Только между нами

      Звон стекла о хромированные пальцы выбивает какое-то безвкусное трезвучие о заветном финальном аккорде. Ви прокручивает стакан по барной стойке вокруг своей оси, филигранно повторяя грубую вычурность движений Сильверхэнда, и перекидывает его в левую руку. Кубики льда задорно брякают друг о друга, зазывая расправиться с коктейлем, пока вся эта незнакомая мешанина не остыла, потеряв жгучую крепость. Сегодня ему сулит торжество, каких доселе было много: со знакомой похмельной башкой и в долгожданной эйфории отдыха. Вот только данное торжество о заслуженно завоёванном фуроре. О победе в битве. Но не в войне, конечно.       И тем не менее, сегодня, блять, самый настоящий ажиотаж в предвкушении глобальной попойки. Свист и подбадривающий вой обывателей «Посмертия» перебивает орущую из колонок песню «Самурая», вызубренную наизусть. Все смотрят на него, как на ёбанного жертвенного Спасителя, вернувшегося с того света. Впрочем, так оно и есть. Куда не плюнь — восхищённый взгляд и широкая улыбка. Ви плавится от этого внимания, давится внеземным воодушевлением. Всё окончательно встаёт на свои места. Гонка на жизнь и на смерть оправдывает себя в заветном ощущении самодовольства и гордости. Пускай ненадолго. Пускай на один лишь вечер.       Гонка только началась. В ней не будет победителей или проигравших. В этой блядской гонке Ви намотал целых девять кругов Ада, отодрав у судьбы бравую долю форы и послав всех нахуй.       Гонка никогда не кончится. Лучшее — враг всего хорошего. Главное вовремя остановиться, осмыслить и, наконец-то, сука, выпить. За Найт-Сити. За павших. За будущее. Но в первую очередь, за себя любимого.       И теперь Ви, наконец, чувствует себя в нужном витке истории. Чувствует, что показал и рассказал этому ёбанному городу всё, что только мог и хотел. О боли и страхе, о развальной несправедливости и об абсурдной поэтической надежде. О нерушимом намеренье доказать, что в какую бы выгребную яму его раз за разом не выбрасывали, сколько бы раз не пытались списать со счетов — Ви выберется. Ви вернётся и найдёт себе место. Зубами, блять, вырвет. Кровью, потом и принципами.       Хуже несбывшейся мечты может быть только одно: мечта, которая сбылась.       Ви непроизвольно скалится, замораживая этот миг во времени. Возможно, он пока этого не понимает или тупо не хочет признавать — в конце концов, он так навсегда и останется обычным человеком, пробившимся с самых низов. Он живее всех живых. Не бессмертный, не лучший, неидеальный, но отвоевавший своё право и волю. Так что Ви с завидной решительностью шлёт незримый отголосок Джонни нахуй. Впервые за долгое время бок о бок с безумием разума. Ви просто ловит свой пик славы, купаясь в море признания. Купаясь в бликах голубого неона и блеске хрома. Сегодня Джонни отмечается место заднего плана. Кер прав: своё Сильверхэнд отжил.       Сегодня всё для него — для Ви. Для живой Легенды.       — До дна, Ви. — с хитрым смешком подначивает Клэр и подбадривающе ему подмигивает.       Ви опирается локтем о барную стойку и лениво поворачивается к залу, поднимая стакан над головой в пока что безмолвном тосте. В миг замолкшие люди — незнакомые и знакомые лица наёмников, завсегдатаев и просто соло — палят только на него. Пробившись наверх, любой получает свою аудиторию, готовую слушать. Если мир тебя знает, его и трясти попроще. А если о тебе нигде не сплетничают... Ты никто. Ви запомнил эту правду на всю жизнь. Вот только не ради этой правды он перевернул Найт-Сити с ног на голову своим возвращением и поднял всех на уши. Он сделал это ради себя.       — Никто не ценит того, чего слишком много. — растянуто и громко произносит Ви, вкушая уважительную, выжидательную тишину, повисшую после этих слов. — За всё то, чего в этом ебанутом мире много будет всегда. За всё, блять, плохое!       Ему вторят последней фразой, повторяя со всех сторон единым громким гулом и сбиваются на разрозненный искренний смех.       А Ви наконец пробует свой именной коктейль, добравшись до бара «Посмертия» только спустя полгода после возвращения в город. Продрался, блять, через бойню страданий и отчаяния. И вот теперь здесь — среди заслуженных софитов славы, аргументированной стойкой репутацией, среди воплей одобрения и поголовного почёта. Среди обычных людей, которые любят жизнь и не бояться жить. Не рассуждают, а просто делают. Такие, как Джэки Уэллс. Такие, как он сам.       Ви заливает в себя посмертную позицию в меню, названную в честь него. Вероятно, данный коктейль уже завтра, после этого триумфального алкогольного трипа, вычеркнут из списка, так как в «Посмертии» не любят изменять своей красивой традиции. Ви не отдал концы, Ви собирается пожить ещё. И жить, как Легенда.       А пока что коктейль «Ви» идёт нарасхват, словно отдавая дань его заслугам и достижениям. Шотландский виски, красный вермут, вишневый ликер, апельсиновый сок и лёд в кубиках. Что неудивительно, Ви нравится этот микс. Немного кислит, в меру сладкий и пиздец какой крепкий.       В этом подвале, среди сумрака и буйной, радостной толпы, Ви чувствует себя на вершине мира. И пьёт за тех, кто, не изменяя себе, меняет мир в лучшую сторону. Пьёт за неизбежную истину: человек живёт не только на земле, но и в чьих-то благодарных сердцах тех, кто ещё способен помнить.       Судить не спешу, ибо все мы грешны!       За мечтателей и реалистов. За всё, блять, плохое.       — Так вот какова на вкус победа... — тихо усмехается Ви, смакуя обжигающий язык градус, который согревает тело и душу. Он тупо пялится перед собой, с пару секунд наблюдая празднование в беззаботном шуме и, взболтнув подтаявший лёд, со стуком приземляет стакан обратно на стойку, чтобы Клэр повторила. — Закрепим начатое.       — Ты добился своего права опробовать. — твёрдо и с расстановкой произносит Бестия, расслабленно сидящая рядом в гуще этой оживлённой пьянки. Она смотрит с привычной расчётливостью, будто пытаясь уличить Ви в каком-то притворстве. А, возможно, просто видит чуть глубже самого Ви. Он ни разу не сомневается, что та прекрасно подмечает некоторые изменения. Потому что всегда всех насквозь видит. Ви уже давно не отрицает и не отказывается от своей сущности. Один конкретный закостеневший ублюдок плотно застрял в его не менее закостеневших извилинах. Ублюдок, которого они оба в своё время знали. — Добро пожаловать в высшую лигу, пацан. В тебе наша кровь. Кровь «Посмертия». Или ты подчинишь себе этот город, или город тебя убьёт.       Ви смотрит на Рейчел немного удивлённо. Хотя, почему, блять, "немного"? Это в целом выбивает из колеи. Ви вообще не ожидал, что она скажет ему нечто подобное. Пускай в достойных она всегда признавала равных себе. Пожалуй, её расположение Ви уже давно заслужил, несмотря на то, что вообще к этому не стремился.       — Третьего не дано. — задумчиво и безропотно соглашается Ви со словами Бестии. Потому что тут сложно не согласиться. — И в какой из крайностей я в итоге оказался? Имидж не пострадал?       Как же он, сука, мечтал об этом миге. Мечтал припомнить Бестии её же браваду о том, что людям лучше никогда не встречать своего кумира. Но хуй бы с ним — с признанием. Дороже то, чего Ви это всё стоило. Дороже любой славы. Неоценимая жертва принципу бороться до последнего вздоха. Жизнь — это гораздо больше, чем репутация и коктейль с его именем.       — Посмотрим, что будет дальше. — с некоторой привычной надменностью комментирует Бестия.       Ви знакомо кривит лицо в нахальном оскале и ещё раз обводит взглядом пространство вокруг себя. На него, конечно, всё ещё кидают внимательные взгляды, но это всё таки «Посмертие». Тут действует негласное правило не доёбывать людей, чьи имена у всех на слуху. Только поэтому Ви до сих пор не оказался окружённым собравшимися и желающими о чем-нибудь с ним попиздеть, затащить в свою компанию или наоборот угостить выпивкой. Или может выведать тайну его "смерти" из первых уст.       — Дальше — всё то же самое. Война за иллюзию своего собственного выбора. — задумчиво произносит Ви, отпивая из стакана новую порцию коктейля на этот раз медленно, вдумчиво, дабы распробовать получше. — Чтобы самому определять хотя бы свою смерть.       В этом был весь поиск, причина, и лечение тревог, в преодолении которых всегда помогали решительная и отважная борьба. Необъятная сила, которая, для достижения цели, требует полной самоотдачи и твёрдости духа. Чтобы достичь невозможного. Чем чаще Ви сталкивается с этим миром невероятного, но всё более осязаемого будущего; чем сильнее осознаёт неизбежность многих вещей в жизни каждого, какими бы радостными или трагичными они ни были — тем больше ощущает стремительный рост гневного сопротивления этим невидимым правдам. Даже если путь предопределён, хочется собрать всю волю, чтобы в конце поставить значимую точку. Источник силы и слабости, откуда питает любой в этом мире — это всё те же принципы.       Возможно, Ви никогда не преодолеет войну внутри и снаружи себя, потенциально существуя на давно проложенном канате судьбы, но даже страх, в силу этого — шест для поддержания баланса. Упорство — одно из проявлений человеческой красоты, что никогда не исчезнет. Ни в нём, ни после него.       — Хм. А у тебя всё те же железные яйца. — мрачновато смеётся Рейчел, рассматривая его без тени предвзятости во взгляде. Она сама решила составить ему компанию ненавязчивым, если не другом, то хотя бы союзником, в этот раз готовым встать на его сторону. — Ты не перестаёшь меня удивлять. Я была не права.       — Забудь. — отмашка вышла какой-то совсем небрежной. Не хватает только для полной колоритности цинично сплюнуть куда-то себе под ноги. Ви не чувствует никакого отклика на душе после её слов. Потому что, как оказалось, ему абсолютно поебать на то, что Рейчел о нём думает. Это уже не важно. Отныне и впредь всё будет по-другому. — В конце концов, нам теперь предстоит работать вместе.       «Посмертие» ныне принадлежит им обоим напополам. Ви думал, что сложнее будет отвоевать этот район у корпы, нежели, наконец, явить сюда свой бессмертный дух, погрязший в моральном истощении. Там столько дерьма всплыло... Корпорации и их невидимые загребущие руки. Ви чуть за голову не схватился. Шантаж, запугивание, угрозы расплатой жизнью близких. Чистый остервенелый гнев стал им ответом. Ви оказался страшнее в своей жажде отвоевать то, что родно сердцу. И пусть теперь кто-нибудь посмеет сказать, что перед неизбежным он никто.       — Такую целеустремлённость и скромность в одном флаконе редко встретишь. И как тебе амплуа нового Короля «Посмертия»? — со всё той же усмешкой интересуется Рейчел, величественно посмотрев на окружающих их людей, как на какой-то недостойный их двоих сброд.       — Приятно. — честно отзывается он, не потратив и секунды, чтобы задуматься. Ви не знает, насколько Рейчел жмёт перспектива их плодотворного сотрудничества в будущем. И жмёт ли вообще. Но и против ничего та до сих пор не высказала. Похуй, в общем-то. — Не волнуйся, я не планирую сильных изменений.       — Это обязательный фактор. — решительно, даже немного жёстко произносит Бестия и кивает. Будто сама это решила. С другой стороны, после столь агрессивного давления со стороны «Милитеха» будет тупо продолжить жить так, как жилось до этого.       — Мир должен меняться. Каким бы ебанутым он не был. И люди вместе с ним.       То ли соглашаясь, то ли оставшись удовлетворённой с его выводов, Рейчел снова кивает и подзывает Клэр чинным жестом. Перед ними появляются два новых стакана. Бестия изъявляет желание заполировать «Ви» «Джонни Сильверхэндом». Адское, блять, сочетание. Ви даже пробовать не нужно, чтобы в этом убедиться. Он и так знает. Но им обоим как раз таки не привыкать.       — Отдыхай в лаврах. Они сегодня всецело твои и всецело заслужены. — Бестия почти панибратски хлопает его по плечу и оставляет в одиночестве, удаляясь в свой укромный лаундж.       А Ви, уверенно отпивая «Джонни Сильверхэнда», думает, что способен к этому привыкнуть, какими бы странными эти самые "лавры" ему сейчас не казались. Тело может быть хромированным, может быть живым и хрупким. Но сердце никогда не изменится. Оно хочет того, чего хочет. Торжество победы хоть до глубокой ночи. Ви готов был увязнуть в этом с концами, но в итоге просто торчит в баре пару часов. И в какой-то момент, устав от бьющей по мозгам музыки и гомона народа, с которым всё таки доводится пропустить несколько стаканов чего-то крепкого, намешанного щедрой рукой Клэр, Ви прётся на улицу, минуя Эммерика, который теперь согласно обзывает его "боссом". Этот вообще, кажется, нисколько не изменился, исправно выстаивая на своём месте старожилы у входа в клуб.       Заглушенная музыка долбит откуда-то со стороны лестницы. И, что удивительно, это единственный звук, который Ви слышит в ночи города. Перестрелки стихли, ави и дроны облетают Уотсон стороной. Теперь война не здесь — на других улицах, но всё ещё гремит и клокочет в израненном сердце Найт-Сити. Ви заплатил свою цену за спокойствие и свободу, как и многие другие. И теперь действительно может собой гордиться.       