода. Ведь её нерадивый супруг, проскочивший в лес на Белтейн, умудрился сделать так, что самой женщине пришлось покинуть лес уже на Самхейн. Ведь под её сердцем зародилась новая жизнь. Гуди помнила тот момент, когда она ощутила всей собой формирование новой чистой души в этом доме. Ах, какое потрясающее стечение обстоятельств! Должно быть, это судьба. Ведь Уэнсдей не только была почти полной её копией в юности, но также имела и сродство с её даром, а душу её ещё до рождения благословила матушка, подобно тому, как сама Гуди появилась на свет. Множество веков такого уже не случалось, так что у древней ведьмы было особенное отношение к потомку. Сколько бы их ни было здесь до её прихода, но эта девочка была для неё особенной. Жаль, что она здесь не родилась, как и Гуди в своё время. Это дало бы ей множество преимуществ. Но Мортиша оказалась умнее и хитрее, чем жалкий бесплотный призрак, которым являлась древняя ведьма, на тот момент так истончившаяся, что уже даже не могла себя проявлять. Нынешний матриарх семьи быстро поняла, что ребёнку не стоило рождаться на территории леса, и место её заняла Юдора, ранее уступившая свою очередь Хэстер, матери Гомеса. Гуди была в ярости. Впервые за многие столетия была упущена такая великолепная возможность подарить семье по-настоящему великолепного потомка и последователя Великой Тьмы. Поначалу она даже не показывалась ведьме, пытаясь выжить её из дома. Однако престарелая Фрамп оказалась весьма бойкого характера и совершенно невменяемо понимающей. Так что с годами они нашли общий язык и даже почти подружились. Юдора помогла Гуди вернуть хотя бы часть сил и наконец суметь воплотиться на её плане реальности, пусть и едва заметным фантомом в зеркале, но она хотя бы могла уже говорить. А ещё… Она обещала помочь. Поэтому древняя ведьма ждала. Ждала своего часа и обещала присмотреть за внуками старой Фрамп. Вот только кто же знал, что Уэнсдей сама придёт в лес без согласия других родственников. Гуди, признаться, была к подобному не готова. Влияние девочки в её возрасте на собственную огромную магическую силу было настолько ничтожным, что её приход в запретный лес мог только всё испортить. Так что древней ведьме пришлось налаживать отношения с потомком, хотя с самого начала она не собиралась этого делать, просто хотела понаблюдать издалека и не вмешиваться. Но, как говорил её второй муж, «всё, что бы ни происходило, ведёт нас к выбору». Так что в итоге вынужденное сотрудничество обернулось выгодой для самой Гуди, на которую та даже не рассчитывала. Её печать передачи, которую потомок самостоятельно нанесла на своё тело, укрепила естество призрака, переведя её в разряд полуматериального фантома. А последний выброс, когда они были в лесу, прежде чем связь оборвалась, позволил ей обрести толику своего бывшего могущества. Хотя это было и поистине смехотворным количеством, но теперь призрак могла двигать некоторые предметы, слегка воздействовать на окружение и даже применять минимальное колдовство. Конечно же, всего этого было слишком мало, но даже этому Гуди была благодарна. Возможно, теперь у неё получится исполнить волю матушки своими силами… В тишине снегопада раздался едва слышный, словно придушенный звон. Глаза призрака сузились, и её взгляд тут же выловил мелькнувший неподалёку голубой отсвет болотного огонька. На полупрозрачных губах растянулась злая усмешка, а чёрные впалые глаза опасно блеснули. Миг — и она исчезла, чтобы в следующую секунду появиться у крохотного призрака, бесцеремонно схватив его и внимательно вглядевшись. — Девочка… — прошипела она потусторонним голосом. — Зря ты сюда сунулась, моя дорогая. Я всё ещё здесь, — усмехнулась она. Её призрачный рот треснул пополам, и в следующий момент она проглотила пищащего в ужасе огонька, закинув его в бездонную чёрную пасть, появившуюся лишь на мгновение. По её полупрозрачной фигуре прошлась едва заметная волна слабого голубого света и быстро исчезла. Гуди мягко улыбнулась, довольно сощурившись, как сытая кошка, и даже облизнулась, вглядываясь в далёкий заснеженный лес. Где-то там, на другой его стороне, в чёрных топях прямо сейчас в ужасе разбегалась нежить от жуткого предчувствия опасности, исходившего прямо из сердца болот. А над тихим ночным лесом раздался потусторонний вопль, наполненный яростью, гневом и страхом одновременно. Они друг друга услышали. Спустя века. И кому-то это сильно не понравилось.***
Где-то на другом конце континента, на самых окраинах Серой Пустыни, у мерцающего в темноте зелёным пламенем огня сидели две старушки. Одна из них вдруг встряхнула копной спутавшихся седых волос, резко поворачивая голову куда-то на северо-запад, а вторая, даже не соизволив обратить внимание на это, флегматично подкидывала пару костей в жадный волшебный огонь, кончиком обгорелой ветки поправляя висевший над ним котелок, в котором варилось что-то непонятное. — Мы здесь закончили, сестра, — хрипло засмеявшись и ударив себя по коленке, высказалась первая, блеснув слепым глазом в полутьме. — Да, давненько уже пора, — хмыкнула вторая, подслеповато щурясь в странный костерок. — Что-то началось, — кивнула первая. — К весне обернёмся? — Ну как сказать. Вероятность сего присутствует, — пожала тощими плечами вторая старушка, высунув кончик языка от натуги, когда снимала шипящий котелок с костра. Она зачерпнула горячее варево старой деревянной кружкой и, отпив, недовольно сморщилась, сплюнув в сторону. — Какая пакость эти пустынники, Юдора. Хуже монстров ещё поискать нужно. — Я тебе говорила, что надо было добавить скорпионьих жал для вкуса, Хэстер, — полубеззубой улыбкой усмехнулась Юдора Фрамп, старшая из ведьмовского ковена боковой ветви семьи. — Ай, бес тебе в ребро, с твоими советами, старая ты рухлядь, — фыркнула та, кого назвали Хэстер, отмахнувшись сухой ладонью, но допив варево из кружки до конца. Она утёрла старческий рот рукавом потёртой чёрной робы и подмигнула сестре. — В любом случае пора бы закругляться со всем этим, не так ли? — Да, да, — покивала головой Юдора, слегка безумно усмехаясь, глядя куда-то на восток, где уже медленно над серыми песками пустыни светлело небо. — Нити натянулись, Хэстер, — её голос упал до зловещего шёпота. — Почти до предела. Пора бы и нам честь знать. — Ай-ай-ай, как много интересного случится этой весной, — фыркнула Хэстер, поплотнее запахиваясь в свою робу. На её сухих губах растянулась точно такая же ухмылка, как и у подруги, а в глазах мелькнул схожий огонёк ехидства и азарта. — Сколько ты поставила в этот раз? — Много, сестра, очень много, — сощурилась слепая на один глаз Юдора, довольно при этом улыбаясь. Им предстояло ещё очень долгое путешествие. И горе тому, кто решится их на этом пути побеспокоить. В конце концов, что может быть хуже, чем сумасшедшая старая ведьма? Правильно. Две сумасшедшие старые ведьмы!***
Стылое утро настигло обессиленных за последние дни девушек раньше, чем они бы того хотели или смели вообще рассчитывать. Во всём доме не было слышно и звука, хотя в любой другой раз Вещь бы точно решил вновь попытать счастья в кулинарных изысканиях, приобретая вновь омрачающий его жизнь очередной опыт, а потом и получить от злобной с недосыпа ведьмы, сон которой он бы потревожил. К слову, этот маленький вредитель собирался так и поступить, но, почти спустившись по лестнице из комнаты Уэнсдей, в которой провёл целую ночь, отсыпаясь после напряжённых дней в одиночестве, он заметил двух девушек, спящих на ковре из шкуры у потухшего камина в объятиях друг друга и укутанных пледом. Решив, что собственная жизнь дороже, а сделать вид, что он ничего не видел, казалось лучшим вариантом, придаток быстро и бесшумно ретировался обратно в спальню и попытался прикинуться чучелом где-то под кроватью ведьмы. На всякий случай. Тьма их разберёт, этих Аддамсов! Энид проснулась первой, медленно открывая глаза и шумно, сонно выдыхая через нос от какого-то странного уютного чувства и впервые за долгое время ощущения спокойствия. И тут же панически дёрнулась бы, осознав, что не понимает, где находится, если бы не тепло другого тела запредельно близко к её собственному. Чужое