***
В тускло освещённом лобби мотеля пахло сыростью, прокисшим пивом и табачным дымом, на полу лежал пыльный ковёр, в углу стоял ободранный кожаный диван и пара кресел, сесть на которые мог бы только очень не брезгливый человек. Над стойкой, за которой никого не было, висел телевизор с отключенным звуком, и на экране бесшумно танцевала Бритни Спирс в гольфах и короткой юбке. «Одна ночь — тридцать долларов» — гласила надпись под прошлогодним календарём. — Ну, что я говорил? — спросил Ральф, оглянувшись на Рикки. — Дерьмовый мотель. Тридцать долларов. — У нас двадцать девять. — Договоримся как-нибудь. На звонок колокольчика из задней комнаты вышел здоровенный мрачный мужчина с помятым лицом и встрёпанными волосами, похожий на разбуженного среди зимы медведя. Зевая и почёсывая волосатую грудь под белой растянутой майкой без рукавов, он медленно оглядел Рикки и Ральфа с ног до головы, и его брови приподнялись. И без чтения мыслей можно было понять, что он удивлён их внешним видом, но Ральф решил держаться непринуждённо. Когда-то — в буквальном смысле в прошлой жизни — он запросто находил язык с другими людьми, даже если на первый взгляд они казались неприветливыми. — Добрый вечер, — заговорил он с улыбкой. — Нам нужна комната на ночь. Мужчина почесал щетину на подбородке и угрюмо взглянул на мелочь, которую Ральф выгрузил на стойку. — Триста долларов, — сказал он, и Ральф замер, не успев вытащить вторую горсть монеток. — Что?.. Он ещё раз перевёл взгляд на вывеску, которая ясно сообщала: тридцать долларов за номер. Может, они очутились в параллельном мире, где это значит «триста»? Он бы даже не удивился! — Триста долларов, — равнодушно повторил мужчина за стойкой. — Но там написано «тридцать»! — Ральф ткнул пальцем в надпись. — Тридцать — за один ключ, двести семьдесят — за второй. «Шутит он, что ли?». Ральф слегка улыбнулся, показывая, что его не проведёшь: — Мне и одного ключа хватит, того, что за тридцатку. — Не, ты не понял, — собеседник на улыбку не ответил, а вместо этого сделал жест, будто запирает рот на замок. — Вот за этот ключ. Ральф растерянно оглянулся на Рикки. Тем временем мужчина сел и закинул ноги в растоптанных кедах на стойку, продемонстрировав дыру на подошве. — Соображай быстрее. Тридцатка — за комнату, ещё двести семьдесят — за то, чтоб я забыл позвонить своему другу шерифу и сказать, что у меня тут двое ваще не подозрительных ребят в одинаковых комбинезонах, которые точно ни откуда не сбежали. — Слушай, что, если я тебе заплачу потом? Завтра с утра. Ответом был обидный хохот: — За идиота меня держишь? Если денег нет… — он помахал рукой, будто прогоняя птиц. — Очистите помещение, не тратьте моё время. Рикки вздохнул, вышел из-за спины Ральфа и тяжело облокотился на стойку. В следующий момент глаза мужчины на мгновение расфокусировались, а тело обмякло. — Вы хотите снять комнату, мисс? — пробормотал он заплетающимся языком. Хозяин мотеля удивился, когда увидел перед собой Бритни Спирс в белой рубашке, короткой юбке и туфлях на платформе. Улыбаясь застенчиво, но вместе с тем слегка развратно, Бритни накручивала белокурый локон на палец и хлопала ресницами. — Мне нужен номер на ночь, — сказала она и выдула пузырь жвачки. — Пожалуйста? Откуда тут Бритни Спирс, ради всего святого?! Нет, здесь что-то не так! Он протёр глаза и вздрогнул: за спиной Бритни высилась угрожающая тёмная фигура, но когда он попытался её разглядеть, фигура растаяла. Что за чертовщина? Он перевёл взгляд на Бритни. Застывшая улыбка, отрешённое выражение лица… кровь?! Откуда у неё кровь на лице? Погодите-ка, да это вовсе не Бритни. Девчонка на неё