Nature morte

Обострения депрессивных эпизодов у Миши случаются поздней осенью и ранней весной. Середина зимы, раннее и позднее лето, середина весны-осени — относительно безопасное время, когда он может контролировать желание раствориться в куче компоста. Мозгоправ знакомит Горшка с понятием ноцебо. Как плацебо, тока в обратную сторону. Позитивная мотивация — явно не его конёк. Не маловероятно, что середина осени благоволит к переменам, которые не задумывал для себя Горшок, но которые с ним происходят независимо от того, что он вечно баррикадируется от космоса, Хроноса, Эроса, расы и наконец вируса? Ехал в такси, щёлкал клювом по сторонам, глядь, а у разворота на встречку чёрный пакет. Присмотрелся, а пакет с розовой истошно орущей пастью. Припал к разметке, орёт, а все мимо — хоть бы кто остановился! Тогда заорал уже сам Миха. Протолкнулся меж сиденьями и на ухо таксисту здорово так рявкнул: — Тормози нахуй, всё сиденье обдристаю! Шокировать и добиваться поставленных целей Миша умел в равной степени хорошо, поэтому таксист съехал на обочину, горя аварийкой, а Горшок выскользнул, трусцой перебежал автостраду, чудом не устроив аварий на своём пути, но вернулся с полуживой кошкой, и торчащими из-за шиворота хуями. — В ветклинику давай, — сказал Миша, заворачивая пребывающую в шоке кошку в куртку. — Но с животными… — Заплачу. — А автограф можно?.. Так Миша и узнал, что одна маленькая жизнь стоит недорого: автограф Горшка и пять тыщ налом за причинённые неудобства.

***

И теперь у Миши ко всему прочему была кошка. Чёрная, прожорливая как семеро козлят, кошка по имени Кошка. С дурёхой ничего серьёзного не приключилось: хотела перебежать трассу, перепугалась рёва автомобилей, застыла. Финита ля комедия. Ответственность всегда преследовала Горшка по пятам, но он из раза в раз оказывался быстрее. Миша бы избежал её и сейчас, если бы не проклятая жалость к братьям нашим меньшим. Попсиховал, а потом забрал кошку себе. Его психолог преувеличенно обрадовалась. Миха особого повода не видел. Кошка — не ребёнок, чтобы кардинально менять привычки из-за неё. Кошка — всего лишь кошка. Но уже через пару дней он понял, что это хуже ребёнка хотя бы потому, что не поддаётся ни дрессировке, ни воспитанию. Зато девчонкам нравилась. Да и самому Мише… особенно когда заскакивала на грудь — тяжёлая, зараза! — и щекотно нюхала заросший подбородок, отираясь усатой мордой о челюсть, и била лапой по лицу, если он повышал голос. Очень быстро Горшок понял, что не он строит кошку, а она его. С ней быстро засыпается. Миша пытается читать сценарий, а глаза слипаются под громкое укачивающее мурчание. Хочется думать, что благодарное. За приют, за еду в избытке, за то, что Миша ради неё привычки свои всё же перекроил и… просыпается Миша от ощущения чьего-то взгляда в упор. Открывает глаза, а на корточках рядом Влад. Сидит, улыбается широко, а кошка бодается ему в приветливо открытую ладонь. — Ты когда приехал? — Миша осоловело бросает взгляд на часы. Вспоминает, что у него нет часов. Поезд прибывал в шесть. — Минут двадцать назад, — Влад смотрит на него тёплыми, умильными и чуточку елейными глазами. Михе под таким взглядом неловко, сразу всё чесаться начинает. — Чё не разбудил-то? — ворчит Горшок и приподнимается на локтях. Кошка спрыгивает с груди и клубком сворачивается в углу матраса. Они обмениваются быстрым приветственным поцелуем в губы. Влад только пару дней назад вернулся с затяжных съёмок, а сегодня сразу к нему. Месяц назад Горшок всё же разобрался с тем, что ему хочется быть с кем-то и была не была. Либо панк, либо пропал. И Миша решил, что