глубокое дыхание, которое знаменовало, что одна небезызвестная ведьма крепко спала, вновь удобно расположив свою голову на плече блондинки, заставило её сердце пропустить пару ударов. Оборотень сдавленно выдохнула, осматривая их положение и пытаясь осознать, что они здесь делали и как оказались. И ведь Энид поначалу даже не вспомнила толком, как произошло так, что они с Уэнсдей оказались в данном положении. Она прикрыла глаза и тут же на периферии сознания уловила картинки прошлой ночи, отчего её тело инстинктивно вздрогнуло, а по коже прошёлся табун мурашек. Приятное тепло воспоминаний медленно наполняло её с каждой новой минутой, а по коже словно прошёлся фантомный отблеск воспоминаний чужих прикосновений. Она чувствовала, как все те ощущения, прикосновения, поцелуи из омутов памяти расползались по её телу, завязываясь новым тугим узлом внизу живота неожиданно для неё же самой, ведь она к подобному не была привычна. Энид с силой закусила губу, чтобы не выдать лишнего звука, и резко распахнула глаза, теперь уже точно осознавая, в каком положении находилась. Оборотень, почувствовав рядом с собой тихое шевеление, повернула голову к лежащей рядом с ней на полу девушке и тут же сухо сглотнула, видя, как смотритель перевернулась в её объятиях и легла на спину, слегка дёрнув ногой во сне, тем самым стянув плед с нижней части своего тела. По коже блондинки прошлась дрожь от осознания абсолютной наготы как её ведьмы, так и своей собственной. Что-то внутри неё заскреблось, и в голове молодой волчицы тут же набатом зазвучал вчерашний чуть хрипловатый голос смотрителя, а мозг воспроизводил картинки минувшей ночи, заставив ту судорожно сглотнуть да облизать пересохшие губы. Она лежала в полном оцепенении, не зная, стоит ли будить хозяйку дома или же продолжить тщетные попытки не рассматривать открывшиеся её взору участки кожи брюнетки, которые она вчера не успела разглядеть в полной мере. Энид старалась не пялиться на часть оголённого бедра, зная, что Уэнсдей могла бы и разозлиться на такое бесправное вторжение на собственную территорию. Хотя куда ещё больше могла зайти оборотень, просто наслаждаясь своей женщиной, если та спала у неё под боком всю прошедшую ночь после того, как они наконец были так близки. Мысль об этом заставила блондинку ощутить, как кровь вновь приливает к щекам, а образы вчерашних воспоминаний, сладостных движений брюнетки и собственных ощущений весомо накаляли воздух в её лёгких. В конечном счёте она и сама не поняла как, но размышления на этот счёт привели её к одной очень дурной идее, которая в тот момент казалась волчице истинно верной, — наверное, так оно и было. Энид ощутила собственное, такое непривычное возбуждение, которое от этой затеи и лицезрения частично оголённой, всё ещё спящей ведьмы с каждой новой минутой подталкивало её к краю. И нерешительность в том, правильно ли это, сменилась почти животным желанием попробовать повторить то, что вытворила с ней вчера эта невозможная женщина. Она аккуратно, едва дыша, выпуталась из объятий, не чувствуя сопротивления, и переложила голову Уэнсдей со своей руки на ковёр из шкуры животного. На некоторое время она замерла, увидев, как смотритель чуть заметно нахмурилась, удобнее устраиваясь на новой плоскости, при этом сладко выдохнув через нос. Энид, глядя на эту крайне умилительную картину, на секунду задумалась о своих дальнейших действиях и их вероятных последствиях. С одной стороны, это могло быть интересным опытом и возможностью продемонстрировать ведьме, что она может дать ей всё, что нужно, да показать, что она вся принадлежит только волчице. С другой — оборотень немного боялась реакции сонной женщины на такую наглость. И всё же околоживотный инстинкт и неожиданно откуда-то на самом краю сознания взявшееся желание обладать росли в ней с каждым мгновением всё сильнее, оставляя здравый рассудок далеко в стороне. Чувство самосохранения, судя по всему, тоже. Энид устроилась между ног ведьмы, которые та, будто чувствуя, слегка раздвинула, и оборотень на секунду дёрнулась, поднимая взгляд на Уэнсдей, проверяя, не проснулась ли та. Убедившись в том, что она всё ещё крепко спала, и понимая, что за последние дни они изрядно устали да нуждались в отдыхе, волчица всё же решилась на осуществление своей маленькой навязчивой идеи. Она избавила ведьму от пледа, тут же замечая, как та неуютно поёжилась, слегка вздрогнув. Не просто так вампирша упомянула, что смотритель теплолюбивое существо, ведь сама оборотень успела убедиться в этом уже не один раз. Она сидела меж ног своей ведьмы и с жадностью любовалась каждым участком обнажённой кожи. На медленно вздымающуюся от равномерного дыхания грудь, на изгибы её тела, небольшой и кривой шрам на животе — и остановилась, чувствуя, как собственное возбуждение от картины перед ней настигало её в тянущей истоме, что и заставило действовать. Она склонилась над естеством ведьмы, уперевшись руками по обе стороны от бёдер, сглатывая слюну, и прижалась губами к месту чуть выше лобка. Нечто вроде поцелуя, почти неосязаемого, пришлось на линию таза и несколько ниже, пока эта импровизированная дорожка робких поцелуев не спустилась туда, куда она стремилась с самого начала этих горячих мыслей. Энид не знала, что ей нужно было делать конкретно, но, собрав себя и остатки своего самообладания в руки, попыталась вспомнить свои ощущения от действий Уэнсдей минувшей ночью и повторить их на ней же. Оборотень высунула язык, его кончиком проведя меж складок, и тут же почувствовала слабую дрожь чужого тела под собой, замерев в том же положении. Она подняла взгляд к лицу ведьмы, встретившись с приоткрытыми и сонными тёмными глазами девушки, на губах которой отражалась слабая удивлённая ухмылка от увиденной картины оборотня с высунутым языком меж её ног. Ведьма собиралась открыть было рот, чтобы как-то съязвить по поводу увиденного, но её слова, не дойдя до ушей блондинки, превратились в рваный выдох, когда оборотень провела плоским языком по промежности, слизывая начавшую выделяться влагу, которой пока ещё было немного. С резким шумом, выдавленным из лёгких ведьмы, вышел остаток воздуха, когда волчица между её ног начала свою неумелую череду действий, внимательно прислушиваясь к ощущениям тела под собой. Пусть опыта у неё и не было, а познание женского тела было где-то между «так себе» и «отвратительно», у неё была тяга к этой женщине и желание показать все свои чувства через удовольствие, которое ей точно было нужно. Ей хотелось как-то выказать благодарность за вчерашнее и показать, что она может учиться и этому тоже, только бы ведьма была рядом. Оборотень вновь покорно и без слов склонилась над самым нуждающимся местом брюнетки, уже горячим и изнывающим от желания почувствовать язык этой бестолковой блондинки вновь, ещё ближе, ещё чётче ощутить её неумелые, но такие в своей сути правильные действия. Уэнсдей распахнула глаза, когда её желание исполнилось, и язык Энид погрузился меж её складок, неуверенно начиная действовать. Ведьма тут же отошла ото сна полностью, каждой клеточкой своего тела проникнувшись действиями оборотня, и запрокинула голову, прикрывая глаза от того невероятного ощущения, которое приносило каждое новое деяние волчицы в её плоти. Всегда долго просыпающаяся смотритель сейчас внутренне усмехалась, понимая, что никакой утренний кофе не сравнится с таким пробуждением. Она медленно опустила помутневший взгляд вниз, сталкиваясь с такими покорными, почти синими от возбуждения глазами девушки, которая продолжала ласкать её, и пусть это было отчасти неуклюже, само по себе подобное рвение принести ведьме удовольствие затопляло теплом всю её сущность. Дрожащая рука Уэнсдей опустилась на макушку работающей языком блондинки, пальцами вплетаясь в светлые волосы, аккуратно перебирая, чему Энид абсолютно не сопротивлялась, зная, что смотритель таким образом будет ей помогать и направлять. Ведьма прижала чужую голову к своей паховой зоне немного сильнее, однако зная меру своим действиям, пускай ей и хотелось со всей силы притянуть к себе для большего единения. Из её груди вырвался пока ещё не слишком