Ее печальный силуэт уже начал таять в предутреннем свете. — Ты удивительный человек, — сказала она. — Ты никогда не помнишь своих снов. Габриэль Гарсиа Маркес. Глаза голубой собаки
В небольшой квартирке было холодно. Казалось, она продувалась всеми ветрами: сквозняки пробирались сквозь щели в старых деревянных рамах, свистели в вентиляции, сочились сквозь отходящие от стен плинтусы. Гарри поёжился и поднял воротник аврорской мантии, прикрывая шею. Согревающие чары, которые жильцы устанавливали на ночь, уже выдохлись, а наложить новые было нельзя — он ещё не закончил проверять магический фон. — Время смерти — четыре утра ровно, — Гвендолин О’Келли, штатный коронер Аврората, поднялась на ноги. Палочкой она всё ещё указывала на лежащий на полу труп мужчины. Гарри обернулся через плечо. Голубая дымка заклинания, сложившаяся в цифры, растаяла на его глазах. Раздался щелчок колдокамеры, яркая вспышка ослепила и Гарри, и Гвен. Деннис Криви, не глядя на коллег, обошёл труп и склонился над ним с другой стороны, делая ещё одну фотографию для отчёта. — Спасибо, Гвен, — сказал Гарри, вновь взмахивая палочкой. Воздух перед ним заискрил, но больше ничего не произошло. Он нахмурился. Никаких следов тёмной магии. — Говоришь, горло могло быть перерезано обычной бритвой? — спросил он, вновь оборачиваясь к Гвендолин. — Да, — кивнула она, — простая резаная рана. Похоже на опасную бритву, скальпель или очень, очень хорошо заточенный нож. Убрав волшебную палочку в тонкую кожаную кобуру, спрятанную прямо в рукаве форменной рубашки, Гарри подошёл к распростёртому на полу телу и присел на корточки. Остекленевшие светло-голубые глаза Агро Норднайта смотрели в потолок, а ниже, на массивной шее, виднелся длинный разрез, по мнению Гарри нанесённый одним точным движением. Рука убийцы явно даже не дрогнула. — Чистокровный, верно? — спросила Гвендолин. Её рука, сжимающая перо, скользила по висящему перед ней в воздухе пергаменту. Гвен заполняла первичный отчёт, который уже через полчаса упадёт на столы Гарри и его напарницы — Линдси Муллинс. — Да, — кивнул Гарри, выпрямляясь. Смотреть больше было не на что. На Норднайте были лишь пижамная куртка да штаны, и, не считая уже свернувшейся крови, закономерно испачкавшей воротник, ничего особенного разглядеть на них не удалось. Не было и следов борьбы, а все вещи на первый взгляд стояли на своих местах. Ничего, кроме разбитого стакана, в который Агро, судя по всему, наливал воду, когда на него напали, да дверного замка, вскрытого (и это было уже интереснее) магловской отмычкой. В спальне Норднайта Гарри обнаружил лишь небольшой бардак, учинённый, вероятнее всего, её хозяином, да примятую постель. Раздался новый щелчок колдокамеры. В следующую секунду входная дверь, взломанный замок которой и фотографировал Деннис, открылась. Криви едва успел отпрыгнуть, после чего с укоризной взглянул на вошедшую в квартиру Линдси. Скривив извиняющуюся рожицу, она подошла к Гарри. — Что сказал Модс? — спросил он у напарницы. Марк Модс был соседом убитого Норднайта, и нашёл тело своего приятеля. Его сова прилетела в Аврорат к восьми утра, и Гарри с Линдси, не успев даже выпить по традиционной чашке мерзковатого офисного кофе, аппарировали на место уже в десять минут девятого. Стоило им оказаться в квартире, как Линдси сразу же взяла шокированного Модса в оборот. Она всегда вцеплялась в свидетелей на месте, и её мало волновало то, в каком эмоциональном состоянии бедняги находились. Впрочем, Линдси вообще мало что волновало. Она никогда не отличалась эмпатичностью, зато отлично