Nature morte

Когда Горшок находит силы выползти из своего с таким трудом отстроенного по кусочкам мира, с актёрами уже всё решено — Миха несказанно рад, что обходится без него. Князь, чтоб не беспокоить Мишу в очередной период упадка и выгорания, изредка скидывает фотографии и обрывки съёмочного процесса, который начинается не с начала, а откуда-то с середины. Больше похоже на отчёты — Михе они не сдались и он смотрит лишь некоторые, забывая реагировать. Или не забывая. Костян действительно талантливый, кое-где попадает в образ. Записей с актёром Князя слишком мало и Миха на них не напарывается в странном монологе Андрея, в который превратился их диалог. Сам Андрюха чётко срисовывает, что Миха вновь в гостях у Горького на дне и примолкает, не засыпая больше аккуратными, но настойчивыми просьбами снизойти до смертных и объявиться на съёмках. Горшок злится — он, что, Иисус, чтобы его второго пришествия ждать? Чай, на земле не воскресение мёртвых. Зато, что у нас к чаю? Воскресение мёртвых! Приятного, как говорится, аппетита. Но наступает тот момент, когда Горшок внемлет просьбам и, перешагивая через себя, собирается заглянуть на огонёк. Только потому, что на днях общается с Балу и тот находит нужные слова… Исхитряется ментальными пинками выдворить его к людям, пока плесенью не покрылся. — Тебе, Мих, вредно одному долго быть. Загоняться начинаешь. — Не хочу я туда, Шур. К чему это всё? — скрипит Горшок, поигрывая пальцами с эспандером, оставшимся со времён реабилитации. — Нравится-не нравится, спи, моя красавица. Хочешь-не хочешь, а придётся. Может сможешь подсказать парням чего дельного. Слушай, я тебя не узнаю! Как-то глупо в стороне отсиживаться, не находишь? Скайп булькает, а Михе кажется, что это он ныряет в какую-то грязную лужу и выпускает последний воздух из лёгких. Как же ему не хватает кого-нибудь рядом, хоть бы того же Шурки, который сидит в своей солнечной Америке и мелькает только в окошке видеовызова. Горшок прётся в душ, долго таращится в зеркало над раковиной — в свои покрасневшие глаза, пытаясь определить, нужно ли бриться или трёхдневная щетина сгодится для выхода в люди? Всё-таки бреется, соскребая затупившимся лезвием с жёсткой кожи растительность. Полощет пасть ядрёным листерином, вызывает такси, и за пятнадцать минут нервного ожидания и брождения из одного угла квартиры в другой успевает одеться и сто раз порывается отменить вызов, вместо него заказать что-нибудь вредное пожрать на дом. Приложение, как назло, оповещает о прибытии такси, и Горшок, как мученик, спускается вниз, молча усаживаясь на заднее сиденье, стоически игнорируя попытки водителя завести разговор о погоде. Погода как погода. Серость, сырость, гнусность. На площадке его встречает Князь — он рад встрече, и Миха изображает что-то похожее на улыбку, пожимая протянутую горячую ладонь и выдерживая взгляд внимательных голубых глаз. — Ну давай, впечатляй, — просит Горшок, мимолётно оглядывая съёмочное пространство с лёгким интересом, который воодушевляет Князя. И Андрей рассказывает про всё, что уже сделано. Рассказывает, что многое легло на плечи Агаты, а сам он так, с боку-припёку, что концерты по всей стране распланированы чуть ли не на год вперёд. Близится юбилей — полтинник раз в жизни бывает, и что записывается и сводится его новый альбом. Миха рад за него, чего не может сказать про себя. — Ты хорошо выглядишь, Мих, — между прочим замечает Андрей, пристальнее всматриваясь в его профиль и посвежевший после контрастного душа видок. Горшок отшучивается, с тошнотой вспоминая горсть таблеток, которые он ест каждое утро, чтобы создавать эту видимость. Они как раз подходят к одному из фургонов. Сейчас перерыв, все разбрелись, кто куда и на него не спешат кидаться с расспросами и осуждением, почему съёмки сериала, где одна из центральных ролей отдана ему, проходят без него. Ответа у Михи не заготовлено, суфлёра нет. Андрей стучится, и из фургончика вылезает актёр Князя. Миха невольно приглядывается. Помятое, заспанное существо, закутанное в куртку. Ну а чё, с Москвы человек катается, потом сутками на съёмках живёт. Горшок приглядывается к Андрюхе, по которому так и видно: «Батюшки». Миху это веселит, и он улыбается, а когда пацан — Влад, вроде? — узнаёт его, то Горшок ржёт. Недоумение сменяется испугом. Сон слетает с Влада по мановению волшебной палочки, а громкий хохот Горшка, искренне позабавленного, разлетается над съёмочной площадкой, переполошив люд. — Здорова, — говорит Миша, обдавая Влада интенсивным вниманием. — Здрасте. — Влад соскакивает со ступеней в весеннюю слякоть и тянет руку сначала Андрюхе, потом, чуть помявшись, Мише. Они общаются о чём-то несуразном. Оказывается, Андрей и сам едва знает этого парня, который явно считает, что ударил в грязь лицом — видно, никто его не предупредил о внеплановой инспекции главных лиц всего этого балагана. Что ж, Михе лучше — меньше фальши. Он не на сцене, он не Высоцкий, чтобы давить молодые дарования своим запалом, но под его пристальным взглядом Влад совсем сдувается. Вскоре подходит Костян, уже прознавший по сломанному телефону, кто тут навёл столько шороху. Ему собраться легче, и Миха отмечает, что рядом с ним Влад отпускает себя, чувствуя равного. Андрея это совсем не устраивает, Миха знает — последнее, чего Князь хочет, так это того, чтоб его стеснялись, и Андрей предлагает сходить всем вместе в бар — пообщаться в неформальной обстановке, наладить контакт. Он искоса смотрит на Миху, у которого сводит челюсть — давно забытое чувство. Горшок понимает, что спрашивает Князь при свидетелях, чтобы неловко было отказывать, и это работает — Миша соглашается через скрип зубов и посылает ему не обещающий ничего хорошего взгляд. Андрюха прекращает пытать актёров своей прущей жизнерадостной энергией, и они встречаются нос к носу с режиссёром, который до неприличия рад видеть Горшка, потрясая его руку с полминуты. Миха не может ответить ему взаимностью, о чём тут же даёт понять всем окружающим. Режиссёр ныряет в трясину и растворяется. Вряд ли когда-нибудь ещё он захочет видеть Миху. Горшок почти съёбывает с площадки, но Андрей, ожидая этого момента с самого начала, ловит его за плечо, тут же получая от Михи ещё «приятностей» в свой адрес. — …Этот-то? Не похож, Андрюх. Ещё и выше тебя, и глаза эти… карие, ё-моё. Ты это имел в виду, когда говорил про ограниченный бюджет? — Зачем ты так, Миш? — Горшок жмёт плечами и вырывает руку. Он давно уже перестаёт оправдываться перед Князем, а тот давно перестаёт его понимать. Миша разворачивается и устремлённо шагает прочь, не оборачиваясь на: — Ты придёшь? Мне скинуть адрес? — Мне нельзя пить, — не хуже гадюки шипит он, останавливаясь, пока земля от накатившей ярости кажется зыбучим песком. — Ты же знаешь, блядь, а всё равно выбрал бар! — Андрей больше ничего не спрашивает, а у Михи внутри всё горит. — В телегу скинь адрес и время. Не дожидаясь ответа, которого всё равно не следует, Горшок уходит — ему нужно проветрить голову и унять пожар в груди.