громкий стон, а с губ слетело несдержанное мычание, когда язык блондинки коснулся нуждающегося центра. И вот тогда Энид поняла, что это одна из точек прямого воздействия, над которой ей явно стоило поработать усерднее. Задев кончиком языка горошину клитора несколько раз, получив при этом положительную реакцию от тела Уэнсдей и её несдержанный вздох на грани довольных срывающихся стонов, Энид вдруг прекратила стимуляцию, отчего-то решив поупрямиться, вдоволь насладившись контролем над таким желанным телом ведьмы, которую она жаждала всею собой. Её язык отпрянул от нуждающегося места, за что блондинка тут же почувствовала, как хватка в волосах усилилась, а до уха донёсся утробный злобный почти рык явно недовольной таким самовольством ведьмы. — Вернись сейчас же туда, где была, — прошипела она сквозь стиснутые челюсти, отчего волчица тут же мысленно усмехнулась, решив всё-таки не испытывать судьбу и более не мучить эту очевидно опасную в гневе женщину, в конечном счёте подчинившись её словам и вернувшись к делу с полной самоотдачей. К слову, её руки, теперь уже согнутые в локтях, всё ещё были расположены по обоим бокам от талии этой несносной брюнетки под её же уже приподнятыми бедрами, чьё сдавленное дыхание и редкие, но такие сладостные стоны заставляли всё её нутро трепетать и подстёгивали ни в коем случае не останавливаться, делая приятно настолько, насколько она могла. Разрядка Уэнсдей благодаря действительно искренним стараниям блондинки не заставила себя долго ждать, можно даже сказать, что это было слишком быстро, отчего брюнетка даже раздражённо сморщила свой аккуратный нос, громко фыркнув. Но она и так терпела слишком долго все эти дни после заключения контракта, когда эмоции били через край, натягивая нервы до предела, что явно пагубно сказывалось на её самоконтроле и многолетней выдержке. Энид, следуя собственному инстинкту, слизывала всё, что могла, из затапливающих её рот соков всё ещё тяжело дышавшей брюнетки, довольствуясь результатом собственной работы. Удивительно, она не думала, что вкус этого так сладко будет вязать на собственном языке, отдавая приятной терпкостью. Она могла бы и привыкнуть к нему. Оборотень приподняла голову, подаваясь слегка вперёд, чувствуя, как рука в волосах ослабила хват, но не покинула пряди, лениво перебирая их пальцами. Вторая же ладонь легла на щёку, пока тёмные глаза смотрели на неё из-под приоткрытых век, а большим пальцем ведьма провела по краешку губ, отчего Энид мило улыбнулась. Настолько наивно и беззаботно, будто это не она только что вылизывала ведьму там, до чего раньше не могла и додуматься. — Ох, как же мне нравится, как ты стонешь, — скопировала она фразу самой Уэнсдей, видя, как щёки той покраснели пуще прежнего, пусть ведьма и старалась держать бесстрастную маску на лице. А потому Энид, чтобы не вводить смотрителя в тупик, добавила: — Кажется, мой язык не так уж и плох. — Приемлемо для первого раза, — хрипло выдохнула ведьма, приходя в себя и продолжая касаться светлых волос, про себя отмечая, что голубые кончики постепенно сошли на нет, оставив естественный цвет. Она чуть дёрнула уголком губ, понимая, что не думала раньше о том, как блондинке это даже шло, а затем вернулась к безэмоциональному лицу, сухо продолжая: — Но ещё есть над чем работать. — Ну же, Уэнс, просто признай, что я была хороша, — Энид самодовольно усмехнулась, опираясь на руки и приподнимаясь над чужим телом, подавшись вперёд меж разведённых ног девушки. Смотритель обхватила её обеими ногами за талию, не намереваясь отпускать, и оборотень вздрогнула от этого ощущения давления на рёбрах, такого приятного, как оказалось, и весьма заманчивого. — Это не ты хороша, — начала ведьма неуверенно, медленно моргнув. — C'est moi trop mauvaise quand tu es près, — и волчица замерла, понимая, что она не уловила ни одного знакомого ей слова. Энид опешила, услышав речь, совсем непохожую на привычный общеконтинентальный язык. У неё просто не было шансов что-то разобрать, ведь даже говоря на родном языке, оборотень временами не понимала некоторые заумные слова, которые читала в книгах или слышала от брюнетки, всегда боясь переспросить, чтобы та не посчитала её глупой, а потому приходилось догадываться из контекста. Сейчас же она не поняла ни единого слова из тех, что так легко произнесла ведьма. И пока оборотень ненадолго погрязла в своих мыслях, тупо смотря на брюнетку, та воспользовалась моментом, сжав ноги на чужой талии сильнее, и в один момент поменяла их местами, нависая сверху. Её руки тут же оказались на животе блондинки, проводя по оголённой коже и чуть царапая, пока она удобно усаживалась на бёдрах оборотня. Энид ахнула от неожиданного изменения позиции, чувствуя, как её оголённая спина соприкоснулась с ковром из шкуры неизвестного животного, а все её размышления разом покинули мозг, сменившись резким выдохом. Она распахнула глаза от внезапной перемены и уставилась ими на довольную ведьму, которая продолжала касаться её живота кончиками своих пальцев, что вызывало новый прилив жара, собирающегося в тугой узел. — Что это было? — только и смогла произнести Энид, устроившись поудобнее да принимая эти негласные правила игры своей невозможной женщины, опираясь на локти, да слегка приподнялась корпусом. — Мне надоело лежать, — нарочито расслабленно и вальяжно ответила Уэнсдей, после чего уже серьёзнее добавила, опустив голос на тон: — А ещё мы не закончили. — Я не об этом, — не восприняв вторую часть предложения, Энид продолжила: — Что ты только что сказала? Это же даже не общеконтинентальный язык. — Старосветский, — сдержанно ответила ведьма, но, увидев удивлённый взгляд и нахмуренные брови, лениво продолжила, понимая, что любопытство оборотня она этим не утолила. — В моей семье всегда было принято учить несколько языков. Континентальный, латынь — это само собой. И ещё по меньшей мере один из ныне существующих, — её голос звучал спокойно, пока глаза продолжали жадно изучать чужое тело под собой. Уэнсдей чувствовала себя всё ещё возбуждённой, её тело ныло от желания продолжения ласки оборотня. Будучи разгорячённой ещё со вчерашнего дня и всё же не до конца удовлетворённой утром, она потянулась и взяла правую руку Энид, поднося ту к своему солнечному сплетению раскрытой ладонью под заинтересованный взгляд голубых глаз, которые с любопытством следили за каждым действием ведьмы. Смотритель коснулась ею себя, заставив оборотня раскрыть ладонь, давая ей понять о необходимости прикосновений и опуская её всё ниже и ниже, пока блондинка пальцами скользила по её животу. Она неторопливо доходила до критической линии, чувствуя, как всего лишь несколько слабых прикосновений пальцев блондинки по её обнажённому торсу всё сильнее распаляли тело. — К чёрту болтовню, — сбивчиво прохрипела ведьма, понимая, что их разговор — это не то, что ей сейчас было нужно от волчицы, и его явно можно было перенести на потом или вовсе забыть. Смотритель редко говорила на языках отличных от общеконтинентального, но в моменты, когда её эмоции переливались через край, только иностранными словами она могла что-то выразить. — Ты нужна мне ниже, справишься? — Я не… — не успела возразить блондинка, вымолвив, что не понимала и не знала, каким образом должна справиться и что вообще делать, когда ощутила, как её пальцы коснулись горячих влажных складок рвано выдохнувшей Уэнсдей. Энид сглотнула подступившую слюну вперемешку с остатками чужих соков на языке и почувствовала под своей рукой возникшую вновь влагу. Она кратко кивнула, по большей части сама себе, и уставилась на лицо ведьмы, неотрывно следя за взглядом почерневших от неутолимого желания глаз. — Аккуратно распредели смазку пальцами, — начала сбивчиво объяснять смотритель, не отпуская запястье блондинки и придвигая всё ближе. — После чего медленно введи указательный палец в меня, начиная входить и выходить на всю длину, — ведьма шумно втянула воздух сквозь сомкнутые зубы, почувствовав, как оборотень выполнила её наказ, даже пытаясь задать себе какой-никакой темп, неотрывно следя за мимикой брюнетки, продолжая неторопливо двигаться во влажном и горячем