владела собой и ко всему подходила с холодным умом — из-за этого её и поставили в пару к Гарри, который часто действовал интуитивно и сгоряча. Они представляли собой идеальный тандем. — Всё то же самое, — она покачала головой и заправила за ухо светлую прядь волнистых волос, выбившуюся из хвоста, скрепленного лентой на затылке. — Шума не слышал, проснулся по будильнику, вышел в гостиную, увидел тело. Реанимировать не пытался, пульс не щупал — ну, это и понятно, Норднайт уже коченеть потихоньку начинал. Спать ушёл рано. — Ладно замок и разбитый стакан, но как он мог пропустить шум от падения? — Гарри нахмурился. — Не знаю, сколько этот парень весит, но по виду фунтов так двести шестьдесят в нём точно есть. — У него бессонница и он принимает зелье сна без сновидений. Я уже послала сову его целителю, перепроверим на всякий случай. — А соседи снизу? — Маглы. Норднайт и Модс единственные волшебники, живущие в этой дыре. Гарри вновь покосился на вход в квартиру. Линдси тут же обернулась, безошибочно проследив направление его взгляда. — Тоже думаешь, что это дело рук маглов? — спросила она, кивнув на дверь. — Нет смысла ковырять замок, если можно воспользоваться обычной Алохоморой, защитных чар ведь не было, — Гарри пожал плечами. Мысль была простой и очевидной. — Значит, пошлём к соседям ребят Артура. Надеюсь, бригада стирателей памяти не понадобится. Модса отпустила? — Пока что да. Под чарами слежения, конечно. Явится для дачи показаний вечером. Сейчас из него больше ничего не выжать. На последней фразе Линдси сморщила нос. Она явно хотела бы трясти шокированного Марка Модса до тех пор, пока не убедится, что он действительно едва ли причастен к преступлению, но на прошлой неделе ей уже прилетел выговор от Робардса: одна ведьма пожаловалась, что методы допроса, применяемые Аврором Муллинс, «чрезмерно жёсткие», и ей пришлось поумерить пыл. Впрочем, Гарри не сомневался, что это временно. За их спинами раздался характерный треск. Гарри с Линдси обернулись — Гвендолин с расстроенным видом вертела в руках сломанное перо. — Вот чёрт, — вздохнула она, рассматривая его. — У меня есть перо, — сказала Линдси, открывая сумку, переброшенную через плечо, — сейчас… — Не надо, — Гвен покачала головой. — Я уже закончила с отчётом. Это просто был последний экземпляр «всасывающих кляксы перьев мадам Хаффе». Их перестали выпускать. Ну, что ж… Она махнула рукой и принялась скатывать пергамент, всё ещё паривший перед ней в воздухе, в трубочку. Гарри в задумчивости запустил руку в волосы, припоминая, что на прошлое Рождество Гермиона подарила ему набор перьев, и имя мадам Хаффе было выведено на упаковке огромными золотыми буквами. Подразумевалось, что он будет писать ими, и его отчёты станут аккуратнее — помимо стирания излишков чернил перья также корректировали почерк, делая его более понятным, — но он так ни разу и не воспользовался подарком. — У меня есть такие, — сказал он, — целый набор, штук десять. Я поищу и принесу тебе завтра, они мне не нужны. Глаза Гвен засияли: — О, правда? Было бы замечательно. Спасибо, Гарри. Ну, я пойду, если больше вам не нужна. Команда утилизаторов в пути, они перенесут тело в морг. Деннис, ты закончил? Криви кивнул, и, попрощавшись с аврорами, посеменил следом за Гвен. Когда дверь за ними закрылась, Линдси с улыбкой произнесла: — Гвен такая душка. Ни за что бы не подумала, что она работает коронером, если бы встретила её за чашкой кофе. Кстати, о кофе. Как ты смотришь на то, чтобы ещё раз осмотреть спальни, а потом, по пути на работу, совершенно случайно заглянуть