Голову ведёт в остроте ночного воздуха и дозы никотина. Ви, сдаваясь порыву, приземляет свою задницу на капот припаркованного у клуба «Порша», чтобы пересидеть остаток ночи с ощущением монолитности с городом, который так и не смог его уничтожить. На целую ночь у него одна пачка сигарет и странно привлекательное одиночество, от которого совсем недавно тошнило. Совсем недавно, замерзая от холода осени и разочарования, Ви вот так же рассматривал хром и неон, сияющий везде, куда падает взгляд. И чувствовал себя никем. Забытым и ненужным.       Найт-Сити можно либо любить своей извращённой жестокой любовью, либо вожделеть о возможности сжечь дотла. Третьего, опять-таки, не дано. Ви вспоминает, как мечтательно пялился на огни города издалека. Пялился из самой ниши, в которую его когда-то загнала судьба. В Пустошах в целом возникает какое-то противоестественное ощущение потустороннего единения с пустотой и принятием собственной ничтожности. Но и Ви, справедливости ради, нихрена тогда из себя не представлял.       Исследуя переулки, многочисленные апартаменты и укромные места, где можно случайно встретить труп очередного сгоревшего нетраннера или обнулённого соло, Ви всегда чётко понимал, что не одинок в своих попытках жить и преодолеть собственный заслон страхов. Ни черта не поменялось. Всё то же неизменное созерцание зыбкого изящества бетона и всепоглощающей плотной архитектуры. Созерцание в тревоге перед урбанистическим левиафаном. В мегаполисе могут утонуть любые переживания. Потому что, мотаясь туда-сюда под гнетущими серыми мегабашнями или среди районов наподобие Пасифики, Ви всегда наталкивался на мысль о своей незначительности для мира и людей его населяющих.       Это по-своему освобождает в понимании, что даже перед лицом смерти он успел стать кем-то, успел повлиять на этот блядский мир. Конкретно на Найт-Сити, встречающий последнюю стадию принятия, сумеречным рассветом. Ви уже и не думал, что сумеет дойти до этого долгожданного мига, преодолев каждый этап через агонию. Выплюнутый системой на самое дно её желудка и с потаённым шёпотом Киберпространства за спиной. На грани срыва. На грани вырождения, деградации и безвременья.       Но Ви всё ещё живее всех живых. Ви здесь. И здесь ему самое место. Для этого осознания потребовалось прожить долгие и изнурительные месяцы в тотальной безысходности, умываясь изо дня в день болью и кровью. В такие моменты хочется только замереть и прислушаться, обнадёживая себя тем, что тишина пустоты продлится чуть дольше обычного.       Пока она не разрывается надвигающимся гулом ави, оглушающе рокочущим в небе.       Ви задирает голову, уже заранее зная что увидит, и счастливо улыбается. Сам он как-то и не заметил, что утро успело опуститься на город.       Керри всё ещё понторез, падкий на эффектные появления. И, разумеется, продолжает потакать собственному желанию впечатлить Ви чем-нибудь эдаким.       Разминая затёкшие мышцы, Ви лениво сползает с капота тачки и подходит к Керри, величественно сходящему на землю, аки благословенный Христос, сверкающий золотом и приветливо раскидывающий руки в стороны. Тот разоделся в знакомом стиле хуёвой конспирации. Но как бы не старался закрыться блёклыми и примитивными шмотками, насколько бы тёмные очки на нос не цеплял — выдаёт себя с головой одними своими эпатажными манерами. Любой жест, мимика и даже походка буквально вопят — это Керри Евродин. Либо Ви настолько сильно его вызубрил. Впечатал, блять, в разум от корки до корки.       — Дорого-богато. — комментирует Ви, чуть покачав головой. Вот к этому Ви точно никогда не привыкнет: Кер действительно любитель побаловать и иногда грешит идеей покрасоваться хрен пойми перед кем. Словно Ви вообще смеет забыть какой он у него замечательный и бесподобный. Он сгребает Керри в охапку, крепко обнимая, хотя виделись вот вчера только. — Доброе утречко.       Сгоняя морок и тени мрака рассуждений трагичности жизни обычного человека, Ви с жадностью сдаётся в тепло рук Евродина и свет его лучезарной улыбки.       — О, меня потрогала звезда. — произносит Кер с наигранным благоговением, чуть отстраняясь и обхватывая Ви ладонями за предплечья, после чего весело подмигивает. — А я думал тебя откачивать придётся. Чё, скучный был бухич?       — Без тебя-то? Конечно, скучный. — важно кивает Ви, копируя его тон и благоговейный трепет в качестве ответной подъёбки.       — Ух, бля... Усраться, как романтично. А чё за кокетство такое началось с утра пораньше?       Как будто им обоим нужен для этого повод. Как будто у них может быть по-другому. Ви нравится этот непринуждённый вайб в их взаимоотношениях. Когда отсутствует необходимость говорить серьёзно и поддерживать градус насущных вопросов бытия. С Керри всё ещё легко и комфортно просто вести разговор не о чём.       — Так не я это начал. — усмехается Ви и согласно впитывает в себя эту щепетильную нежность, которая разгоралась между ними при каждой встрече. — Как дела-то?       Керри как-то слишком сокрушённо качает головой и совершенно беспардонно лезет в карман куртки Ви за сигаретами.       — Ой, пиздец... Перекопал всю хату, пока это Лысое чудовище искал! Думал ёбнусь с концами. Неуловимый призрак Бакэнэко, блять... Или как там твой чумба из гильдии любителей пацанских цитат говорил?       — Нашёл? — смеётся Ви с этой искренней досады в голосе, припоминая, что сам иногда, с надвигающимся в тревоге инфарктом, с полчаса мог рыскать по своей маленькой квартирке, недоумевая где опять сныкался Нибблз. Реально неуловимый. А уж, блять, столь обширная резиденция Евродина для мистической кошачьей сущности абсолютное раздолье.       — Ага. За барной стойкой. Я его еле, сука, поймал. Засранец кальян перевернул, ты прикинь! Яйца ему давно пора оторвать! — продолжает негодовать Кер, прикуривая сигарету и рассматривая Ви с чрезмерным вниманием во взгляде. Тот вообще частенько волновался, что у Ви в какой-то момент может поехать крыша.       А Ви, у которого в психическом плане знаменовался прогресс, не понимает с какой радости нечто подобное должно случится.       Наверное, потому что безумие и отвага две крайности одной сущности?       Хотя крыша поехала уже давно. Тут любому заметно будет.       — Жаль я не видел эту возню. Керри Евродин в баталии против дикого зверя.       — Завались, Ви. — насмешливо отрезает Кер, резко дёрнув головой. — Я уже отвёз Гремлина к сеньоре Уэллс, так что... Короче, запрыгивай уже. Покатаю тебя чуток.       Керри зазывает в своё ави так, будто они не договаривались встретиться заранее и будто у них отсутствует пункт назначения. Ви чувствует себя как-то странно. Словно они с Евродином сейчас на медовый месяц улетают, а не на его концерт. С того дня взаимного признания в любви глобально ничего в их отношениях не поменялось, если не думать об этом слишком много. Но, если Ви и находил возможность, чтобы немного проанализировать, то всё же подмечал: они теперь реже ругаются и чаще проводят время в компании друг друга. Либо безвылазно сидят дома, трахаются, как животные, и палят тупые сериалы; либо выбираются куда-нибудь вместе и жрут в красивых ресторанах. Кер иногда таскает его по всяким тусовкам и плотнее знакомит со своим кругом знати и сливок общества, когда у обоих выдаётся свободное время. Да и сам Ви теперь иной раз предпочитает забить для него целую неделю, нежели окунуться в очередную игру в войнушку на улицах города.       