нутре той. Уэнсдей продолжала тихо говорить, стараясь не закрыть глаза от нарастающей внизу живота истомы и жара, понимая, что просто нуждалась в выходе всех скопившихся за всё это время эмоций, с которыми ей и до этого было трудно совладать, а сейчас и подавно. Энид выполняла всё словно по инструкции, ведомая низким голосом ведьмы, её сбитым дыханием и учащённым сердцебиением, которое она так отчётливо сейчас слышала. Она наблюдала за дрожащими ресницами брюнетки, да и сама была не лучше, чувствуя, как собственное сердце заходилось в жалких попытках не вырваться наружу, стуча где-то в горле. — Вот так… Энид, — полухриплым шёпотом говорила ведьма, чувствуя, как блондинка продолжала уже чуть более уверенно входить и выходить из её лона, действительно пытаясь сделать всё, что могла, задавая себе темп. — А теперь добавь второй и… — её дыхание напрочь сбилось, а грудь покинул дрожащий выдох, покуда с губ слетел стон, когда оборотень выполнила её слова, не дав договорить. — … И… не… останавливайся, — жадно глотая воздух, добавила ведьма. Уэнсдей вновь взялась рукой за запястье Синклер и вжала её ладонь в пульсирующую промежность, помогая и показывая, чего она от неё ждала сейчас. Волчица покорно повторяла, тут же ощутив, как ведьма на ней напряглась ещё сильнее, уцепившись в её бёдра пальцами рук, отодвинув их слегка назад да царапая те ногтями. Энид восхищалась видом запыхавшейся, раскрасневшейся ведьмы над собой, её растрёпанными тёмными волосами, взлохмаченной чёлкой, вздымающейся грудью, дрожащими ресницами и приоткрытыми губами. Она чувствовала, как Уэнсдей подавалась ближе бёдрами в такт движениям её пальцев, что явно было положительным знаком. — Найди большим пальцем клитор и продолжай, — рвано выдохнула ведьма, и волчица, потратив пару секунд на то, чтобы понять, что это вообще такое, нерешительно провела по нужному месту большим пальцем, не прекращая входить и выходить с хлюпающим звуком. — Молодец, Энид… О, Тьма, только не останавливайся! Уэнсдей застонала, ощущая, насколько были обострены все её чувства, подталкивающие её к долгожданной разрядке и выплеску так долго гнездившегося в теле напряжения, когда блондинка резко села, прижимая её к себе свободной рукой, обхватив тонкую талию, не прекращая своих движений, которые постепенно наращивали темп. Волчица, вспомнив вчерашнюю ночь, свободной рукой отпустила талию ведьмы, мягко пройдясь кончиками пальцев по её позвоночнику, рёбрам, в конечном итоге располагая ладонь на левой груди да с чувством сжимая её. Что и стало для ведьмы последней каплей. Хотя, наверное, не столько для Уэнсдей, сколько для её в данный момент крайне податливого тела, напряжение в котором сменилось слабостью, заставив её обомлеть от всех действий этой несносной блондинки, погружая её с головой в ощущения. Она, чувствуя, что Энид собирается покинуть её внутри, резко накрыла руку оборотня своей, вцепившись в запястье и не выпуская, стараясь продлить ощущения долгожданного момента разрядки на как можно больший период, заставив волчицу замереть внутри неё, с усилием вдавливая пальцы оборотня, когда её позвоночник слегка выгнуло, а по нервам прошёлся разряд крошечных молний. Выдав крайне громкий и неприличный стон, она словно бы вся сжалась на мгновение, переживая долгожданную развязку собственных ощущений. Спустя пару мгновений, всё ещё загнанно дыша, Уэнсдей закусила губу, прикрывая веки, но стон сдержать ей так и не удалось, когда дьявольские пальцы Энид вышли из неё с хлюпающим звуком, покидая её горячее лоно и оставляя за собой ощущение некоего опустошения. Сердце бешено стучало, намереваясь чуть ли не выпрыгнуть из груди, пока брюнетка приходила в себя после поразившего её тело оргазма, поддерживаемая руками оборотня. Ведьма распахнула глаза, следя за лицом Энид, на котором отражалось то самодовольное выражение, которое брюнетке уже доводилось видеть ранее. Её пальцы, вцепившиеся в чужое запястье, потянули вверх, направив выше. Она поднесла ладонь блондинки, испачканную в собственных соках, к своим губам, с особой внимательностью и полной сосредоточенностью слизывая влагу поочерёдно с каждого пальца блондинки, не отводя при этом внимательного взгляда от лица раскрасневшейся девушки. Энид же от невесть откуда появившегося вдруг стыда, будто это не она довела Уэнсдей до такого состояния, слегка закатила глаза, не сдержав измученного стона, чувствуя, как язык ведьмы аккуратно касался её пальцев, деликатно очищая их от её собственной смазки. Когда тело ведьмы наконец расслабилось окончательно, она позволила оборотню убрать руку, ослабив хватку, но Энид только притянула её к себе за ту же ладонь, заставив почти упасть, плотно прижимая её к себе и тая от ощущения соприкоснувшейся разгорячённой, вспотевшей кожи. Она подалась назад, падая на спину и утягивая эту невозможную женщину за собой. — Ты потрясающа, моя ведьма, — прошептала она в губы брюнетки, которая нависла чуть сверху, свободной рукой опираясь на ковёр около лица волчицы, а другой сплетая пальцы их рук и отводя в сторону да прижимая к полу. Энид чуть улыбнулась, после чего почувствовала прикосновение чужих губ к своим в ласковом, трепетном и благодарном поцелуе. Прижимаясь устами всё ближе, углубляя поцелуй, оборотень еле слышно замычала, вновь ощутив этот дурманящий её сознание привкус соков ведьмы, когда их языки сплелись. Энид всё ещё была неопытна, но она готова была учиться, чтобы и дальше слушать то, как эта невыносимая, невозможная и несносная во всех отношениях ведьма расслаблялась рядом с ней и стонала тоже только для неё. Теперь это определённо был один из самых сладостных для ушей звуков, которые та слышала за всю свою жизнь. Разорвав поцелуй, ведьма опустилась на тело под ней, прижавшись к шее блондинки, да потёрлась носом, ластясь, словно кошка, и удовлетворённо, отчасти расслабленно выдыхая в кожу. Их груди соприкоснулись, и Энид не смогла сдержать ни резкого выдоха, ни когтей, которые решили проявиться на её ладонях лишь в этот момент, к счастью обеих, конечно же. — Вовремя, — заметила Уэнсдей, услышав характерный звук неподалёку от своего тела. — Иногда я забываю, что ты так можешь. — Я люблю тебя, Уэнс, — так легко и свободно слетело с губ Энид, пока она потиралась щекой о темноволосую макушку своей ведьмы, прижимая её руками к себе ближе. — Если тебе интересно, что я сказала, то ты можешь поискать в библиотеках книги по старосветскому, — перевела тему ведьма, наверное, будучи ещё не готовой выразить свои чувства словами. И Энид это поняла, а главное, приняла, расплываясь в улыбке. — Позже я покажу тебе более… обширный спектр возможностей, но для первого раза ты была… адекватна. — И это всё? — левая бровь блондинки выгнулась вверх в точно таком же жесте, как и у самой брюнетки временами, окрашивая её милое лицо оттенком сарказма, столь же несвойственного ей, как и улыбка ведьме. — Что ты хочешь от меня услышать? — ворчливо пробубнила смотритель куда-то в шею оборотню, и от её горячего дыхания на коже волчицы появились мурашки. Блондинка поняла, что нормальных слов сейчас не дождётся, да и вытягивать их из упрямой некстати женщины ей не хотелось. Она устало откинула голову назад и огляделась, вдруг понимая некое несоответствие их пикантного положения. — Уэнс… А как мы вообще очутились на полу? — в её голосе слышалось непонимание пополам с искорками смеха. Действительно. Засыпали-то они на диване. — Ах, это, — расслабленно выдохнула ведьма, поглаживая кончиками ногтей кожу на ключицах оборотня и выводя ими замысловатые узоры. — Я проснулась ночью из-за того, что мне стало холодно. Огляделась — а ты лежишь на полу, утащив с собой плед. Поняв, что обратно тебя не подниму, я спустилась к тебе. Всё просто. — Хах, — тихо усмехнулась оборотень. — Ну да, на этом диване слегка мало места для двоих. — Поэтому с сегодняшнего дня спишь в моей кровати, — безапелляционно заявила ведьма, сладко зевнув. — Я не хочу больше спать на полу. — У меня есть своя комната, вообще-то. — Меня не волнует эта мелочная неурядица. — Эй! — наигранно возмутилась оборотень. — У меня тоже должно быть своё пространство! Ведьма