в «Бивс и Байнз»? — спросила она, невинно похлопав ресницами. Гарри улыбнулся. Линдси не была бы Линдси, если бы в её венах не плескалось несколько галлонов кофеиновых напитков. — Конечно. Совершенно случайно. Перед тем, как пойти в спальню вслед за Линдси, он ещё раз посмотрел на труп Норднайта. За пять лет службы в Аврорате, из которых три года подряд он гонялся за оставшимися приспешниками Волдеморта, Гарри повидал многое, но дело от этого не становилось менее неприятным. Норднайту не стукнуло и двадцати, и жизнь оказалась к нему чертовски несправедлива. Вздохнув, он отвёл взгляд, и последовал за Линдси.***
Дом на площади Гриммо казался пустым. На верхних этажах, которые Гарри так и не расчистил, всё ещё слышались шорохи, издаваемые то ли зачарованными предметами, то ли живущими среди пыльной мебели существами, но его древняя магия будто… утихла. После того, как погиб Сириус, последний проживавший здесь Блэк, сам дом тоже начал казаться мёртвым. Он не давил мраком, но и не пел, не шептал, не выказывал своего присутствия. Это казалось странным. Может быть, дело было и в том, что Гарри избавился от портрета Вальбурги (для того, чтобы снять его со стены, понадобились усилия целой пятёрки сильных магов), а Кричера отослал работать в Хогвартс. Словно бы он, сам того не осознавая до конца, срезал последние нити, соединявшие дом с его прежней семьёй. Впрочем, больше он ничего не поменял. До того, как они с Джинни расстались, она старалась сделать дом Блэков более светлым и приятным местом — привлекла всю свою семью (и Гарри, конечно же, в том числе), чтобы закончить с уборкой на первых этажах, старалась преобразить интерьер, то тут то там внося в него уютные элементы, навроде россыпи диванных подушек, что теперь горой лежали в гостиной. Но после того, как они разошлись, Гарри больше ничего так и не сделал. И дело было вовсе не в лени — он просто не видел в этом смысла. Этот дом не был его домом. Он мог бы продать имение за огромную сумму, мог бы оставить его как памятник былым временам, переехать в другое место, но это, как будто бы, смысла имело не больше, чем ремонт. Понятие дома для него было скорее про внутреннее ощущение. Когда-то у Гарри был Хогвартс, но ему больше нечего было там делать после того, как замок восстановили, а нового пристанища так и не нашлось. Честно говоря, Гарри был не уверен, что это возможно. А может, дело было не в чувстве дома вовсе. Может, проблема заключалась в том, что к двадцати пяти годам он окончательно перестал понимать, что делает и куда идёт. — Да где же ты, чёрт тебя дери, — выругался он себе под нос, стоя на коленях перед старым комодом и отодвигая ящик за ящиком. В этом комоде он хранил то, что никоим образом не относилось к хламу, но и не требовало особого внимания: целые ворохи старых писем, памятные предметы, вроде статуэтки лепрекона, которую Джинни купила во время их поездки в Ирландию (Гарри этот лепрекон всегда казался жутким; он криво улыбался, алчно склоняясь над горшочком, и Гарри убрал его в ящик сразу же после того, как Джинни переехала), неудачные подарки… Перья должны были лежать здесь же. Он не мог убрать их куда-то ещё, но они никак не желали попадаться на глаза. Убедившись, что в открытом ящике их нет, Гарри задвинул его, проигнорировав недовольный вопль лепрекона, и открыл следующий. Отодвинув в сторону гриффиндорский галстук, он, наконец, увидел заветную упаковку, и довольно улыбнулся. — Есть, — сказал Гарри в пустоту, беря в руки картонную коробочку, полную перьев. Гвен будет в восторге — надо только не забыть