Может в итоге выйдет так, что никому из них не придётся ничем жертвовать? Ви, конечно, тот ещё мечтатель, но пока что вроде получается не стоять на месте. Радовать и удивлять друг друга, взращивая в сердце укромный уголок умиротворения и нежности.       Тихий шорох уютного ави усыпляет и дразнит разум одновременно. Ви не особо-то и любит в них летать после всей той истории... Агент ФРУ и доктор из Лэнгли, порывистый ветер, скуляще завывающий через открытые двери рампы и прощание с Джонни. Ассоциации, блять, мягко говоря, так себе. И даже теперь, спустя кучу сеансов с психиатром, к горлу периодически подступает ком тоски. Это никуда не ушло. Ви догоняется шампанским, чтобы немного прочистить похмельную голову. И чтобы отпугнуть ворочающуюся в груди тревогу.       Сонно наблюдая в окно суету города и блики солнца, играющие на высотках, Ви понимает, что на Найт-Сити действительно приятно смотреть. Но в нём невыносимо жить. Город, сука, мечты. Он с удовольствием оторвал бы яйца тому долбоёбу, который это придумал.       — Ты как вообще? — настороженно интересуется Кер, завлекая фокус внимания лёгким прикосновением загребущих пальцев к колену.       Ви переводит на него размытый взгляд и немного хмурится.       — Нормально, Кер. Правда. — не совсем честно отзывается Ви. Но что там эта дебильная перманентная тревога? Чуть позже выпьет колёс и оклемается. В остальном он действительно чувствует себя лучше, чем полгода назад. Намного лучше. — Просто думаю о том, что ты мне сказал.       — А конкретнее, ценный? — Керри улыбается уголками губ, видимо, тоже отметив про себя, что Ви ему ни капельки не пиздит. А ведь, если так подумать, душевная стабильность Ви во многом заслуга Евродина. Во всём.       — Про то, что мне уже больше ничего не надо доказывать.       — Ты не подумай, что я так сказал, потому что хочу, чтобы ты... Ну. Менялся типа. Или пошёл по другому пути. — немного неловко жмёт плечами Керри, будто опасаясь быть неправильно понятым, и тоже перехватывает себе бокал шампанского с подложки. — Я вообще-то всё ещё пиздец, как горжусь своим мужиком. Ты показал городу, кто здесь босс. Король «Посмертия», чёрт возьми!       Ви не сдерживает искренней улыбки. Разумеется, всегда приятно услышать похвалу. Правду, о которой трещат в каждой заблёванной подворотне и в каждой вычурной высотке Найт-Сити. Но куда приятнее, когда эта правда звучит из уст того, кто любим. Того, кто любит в ответ.       — Нет-нет. Я знаю, Кер. — согласный кивок выходит как-то вяло. Ви на самом деле уже готов отрубиться, мечтая о парочке часиков отдыха, после бурной, бессонной ночи в клубе. — Теперь я понимаю, что, наконец, могу искать куда двигаться дальше. Может стану фиксером.       — Серьёзно? — немного удивлённо дёргает бровью Евродин, а затем чуть тупит взгляд в пол и едва заметно кивает, словно придя к какому-то умозаключению в собственных мыслях.       — А чё? Буду важно восседать в лаундже «Посмертия», ставить твои треки в клубе и всеми свирепо командовать одним взмахом руки.       — На Бестию насмотрелся? — Керри мгновенно пробивает на смех: наверняка уже нарисовал в голове эту красочную картину. — Не, ну если про треки правда, то я сразу флаг в руки выдам.       — А когда кто-то из новеньких рискнёт спросить "Мастер Ви, а где Ваш хром?" или "Мастер Ви, а что это за допотопная хреновина?" — таинственно замолчу, прикурю сигарету, и, пронзительно глядя в глаза, начну рассказывать эпизоды из своей душераздирающей биографии. — продолжает Ви, повышая градус абсурда и сам уже сбивается на неконтролируемый ржач, заражаясь весельем Керри. — Типа, знаешь. "Пацан, ты даже представить не можешь через какое реальное дерьмо я прошёл".       И всё, конечно же, с дешёвым и неумелым отыгрышем, где новенькие выступают писклявыми пиздюками, а "Мастер Ви" загадочной личностью с хрипящим голосом.       — Твои откровения, да Богу в уши, ёпт! — ржёт Керри, зачем-то ещё раз хлопает Ви по колену и чуть не проливает шампанское, забавляясь с сюрреалистичной ерунды, о которой сейчас идёт речь. Ерунды, у которой есть все шансы стать правдивым будущим.       — Туда мне пока слишком рано. — непринуждённо возражает Ви, отсмеявшись, и устало трёт глаза.       — Ага. Всю ночь без меня свои коктейли цветастые хуярил и теперь залипаешь.       — Так ты приходи в следующий раз: вместе накатим. Заодно попиздите с Бестией о своих лихих двадцатых. А я послушаю престарелые ворчания о том, что раньше было лучше. Трава была зеленее, а солнце казалось ярче... Все дела. — ударяется Ви в красочное описание их общих возможных посиделок за барной стойкой в «Посмертии». На самом деле он был бы только рад вот так собраться.       — Ой, блять, молодая кровь. Нашёлся ценитель антиквариата. — с наигранным осуждением в голосе подмечает Евродин, ни чуть не обидевшись, впрочем. Ви знает. Шутки про возраст у них случались редко и никогда не воспринимались всерьёз. — Ты не ахуевай-ка давай, не дорос ещё. Отдыхай.       Ви и не спорит: устраивается удобнее в мягком кресле и даже не пытается подавить широкий зевок, хотя заранее понимает, что вместо сна получится какое-то бессмысленное зависание на грани дрёмы и осознанности. Потому что уже минут через пятнадцать короткого перелёта от точки до точки ави на автопилоте паркуется у аэропорта.       Здесь тоже всегда шумно и суетливо. А ещё целое дохренища людей. И Ви, подгоняемому Керри, приходится вклинится в поток этих самых людей; балансируя между усталостью и раздражением пройти проверку на проходе к посадочным терминалам. Было бы что проверять, конечно. Вся эта дёрганная чухня обычно концентрировалась вокруг боевых имплантов и их носителей — Ви теперь не из этой четы.       Благо, перед Керри всё ещё открываются любые двери и вся эта толкотня минуется довольно быстро. У них же частный, мать его, рейс, в конце концов. Когда дело касается работы и смежных вопросов, Евродин, словно щёлкая в какой-то невидимый рубильник, перевоплощается в лютый ураган, сметающий всех на своём пути эгоцентричными требованиями и распаляется в желании всех удобно построить. В общем и целом: плавает, словно рыба в воде, задавливая всех и каждого своей харизмой, не терпящей споров и отлагательств. Вынь, да положь. Оторви и выброси.       — Блять, Юки! Сколько раз я должен пытаться вдолбить в твою очаровательную, но отчего-то дубовую головушку, что мой самолёт может меня подождать. Обязан, ёбанный в рот! Опоздали, сука, на три минуты, хуль ты мне мозги ща делаешь?! — едва получается подавить, рвущийся из закромов, истеричный и немного ироничный смешок, в созерцании прекрасного: Кер в очередной раз срётся со своим менеджером. Юки — деваха вроде толковая, расторопная и смекалистая. Хотя, не Ви об этом судить или пытаться что-то понять. Он уже давно осознал, что той самой раздутой скандальной и капризной частичке Евродина просто по-кайфу с кем-то ругаться. В особенности, со своими менеджерами, которых Керри меняет чаще дорогих цацок, сверкающих на его шее и пальцах. И при всём при этом, любая недовольная мысль излагается так заковыристо и броско, что и не понять вот так сходу — то ли Евродин похвалил, то ли обосрал.       Ебанутый круговорот.       Хорошо, что Ви с ним встречается, а не работает. Как бы по-уёбски это не звучало. Любить чванливую звезду рока с пробивающими космос амбициями в подобном амплуа Ви может и готов, но не уверен, что морально осилит и вытянет. Терпению той же Юки можно только позавидовать.       Поэтому Ви пропускает мимо ушей большую часть "содержательной" полемики в необходимости срочно и на месте выяснить кто где проебался и кто в чём не прав. Ви просто заваливает свою сонную тушу в салон самолёта, когда Кер, посылающий Юки средний палец, в раззадоренном запале настойчиво тянет его за руку и буквально роняет Ви рядом с собой в пиздец какое мягкое кресло, которое проглатывает и тело и душу одномоментно, пророча крепкий сон.       — Скажи, если чё надо: бортпроводники быстро подсуетятся. — Кер одаривает его игривым взглядом и, будто поддавшись какому-то порыву, тянется поцеловать. Легко и невесомо. А сам Ви просто плавится в ленивой ласке и молча сыто выдыхает. Ему, если так подумать, ничего такого и не надо: разве что возможность расслабиться и тёплый любимый мужик под боком.       Долгий перелёт компенсируется продолжительным отрубом в неоспоримом комфорте. И ебать, Кер, конечно, устроился: сумма, которую он отваливает за удобство и роскошь, разрешает ему некоторые вольности. Много вольностей, чего уж. Те же баснословные эдди, которые с него получает лейбл — покровительственное исполнение. С таким-то оглушительным успехом в сольном творчестве.       Евродин, аки король или самое настоящее божество, оказывается в своей естественной среде обитания. Суета и хаос. Ви впервые так тесно знакомится с изнанкой музыкальной индустрии и не совсем понимает куда себя деть, пока Кер снова гоняет и строит всех, кто попадётся под руку, время от времени перепроверяя работу персонала и контролируя подготовку площадки самолично. Выясняется, что Кер в своей обыденности волен ругаться не только с менеджером. Кер ругается со звуковиками и инженерами, отвечающими за освещение; с визажистами и стилистами, а потом отправляет Юки ругаться с подрядчикам из-за того, что те что-то где-то проебали. Короче веселья полные, блять, штаны.       Наблюдая всю эту, беспорядочную на взгляд со стороны, предконцертную свистопляску, Ви проникается новой волной восхищения по отношению к Керри. Тот погружается в любой вопрос или несостыковку с неподдельной самоотдачей, почти лишая себя возможности вдохнуть спокойно. И даже не думает пустить происходящее на самотёк. Кер жжёт напалмом и уничтожает шармом пиздатости: требует, чтобы всё было идеально, красиво и слажено. Никто даже не пытается что-то противопоставить этой сверкающей звезде мировой величины. Если у кого и есть все шансы остаться на вершине, так это у Евродина с его талантом и жаждой быть услышанным. В конце-то концов, он всего этого добился сам и имеет право требовать что угодно и прописывать в райдеры самые ебанутые условия, вплоть до тонны синтококса в персональную гримёрку.       Синтококса в ней, к сожалению или к счастью, нет. Ви в целом находит гримёрку какой-то безвкусной и пресной. Помещение просторнее взлётной, блять, полосы. И Ви приходится, как неприкаянному, торчать в окружении стерильности, строгости и неестественной напыщенности, чтобы не отвлекать Керри от его собственных подготовительных ритуалов перед выступлением. Так и манит прислушаться к остаткам обломков анархии и, пойдя на поводу у мании дестроя, разъебать что-нибудь. Тот же дебильный голопрокектор, крутящий мировые новости и навязчивую рекламу в перерывах. Осквернить чем-нибудь настоящим и честным.       Создать иллюзию того вот художественного и до омерзения насыщенного хаоса, который сопровождал любое воспоминание Джонни о взлётных днях «Самурая».       Пованивает серьёзной психиатрией.       И давно уже. Увы, от этого никуда не деться.       Ви отвлекается от переписки с Джуди, чтобы мельком взглянуть на Керри, настраивающего гитару в умелых прикосновениях к струнным колкам. И, пожалуй, именно в нём, застывшем во времени и вписывающемся в антураж, концентрируется недостаток живости и бунтарской нотки. В каждом изящном движении, в сосредоточенном лице и лёгких покачиваниях головой в такт тихой мелодии, рождающейся из под пальцев. Весь сам по себе Керри — воплощение какой-то необузданной дикости и бесконтрольной силы искусства.       У Ви определённо клинический случай помешательства — ни налюбоваться, ни насытиться, ни надышаться. В этом и есть весь экстаз в познании красоты, до которой, иной раз кажется, грешно дотронуться.       И будто почувствовав, что Ви снова им любуется, Евродин резко поднимает голову, пересекаясь взглядами. Нутро в миг прошибает первобытным ярким жаром. В глазах у Керри темнеет звериный голод. Раскалённая лавина почти наркотического драйва, которая отражается в лёгкой дрожи по всему телу Керри, ожидающего выхода на сцену. Чтобы вжарить рок. Чтобы динамики нахуй раскололись. Его штырит в этом ожидании, кроет волной предвкушения.       Ви штырит и кроет тоже. От одного только этого взгляда. Гормоны стремительно ебут по башке, затыкая способность мыслить и дышать. Ахуеть и, сука, не встать.       Керри тянется к нему сам, обдавая запахом дорогого парфюма и не менее дорогой текилы, которую они на пару уговорили, томясь в этом самом ожидании. Тянется резко и буквально снося напором наповал, уебав грифом гитары по пустым бутылкам на столе, жалобно треснувшими об пол. Вот тот самый художественный насыщенный хаос, которого требовала душа. Керри взвинчивается, взрывается окончательно в плену бурлящих эмоций и неминуемо оказывается рядом, делясь жаром и желанием. Он дерзко седлает бёдрами к бёдрам и с властным рыком вжимается в Ви, чтобы кожа к коже.       