Бес

Фёдор простонал, шумно вздохнув. Как же давно он не носил чёртовы корсеты. — Ослабьте! — сдавленно проговорил он от чувства, словно рёбра его норовят сомкнуться друг с другом. Лоб покрылся испариной. Поскорей бы эти штуки вышли из моды. — Сиё мгновение, Мессир, — модный модельер-иностранец, приглашённый во дворец Достоевских, разгладил пышные усища и склонился над шнуровкой. Одеколон гостя был жутко приторный, отчего царевичу стало дурно. Грудь вновь наполнилась кислородом, однако корсет не перестал приносить неудобств. Краем глаза юноша поймал своё неказистое, как ему показалась, отражение в зеркале: взмокшие волосы разбились на пряди, лицо бледнее смерти, а щёки красные, точно свёклой намазали, такая талия для мужчины выглядит неестественно тонко. В углу комнаты, навалившись спиной на стену, любовался Фёдором Николай, прислонив указательный палец к высокой скуле. Теперь моментами он занимается обязанностями Ивана, пока тот восстанавливает здоровье. Как, например, сейчас. Шут принимает визит заграничного модельера и помогает Достоевскому выбрать наряд на грядущую женитьбу. — Вам безумно идёт! — щебетал с акцентом иностранец, помогая Фёдору справиться с рукавами замысловатой рубашки. — Ах, как удивится Ваша невеста! — на плечи Фёдора опустился один из привезённых фраков. — Вы только взгляните на себя, — широкая рука мужчины мягко подтолкнула его к зеркалу. Юноша устало повернулся и нехотя взглянув на себя. Костюм сидел подобно второй коже и очень подчеркивал фиалковые месяца под глазами. Завороженный вздох сорвался с губ. Достоевский почувствовал себя красивым. В зеркале он зацепился за вальяжно стоящего позади Николая, вернее, за его неоднозначную ухмылку, которую он прикрывает ладонью. Какого бы не был мнения всякий слуга, он обязан всегда держать себя в руках. Фёдор счёл это за усмешку и, скрывая надуманную обиду, повернулся к бесу. — Николай, тебе не нравится мой образ? — вежливо поинтересовался царевич, приподняв подбородок. Модельер заинтересованно взглянул на них. — Вы обо мне явно низкого мнения, мой Господин, — голову шут преклонил, губы его по-прежнему улыбались. — Вы бесподобны, — его голос незаметно приобрёл соблазнительный окрас. Комментарий смутил не только Фёдора, но и модельера. — Я очень рад, что тебе нравится, — Достоевский состроил серьёзную мину и повернулся обратно к зеркалу, изображая бурную деятельность: стал поправлять жабо, теребить рукава, оттягивать вниз фалды. Иностранец подозрительно заулыбался, накручивая ус на палец. — Изволите примерить другие модели? — учтиво спросил он и выглянул из-за спины Фёдора. — Нет, благодарю, — без размышлений отозвался Достоевский. — Я уже влюбился в эту, — он плавно прошёлся ладонями по фраку. — Превосходно, Мессир. Иностранец позвал своих лакеев, которые в два счёта подхватили огромный сундук, где лежало ещё более дюжины одежд. От обеда гость отказался. Он довольно торопливо откланялся Фёдору, а Николай отправился его провожать. Когда дверь за ними закрылась, юноша выдохнул. Зеркало в полный рост. Царевич хочет любоваться собой, но мысль о свадьбе сковывает его не хуже хвоста Николая. Он понимает, это царские обычаи и их надо соблюдать. К тому же, Агата ему далеко не посторонняя, несмотря на то, что она мастерски владела искусством его раздражать, да и отношения их состояли только из вражды и взаимоненависти, по большей части. Фёдор жениться не хочет. Он попросту к этому не готов. Юноша шагнул к зеркалу. Завороженно глядя в отражение своих глаз, он терял счёт времени. — Никак не можете наглядеться на себя, Ваше Высочество? — голос прошептал ровно в затылок, отчего Фёдор ощутил тёплое дыхание. Плечи юноши едва заметно вздрогнули. — Тебе не говорили, что подкрадываться, тем более там близко, а еще тем более к будущим царям, невежливо? — Достоевский не обернулся. — Виноват, — пронёсся мимолетный смешок. — Не хотел отвлекать Вас от самолюбования. — Я просто задумался, — холодно пояснил царевич. — Ты своё дело сделал, теперь можешь быть свободным. Иди, отдохни, — он повернулся к Николаю, оказываясь с ним лицом к лицу непозволительно близко. — Я подумал, Вам нужна моя помощь, — Гоголь слегка