убрать открытку, которую Гермиона приклеила на обратную сторону упаковки. Отложив перья на ковёр, он потянулся к резной ручке, чтобы закрыть ящик, но остановился, увидев то, что лежало под коробочкой с перьями от мадам Хаффе. Палочка Драко Малфоя казалась укоряющей. От взгляда на неё Гарри мгновенно ощутил приступ стыда. Вот чёрт. Он совершенно о ней забыл. Конечно, он пытался вернуть её владельцу. Не очень усердно, но, видит Мерлин, после войны у него было достаточно дел. Суды, бесконечная дача показаний, награждения, от которых никак было не увильнуть, министерские приёмы, которые, опять же, не всегда можно было легко проигнорировать, восстановление Хогвартса… Потом началась учёба экстерном в Аврорате, их с Джинни неловкие попытки построить семейную жизнь, бешеный темп работы, и вот она, палочка, отправленная в комод с «важным-но-бесполезным». Да и с Малфоем они столкнулись, по сути, лишь однажды — во время суда. Его и Нарциссу оправдали, Гарри сделал для этого всё возможное, а Люциуса отправили в Азкабан. Предав Волдеморта во время битвы за Хогвартс и заручившись поддержкой самого Гарри Поттера, он вместо пожизненного получил семь лет, и не так давно вышел на свободу. Гарри видел его фото в «Ежедневном Пророке», и ощущения были не самыми приятными — от горделивого, статного мужчины, мало что осталось. С фотографии на него взирал скорее тощий старик с погасшим взглядом, чем холёный аристократ, которым Люциус когда-то был. На суд над Малфоями Гарри хотел захватить палочку, надеясь, что сможет по итогу отдать её Драко, но банально забыл. Тогда его голова была забита другими мыслями. А сам Драко за все эти годы так и не попросил её обратно. Впрочем, едва ли этому стоило удивляться. Скорее ад бы разверзся, чем Малфой пришёл к нему хоть с какой-то просьбой. И вот теперь волшебная палочка лежала на дне ящика. Гарри нерешительно потянулся к ней. Ему казалось, что при прикосновении она, возмущённая подобным отношением, должна будет обдать его горячим снопом искр, если не чем похуже, поэтому он действовал осторожно. Но древко лишь приятно загудело, стоило Гарри коснуться его кончиками пальцев, а затем с лёгкостью легло в руку. Палочка ощущалась как тёплое письмо от старого друга, о котором ты, замотавшись, совсем забыл. Впрочем, быть может, Гарри и не стоило ожидать от неё агрессии. Она хорошо его слушалась всё то время, что он ей пользовался. — Люмос, — негромко сказал он, взмахивая палочкой. Приятная вибрация отдалась в его запястье. Холодный огонёк зажёгся на кончике. — Нокс, — произнёс Гарри, довольный тем, что она его послушалась. Что ж, видимо, настало время всё же вернуть её владельцу. У Малфоя, конечно, давно уже другая палочка, но Гарри полагал, что он будет рад вновь взять в руки старую, первую. Он смутно понимал, с какими именно словами будет возвращать её — в конце концов, прошло столько времени. Малфой наверняка обдаст его презрением, если, конечно, он не изменился. Изменившегося и повзрослевшего Драко представить было почему-то сложно. Наверное, из-за того, что последний раз Гарри видел его семь лет назад, когда он стремительно уходил из зала суда. Спина его была идеально прямой, но плечи чуть потрясывались. Они так и не перекинулись ни словом — лишь Нарцисса горячо поблагодарила его, подойдя после заседания. Гарри мог лишь улыбнуться и ответить ей тем же. Он не забыл и никогда не забудет то, что она спасла ему жизнь. Закрыв ящик, Гарри поднялся на ноги и аккуратно положил палочку на комод. Она давила на него несовершённым делом и неприятно колола совесть, поэтому он твёрдо вознамерился завтра же разобраться с этим вопросом. А прямо сейчас его ждал ужин: в спокойствии одиночества и гробовом молчании, которое хранил дом на площади Гриммо.***