Ви в момент начинает казаться, что он здесь на правах полой безмозглой куклы из тех же «Облаков». Кто-то на подобии групповой пизды: той вот самой девки-поклонницы, таскающейся за своими кумирами в каждое турне и томно строящей глазки в готовности оказать своему идолу услуги любого характера.       Хотя почему "групповой"? Вполне себе единоличной.       Подобные ассоциации пробивают до хищного ревностного вожделения. Здесь и сейчас. Буквально с места, сука, не сходя. Пускай, в незатуманенной приливом возбуждения реальности Ви прекрасно знает, что никаких пёзд Керри не нужно. И дело даже не в сексуальных предпочтениях.       Они только и успевают, что исступлённо облапать друг друга, перебиваясь сорванными хаотичными поцелуями куда придётся.       В самом банальном жанре несвоевременного облома их обрывает деликатный стук дверь, который немного нарушает всю магию подкатывающего животного влечения, примагнитившего их друг к другу. Ви сдавленно хрипит, когда пальцы Керри проворно пробираются под пояс штанов, знакомо очерчивая рельеф одного из шрамов, оставленных давней поножовщиной.       — Пятиминутная готовность, мистер Евродин.       — Блядская Юки. — тихо и низко рычит Керри. Он как-то совсем яростно впивается пальцами в челюсть Ви и, царапая колючей щетиной, грубо вгрызается зубами под ухом.       Ви содрогается, чутко отзываясь на каждую махинацию жадными долгими прикосновениями к горячей пояснице Керри; оглаживая крепкую талию и торс, и нащупывает линии имплантов под грудью.       Блять, пятью минутами тут не отделаться. Тупо не уложатся.       — Кер... — в кои то веки настаёт черед Ви включать здравомыслие, несмотря на то, что собственные желания протестуют данной необходимости. — Керри. Пора выходить. Потом со стопроцентным авансом наверстаем, клянусь, блять...       Ви старается, — честно, сука, старается — звучать уверенно. Но сам себе не верит. Потому что невозможно сейчас заставить себя оторваться, отстраниться, реально отказать и отложить грядущий горячий секс. Потому что каждая клеточка затуманенного разума грозно рявкает, огрызаясь на бессильные зазывы совести.       — Подождут столько, сколько нам потребуется. — ровно и резко обрывает Евродин, демонстрируя простую истину: сегодня он не терпит никаких препирательств. Со стороны Ви, в частности. — Раздевайся.       И вторя собственным запросам, Керри сам начинает стягивать с Ви его «самурайку», настойчиво дёрнув за ворот. Повелительный, сука, непреклонный тон заставляет лёгкие лишиться воздуха, а колени подогнуться. Ви сдаётся, уступает и быстро капитулирует — потому что Евродин в итоге всегда добивается своего.       Ви подминает его, зажимает между диваном и собственным телом и уже ничего более не пытается сказать. Запал лихорадочного мутного безумия в слиянии желаний, смешанных с инстинктивным порывом обладать и отдаться одномоментно, вырубает мозги нахуй и погружает в знакомый вакуум — остаётся только жар, бьющий по вискам. Ви попросту не знает, как описать это единение, которое возгоралось между ними из раза в раз. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ни секунды, сука, на передышку.       А в этот раз возгорается с новой силой. Сияет ярким, опаляющим и уничтожающим пределом, выходя за незримые границы. Почти пугает, вселяя благоговейную дрожь. Керри хищно лапает и болезненно впивается в каждый доступный участок тела. Керри срывается на громкие бесстыдные стоны, чтобы всем за дверью гримёрки стало понятно о незначительности временных рамок, в которые их попытались загнать.       Керри крупно трясёт под ним в месиве эмоций, пока сам Ви целует с силой и коротко, стукаясь зубами. Та самая бурная, бесконтрольная и неукротимая страсть Евродина перевоплощается во что-то, блять, плотоядное. Ви в какой-то момент начинает казаться, что Керри просто заведомо намеревался оторвать от него кусок побольше, дабы добраться до самого сердца — весь процесс больше напоминает попытку сожрать друг друга заживо. Это что-то одержимое, дикое.       Время в целом перестаёт иметь какое-либо значение. Время замирает, сука, окончательно и ломается, на манер неисправного механизма, когда их обоих накрывает пиком в заветной разрядке. До яркой вспышки перед глазами и до последнего стона в истоме крышесносного наслаждения.       Душа возносится куда-то далеко за диапазон мироощущения на долгие минуты, покуда они оба пытаются тупо отдышаться.       — Бля... — оклемавшись быстрее самого Ви тянет Кер, в смене позиций оказавшийся сверху и теперь плотно придавивший к дивану всем своим весом. И, нехотя приподнимаясь, нагло давит ладонью на грудь.       Столь скоростная смена расстановки тонет в нежелании внимать к любым звучащим далее словам и вообще двигаться.       Ви не сдерживает сытой усмешки, наблюдая, как Евродин, дразня голой поджарой задницей, выуживает из устроенного ими бардака сигареты и, прикуривая, начинает лениво одеваться на ходу. Даже этот обратный стриптиз вызывает эстетический оргазм одним только созерцанием. Ну просто эротическое, сука, блаженство.       Хотел осквернить окружающую безвкусицу и пресность чем-нибудь настоящим и честным? В итоге опошлил на пару с Керри. Красиво, как бы то ни было.       — Хорош ебланить, Ви. Особое приглашение нужно? — со знакомой вальяжностью интересуется Керри, сквозя довольством в голосе, и отправляет штаны Ви в полёт аккурат к роже. Благо, не в рожу. А Ви после такого оглушительного сексуального опыта, пожалуй, необходимо откиснуть, как минимум, с полчаса. Зверские аппетиты Евродина сегодня определённо пробили новую планку. — Одевайся.       То "раздевайся", то "одевайся" — да Евродин сегодня командный, мать его, центр. Хьюстон, у нас проблема: Ви начинают импонировать подобные повелительные наклонности.       — Ты ж сказал, что подождут столько, сколько нам потребуется. — напоминает Ви, впрочем, послушно прислушивается к зазывам и принимается лениво натягивать на себя шмотки.       — Сказал и сказал. Вот и верь мне после этого. — заливисто ржёт Керри и щедро передаёт ему раскуренную сигарету. — Подождут, конечно, но ты, так-то, тоже не наглей.       Как будто он тут единственный наглеет. Он вообще-то изо всех сил старался воззвать к здравомыслию главной звезды этого вечера. Но что-то как-то сразу пошло не по плану. Кер вообще квинтэссенция безрассудства и хаотичности с лёгкой долей ебанцы в анархичной голове. Куда уж Ви спорить-то?       Керри резко меняется в флюидах, обуздав недавнее возбуждение и возвращая себе привычную величественность. Остаются только самоуверенные раскованные движения того самого хозяина жизни, впечатление которого производит Евродин одним своим видом. Он подхватывает гитару со стола и, в небрежной грации поправив растрепавшиеся пряди волос, кивком головы зазывает за собой. А Ви всё так же — не может налюбоваться.       — Въеби рок в этой дыре, чтобы народ обоссался от счастья. — с гордостью наставляет Ви напоследок, уже когда они оказываются у выхода на сцену всем составом. И, пожалуй, одна из вольностей, которую может позволить себе Евродин: заставить ждать своего явления хоть тысячную, хоть миллионную толпу.       — Потом повторим с твоим клятвенным стопроцентным авансом. — Керри коротко целует его, усмехаясь и тихо обещая прямо в губы.       А потом Керри смело выступает в яркий свет слепящих софитов, блистая нерасторопностью, завораживающей простотой и родным золотом. Гитара, зажатая в руке за гриф оказывается над головой Евродина в приветственном и картинном жесте. Толпа взрывается согласованным воем, визгом, рёвом. Сцена огромна, зрителей не сосчитать — поголовный муравейник, слившийся в одно цветастое пятно, готовое обожающе слушать своего кумира и лицезреть ту вечную красоту, которую Ви имеет возможность лицезреть хоть каждый день.       Ви наверняка умер бы в жуткой трясучке, если бы вдруг жизнь навязала ему необходимость выйти на обозрение миллионов глаз и что-то там складно петь, параллельно выбивая аккорд за аккордом. Сложно представить. Гиблое дело. Но Керри втягивается мгновенно. Как влитой, как рождённый только для сцены. А Ви сегодня наблюдает с почётного места за кулисами.       Керри заводит толпу с ходу и, буквально не оставляя выбора, пропитывает всех и каждого своей сшибающей энергетикой, убеждая вторить своим словам, растворяющимся в самом космосе бархатным злым голосом.       Музыка — неотъемлемая часть жизни от корки до корки: обсуждать новинки, переключать радио в поисках нужной темы или просто меситься в диком рейве на танцполе очередного клуба. Рок — выражение страха потерять идентичность и личность в безумном насилии и жестокости, прущим из каждого уголка бытия. Рок — выражение протеста, отражение противоречивости взглядов, экстракт самых прогрессивных идей в обществе. Главная сила этого явления — способность моментально проложить прямой маршрут до сердца и до разума.       Керри раздирает на части и выворачивает наизнанку. Керри несёт на ряби агрессивных гитарных рифов в воинственном рокоте звенящих струн. Керри разрывает неутомимым ураганом, который то сливается с микрофоном, то, отдаваясь ритму, резко кружит по сцене в пьяном музыкальном трансе. Керри выкладывает и оголяет душу с непритворной отдачей, как будто даже не важно слышат ли его.       Керри почти сгорает заживо в сверхновой уничтожающей и возрождается в этой вспышке заново, чтобы заставить гореть всё и всех вокруг. И конкретно сейчас во всём блядском мире не существует ничего естественнее этого огня в хаотичной гармонии. Музыкальный ураган, отрешённый от всего ненужного и незначительного. Прочная стена неизмеримой гордости, жестокой любви и бессмертной красоты, завораживающей словами и гитарными мотивами, режущих по самому сердцу. Проводник в бессознательное и глубинное искусство, зарождённое в самом инстинкте существования.       Ви сгорает вместе с ним, возносясь в вечность на эти мгновения и забывая дышать, когда публика, отзываясь на дарованное им безмерное чистое счастье, надрывно ревёт каждое слово в унисон с Керри. С оглушающим восторгом, смешанным с болью. И в этом хаосе, в этой музыкальной дисторсии, лишь на мгновение, сквозь жажду заорать вместе толпой, мелькает острое осознание — несмотря на личностный опыт всех и каждого присутствующего — они все орут об одном. Как способ сжечь мосты и закрыть гештальты, как способ поделиться своей агонией с этим миром. Словно отчаянная попытка достучаться до кого-то. Словно бесконечная переменная — черта невозврата, через которую они все проходят каждый ёбанный день, опасаясь за своё собственное завтра.       Это длится бесконечно. Этого мало, недостаточно. Хочется слушать снова и снова. Час за часом. День за днём. Увы, всё хорошее имеет свойство заканчиваться — невыносимое понимание неизбежного на собственной же шкуре.       Керри довершает отзвук сгоревших в пепел эмоций последним запилом соло партии, изнывая и выгорая до самого конца вместе со своей музыкой. Прощается безмолвно, но красноречиво.       И, почти пьяно пошатнувшись, покидает свой покровительственный пост, удаляясь за кулисы под упоённый, но негодующий вой толпы, умоляющей никогда это не заканчивать.       Теперь трясёт самого Ви. Душит в запахе пота, кожи и дорогого парфюма, во всё ещё отсутствующей способности вдохнуть полной грудью, когда они вжимаются друг в друга так тесно, будто не виделись целую вечность. Безграничное восхищение топит разум в жажде продолжения — сгореть и вспыхнуть ещё раз. Пока не останется ничего, кроме ёбанной сытой и удовлетворённой пустоты. Ви влюбляется заново с десятикратной силой. Безмерной, блять, силой.       Евродин сверкает и опаляет радиоактивным пламенем и сумасшествием. Реальным, сука, сумасшествием. Оно травит наотмашь, захлёстывает их обоих, стоит только вновь оказаться в гримёрке и запереться там от всего мира — раздевать, касаться и целовать друг друга неторопливо и вдумчиво на этот раз, но всё так же страстно и ненасытно. Восторженный рёв толпы до сих пор слышен даже здесь. Отчего-то Ви уверен, что Керри ничего не стоит его заглушить: переорать без микрофона, давясь адреналином, разжигающимся в груди. Керри как будто не носился только что по сцене целых два с половиной часа. Керри будто так и не сумел выплеснуть из себя всё то чистое, томящееся на душе.       И эта душа растворяется нахуй во всеобъемлющем ликовании и прострации. Ви не запоминает ни черта из хмельного и жаркого омута, охватившего сознание в заразном адреналине и бешенном коктейле эмоций. Только запахи, впитываемые с животным голодом и пламенные прикосновения, расщепляющие рассудок в обезумевшие обрывки.       И никакой, блять, синтококс не нужен.       Ви очухивается и окончательно осознаёт себя в пространстве только к концу фанмитинга, где Керри купается в своих заслуженных лучах славы и обожания. До этого времени отголосок восприятия плавал где-то в ебенях на периферии провальной пустоты и насыщенного спокойствия. Теперь остаётся только горячая нега удовлетворения. Ви, сливаясь с бугаями из охраны, тупо любуется самоуверенным и безупречным в своей зоне комфорта Евродином. Тот с готовностью фоткается с поклонниками, раздаёт автографы и ярко улыбается на камеры, заставляя окружающих кануть в благоговении.       