наклонил голову. — Помощь в чём? — Фёдор тут же выгнул бровь. — Насколько мне известно, Иван Александрович обычно помогает Вам в смене гардероба. Вы ведь не собираетесь щеголять в свадебном наряде до свадьбы? — шут снова усмехнулся. — Иван уже давно так не делает! — царевич зарделся. — Я уже не маленький, чтобы мне помогали переодеваться. — Прошу прощения, — Николай низко поклонился. — Если Вам всё же понадобиться моя помощь, то не стесняйтесь ко мне обратиться. — Фёдору показалась, что Гоголь ему подмигнул, и он действительно надеется, что ему это показалось. Николай, развернувшись, покинул покои царевича, оставляя того в одиночестве. Долго не размышляя и уже пребывая не в самом лучшем настроении, юноша торопливо стал освобождать своё тело от новых заграничных тканей. Фрак уже лежит на софе. Остались корсет и рубашка. Царевич повернулся спиной к зеркалу и попытался справиться со шнуровкой, однако та не поддалась. Достоевский, совершая попытки одну за другой, стал раздражаться. Дурацкие шнурки. Ножа, чтобы разрезать, под рукой нет. Остаётся только один вариант. — Николай! — голос звучал сердито. За этим скрывалось смущение. Не прошло и десяти секунд, как дверь отворилась, и в покои шагнул шут. Так быстро, словно стоял под дверью и ждал этого момента. — Все-таки Вам понадобилась моя помощь? — у Николая улыбка до ушей. Злорадствует, подумал Фёдор, и нахмурился ещё больше. — Помоги мне снять корсет, — он отвёл взгляд в сторону. — Он слишком крепко зашнуровал, — вполголоса добавил брюнет, вспоминая хлопочущего над ним модельера. — Я только рад быть Вам полезным, — Николай откинул чёлку назад. — Повернитесь-ка ко мне спиной. Фёдор препираться не стал и сделал так, как сказал шут. Опять он смотрит в зеркало. И отражение его несколько смущает. Сосредоточенный Николай, сощурив глаза, дышит прямо в шею юноше. Его пальцы в бархатных красных перчатках то и дело поправляют падающие на глаза пряди. Между ними не более тридцати сантиметров. Несмотря на такую близость, Достоевский не почувствовал ни одного непосредственного прикосновения к спине. Царевич затаил дыхание, когда почувствовал, что шею защекотали светлые волосы. Скулы порозовели. Наконец он почувствовал, как элемент одежды буквально отлипает от его тела, оставляя на рубашке влажный след. Фёдор вздохнул полной грудью. — Вот и всё, Ваше Высочество, — довольно улыбнулся Гоголь, кладя корсет к фраку. — Спасибо, — буркнув, Фёдор плюхнулся на край кровати и откинул голову назад. В последнее время присутствие Николая ощущается как-то по-другому. Наверное, они достаточно сблизились за время болезни Фёдора. Он помнит, Николай оставался на посту у кровати почти каждую ночь. Как только Достоевскому было что-то нужно, Гоголь уже бежал в другую часть замка за этим чем-то. Юноша прокручивает в голове момент, который только что произошёл между ними и слегка краснеет. С Гончаровым Достоевский никогда такого не чувствовал. Фёдор вдруг снова подумал об Агате и предстоящей свадьбе. Ох, как бы он хотел её отсрочить. — Господин, Вы как-то приуныли, — подаёт голос шут. Не спрашивая разрешения, он присаживается рядом. — Вы можете поговорить со мной, если желаете. — Я не хочу жениться, — тихо вздохнул Фёдор. — У меня в голове не укладывается, что уже через три дня я буду носить кольцо и делить ложе с княжной Кристи. — Ваше Высочество, Вам не стоит так печалиться из-за этого, — в голосе Гоголя игривость больше не проскальзывала. — Все понимают, что это лишь экономический и взаимовыгодный союз. Кольцо на пальце — лишь внешний атрибут, который не имеет смысла. Вы ведь понимаете это? — Николай чуть повысил интонацию. — А ложе… быть может, и княжна Кристи не желает того разделять. — Вот бы отменить свадьбу, — Фёдор качает головой и трёт виски. — Но это невозможно. Гости уже приглашены, и отец явно не намерен менять свои планы. — Понадейтесь на чудо, — широкая ладонь в красной перчатке почти опустилась на плечо в жесте дружеской поддержки, но остановилась всего в паре миллиметрах. — Возможно, Бог смилуется над Вами. — Спасибо, Николай, — пробормотал Фёдор. Ему стало легче. — Не смей никому рассказывать об этом разговоре. Я тебе доверяю.