еле слышно фыркнула, закатив глаза и саркастично выдохнув. Она придирчиво рассматривала свои ногти, размышляя о том, сколько из них ей стоило бы укоротить в ближайшее время. Будет немного неудобно, но она полагала, что быстро привыкнет. — Тьма… Я не отбираю у тебя твою комнату, уймись. — Ты просто забираешь у меня моё спальное место! — Хм… — Уэнсдей зло сощурилась, подаваясь чуть выше и цепляя зубами мочку уха блондинки, заставив ту вздрогнуть, сильнее сжать её в объятиях и рвано выдохнуть. Добившись нужной реакции, она тихо прошептала в раскрасневшееся ушко девушки: — Разве ты теперь сможешь спать без меня? Ответом ей стали пальцы оборотня, тут же зарывшиеся в её тёмные волосы на затылке и притянувшие в жаркий поцелуй, против которого она совершенно ничего не имела. Уэнсдей довольно выдохнула в припухшие от поцелуев губы и потянулась чуть выше, цепляясь пальцами за плечи Энид. В конце концов, даже если её ногти ещё были слишком длинными, дабы провернуть парочку трюков, было ещё множество других вариантов того, как доставить девушке под ней удовольствие. Тихий стон из приоткрытых губ оборотня, когда ведьма укусила её за шею, был нещадно прерван громогласным урчанием желудка голодной блондинки и последующим её же сдавленным смехом. Смотритель разочарованно вздохнула и хмыкнула себе под нос, понимая, что в действительности стоило бы сделать перерыв. Хотя бы просто для того, чтобы восстановить силы. Она медленно отстранилась, скатываясь чуть вбок, и села, спокойно и непринуждённо оглядываясь по сторонам в поисках сброшенной накануне ночной рубашки, совершенно при этом не стесняясь своего обнажённого вида. В отличие от неё, Энид стыдливо прикрылась пледом, лежавшим не так далеко. Чёрная бровь смотрителя слегка изогнулась, когда она заметила этот жест, но сама она не стала ничего говорить, понимая, что блондинке нужно ещё со многим свыкнуться. Она едва заметно покачала головой и встала, обходя диван и находя за ним свою рубашку. Движения её были расслабленными, даже слегка ленивыми, и она не упустила возможности в том, чтобы одной несносной блондинке был доступен лучший вид, пока она нагнулась, чтобы поднять свою вещь, и неторопливо принялась её надевать, медленно застёгивая все пуговицы обратно. — Я думаю, что нам обеим необходима ванная. Как считаешь? — едва заметно усмехнувшись, проговорила она, поднимая взгляд и сталкиваясь с потемневшими вновь глазами оборотня. Энид медленно сглотнула, неосознанно сжав пальцами плед сильнее, чем нужно. — В твоей ванной поместится два человека? — хрипло спросила она, медленно поднимаясь со своего места, чувствуя, как что-то в ней снова начинает разгораться, а рёбра словно бы изнутри царапает собственническое желание. — Можно проверить на практике, — довольно сощурилась ведьма, изогнув губы в полуухмылке. Завтракать, по всей видимости, они пойдут не скоро.***
— Имя, должность и стая? — суровый мужчина огромного телосложения, кажется, бывший медведем в прошлой жизни, устало покосился на сидящего перед ним ликана в возрасте с двумя сопровождающими, стоявшими за его спиной. Кольчуга на плечах Марка, члена городской стражи ближайшего города, так сильно была натянута, что, казалось, вот-вот можно было бы услышать надсадный скрежет стальных колец в ней, готовых вот-вот распасться на отдельные составляющие. — Блидульф Синклер, — сухо выдавил старик, держа спину прямо, хмуря широкие брови и прилагая усилия, дабы не сжать кулаки от клокочущей в горле злости. — Старейшина стаи Синклеров с западного побережья последние пять лун. — Ясно, — незаинтересованно кивнул громадный мужчина, в густой бороде которого уже затесалась седина. Он сидел за столом, что был ему явно не по габаритам, и заносил в свои списки очередных представителей очередной беглой стаи народа прерий. Его сюда посадили специально именно из-за внушительного внешнего вида, дабы на корню пресечь потуги устроить склоку раздосадованных своим положением ликанов, многие из которых сильно возражали против распределения их народа по приграничным городам королевства. Увы, но это было необходимо. Зима была в самом разгаре, а переносные становища ликанов грозили образовать огромный передвижной город в одном месте у границы, что властям было невыгодно, да и с обеспечением пропитания уже возникли проблемы. Так что руководство пограничных войск решило распределить стаи между землями приграничных городов не только с Королевством Невермор, но и с Федерацией Фэйри. Конечно же, стаи были этим недовольны, и совет старейшин поначалу высказал протест, однако после того, как им объяснили, что запасы провизии начали подходить к концу, ликаны пошли на попятную. Единство единством, а настолько огромное становище было попросту не прокормить, и даже самые упёртые главы вольных стай наконец это поняли. Так что пограничные войска вместе с орденом Валькирий из Федерации сейчас были заняты распределением так, чтобы не вызвать голод в провинциях, и беглые ликаны могли бы спокойно протянуть до весны, пока идёт расследование и выяснение обстоятельств произошедшего в степях. Несколько разведывательных экспедиций вместе с представителями народа прерий выдвинулись туда ещё месяц назад, однако новостей до сих пор никаких не было. — Куда нас отправляют? — сухо спросил Блидульф, разочарованно вздохнув. Он всё понимал, но и не мог быть абсолютно согласен с решением королевства. Однако других выходов у них не было. Королевства людей так и вовсе начали обстреливать беглецов у своих границ горящими стрелами и издали указ о запрете передвижения ликанов по своим территориям. Невермор и Федерация хотя бы пытались помочь, в отличие от них. — Вы, стая Гроулов и Ленингтонов, отправляетесь к границе Федерации на северо-запад. Ближайшие поселения там: Синий Камень, Каменная Кость и Вольные Луга. Вам разрешено занять не более двадцати миль пригодных земель на одно семейное становище и запрещено передвигаться всем составом дальше на территорию Федерации, а также к границам Запретного Леса. Торговые сделки и туристические поездки разрешены в пределах трёх дюжин человек в месяц и не больше. Вопросы? — Как долго это будет? — сжав зубы, поинтересовался старейшина, стараясь не высказать недовольства. Он всё, безусловно, понимал. Но вольные стаи на то и были вольными, что им никто уже очень давно ничего не указывал. Однако теперь они были не на своей земле и у них не было выбора, кроме как подчиниться. — Срок указа — до конца весны, — устало буркнул бородач Марк. За сегодняшний день он уже устал от этих переписей и лиц недовольных ликанов. С его точки зрения, следовало бы выгнать всех их обратно в прерии, но Король и Королева вместе с сенатом Федерации решили помочь. Вот только очень многие уже были сильно недовольны этим указом. В самом деле, с чего бы они должны кормить кучу неблагодарных свиней, которые ещё и смеют огрызаться на их территории? В окрестных поселениях всё больше было слышно голоса недовольных. Ликаны потребляли слишком много, и в разгар зимы у ближайших городов да сёл стали наблюдаться сильные проблемы с провизией. Ко всему прочему, эти идиоты ещё и сбились в одну кучу, создавая огромное количество головной боли для пограничных войск, так что пришлось оттянуть в эти края даже часть регулярной армии из самого Королевства. Никому не нравилось, что огромная толпа ликанов, хоть и вынужденно, сбивалась в кучу так близко к землям изгоев. Некоторые и вовсе считали, что это завуалированная подготовка к войне. Вот только все эти становища были набиты детьми и стариками, а большая часть мужчин остались на границе прерий. Хоть на это мозгов хватило. И то хлеб. Однако проблемы с порядком и продовольствием стояли слишком остро, чтобы позволять временному скоплению жителей прерий оставаться единым кулаком. — Также запрещено вмешиваться в ход посевных работ, которые начнутся весной, и мешать сельскому хозяйству окружных территорий. — В каком смысле? — не поняв, о чём речь, наклонил голову средних лет мужчина с седеющей рыжеватой бородой, стоявший за спиной старейшины. Блидульф раздражённо поморщился, повернув голову к сыну. — Они имеют в виду, что мы