пропал. Попробовать-то можно, ведь они взрослые люди, если что, смогут расцепиться вовремя. Горшок сам охуел со своей решительности, чего говорить про Влада, который, услышав Мишин голос по аудио, разобрав, что тот несёт не пургу, а взвешенное предложение, моментально отключился. Миха опомниться не успел, не успел отшвырнуть телефон, как Влад перезвонил по видеосвязи и спросил, на сколько птиц Говорунов Миша серьёзен. Миша был серьёзен на десять птиц Говорунов из десяти, мысленно смиряясь со всем, потому что Влад имел счастье застать его врасплох, в толчке театра. Чего уже было бояться после объяснений в толчке театра, в самом деле?.. Миха согласился с собой, опомнился и кинулся проверять гарнитуру. Не дай бог включена! Честно, Горшок не очень рассчитывал, что тот возьмёт трубку. Так бы он позвонил хотя бы из дома, причёсанный, а не сидящий на крышке унитаза, пока в соседней кабинке спускают воду. Он бы не взял после такого — высиживал бы обиду, как яйцо с иглой, но Влад хотел конкретики и называть вещи своими именами, Миша хотел любви, но вышло всё не так. На шестом десятке забрезжило желание, чтоб «так» хоть немного, но побыло. Пора бы «так» уже побыть, ё-моё. Несмотря на исход разговора, как ни глянь, положительный, Миша потом долго успокаивался тонизирующим чаем с ромашкой, двухчасовым созвоном с Балу, которого Миха подорвал среди ночи, и подсчётом баранов перед сном. Он так перенервничал, что по утру блевал от поднявшегося давления. Уж к давлению Миша с горем пополам научился относиться философски. А потом они снова встретились, но уже на нейтральной территории. Горшок был убеждён, что Влад мстит ему за выкидоны в прошлом, поэтому выбрал местом встречи вечерний парк аттракционов, а Миша, чувствуя с его стороны некоторую отстранённость и со своей — вину, послушно шатался за Владом покорным хвостом, осознавая, что… ну, скучал же, да? Вот это тяжёлое и тянущее в кишках. Меньше всего похоже на диарею, значит, скучал. Тоже чувство не из приятных. Вот так он и оказался в кабине колеса обозрения, обалдевший от давнего страха высоты. Горшок не хотел подавать виду до победного, но вопреки окатывал Влада такими интенсивными волнами болезненного напряжения, что очень быстро всё стало понятно. Влад, оказалось, не мстил, а просто пытался устроить им хороший вечер для налаживания связей, кто ж знал-то, что Миша не по «Земле в иллюминаторе»? Ему б тир, плюшевых бегемотов выбивать, а не ночные огни и голуби в полёте. Бедняга чуть не сполз на пол в злосчастной кабинке, чтоб заземлиться и почувствовать какую-то устойчивость в шаткой невесомости, но Влад отговорил его от этой затеи, привлёк к себе, свернул гармошкой на плече, позволив зажмуриться и притереться к шее, источающей свежий аромат парфюма. Там как раз волнительно билась обрызганная им жилка. Нельзя сказать, что этот полёт прошёл за зря и ничего не дал им. Теперь Влад хорошо усвоил, что Миша боится высоты, смешно верещит и совершенно не умеет смущаться — сразу выглядит так, будто злится. Они долго гуляли по парку. Отдыхали на лавках в густой тени, выбирали где поменьше народу. Уже на выходе, когда совсем стемнело, они вклинились в толпу, которая бодро подпевала уличным музыкантам. Миша замер, глаза его приобрели странное выражение, когда он признал в звучащей мелодии «Танец злобного гения». Не сговариваясь, они притормозили. Пользуясь шумом и толчеей, Влад обнял Мишино запястье пальцами и тоже негромко принялся подпевать. Горшок сам не знал, что на него вдруг нашло, когда он начал щупать карманы. Выгреб наличку, натянул капюшон и протолкнулся вперёд, к музыкантам: скрипачке, гитаристу и вокалисту. На брусчатке лежал открытый чехол от скрипки, в него Горшок и бросил деньги и так же стремительно вернулся на место. Всё это время Влад его снимал и улыбался так широко, что это ещё чудо! Чудо, что не светился, как сорок электро свечей. Кажется, Мишу никто не узнал и выступление продолжилось. А Горшок стоял, как приворожённый и смотрел, за взметающимися в небо «козами», за многоликой скандирующей толпой: — Хой! Хой! Хой! Люди взорвались аплодисментами и счастливым смехом. Влад снял несколько коротких видео, и, постояв на начале следующей песни, тоже из Шутовского репертуара, они вышли из парка. Миша стал задумчивым и из этого состояния его вывел быстрый поцелуй в щёку — это Влад его клюнул прямо на улице. Оглянувшись, Горшок удостоверился, что в подворотне, в которую они забрели, никого нет. — Я выложу в сторис, окей? — Конечно, Владос. Чё б не окей. — Тебя не выйдет отметить. Может зарегаем тебя всё-таки? — Не, Владос. Это без меня. Миша привалился к стене знакомого с молодости дворика, курить было нечего, увы. Пока Влад тыкался в тусклый экран, Миша успел проделать дыхательную гимнастику, чтобы голова оставалась пустой. Ему не нужны были сейчас никакие мысли, только блаженное ничего. Влад заблокировал экран и подошёл ближе, загадочно сверкая улыбкой. Приобнял за пояс и поцеловал; и все мысли, не успевшие или уже успевшие заскочить в голову, как ветром сдуло. На такси они быстро добрались до Мишиной квартиры. Оба устали за вечер, лениво перетёкший в коридорные ласки: выпутывание друг друга из верхней одежды, спор за то, кто первый пойдёт в душ — оба одинаково не хотели. Горшок сплавил первым Влада, а потом так же лениво Миша опустился перед ним на колени, обнял за бёдра и детально вспомнив молодость, отсосал. В шоке был Влад, в шоке была кошка, про которую на тот момент Миша ему ещё не рассказал, а Горшок был собой доволен. Во-первых, талант не пропьёшь. Во-вторых, вроде так выглядят здоровые отношения, когда хочется не только получать удовольствие, но и доставлять. Влад помог подняться ему, повалил на матрас и решил в отместку… в благодарность сделать массаж. Миха в процессе так разомлел, что вырубился, не дождавшись самого интересного, а посреди ночи его резко разбудил крик Владоса, доносящийся с кухни. Вот так они и познакомились с кошкой. А сейчас у Влада был дубликат ключей и он разводил на кухне чай, как любил Миша: три ложки сахара и оставить отмокать пакетик, чтоб чай походил на чифирь. Миша чешет кошку, поднимается и бредёт на кухню. Обнимает Влада со спины. Горячий со сна, помятый и до сих пор ещё не привычный к тому, что можно. Влад не гонит, а Миша жмётся колючей щекой к шее и прикрывает глаза. — Как день прошёл? — бормочет он, гладится носом, широко проводит сухими ладонями по груди и плечам. Влад рассказывает, делится подробностями, а Миша слушает, слушает и кивает, усмехается, крепче сжимая в руках, раскорячившись, тащится вслед за Владом, поддавая коленями в его, ведёт себя как большой фиговый лист. За столом Влад продолжает рассказывать про сцены массовки, в которых ему пришлось участвовать, сравнивает с тем, как было на съёмках «Короля и Шута» — он, бывало, касался того времени с теплом. Сегодня говорит, как боялся, что старая гвардия фанатов «КиШа» не примет их с Костей, и как приятно был удивлён, когда все просто получали удовольствие от музыки любимой группы, от того, что были приобщены. Приходит к выводу, что фанаты группы — удивительные люди. Миша подбивает щёку кулаком и, в принципе, соглашается с ним. Время тоже было удивительным и люди ему под стать.