***

Роскошная карета подъехала к величественному дворцу, и кучер уже заученным «тпру» остановил четвёрку чёрных жеребцов. Из кареты сначала вышел мужчина, следом женщина, и только потом — Агата. Стройная высокая девушка, чьи золотистые кудри водопадом спадали на плечи и спину. Глаза по цвету напоминали бледное осеннее небо. Белоснежное платье было расшито золотыми и серебряными нитями, а туго затянутый бордовый корсет делал её настолько тонкой, словно и нет её вовсе. Кринолетт приносит много неудобств, когда девушка поднимается по лестнице, но она терпит. Иного выбора у неё нет и не было. — Ты навлекаешь беду на нашу семью, — из раза в раз повторял отец, — твои младшие сёстры уже давно вышли замуж. Что же с тобой не так? — Отец, я… — Молчи! И слышать тебя не хочу. Что с тобой не так? — мужские пальцы больно сжимают щёки, удерживая лицо девушки, — с каждым днём ты все более и более теряешь хоть какое-то подобие красоты. Тебе уже девятнадцать, а всё ещё в девках. Зачем мне такой позор?! — Но… — дальнейшие слова обрывает звонкая пощёчина, заставившая охнуть даже мать, что до этого времени сидела, словно без языка. — Я сказал молчать. Если завтра что-то пойдет не так, и помолвка не состоится — я выгоню тебя отсюда взашеи! Отстригу волосы под корень и вышвырну в том, в чём мать родила! — с этими словами мужчина резко толкнул девушку, от чего та упала на пол, — Ты главный позор нашей семьи, главное наше проклятие. Я не допущу, чтоб ты и дальше оскверняла нашу фамилию. Очнувшись от воспоминаний минувшего вечера, девушка обнаружила себя сидящей за столом. Место рядом с ней было свободно, значит, Фёдор должен прийти. Взгляд падает ниже, на полупустые тарелки. Выходит, трапеза закончилась, и царевич уже ушел. Сколько же прошло времени?