не имеем права претендовать и выкупать запасы, предназначенные для посевов, и занимать земли для земледелия, Мюррей. — Именно, — хмуро кивнул громадный мужчина, бросив раздражённый взгляд на ликана. — Даже если вам нечего будет есть, это будет расценено как прямое нарушение договора, так как поставит под угрозу благополучие земель Федерации, которое великодушно поделилось с вашим народом территорией до выяснения обстоятельств с прериями. — И когда эти самые обстоятельства вообще станут ясными? — ворчливо поинтересовалась весьма хмурого вида женщина, стоявшая за другим плечом старейшины. — Это зависит от ваших людей и наших разведывательных отрядов. Я не имею к этому никакого отношения и по рангу знать не обязан. Ещё вопросы? — уже откровенно раздражённо ответил Марк, бросив злой взгляд на женщину, которая тут же замолчала, как и стоявший рядом с ней мужчина. Старик же лишь обречённо вздохнул. — Когда наша стая должна выдвинуться? — У вас четыре дня, чтобы собрать лагерь да начать отгонять скот. Чтобы избежать столпотворения, остальные начнут двигаться вслед за вами по порядку, указанному в документах. С каждой стаей будет отправлен отряд для помощи в поиске указанных во временное владение земель, — он поставил печать на нескольких листах бумаги и протянул их старику. — У вас есть те, кто умеет читать? — Обучены, — фыркнул старик и, не глядя, передал документы мужчине за его спиной. Он медленно поднялся со своего места и вздохнул, бросив последний взгляд на сурового мужчину. Вместе с сопровождающими старик ушёл восвояси, а Марк устало потёр лоб огромными ладонями. Он раздражённо фыркнул и, обернувшись, кивнул стоявшему всё это время недалеко от него парню в тёмной форме. — Терпение, дорогой Марк, — улыбнулся ему парень, подходя на пару шагов к столу, за которым сидел мужчина. — Всё не так уж плохо складывается. — Не так уж и плохо? — угрюмо хохотнул здоровяк старому другу. — Да ты, верно, издеваешься. Эти Синклеры едва ли не единственные представители стай, которые сегодня не попытались устроить сцену. А сколько ещё таких будет? Нет, я точно подам в отставку, стар уже для подобного. — Увы, но тебе придётся потерпеть ещё несколько дней, — пожал плечами парень, легкомысленно усмехнувшись. — В конце концов, никто из них до сих пор не кинулся в драку только благодаря тому, что они тебя опасаются. К тому же, не так уж ты и стар. — Легко говорить о возрасте колдуну, — презрительно фыркнул мужчина. — Ладно. Давай, зови следующих. А то мы так до скончания веков не закончим. О, Великий Велес, почто это всё на нас свалилось именно зимой?! — Зима не вечна, дорогой друг, — усмехнулся парень, выглядевший в лучшем случае лет на двадцать. Он взял со стола пару документов и пробежался по ним взглядом, хмыкнув себе под нос. — Ты знаешь, Марк, это так забавно, что вольный народ прерий так быстро покинул свои земли, но при этом умудрился притащить с собой весь свой скарб. — А чего ты хотел от народа кочевников? — усмехнулся в бороду мужчина. — Они буквально живут в палатках и готовы сняться с места по первому зову своих шаманов. — Вот это-то как раз и забавно, — криво и как-то напряжённо усмехнулся парень. — Народ, что привык подчиняться тем, кто говорит с их богиней, остался без привычного веками управления. Чудо уже то, что они до сих пор не устроили нам локальную войну. — Ты их переоцениваешь, — нахмурился Марк. — Это вы там, в своей тайной канцелярии в столице, толком не пересекались с ликанами, а у нас они всегда под боком. Хочешь не хочешь, а будешь знать о них многое. — Например? — Например то, что они до одури перепуганы тем, что произошло в прериях. Нынешнее руководство стай вообще не принадлежит к веткам служителей богини, а оттого они сами едва контролируют стаи. Какая война? Им бы со своими проблемами разобраться и не вымереть. — Да уж, — хмыкнул парень. — А нам с этим теперь разбираться. — Надеюсь, всё это не выльется в нечто большее, чем пустяковая война. Пограничные войска и орден не настолько слабы, чтобы не подавить такое восстание. — Думаешь, что может быть что-то хуже войны? — бровь парня саркастично выгнулась, а его друг лишь как-то обречённо вздохнул. — Может, друг мой, — покосился Марк на двери временной приёмной в доме, одолженном у местного старосты деревни, что ближе всего была к скоплению ликанов на границе. — Ещё как может. — Что ты имеешь в виду? — А то сам не догадался… Мор в прериях? Да где такое видано! Тьма разгневалась, не иначе, а значит, ликаны натворили что-то, что затронуло её сон. Не к добру это, Хьюс, не к добру.***
— Что так холодно? — Энид неуютно поёжилась, хмуро глядя в окно в столовой, которое затянуло морозными узорами за ночь. Ей было крайне непривычно ощущать такой неестественный холод, и она даже не хотела себе представлять, что творится снаружи. Уже пару дней прошло с того момента, как они вернулись в дом, которые пролетели словно какой-то сон, а с каждым восходом становилось всё холоднее. Так что даже в доме, несмотря на его усилия, температура медленно падала. — Зима на дворе, — раздражённо вздохнула ведьма, кутаясь в свой тёплый палантин и следя за тем, чтобы будущее рагу на плите не выкипело из котелка. Честно говоря, она вообще не хотела вылезать сегодня утром из постели, особенно учитывая горячее тело рядом под одеялом, но, увы, голод игнорировать было сложно. Так что к тому моменту, как они обе спустились в столовую, уже начался полдень. — Я не слепая, Уэнс, — вздохнула оборотень, оборачиваясь к своей ведьме и мягко улыбаясь. — Как у нас дела с запасами? Ты же не погонишь меня наружу за добычей, правда? — Странно. Я вроде не похожа на сумасшедшую, — пожала худыми плечами брюнетка, не отрываясь от своего занятия. — Иногда я в этом слегка сомневаюсь. — Ну да, я бы сама засомневалась в собственном здравомыслии ещё пару лет назад, если бы мне кто тогда сказал, что мою постель по ночам будет согревать истинный оборотень. — Э-э-й! — обиженно воскликнула блондинка, подбираясь ближе. Несмотря на то, что она купила недавно много новой одежды, по дому она всё ещё передвигалась в старой, растянутой местами и с горем пополам залатанной. Просто потому, что все эти свитера оказались на порядок теплее, чем новые. Впрочем, ведьма обещала решить этот вопрос посредством магии зачарования в ближайшем будущем. — И с запасами у нас всё в порядке. Зная твои аппетиты, я закупила побольше, — словно не заметив возмущения волчицы, флегматично ответила смотритель на ранее заданный вопрос, беря в руки деревянную ложку, чтобы помешать вкусно пахнущее варево. — Кстати, — руки блондинки обвились вокруг талии женщины, мягко прижимая к себе, отчего та слегка вздрогнула. Энид положила свою голову на плечо Уэнсдей, едва коснувшись губами слегка смуглой щеки. — Всё хотела тебя спросить: где ты научилась так хорошо готовить? — Это… — начала было ведьма, но голос её слегка дрогнул, потому что ладони оборотня медленно сдвигались вниз. Смотритель нахмурилась и шлёпнула свободной рукой по наглым конечностям. Ногти на её собственных пальцах уже стали в разы короче за последние дни, да и над руками волчицы пришлось немного поработать. Кстати, на удивление, ей очень понравилось это занятие, так что она уже прибрала к рукам все нужные инструменты. — Когда-то очень давно, после академии, мы с Танакой отправились в путешествие по континенту, и несколько лет нас носило от запада до востока почти без денег и средств к существованию. Вот и выучились обе всему, что вообще было возможно и нужно для того, чтобы выжить. — Путешествие… — задумчиво вздохнула оборотень, совершенно не обидевшись на шлепок ладонью да послушно убрав руки обратно на талию ведьмы. Всё-таки у открытого огня, пусть и магического, подобные игры могли закончиться плачевно. — Звучит восхитительно. — Полагаю, дальше прерий и пограничного с людьми городка ты особенно нигде не была? — без интереса даже не спросила, а, скорее, констатировала факт ведьма, на что оборотень лишь разочарованно кивнула. — Ага… Что очень жаль. — Не всё так плохо. Ныне ты свободна, и путешествия для тебя в будущем не станут чем-то недостижимым, — смотритель