— Такой идиот. Смотрит мне в глаза и блеет, что это его метла, когда на ней выгравировано имя владельца. Владельца, который стоит рядом со мной! — Рон хохотнул, со звоном опуская на стол наполовину опустошённую кружку эля. Теодор Нотт фыркнул и покачал головой, Гарри, устало растёкшийся по стулу, улыбнулся. Он здорово устал на работе, сначала гоняясь по крышам Хогсмида за незадачливым шестнадцатилетним воришкой, решившим ограбить магазин «Зонко», а после заполняя бесконечные отчёты (всегда утомляющие его похуже любых погонь) и вновь роясь в деле Норднайта. Выходя с работы одним из последних, он мечтал только о горячей ванне, но вечера пятницы, проводимые в «Муле», были святым и непопираемым столпом его жизни. На них всегда присутствовали он, Тео и Рон, иногда к ним заглядывала Гермиона, если только ей удавалось вылезти из-под горы работы, часто присоединялся Симус, трудящийся в отделе Магических игр и спорта, Сьюзен Боунс, напарница Рона, и некоторые другие их коллеги из Аврората. Не приходила только Линдси — она терпеть не могла Нотта. Неприязнь эта не имела за собой никакой личной истории. Просто Тео был Ноттом, его отец был Пожирателем Смерти, а Линдси… Что ж, Линдси была маглорождённой, и год, в который Гарри вместе с друзьями прятался в лесах, гоняясь за крестражами, она провела в Хогвартсе. Тео не сделал ей лично ничего плохого, но он, как и прочие слизеринцы, тоже был там, и неминуемо связывался ею с ещё свежей травмой. Впрочем, к чести Линдси, она никогда не ссорилась с ним напрямую, и в прошлом году, когда невыразимца Тео приставили к их паре, чтобы он оказал им помощь в очередном деле, воспринимала его присутствие совершенно спокойно. Несмотря ни на что Линдси была профессионалом, и Гарри это ценил. Но никакой профессионализм не смог бы помочь ей принять тот факт, что Теодор, подружившись с Гарри и Роном, оказался приглашён на пятничные сборища. Гарри испытывал чувство вины из-за того, что Линдси предпочла больше в них не участвовать, хоть она и не выказала никакой обиды. «Это только мои проблемы, Гарри, на этом тема закрыта» — вот и всё, что она сказала ему. — А что с тем дедом? Ну, за которым шпионят соседские гномы? — поинтересовался Нотт у Рона. — Мерлин, — тяжело вздохнул тот, — были у него сегодня. Снова. Теперь гномы — это трансфигурированные тёмные маги. Нам пришлось ловить их, чтобы проверить эту… кхм, теорию. По регламенту нельзя было просто уйти. Теодор расхохотался. Его тёмные, пушистые ресницы затрепетали, прикрывая миндалевидные глаза, и Гарри невольно залюбовался этим зрелищем. Их с Ноттом связывала только дружба, но один примечательный эпизод всё же произошёл — в прошлом году, встретившись после тяжелого дня, они здорово надрались. Проснувшись утром в доме Тео, нет, не так, проснувшись утром в постели Тео, Гарри практически ничего не помнил, но обрывочных воспоминаний, равно как и голого Нотта, мирно спящего рядом, хватило для того, чтобы понять, что именно случилось. Теодор отнёсся к ситуации с юмором и лёгкостью, и Гарри с облегчением сделал то же самое. Ему не хотелось портить их дружбу, не хотелось отношений и сложностей, и он был рад узнать, что Нотт думает точно так же. Ничего подобного больше не происходило, но та ночь в каком-то смысле стала для Гарри переломным моментом — проанализировав своё прошлое, он с полной ясностью осознал, что мужчины, пожалуй, привлекали