А Ви просто наблюдает со стороны с лёгкой улыбкой, растворяясь в своей бесконечной любви неминуемо и с концами. Он ловит момент и отпечатывает нестираемым штампом в изувеченных извилинах. Каждый звук и каждое ощущение, намереваясь сохранить в памяти этот оглушительный день.       Когда они покидают зону встречи с фанатами со всем сопровождением Евродина, кто-то из интервьюеров пытается сцапать внимание Ви, заставив одномоментно растеряться: давать какие-то комментарии для него сравни вот так выйти на сцену и начать что-то орать в микрофон. Публика не та. А любопытство к его персоне на подобных мероприятиях теперь уделяется с незавидной периодичностью, поскольку Кер уже совершенно не скрывает их отношений, часто являясь на публику в компании Ви.       — Потом, дорогуша. Нам пора сворачиваться и убегать. — Керри подмигивает репортёру, вовремя среагировав и спасая Ви от ступора — легко и развязно обхватывает его за плечи под сотни щелчков затворов и вспышек камер. — Опаздываем!       Он буквально прячет его за собой, пускай Ви чуть шире и выше самого Керри. Это выглядит нелепо, но пиздец как мило.       Ха, бля, опаздывают, как же. Опаздывают на закрытое афтер-пати со всеми вытекающими. Впереди их ждёт стереотипный и отвязный бухич по всем канонам рок-звезды. Беспорядок и буйство, свойственные очередной вечеринке без перерывов на трезвость. Простота и обыденность в регалии подобного стиля жизни. Декаданс, хули.       Согласно позволяя увести себя к лифту, Ви с некоторой долей облегчения оставляет за спиной гомон публики и окунается в тёмный антураж бара на верхнем этаже основной площадки. Здесь уже куча людей, разбившихся на группы в восторженном обсуждении. Отгремевший концерт произвёл впечатление на всех. Они не суются к ним в самый разгар фанатичного кавардака только потому, что давно вертятся в ярком кругу воздыхателей или просто знакомых Евродина. Ненавязчивых и адекватных. Керри очень бдительно относится к своему окружению. Обычное человеческое желание — иметь возможность отдохнуть в комфорте и без притворства.       Блеск зелёного неона и мелодично урчащая тихая музыка плавно умиротворяют распалённый разум. Кер словно тоже испытывает необходимость немного выдохнуть и тянет их обоих на широкий балкон в лаундж зоне.       — Будто помолодел лет на пятьдесят, сука. — Керри прикуривает, расслабленно опираясь локтем о перила балкона и замирает в полоборота к лицу Ви. — Меня аж какой-то ебанутый мандраж пробрал перед выступлением. Давно такого не было. Может потому что я знал, что ты будешь смотреть. Вживую.       Ви точно так же кладёт ладони на перила и жадно вдыхает свежего воздуха, хлёстко отрезвляющего разум и тело, ловящее приятную прохладу ночи. И почему-то не испытывает потребности присоединиться к восполнению дозы никотина в крови. Просто стоит и дышит.       Живее всех живых.       — У меня точно выразительности не хватит, чтобы описать... Блять. — Ви реально, сука, грустно, что он не способен рассказать то, что на душе методами Евродина. А слова... Какие там нахуй слова? Таких не существует в природе. Не придумали, блять, ещё. И Ви теперь мечется, не в силах донести эмоции, по-прежнему горящие в груди тёплым пламенем. — Это та самая бессмертная красота, о которой пел «Самурай». Это глобальнее меня, мира и жизни в целом.       — Звучит мрачновато, но я тоже так чувствую. — задумчиво произносит Кер и с какой-то долей отрешённости кротко кивает. — Это и правда красиво. Я рад, что мы с тобой... Я рад, что мы хорошо друг друга понимаем, Ви.       Элегантным щелчком пальцев Кер стряхивает пепел в непроглядную темень, устланную под их ногами. И глядя в эту темень, Ви не слышит зова бездны. Она всё ещё кажется бездонной. Такой, сука, ужасающе притягательной, чертовски знакомой. Застрявшая тогда в черепе пуля — теперь его личное проклятье пустоты.       Но по какой-то причине она не спешит поманить за собой.       Хороший был день, Винсент.       Ви не дёргается, в нервном неуютном желании обернуться навстречу этому низкому, но мягкому голосу, сулящему прощание. Ви не чувствует скулёж тоски, расщепляющей душу на осколки и выворачивающей наизнанку в несоизмеримой ни с каким существующим в мире пределом вины.       Предел давно преодолён.       Это звучит правильно, своевременно и с какой-то грустной мечтательностью.       Ви печально выдыхает и привычно касается жетонов. Хром пальцев звонко брякает о металл, чуть нарушая идиллию ночной тишины. Ви устремляет взгляд к моргающим в бесконечности звёздам. Всё та же бездна, сверкающая надеждой — верой в то, что теперь хорошим будет не только сегодняшний день, но и вся последующая жизнь.       — Винсент. — произносит Ви так, чтобы Керри услышал, и поворачивает к нему голову в каком-то иррациональном желании вернуть себе ощущение реальности происходящего.       — Чё ты несёшь? — растеряно спрашивает Евродин. Его бровь знакомо дёргается в удивлении и сам он смотрит в ответ с откровенным непониманием, хмурясь.       — Только люди, которые очень хорошо меня знают могут использовать моё настоящее имя. — поясняет Ви, не сдерживая лёгкой улыбки и наблюдая, как в шестерёнках Керри моментально складывается два и два. — Просто хочу, чтобы ты его знал.       Чуть отклонившись назад, Кер внимательно рассматривает Ви около пары секунд — с присущей ему проницательностью заглядывает в самую душу, а затем затягивается и точно так же отводит взгляд к ночному небу, усеянному звёздами.       — Винсент... — Керри будто смакует, пробует на вкус и осторожно растягивает слоги. И чёрт возьми, Ви ужасно нравится, как его имя звучит из уст Евродина. Его голосом, его тональностью. С невыносимой, сука, нежностью, от которой замирает сердце. — Сейчас хочется остановить это мгновение. И просто стоять рядом с тобой.       Керри не говорит "вечно", но Ви чутко улавливает застывшую недосказанность.       Потому что их прошлое обещанное "вечно" несправедливо закончилось для Евродина двухлетней разлукой и болезненным ощущением потери. Страшно, жутко и безвозвратно. Тогда казалось, что навсегда. Тогда казалось, что не будет возможности восполнить пробелы. Только смириться. От этого до сих пор больно, Ви знает. Чувствует сам каждым ошмётком израненной души.       Ви мягко касается ладонью его плеча, побуждая повернуться лицом к лицу. В глазах напротив необъятная глубокая печаль, граничащая с надеждой. Поцелуй выходит щепетильно невесомым, каким-то утешительным. Со взаимной жаждой единения.       — Теперь у нас много времени, Кер. — обещает Ви и окончательно сдаваётся во власть реальности, воплощённой в искренне влюблённом взгляде и тёплой улыбке Керри. — Хоть вся вечность.       Потому что теперь Ви не умирает, не рассыпается в безумии гонки об усталости и принципах. Ви больше никуда не торопится. И планирует просто жить.