зачерпнула немного рагу ложкой и, подув, попробовала, после чего недовольно сморщилась, потянувшись к стойке неподалёку, где стояли специи. Колец на её руках не было с утра, так что она, совершенно забыв об этом с непривычки, щёлкнула пальцами, и, на удивление, это нормально сработало. Уэнсдей даже замерла, поражённо уставившись на стеклянную банку со специями, которая плавно приземлилась ей в руку. — Что за чёрт? — Что такое? — насторожилась оборотень, заметив странную реакцию ведьмы. А та лишь настороженно нахмурилась, убирая руки девушки со своей талии и отходя чуть в сторону. Смотритель хмуро отставила банку, вытянула руки перед собой и без усилий создала светлячок между ладоней. Элементарное заклинание света. Её брови удивлённо приподнялись, когда светлячок, ведомый её внутренней командой, легко взлетел вверх и начал кружить под потолком. — Очень любопытно… — выдохнула ведьма, заставив крошечный огонёк света вернуться к её пальцам. Она сосредоточилась, и свет сменился сгустком черноты, похожим на клочок чёрного дыма. Оборотень, следившая за этим, недоуменно наклонила голову вбок и сложила руки на груди, не понимая, с чего вдруг начались неожиданные представления в магическом искусстве. — Что ты делаешь, Уэнс? — Помолчи минутку, — сосредоточенно отмахнулась ведьма, заставляя сгусток темноты над её ладонью увеличиться до размеров крупного яблока и поменять форму. Сначала он стал сферой, затем кубом, пирамидкой, кольцом. Формы сменялись одна за другой всё быстрее, пока не распались в неясный сгусток снова, а Уэнсдей наконец поражённо не выдохнула, сжав клочок темноты в ладонях да развеяв его. Она подняла ошарашенный взгляд на Энид, и брови её тут же нахмурились снова. — Я… Я могу контролировать колдовство. Это неожиданно. Да, контроль неидеален и весьма сырой, тем не менее, это впервые, когда мне так легко далось стандартное упражнение по управлению формой энергии. — Впервые? — брови оборотня взлетели вверх. — Но, Уэнс, ты же не используешь колдовство. — Да, на это была весомая причина, — ведьма несколько растерянно огляделась по сторонам. — Но сейчас что-то изменилось. Я должна срочно это исследовать. — Нет, нет, нет, — замахала ладонями Энид. — Погоди ты! Сначала тебе нужно поесть и привести себя в порядок. Потом мы отправимся в лабораторию, и ты сможешь всем этим заняться достойно да полностью сосредоточиться. — Ты мне указываешь? — нахмурилась хозяйка дома, а блондинка лишь улыбнулась, пожав плечами. — Я о тебе забочусь, — она подошла к своей ведьме и мягко провела ладонью по её щеке, заставив слегка дёрнуться. Смотритель всё ещё привыкала ко всем этим нежданным прикосновениям и проявлениям нежности, которой до краёв была полна волчица. — Но если ты хочешь, то можешь делать, как того пожелаешь. Но тогда я сегодня сплю в своей комнате. Уэнсдей чуть наклонила голову, бросив сердитый взгляд исподлобья на Энид, и разочарованно вздохнула. Её плечи слегка опустились, и она медленно моргнула. — Хорошо. Но потом — лаборатория. — Конечно, — кивнула блондинка, радостно улыбнувшись и слегка подпрыгнув. — Заодно я хочу урок и рассказ. Это же не помешает тебе в твоих исследованиях? — Урок и рассказ? О чём ты? — чёрные брови чуть заметно приподнялись на лице ведьмы. Она не привыкла к тому, чтобы ей ставили условия. Но с Энид это было как-то совершенно необременительно. Да и блондинка никогда не просила чего-то сверх меры. — Вот это упражнение, про которое ты упомянула. Я хочу его попробовать. С начальным высвобождением энергии я уже справилась, так что пора бы идти дальше. А что до истории… — она задумчиво закусила губу, и взгляд чёрных глаз тут же метнулся к ним. — Я хочу наконец подробнее узнать о фамильярах и контракте. Ты обещала, — в её голосе читалась стальная уверенность, и ведьма даже моргнула от удивления. Но потом медленно кивнула. Действительно. Стоило бы всё уже нормально рассказать. — Хорошо, — выдохнула она, подаваясь вперёд и касаясь ладонью мягкой щеки блондинки, чуть приподнимаясь да прижимаясь своими губами к чужим в мимолётном поцелуе. — Но сначала — еда, — фыркнула довольная этим оборотень, не упустив возможности для того, чтобы сжать на чужой талии руки посильнее. Недавно она заметила, что Уэнсдей нравится, когда она прилагает чуть больше силы. Вот и сейчас из слегка приоткрытых губ смотрителя вырвался еле слышный дрожащий выдох. Оборотень почти плотоядно усмехнулась, а ведьма нахмурилась. — Похотливый комок шерсти, — фыркнула она, впрочем, весьма беззлобно, но всё же выпуталась из тёплых объятий, хоть и явно неохотно. — Если ты не хочешь есть угли, то перестань меня отвлекать. — Ну-у-у, — протянула оборотень как-то странно, что заставило ведьму несколько нервно обернуться, встретившись с весьма клыкастой и самодовольной усмешкой. — Я могла бы съесть тебя вместо рагу… Если ты понимаешь, о чём я говорю. По спине Уэнсдей прошлась дрожь, и она сухо сглотнула, медленно поворачивая ладонь да гася огненный камень под котелком. А сидевший неподалёку Вещь раздражённо дёрнул пальцами да оперативно спрыгнул со столешницы, быстро убираясь прочь из столовой. Находиться рядом с этими двумя в последние несколько дней было практически невозможно, и его это уже начинало раздражать. Уж больно сильно они стали напоминать родителей ведьмы, от которых он только рад был сбежать в этот чёртов лес вместе с их наследницей. Но кто же знал, что спустя годы та, кого он считал оплотом сдержанности и здравомыслия, переймёт черты своих родителей. Главное, ей было об этом не говорить. Вещь всё ещё хотел жить.***
— Значит, говоришь, в стаях особенно нет лошадей? — Йоко почти лениво смотрела куда-то в сторону бесконечного горизонта над прериями. Уже много дней он практически не менялся, хотя, по словам Мэтью, который стал более уважительно к ним всем относиться с момента столкновения с культом, уже совсем скоро на горизонте должна была появиться Одинокая Гора — место, что являлось святыней для большинства ликанов, а свернув от неё чуть севернее, они наконец доберутся до старого становища стаи Синклеров. За время пути практически ничего не изменилось, кроме того, что, судя по словам двадцать третьего, совсем скоро они могли столкнуться с разведывательными отрядами королевства, которые были отправлены для выяснения обстоятельств произошедшего инцидента. Йоко и её сопровождающие выдвинулись в степи на полторы недели раньше, чем они, так что вампирша рассчитывала избежать ненужных встреч, разве что на обратном пути, и, судя по её расчётам, всё к этому и шло. Что не могло не радовать, но и заставляло торопиться. — Да, лошади ведь чувствуют в нас хищников, — немного самодовольно усмехнулся парень. С каждым днём его умение держаться в седле становилось всё более приемлемым, и он радовался этому, как ребёнок. Танака чуть заметно усмехнулась. На удивление, один из старших братьев Энид оказался не таким уж придурком, как ей казалось поначалу. Более того, судя по обрывкам его рассказов, тому не слишком нравилось правление их стаей шаманом и бывшим вождём, несмотря на то, что оба были его дедами. — Ты говорил, что только твой старший брат нормально может управлять лошадьми, — ненавязчиво подводила парня к разговору вампирша. Делать в этом затянувшемся путешествии всё равно было особенно нечего, так что они коротали время за разговорами, когда лошади уставали и переходили на шаг вместо рыси. К тому же Танаке показалась интересной идея поплотнее узнать положение дел в этой странной семье. Чувство беспокойства всё ещё одолевало её, хотя и притупилось слегка со временем. — Сколько вообще детей в твоей семье? — Пять… А… То есть четверо, — как-то грустно вдруг поправил сам себя молодой ликан. Вампирша заинтересованно приподняла широкую бровь, так что это стало видно над повязкой, закрывающей её глаза. Она слегка повернула к нему голову и усмехнулась. — Оговорки, парень, — поддела его Йоко. — Я видела только троих. А получается, что есть не только твой старший брат, который куда-то уехал, но и ещё кто-то, не так ли? Мэтью огорчённо вздохнул, замолчав на пару минут, а потом, нахмурившись, ответил: — У меня… У нас была