похожа, да и одета так же, как в клипе, но это не она. Эта слишком высокая. И… когда это Бритни успела побрить голову?! Хозяин мотеля снова протёр глаза; «Бритни» нетерпеливо постучала каблуком в пол: — Так как насчёт ключей? — спросила она с ноткой неуверенности в голосе. — Вот деньги. Она положила на стойку купюры. Двигаясь медленно и тяжело, как во сне, он пересчитал: тридцать долларов, всё правильно. Ну, одеваться как Бритни Спирс — не преступление, почему бы не выдать ключи? Хозяин мотеля был не робкого десятка. Чего он только не повидал! Кого только он не выгонял из своего мотеля! Но повернувшись с ключами, он ощутил слабость в коленях и желание присесть, потому что таких жутких женщин он ещё не видел. Высокая, очень худая, с окровавленным лицом, безумными глазами и бритой головой, она протянула руку за ключами и попыталась улыбнуться: — Спасибо! — сказали одновременно женский и мужской голос. Мелькнула тёмная тень, ключи исчезли. Хозяин очнулся, помотал головой: в лобби никого не было. — Чёрт побери! — пробормотал он и вскочил на ноги, уронив телефон со стойки. — Что за… Он проверил шкафчик и понял, что действительно отдал ключи от одного из номеров. Значит, не приснилось. Так что же произошло?..***
— Это было… — Ральф сделал паузу, стараясь подобрать подходящее выражение. «Круто»? «Жутко»? «Полезно»? Трудно было одновременно выбирать слова и рулить одной рукой: из предосторожности он решил поставить машину за мотелем, чтобы с дороги было не видно — ему всё казалось, что за ними будет погоня. Рикки, который пытался остановить кровотечение из носа салфеткой, прогнусавил: — Плохо вышло. Еле-еле. — Ну, ключи-то он нам дал. — Угу. Оставив машину под окнами своего номера, они пошли смотреть, что приготовил для них этот мотель. Щёлкнув выключателем, Ральф огляделся: номер оказался не таким ужасным, как можно было ожидать. Маленький — здесь помещались только двуспальная кровать, шкаф и допотопный телевизор — но чистый с виду, да и пахло здесь средством для уборки, а не богатым букетом ароматов типичного дешёвого мотеля. Истёртый, с лысыми участками ковролин на полу был тщательно вычищен, на белом постельном белье не было пятен, пыль по углам не каталась. Ральф приподнял матрас, чтобы осмотреть его с нижней стороны, и Рикки удивлённо поинтересовался: — Что ты ищешь? Тело? — Тело? Да что у тебя в голове?! Не отвечай на этот вопрос, — поспешно предупредил Ральф, догадываясь, что именно может услышать. — Я смотрю, нет ли клопов! — Кло-пов… — протянул Рикки. — Ты такой умный! — с восхищением выдал он. — Ты столько всего видел! — Да уж, например клопов, — отозвался несколько смущённый Ральф, оставив в покое матрас, который, к счастью, не оправдал подозрений. — Кровь остановилась? — Ага. Они сели бок о бок и посмотрели друг на друга. Первый раз, когда Ральф смотрел на него вот так — в реальном мире, без нарисованных «аватаров», без необходимости куда-то немедленно бежать. И теперь его странный товарищ больше не казался зловещим или пугающим, каким он бывал порой в нарисованной комнате. Живой Рикки казался совсем юным, потерянным и несчастным. — Сколько тебе лет?.. — сам собой вырвался вопрос. Рикки покачал головой и отвёл взгляд — пока Ральф разглядывал его, он разглядывал Ральфа. — Не знаю. Не уверен. Я забыл лицо своего отца, я забыл имя своего отца. У меня не было имени — имя дал мне ты. Может, ты и возраст мне дашь? Просьба застала Ральфа врасплох. Он ещё раз оглядел Рикки: — Ну… ты точно не ребёнок, — неуверенно начал он. — И уже не подросток. Я бы сказал — чуть младше меня? Двадцать? — Двадцать… — задумчиво повторил Рикки. — Да, мне кажется, двадцать — похоже на правду. Я точно закончил школу. Помню что-то смутное… выпускной? Нет! Я не пошёл на выпускной. Я пришёл забрать свои документы, и было так тихо и странно в пустой школе, я слышал свои гулкие шаги и шёл по пятнам света на полу… — проговорил он почти нараспев и замолчал. На мгновение Ральф увидел эти пустые школьные коридоры, такие непривычно смирные и тихие; на мгновение почувствовал ностальгию по школе, когда всё было одновременно и сложнее, и проще, чем во взрослой жизни. Какие у него были тогда проблемы? Кто-то из учителей нудел, что у мальчика должна быть короткая стрижка; кто-то из школьных задир пытался дразниться; плохие оценки свидетельствовали о том, что он не поступит в колледж; все красивые одноклассники предпочитали встречаться с красивыми одноклассницами. Беды, которые тогда казались огромными и нерешаемыми, теперь выглядели смешными. Не то что нынешние. Он пока не представлял, что им делать дальше. Это их пугают полицией, а не наоборот. Денег у них — всё те же двадцать девять долларов, которых хватит разве что на бензин и пару хотдогов… Стоп. Решение он примет завтра, на свежую голову. Какой смысл сейчас мусолить проблему? Проще от этого не станет. Он отправил Рикки в душ, а сам растянулся на кровати, которая на каждое его движение отвечала скрипом пружин, и постарался выкинуть из головы мысли о том, сколько законов сегодня нарушил. Ударил нескольких человек — это раз, угнал машину — это два, обманул владельца мотеля — это три… Что ещё? Хотя и этого для полиции будет достаточно. Он закрыл глаза и увидел строгих полицейских, которые говорили: «Если вы умерли, то это ещё не повод нарушать закон!». Кровать заскрипела; Ральф, вздрогнув, очнулся от неглубокого сна и увидел, что Рикки устраивается на другой половине кровати под одеялом. — Не хотел тебя будить, — сказал он. — Дурацкая кровать. Если пойдёшь в душ, то учти, что там живёт паук. Ты не боишься пауков? — Людей я боюсь, — мрачно ответил Ральф, поднимаясь с кровати, которая откликнулась целой серией душераздирающих поскрипываний. Ванная встретила его влажным теплом и запотевшими поверхностями: видимо, Рикки предпочитал мыться адски горячей водой. Ральф кое-как стянул комбинезон, вытер зеркало над покрытой паутиной трещинок раковиной и поглядел на себя. За прошедшее время он стал старше лет на десять: под глазами залегли тёмные круги, лицо исхудало и приобрело скорбное выражение, как у мученика. Мало приятного. И это если забыть о волосах! Иногда волосы обрезают в знак важных перемен в жизни. Что ж, он, считай, заново родился — пусть это будет символ его второй (или которой там по счёту?) жизни. Пятачок ванной комнаты был отгорожен раздвижными стеклянными дверями. Ральф шагнул на влажный кафельный пол и взялся было за ручку, но не задвинул дверь и замер, чувствуя, как дыхание становится неглубоким и быстрым, а сердце колотится быстрее. Тусклый желтоватый свет, мутное стекло. Металлическая трубка, будто змея, тянется вверх и хищно расширяется, оканчиваясь плоским кругом со множеством отверстий. Сейчас из отверстий хлынет вода, и если он задвинет дверь, ловушка захлопнется! Вода до краёв наполнит стеклянный бак! Ральф снова будет биться, беззвучно кричать и умирать, умирать в этой стеклянной тюрьме!! ..