***

Широкая колонна служит надёжным укрытием для этих двоих. Пока по ту её сторону идёт пышное празднование с танцами и музыкой, холод мрамора проникает под праздничный фрак, заставляя тело покрыться множеством мурашек. Достоевский смотрит в эти нереальные жёлтые глаза, напоминающие пламя свечи. Грузное тело Николая придавливает ещё сильнее к мрамору, пока облаченные алым бархатом руки лежат на талии царевича. Дыхание беса смешивается с дыханием Федора, когда их губы находятся в опасной друг от друга близости. Царевич слегка захмелел, от того щеки его были пунцовыми, глаза — блестящими. Таким он намного больше нравится Николаю. Не нудит и не говорит слишком много, еще и столь поддатлив. Даже сам приближается лицом к губам блондина, чтоб получить поцелуй. Первый и пьяный поцелуй. Их, по крайней мере Гоголя, совсем не волновало, как они оказались в таком положении. Всё произошло слишком быстро. Стоило алкоголю попасть на язык Достоевского — и вот появляется совершенно другой человек, не тот ворчливый и холодный Фёдор, у которого краснеют щёки от единого намёка на флирт. Придворный шут и будущий царь, которых теперь могут объявить мужеложцами, так глупо прячутся за колонной и целуются, как любовники. Губы беса мягкие и горячие, чувственные и гибкие. То, как он сминает ими тонкие губы Федора, можно сравнивать с чем-то невероятным. Оттенок терпкого вина с уст Фёдора дает отголосок в сознании Гоголя. Его ладони, обтянутые соблазнительно красными перчатками, едва придерживают лицо царевича, чтобы тот не вздумал опустить голову. Только вот, Николай от чего-то мелко дрожит, а порой и вздрагивает, словно его бьёт молнией. Достоевский нехотя разрывает свой первый поцелуй, посмотрев на шута. — Ты странно ведёшь себя во время поцелуя. — Фёдор подозрительно сощурился. Его дыхание было тяжёлым. — Я волнуюсь, — Николай усмехнулся, но взгляд отвёл. — Ты и волнение — вещи несопоставимые абсолютно. Что с тобой не так?.. — холодные пальцы Федора вдруг оказываются под бархатной перчаткой прям на впадинке ладони, — и вот ты снова дрожишь. Мои касания причиняют тебе боль? Судя по взгляду жёлтых очей, царевич попал в точку. Или, выражаясь более избито, в яблочко. Николай вернул перчатку на место, при этом оставаясь так же близко. — Вы просто слишком добры, Фёдор Михайлович. Даже, отчасти, святоша. Ваш свет болезнен для такого, как я. Слишком уж безгрешна Ваша душа, — соблазнение умело скрывает смущение в голосе. Он клонит голову вниз, безмолвно сообщая, что юношу ждёт продолжение. Послышались тихие постукивания каблуков, и парни одновременно повернулись в сторону звука: Агата. Она стоит напротив, сложив руки перед собой. Взгляд полон безразличия и, самую малость, печали. Это плохо. Она ведь все расскажет… Вмиг протрезвев, Достоевский отпихнул от себя беса, дабы хоть как-то объясниться, но девушка уже удалилась. Ушла она не по направлению к семьям, а на балкон. Высокие двери с шумом захлопнулись, отрезая блондинку от празднества. На улице прохлада и тишина, слышен лишь шум воды снизу. Так хорошо. Подойдя к перилам, девушка опёрлась о них руками, смотря вниз. Там, на высоте ещё, как минимум, двух таких высоких замков, бурлила и кипела буйная стихия, что способна породить жизнь и погубить. В пене плещутся сухие ветви, листья, рыболовная сеть. Волны омывают две высокие, параллельно стоящие отвесные скалы, на одной из которой расположился замок Достоевских. «Как же глупо… — подумала девушка, вытянув белую ленту из прически, — почему я вообще решила, что эта помолвка состоится? Я ведь была готова к тому, что моя жизнь окончательно сломается, так почему же сейчас мне так больно? — сильный порыв ветра выбил из рук Агаты атласную ленту, унося её куда-то вдаль, — может, на этом стоит закончить эту жизнь? » Рука автоматически потянулась к нежной шее, касаясь кончиками пальцев борозд от грубой верёвки. Зачем её тогда спасли, чтоб она страдала дальше? Звук открывающейся двери заставил девушку испуганно подпрыгнуть на месте. Обернувшись, она увидела высокого мужчину в чёрно-белом одеянии. «Ах… это же тот шут… чего ему нужно? " Закрыв за собой дверь, Николай подошел к перилам, на кои опиралась златовласая девушка, и сам посмотрел вниз. Зрелище и