его куда больше, чем женщины. Отчасти это объясняло, почему их отношения с Джинни развалились, ведь тот факт, что он не получал никакого удовольствия, когда спал с ней, в конечном итоге поспособствовал разладу. Конечно, были и другие проблемы. Центральная заключалась в том, что они попросту выросли друг из друга. Так бывает, когда начинаешь с кем-то встречаться в семнадцать. — Не работа, а сплошной цирк, — недовольно простонал Рон. — Вон у Гарри раз за разом что-то интересное, почему мы со Сьюзен уже месяц возимся с этим дедом? Посмотрев на Рона, Гарри поморщился. Его нынешнее дело, конечно, было поинтереснее погони за садовыми гномами, но едва ли стоило радоваться убийству восемнадцатилетнего парня. Особенно учитывая, что у дела этого были некислые шансы остаться нераскрытым. — А что там у тебя? — Тео заинтересованно обернулся к нему. — Молодой волшебник, убит в собственной квартире. Сосед ничего не видел и не слышал. Линдси подозревает его, но мне в это не очень верится, — не слишком охотно поделился Гарри. Марк Модс и правда был идеальным подозреваемым. Целитель подтвердил, что выписывал ему зелье для сна без сновидений, но, как верно заметила Линдси, это ничего не значило — Модс мог вовсе его не принимать. Опрос соседей сверху ничего не дал, а соседка снизу слышала лишь звук глухого удара о пол — вероятно, когда Норднайт упал. И всё же Марк был тщедушным парнем, который достал бы до шеи высокого и крупного Норднайта разве что в прыжке. Да и замок... Взломать его, чтобы отвести внимание, Модс мог, но зачем рисковать, светясь в коридоре? Последним аргументом Гарри, к которому Линдси, правда, отнеслась с большим сомнением, был тот факт, что Модс, потерявший лучшего друга, места себе не находил. Она в принципе относилась к интуитивному типу расследования, которому часто следовал Гарри, с большой долей скепсиса, хоть и признавала, что порой тот им помогал. Обсуждать здесь особо было и нечего. Гарри уже хотел так и сказать друзьям, как вдруг в его голове проскользнула шальная мысль. Ну, конечно! Стоило подумать об этом раньше… — Ты случайно не знал Агро Норднайта? — спросил он у Нотта, придвинувшись ближе к столу. Тео нахмурился, и Гарри сразу понял, что попал в цель. — Знал, — с некоторой неохотой ответил Теодор. — А что? — А его отца? Он был… — Я знаю, кем он был, — холодно перебил его Нотт. — Они общались с моим отцом. Почему ты спрашиваешь? Это… Агро — ваш труп? Гарри кивнул, вызвав у Теодора тихий вздох. Отец Агро, Гаэнор, был Пожирателем смерти — об этом факте ни Линдси, ни Гарри не вспомнили на месте преступления, а выяснили позже, в основном потому, что Гаэнор был из мелких фигур, в конечном итоге затерявшихся среди множества других преступников. Их были сотни, и ни один аврор не смог бы запомнить каждого. Гаэнор Норднайт не сделал ничего выдающегося и был рутинно сослан в Азкабан, где благополучно скончался через полгода. — Ты что-нибудь помнишь о нём? — осторожно спросил Гарри. Он не хотел бередить эту тему — Теодор, по понятным причинам, относился к своему прошлому весьма щепетильно. В отличие от Драко, он сам не был замешан ни в каких тёмных историях, но накопил достаточно неприятных воспоминаний, да и слава отца в своё время здорово попортила ему жизнь. Работу невыразимцем Тео выгрызал с боем, и его карьера, судя по тому, что он рассказывал (при условии, что рассказывать он ничего толком права не имел, а потому Гарри зачастую приходилось додумывать), двигалась куда медленнее, чем у его менее способных коллег. И всё же любые сведения могли оказаться важными. У