Что это за жалкие скулящие звуки? Да это же он сам! Сидит на полу и скулит, как испуганный щенок. Он даже не понял, когда и как успел выскочить из ванной. Он подтянул колени к груди, закрыл лицо руками. Он так храбрился, делал вид, что теперь-то всё будет хорошо, но какое там! Он не может… помыться! Самое простое действие, о котором миллионы людей по всему миру даже не задумываются! Какого чёрта там эти сраные двери? Может, если б была занавеска, то было бы проще! А в некоторых мотелях вообще просто лейка душа и дырка в полу, куда вода уходит. А что если слив забьётся и вода будет подниматься и подниматься а дверь ванной заклинит и он всё равно умрёт и… — …Ральф. Слушай меня. Ты в безопасности. Всё хорошо. Дыши медленно, давай вместе со мной — вдо-о-ох… Тонкие, но на удивление сильные руки обхватили его за плечи, и он почувствовал совсем рядом чужое тепло, чужое дыхание. Рикки. Рикки опять вытаскивает его из-под воды. Он вцепился в него, пытаясь успокоиться, но рыдания так и рвались из груди. Рикки сильнее прижал его к себе, продолжая шептать: — Всё нормально. Дыши. — Я… Я не могу… не могу… даже… зайти… — Тс-с-с. Тише. У тебя паническая атака. Тебя пугают твои мысли. Это страшно, но не опасно. Ты очень сильный. Ты вытащил нас из ловушки и из сумасшедшего дома… С тобой сделали что-то плохое, но это не твоя вина… И ты не слабак. Ласковые руки и утешительные слова заземляли, возвращали в тело и в реальность. Ральф задышал глубже и размереннее; понял, что стискивает Рикки изо всех сил, и разжал хватку. Сердце всё ещё колотилось, но мир, сузившийся было до одной точки, постепенно возвращался к обычным размерам. Жёсткий ковролин под голыми ягодицами, прохладный воздух, от которого мельчайшие волоски встали дыбом. Ральф осознал, что сидит на полу, и его обнимает Рикки, на котором из одежды только полотенце. Прикосновение кожи к коже. Уже почти забытое ощущение другого человека рядом. Слегка смутившись, он отодвинулся… Но Рикки наклонился к нему и неловко чмокнул в губы. — Что?.. — у Ральфа от неожиданности вырвался смешок. — Прости, — Рикки разжал объятия, и его бледные щёки порозовели. — Я хотел тебя отвлечь. — Поцелуем? Рикки покраснел ещё сильнее, закрыл лицо рукой и отвернулся. — Прости, — неразборчиво повторил он. Ральф посмотрел на его стриженный затылок, на длинную шею, на спину с ложбинкой позвоночника, по которой захотелось провести рукой, и облизнул внезапно пересохшие губы. В прошлой жизни он мог бы счесть эту ситуацию соблазнительной. Рядом с ним — почти обнажённый молодой парень, который только что его поцеловал. У этого парня трогательный светло-персиковый пушок на шее, сливочно-белая кожа, мягкие губы. Если дотронуться до него, то он окажется тёплым и настоящим, а кто бы знал, как Ральфу сейчас было нужно тёплое и настоящее! Он уже потянулся было, но тут же нахмурился и убрал руку. Ещё этот парень плохо понимает, что делает. Рикки, будто почувствовав — хотя почему «будто?» — спросил: — Ты думаешь, что я сумасшедший? — Я этого не говорил и не думал, но… — Я, может, и сумасшедший, — последовал на удивление твёрдый и разумный ответ, — но знаю, чего хочу. Рикки, всё ещё красный, как румяное яблоко, снова повернулся к Ральфу и посмотрел ему в глаза, а потом перевёл взгляд на губы. «Ох, да к чёрту всё это!» Ральф обхватил его за затылок, притянул к себе и поцеловал по-настоящему, как следует. Тонкие нежные губы покорно разомкнулись навстречу, Рикки всем телом подался к нему, прижался голым плечом, шумно выдохнув. Ральф обнял его покалеченной рукой, прижимая ещё ближе и целуя так отчаянно, как никого ещё не целовал. Внутри запутывался клубок эмоций — нежность к этому чудному, поломанному человеку, с которым они были связаны так странно и страшно; горькая обречённость — а что, если больше никогда, — восторг от чувства, что он всё-таки жив, и страстное желание ощутить себя живым на все сто, разделив это ощущение с ним… И Ральф торопливо и жадно целовал его, то осыпая поцелуями его лицо, то