вправду завораживающее, невозможно отвести взгляд от бурой воды, что сметает на своём пути абсолютно всё. Немая пауза продлилась не больше минуты. — О чём Вы думаете? — спросил Гоголь, посмотрев на Агату. — О своей жизни. О том, что миру будет лучше без меня и… впрочем неважно, — блондинка отвернула голову, посмотрев на заходящее за горизонт солнце, цветом своим напоминающее цветки календулы. — Поделитесь тем, что у Вас на душе. Быть может, Вам станет легче. «Вот еще, буду я делиться своими переживаниями пред таким, как ты, ‐ про себя девушка с отвращением хмыкнула, — однако… он всего лишь шут. " — Знаете, какого это, быть позором семьи? — даже будучи повернутой к собеседнику затылком, Агата знала, что тот отрицательно помотал головой, — а я знаю. Мои четыре младшие сестры уже давно вышли замуж, у двоих из них есть дети… все они играют на интструментах, говорят на нескольких языках… а я нет, понимаете? — наконец, девушка повернулась к шуту, что с пониманием кивал, — ну вот. Поэтому маменька с папенькой кличут меня позором и проклятием рода… но я ведь не виновата, что руки мои не способны творить музыку, язык не может выговорить иностранные слова, а мужчинам до меня нет дела… правда ведь? — Гоголь снова кивнул, взгляд девшки показался слегка раздражённым, — чего вы только и делаете, что соглашаетесь со мной? Я хочу слышать ваше мнение. — Я считаю, что жизнь отнеслась к Вам несправедливо, миледи. Вы правда не виноваты в ваших несчастиях, это лишь проказа судьбы-насмешницы. Блондинка вновь подошла к перилам, но на этот раз в глазах читалось недоумение. Конечно, в таком наряде непросто будет куда-либо забраться. Николай сразу всё понял. Держа девушку руками за талию, он поднял её на широкие перила, сразу взяв за руку. Княжна оказалась невероятно легкой, даже несмотря на множество тяжёлой ткани и кринолетта. — И что мне делать? — смотря под ноги, Агата стала неспешно идти по перилам, сжимая руку шута. — Думаю, ничего. Просто смириться и терпеть. Страдания и дальше будут преследовать Вас. На секунду голубоглазая запнулась, но после снова продолжила путь. — Как считаете, что со будет, если помолвка не состоится? — Что будет… — беловласый призадумался, — думаю, Ваши маменька с папенькой вновь будут кричать на Вас… величать позором или чем-то похлеще. — Отец обещал, что выгонит меня из дома в одном лишь белье… — Думаю, так и будет. Ваша жизнь будет сопровождаться несчастьем вплоть до её конца. Агата молча дошла до конца перил. Развернувшись на месте, она продолжила путь в обратное направление. — А что такое, по-вашему, любовь? — спросила она после недолгого молчания. — Любовь, госпожа, это такое чувство, которое заставляет нас просыпаться по утрам, есть и пить. Жить, короче говоря. Когда любишь человека, ты любишь его всего. Не закрываешь глаза на недостатки и не романтизируешь их, просто принимаешь и учишься находить в них что-то хорошее. — А вы любите Фёдора? — Кристи посмотрела на шута сверху вниз, — я читала, что люди целуются только тогда, когда любят друг друга. — Это верно. Мы с Федором любим друг друга… увы, нам приходиться скрываться и прятаться, — Николай тяжело вздохнул, да настолько тяжело, что сердце заболело. Ещё немного помолчав, Агата остановилась, подбирая слова. — Как думаете, — начала она после недолгой паузы, — стоит мне продолжать эту жизнь? — Если Вы не счастливы в ней, то зачем? Следующая ведь будет лучше. «Он, верно, прав. Я ведь не буду счастлива, обряд тогда показал, что несчастье будет преследовать меня всю жизнь… я так этого не хочу. " — А как вас зовут? — Николаем. — Николай, не поможете мне? Блондин не сразу понимает, с чем девушке нужна помощь. Осознание приходит только тогда, когда тонкая рука отпускает обтянутую бархатом ладонь. — Я не решусь сама, мне страшно. Помогите же мне. — Сочту за честь, миледи, — положив руки на живот девушки, Николай чуть ее толкнул. Этого хватило, чтоб она сорвалась с перил и стремглав полетела вниз. Не было криков и плача, был только шумный всплеск воды. Там внизу, между двумя скалами, тело княжны распласталось на омываемом бушующей рекою камне. Однако, оно продержалось там недолго. Очередная могучая волна унесла за собой девушку, окрашивая воду в бордовый.