младшего Норднайта совсем не было друзей — всю информацию о нём приходилось черпать со слов Модса. — Ничего не могу сказать, — Тео пожал плечами. — Я видел его только в школе, он тоже учился на Слизерине. Тихий, неприметный мальчик. Его отец был таким же, насколько мне известно. Ничем не выделялся. — Подожди, так он чистокровный сын Пожирателя смерти? — вмешался Рон, тоже наклоняясь ближе и чуть понижая голос. — Какого чёрта он делал в дрянном магловском квартале? Теодор оглянулся на Рона с таким видом, что Гарри чуть не застонал. Если бы здесь была Гермиона, она совершенно точно огрела бы бывшего мужа чем-нибудь прямо по затылку. — Не всем из нас повезло так, как мне, Рон, — сухо сказал Тео. — Многие живут чёрт знает как — если вообще выжили, а не оказались в канаве. Старший Норднайт не отличался ничем особенным, а Агро во время войны едва стукнуло тринадцать, но едва ли у их семьи остались хоть какие-то деньги после судов и конфискаций. — Мать его бросила, — мрачно подтвердил Гарри. — Уехала из страны на следующий же день после финальной битвы. — Чёрт, — сказал Рон и притих. Его уши стали малинового цвета, и Гарри невольно улыбнулся. Было в таком сконфуженном Роне что-то из прошлого, из тех редких моментов, когда они могли притвориться простыми школьниками, а Гермиона ругала их обоих за несделанные домашние задания. Всё поменялось с тех пор, и это, конечно, было закономерно. Рон больше не был его самым близким другом — они хорошо общались, но эту роль, пожалуй, поделили между собой Линдси и Тео (чёрт побери, скажи кто-нибудь Гарри в школьном возрасте, что у него будут такие отношения с Ноттом, он бы хохотал до слёз!). Гермиона по-прежнему могла их отчитать, но была слишком поглощена своей работой. После войны она с ужасом обнаружила, что в магическом мире нет никакого аналога магловским психотерапевтам, и, выучившись на целительницу, вплотную занялась новым направлением, в конечном итоге открыв в Святого Мунго целое отделение. Пока они с Роном были женаты, Гарри видел её чаще, но, как и в их с Джинни случае, его друзья полюбовно разошлись, и Гермиона отдала себя целительству от и до. Впрочем, работа никак не мешала ей активно участвовать во множестве общественных инициатив. В сухом остатке все они пошли своими путями, и даже Драко Малфой больше не подстерегал его за углом, чтобы наслать какое-нибудь особо пакостливое проклятие… Драко Малфой. Чёрт побери! — Тео, — Гарри вновь обратился к Нотту. Тот взглянул на него так хмуро, что он тут же поспешил добавить: — Прости, что затронул эту тему. Я хотел спросить кое-что ещё, не по этому делу. Ты не знаешь, где мне найти Малфоя? Ну, Драко. Он живёт в мэноре? Тео моргнул, и его взгляд, превратившийся было в ледяное озеро, оттаял. — Драко? Понятия не имею, где он. Мы переписывались пару лет назад, но потом всё сошло на нет. В мэноре можешь не искать — он туда так и не вернулся после… всего. Зачем он тебе? — У меня одна его вещь, — уклончиво ответил Гарри. — Напиши Панси, они всегда были близки. Она в Италии, пытается построить бизнес вместе с Блейзом, — Тео ухмыльнулся. — Всегда знал, что они к этому придут. Я пришлю тебе адрес, когда доберусь до дома. Гарри благодарно кивнул. Рон, почувствовав, что угроза миновала, вновь завёл свою песню о садовых гномах, и Гарри откинулся на спинку стула, пообещав себе этим вечером больше не возвращаться к мыслям о деле. Следующим утром он действительно отправил сову Панси Паркинсон, и с лёгким сердцем отправился на работу. Вот только её ответ, пришедший пятью днями позже, его не обрадовал.