надолго приникая к губам. «Живой, живой, живой!» — выстукивало сердце в груди, кровь в ушах. Ральф оторвался от его рта, поцеловал под челюстью, в шею, наслаждаясь тем, как бьётся жилка под губами, тоже сигнализируя — живой! — приник к ложбинке между ключицами. Рикки откинулся назад, слабо ахнув: — Погоди, стой… Он с трудом оторвался от сливочной кожи, слегка отстранился — Рикки, кажется, поплыл: румянец с щёк спустился на шею и даже на грудь, губы распухли и покраснели, серые глаза казались темнее из-за расширенных зрачков, повязанное на поясе полотенце красноречиво приподнялось. И всё-таки он Ральфа остановил, встал, опираясь на его плечо, и протянул ему руку. — Тебе не нравится на полу? — Ральф поднялся, пока не трогая Рикки: вдруг тот всё же передумал — одна мысль об этом отозвалась болезненным холодом. Рикки сжал его пальцы в своих и открыл дверь ванной. — Пойдём… — выдохнул он. — Вместе. «Не передумал, значит». Ральф не успел даже подумать о своём страхе воды, потому что Рикки опять его поцеловал и потянул за собой. Они ввалились в ванную, сжимая друг друга в объятиях и целуясь; Ральф даже не дёрнулся, когда оказался за стеклянной дверью — он был слишком занят: прижимал Рикки к стене всем телом и целовал. Полотенце давно слетело на пол, теперь между ними не было никаких преград и можно было прижиматься грудью к груди, бёдрами к бёдрам. Чувствовать биение его сердца, как своё собственное, слушать его рваные выдохи: живой, живой, живой! Ладони Рикки скользили по его спине, потом спустились ниже, стеснительно легли на ягодицы: «Можно?». — А сам как думаешь? Сожми посильнее, — Ральф на мгновение отвлёкся, глядя на него — покрасневшего, с влажными яркими губами и затуманившимися глазами — а потом наклонился и провёл языком по маленькому розовому соску, прежде чем забрать его в рот. Рикки охнул и послушался: сжал пальцы сильнее, ещё ближе прижимая Ральфа к себе, тиская его ягодицы. Их вставшие члены тёрлись друг о друга, истекая смазкой, и Ральф обхватил их рукой, ритмично лаская. Рикки совсем поплыл: уронил голову ему на плечо и постанывал, толкаясь навстречу. На мгновение показалось, что Ральф чувствует и его тоже — чувствует то же, что и он; жар, близость, объятия, близкое удовольствие — и он ускорил движения, чтобы догнать это двойное счастье — и оно пришло, ослепительное и сладкое, накатывая волна за волной, смывая всё и оставляя только чистое наслаждение, невиданное по силе. …Он пришёл в себя, расслабленный и полный неги, сжимая Рикки в объятиях, и только тогда сообразил, что стоит под струями горячей воды. Тревога на мгновение шевельнулась где-то в глубине души, но потом улеглась, как усталый сторожевой пёс. Наверное, он был слишком вымотан, чтобы паниковать. — Рикки? — М-м-м? Он стоял с закрытыми глазами и улыбался сытой, довольной улыбкой. — Если это была твоя уловка, чтобы меня помыть, то она, кажется, работает. Нехотя высвободившись из объятий, Ральф набрал жидкого мыла из диспенсера. Рикки наблюдал за ним из-под полуопущенных век всё с той же улыбкой и помогал размазывать пену, хотя скорее просто лапал под этим предлогом. Не то чтобы Ральф возражал… Когда они добрались до кровати, глаза уже слипались. Улеглись в обнимку, переплетясь руками и ногами, вцепившись друг в друга, как в единственную опору в страшном мире, да так и уснули.***
Хозяин мотеля меж тем никак не мог уснуть — перед глазами то и дело всплывала странная, тощая женщина. Да женщина ли это вообще? Или это мужчина, выдающий себя за женщину, чтобы удобнее было скрываться? И он всё-таки поднял трубку телефона, чтобы позвонить своему другу шерифу. А то мало ли что.