младшая сестра. — Была? Что-то случилось? — вампирша постаралась сделать свой голос максимально незаинтересованным, хотя её так и подмывало задать несколько щекотливых вопросов собеседнику. — Можно сказать, что теперь её нет. И не было, — раздражённо нахмурился молодой ликан. — Хотя мне это до сих пор не по душе. — Изгнали, что ли? Ну, такое бывает, — пожала плечами вампирша, вся обратившись в слух, но всё ещё пытаясь не подать виду. — Я слышала, что, когда кого-то изгоняют, его вычёркивают из семейных записей. — Лучше бы изгнали, — вдруг огрызнулся ликан, с силой сжав поводья в руках, а в его голосе послышалось рычание. Лошадь под ним испуганно захрипела, вытаращив глаза и замотав головой из стороны в сторону, да нервно дёрнувшись. — Эй, потише! — шикнула на него вампирша. — Держи себя в руках, иначе кляча тебя скинет. — Ох, мои извинения, — растерянно выдохнул Мэтью, поглаживая гриву кобылы, на которой ехал, пытаясь её успокоить. — Прости, я просто до сих пор злюсь из-за этого. — Хм, — нахмурилась Йоко, а потом как-то наигранно вздохнула, попытавшись прибавить в собственный голос чуть больше понимания и сочувствия. — Знаешь, говорят, что держать в себе злость — всё равно что понемногу рыть могилу для себя же. Делать всё равно нечего, так что я могу тебя выслушать. Вдруг полегчает. Мэтью задумчиво вздохнул. За это время он привык к людям, с которыми путешествовал, и точно понял несколько вещей. Во-первых, тридцать пятого и двадцать третьего вампирша сторонилась. Они явно были не друзьями, а временными коллегами, хоть и занятыми одним делом. А во-вторых, мисс Танака принадлежала к тому роду существ, что располагали к себе, даже несмотря на собственную весьма настораживающую природу. Поэтому молодой ликан старался держаться именно её. Она хотя бы не пыталась его обманывать и лишь держала при себе то, что должна была из-за долга. Во всём остальном вампирша была абсолютно честной и прямолинейной, а это подкупало и заставляло ей доверять. У ликанов подобные люди ценились и уважались, так что Мэтью, ещё сам не осознавая этого до конца, был подкуплен прямотой несносной вампирши. А потому, немного подумав, он решил поделиться своей историей с ней. — У меня была младшая сестра. Мать её по какой-то непонятной причине всегда сторонилась, и, пока мы были маленькими, считали это нормальным и сами поступали точно так же. А когда начали взрослеть, то поняли, что это странно. Во всех семьях к младшим всегда относились с любовью, а у нас же всё было наоборот. Поначалу мы думали, что это потому, что она была девочкой, но чем старше становились, тем больше начинали понимать, что дело было не в этом, — он разочарованно вздохнул. В его голосе послышались обида и презрение к самому себе. — Понимаешь, в стаях принято, что один из родителей всегда руководит семьёй. Женщина это или мужчина — неважно. Один занимает роль хранителя семьи, а второй — главенство над ней. У нас это мама. До сих пор против неё решается высказываться лишь Даррен, второй по старшинству из братьев, и каждый раз для него это кончалось не очень хорошо. Титус никогда с ней не спорил и всегда старался поддерживать её правление, а мы с Ником особенно ни на что не влияли. Но Энид… Она так и не смогла пробудить в себе кровь ликана до двадцати одного года, а это уже считается пятном на репутации семьи. Мама этого не выносила. — Ну не обратилась, и что? Такое ведь иногда случается. Судя по тому, что я слышала, — флегматично пожала плечами Танака для вида, хотя и держала ухо востро. — Да, я слышал, что в других семьях таких попросту изгоняют из стаи. Но… — он нахмурился, и вампирша заметила, как на его щеках проступили желваки. Парень старательно себя сдерживал. — Наша мама — дочь шамана и яро верующая в богиню Селену. Да и соблюдала всегда все заветы предков крайне категорично. А по ним всех необращённых до двадцати одного года ликанов отправляли на ритуал «высвобождения». Мы с отцом были не согласны, но дед не стал нас слушать, а мать не возражала, — его плечи как-то болезненно опустились, а в голосе послышалось сожаление. — Против законов стаи нельзя идти, не рискуя быть изгнанными. А слово шамана — закон. — То есть вы просто сдались и отдали сестру чокнутому старому шаману и матери? — презрительно фыркнула вампирша. Она старалась себя сдержать, но в её глазах ситуация была слишком… неправильной. — Нет! — огрызнулся парень, и лошадь под ним снова испуганно хрипнула. Он рвано выдохнул и снова потрепал её по шее, успокаивая. — Мы не сдавались. Однако просто не успели ничего сделать. Энид… Она сама согласилась на это. Широкие брови вампирши нахмурились, и она недоверчиво наклонила голову вбок. А вот этого она от своей знакомой блондинки не слышала. — Сама? — Да, — раздражённо фыркнул парень. — Я не знаю, кто и что ей сказал, но она вдруг приняла это решение самостоятельно, даже не посоветовавшись с нами, хотя и боялась до жути, — он тихо и сдавленно усмехнулся, вспоминая лицо сестры. — Дедушка Блидульф, второй старейшина, который всегда защищал её, в то время отсутствовал в приграничных городах, так что никто так и не смог сестру отговорить. И в итоге она нас покинула. А теперь… — он сжал челюсть как можно сильнее, чтобы не зарычать, и замолчал на пару минут, пытаясь сдержаться. — Теперь они говорят, что я не должен даже упоминать того, что у меня была сестра. Между едущими бок о бок всадниками воцарилось тяжёлое молчание, и каждый в пути думал о своём. Мэтью явно корил себя, а Танака хмуро размышляла о том, что ей не нравилось это досадное упущение в рассказе оборотня. В душу вампира закралось сомнение, а чувство беспокойства на задворках сознания только усилилось. Спустя ещё десяток минут она выдохнула и бросила косой взгляд на хмурого парня, пребывавшего в своих размышлениях. — Жалеешь? Тот кивнул, мрачно уставившись вдаль. — Да, — сухо ответил он. — Будь я более храбр и будь у меня больше силы, я бы, наверное, смог что-то сделать… — Не оправдывайся, — фыркнула вампирша, так же хмурясь. — Сила? Храбрость? Какая чушь, — она досадливо покачала головой. — Проблема не в этом, а в том, что ни у кого из вас не хватило самостоятельности, чтобы переступить через устои семьи. Это ваша вера, ваши давно изжившие себя законы предков и ваше ограниченное мышление лишили тебя сестры. Думаешь, виновата твоя мать? Шаман? Может, ещё богиню приплетёшь? Мэтью, ты вроде не дурак, а говоришь такую глупость. — Да что тебе знать?! Ты вампир! — огрызнулся он, но в его голосе была не столько ярость, сколько разочарование. Он сам всё прекрасно понимал, просто не хотел, чтобы ему на это указывали. — А я и не обязана, — пожала плечами Танака и, подумав немного, продолжила: — В кланах вампиров за нарушение договоров казнят. Неважно, кто это — глава семьи или его дети. Однако даже несмотря на это, для нас семья — это самое важное, что есть в мире, ведь нас не так уж много. Если бы мой отец в какой-то извращённой версии этой вселенной вдруг решил бы избавиться по столь нелепой причине от одного из моих младших, то ни один член семьи не остался бы в стороне. Я не буду говорить за себя, потому что и так очевидно, что я бы этого не позволила. Но могу точно заверить, что никто бы отцу подобной дурости не разрешил, будь он даже главой целой ветви. И неважно, были ли бы это устои клана или какие-то заветы предков. Мэтью хотел что-то ответить, но не стал, закрыв рот и отвернувшись. — Ты жалеешь не сестру, а себя, парень, — хмыкнула вампирша. Заметив, как вздрогнул молодой ликан в седле лошади, идущей рядом, и угрюмо замолчал, уставившись куда-то в гриву кобылы. Для самой же вампирши стало на пару вопросов меньше, и вместе с тем прибавилось ещё несколько. Возможно, эта поездка раскроет тайны не только проклятий, культа Гекаты и семьи Синклеров, но и самой Энид. Йоко нахмурилась, глядя вдаль на горизонт. Там, скрытая синевой стылого зимнего воздуха, наконец появилась тёмная точка вершины горы. Совсем немного оставалось до пункта их назначения. И только Тьма ведала, что им ещё предстоит узнать, но отчего-то по спине вампирши прошлись холодные мурашки. Ей это всё сильно не нравилось.