Зажигая звёзды

— Вы свободны, мистер Модс. Спасибо за понимание и оказанную помощь в расследовании, — мягко сказал Гарри, поднимаясь со стула. — Заклинание слежения вы можете снять в двести шестом кабинете. Спросите мистера Томаса, он вам поможет. Марк Модс кивнул и медленно поднялся со стула. Линдси молча наблюдала за ним, склонив голову набок. Из её взгляда исчезла твёрдость, которую она обычно подключала во время допросов, и теперь она глядела на Марка с задумчивостью. Гарри тоже смотрел ему вслед. Модс был мальчишкой восемнадцати лет, маленьким и тщедушным, а его не до конца сошедшая угловатость, казалось, стала ещё более явно проявляться после смерти друга. Возможно, дело было в том, что за прошедшую со дня убийства неделю он здорово похудел. Марк уже дошёл до двери, но в последний момент обернулся. Его бледное вытянутое лицо имело сероватый оттенок. — Вы же найдёте его? — тихо, с какой-то надрывной надеждой спросил он. — Пожалуйста, найдите его. Агро не заслужил такой смерти. Линдси покосилась на Гарри. Он с трудом подавил желание толкнуть её локтем. И почему роль понимающего и дающего обещания аврора всегда доставалась ему? Но поделать он ничего не мог — Марк смотрел на них неотрывно. — Мы сделаем всё возможное, — сказал Гарри, стараясь звучать как можно мягче. Он ненавидел этот вопрос. Когда дело касалось убийств, проклятий или исчезновений, его задавал каждый второй. Задавал и смотрел вот такими глазами — отчаянными, растерянными, ищущими облегчения. Они ждали, что он скажет «да, конечно», но Гарри терпеть не мог пустые обещания, а ещё ненавидел лгать этим людям. Ложная надежда была хуже отсутствия надежды в принципе. Во взгляде Модса промелькнуло разочарование. — Спасибо, — уже менее эмоционально произнёс он, и дверь за ним закрылась. Кончиками пальцев Гарри потёр уставшие глаза за линзами очков. — Я тебя ненавижу, — сообщил он Линдси, которая в сотый раз пересматривала страницы дела, вложенные в папку. — Почему всегда я? — Не понимаю, о чём ты, — невинно ответила она. Опустив руки, Гарри кинул на неё полный осуждения взгляд. Она никак не отреагировала, продолжая водить указательным пальцем по строкам пергамента. Нахмурившись, Гарри произнёс: — Дело дрянь, конечно, даже если обратиться к магловским зацепкам. Ближайшая камера слежения и та в миле от этого чёртова дома. Он ненавидел такие дела. Конечно, они не могли раскрыть все преступления, что попадались им в руки. Какой бы отличной боевой единицей ни был Гарри, какой бы замечательной следовательницей ни была Линдси, они в первую очередь были людьми. И всё же каждое нераскрытое дело зудело над его ухом, не давая покоя. «Тебе хочется спасти всех, но это невозможно, Гарри» — так сказал ему однажды Нотт. Он, конечно, был прав. Тео вообще всегда был прав. У них не было ни улик, ни свидетелей, если не считать Модса, который рассказал им всё, что было ему известно. Если бы из квартиры хоть что-нибудь исчезло, они бы могли зацепиться за версию с неудачным ограблением, закончившимся смертью не вовремя поднявшегося с постели Норднайта, но всё лежало на своих местах. Даже мешочек с галеоннами и целая стопка магловских наличных, что беспечно хранились в кухонной тумбе, остались нетронутыми. Марк пересчитал всё (и неоднократно) — не пропало ни сикля, ни фунта. Отпечатки пальцев, следы обуви, слепки необычной магической энергии… Ничего. Вероятно, это преступление действительно не попадало под юрисдикцию Аврората. — Я всё больше склоняюсь к мысли, что это дело рук какого-нибудь магла. Подадим запрос на схожие убийства, произошедшие в последнее время, может, что-то найдётся, — Линдси захлопнула папку. — Кофе? — Без меня, — Гарри покачал головой. — Ещё одна чашка, и мои сосуды лопнут. Ты иди, я пока заполню отчётность за прошлую неделю, а потом отправлю запрос в архив по связям с маглами. — Слабак, — весело фыркнула Линдси. Вручив ему папку с делом Норднайта, которое имело все шансы так и уйти в небытие, оставшись нераскрытым, она направилась к выходу из допросной. Её длинные волосы мазнули всё ещё сидящего на стуле Гарри по макушке. От них приятно пахло — кажется, акациями. Линдси вообще была довольно миловидной. Гарри нравились её серо-голубые глаза, изящные запястья и, да, волосы. Её правую щёку пересекал глубокий шрам, оставшийся вечным воспоминанием о битве за Хогвартс, в которой она принимала участие — Линдси была одной из немногих студентов Рейвенкло, которые приняли решение сражаться до самого конца. По случайному стечению обстоятельств, их с Гарри сделали напарниками сразу же после его расставания с Джинни, и в первые месяцы после знакомства он порой задумывался о Линдси, как о девушке. Но тогда он не был готов к отношениям вовсе, а вскоре понял, что тем более не готов к отношениям с женщиной (и это не считая того, что романы между коллегами крайне не одобрялись). Чёрт, Гарри вообще не был уверен, что готов хоть к чему-то, что не включало бы в себя поимку тёмных магов или снимания с дерева каких-нибудь особо незадачливых книззлов. Тем не менее, одиночество тяготило его. Оно ощущалось липким туманом, опускающимся на плечи и залезающим в уши, нос и рот; холодным камнем, лёгшим на сердце. И всё же он не был готов — кажется, вообще ни к чему. Случавшимися порой бессонными ночами это противоречие давило на него. Он встал и потянулся. Стулья в кабинете для допросов были ужасно неудобными, будто бы их специально сделали таковыми для того, чтобы все участники процесса ощущали себя максимально неуютно и поторапливались. Забрав со стола папку с делом Норднайта, Гарри отправился на своё рабочее место. Поздоровавшись с коллегами, сидящими в офисе Аврората за соседними перегородками, и с улыбкой махнув Рону, который одной рукой заполнял документы, а другой пытался впихнуть в рот булочку, Гарри уселся за свой стол. В углу покоилась кипа кое-как набросанных, ожидающих его внимания бумаг (Линдси ужасно ругалась на него за «бессистемность хранения документов», чертовски напоминая в эти моменты Гермиону). Гарри нехотя покосился на них и решил, что сначала напишет служебную записку. Меньше, чем через минуту, пергамент, сложенный самолётиком, упорхнул в сторону отдела по работе с магловскими службами, и стопка бумаг вновь попала в его поле зрения. Гарри посмотрел на неё вновь и, вместо того, чтобы взять в руки перо, открыл ящик стола. Там лежал конверт, подписанный острым почерком Панси Паркинсон. Её сова, не застав его дома, прилетела в Аврорат утром. Взяв в руки конверт, Гарри нахмурился и перечитал письмо. В первой его половине Панси скупо отвечала на вопрос о том, как идут её дела (Гарри задал его лишь для того, чтобы не показаться грубым), а во второй отвечала уже по существу. Ответ был коротким: «Признаться, я понятия не имею, где сейчас Драко. Прошлой осенью он сказал, что собирается в путешествие. Мы переписывались, иногда он присылал нам открытки, но в последнем письме, пришедшем полгода назад, он сказал, что ему нужно побыть одному и что пока он не планирует ни с кем связываться. Попросил не искать его и не волноваться. Конечно, мы всё равно переживаем: я иногда списываюсь с миссис Малфой, но и она ничего не знает. Хуже того, совы его не находят — я отправляла ему открытку на день рождения, но глупая птица вернулась ни с чем. Удачи, П.» Гарри вновь перечитал текст. Затем ещё раз. Что-то в сложившейся ситуации нервировало его. Возможно, вызывал тревогу тот факт, что Панси переживала о Драко. Будь она спокойна, Гарри, вероятно, решил бы оставить это дело, но исчезновение Малфоя явно казалось ей странным. И совы… Положив конверт обратно в ящик, Гарри поднялся из-за стола. Окинув ждущие его бумаги виноватым взглядом, он быстрым шагом отправился в отдел публичной совиной почты. Стоило написать миссис Малфой — вдруг она всё же что-то знает. И если её ответ будет отрицательным, то он просто положит палочку обратно в ящик комода, посчитав, что сделал всё возможное. Наверняка Драко ещё вернётся, и уж тогда они смогут спокойно встретиться. Гарри вовсе не собирался бегать за ним. *** «Дорогой мистер Поттер! Была рада получить от вас письмо. Спасибо за вашу заботу — я в порядке, а моему супругу уже намного лучше. Были бы счастливы при случае увидеть вас за ужином. Сады мэнора осенью особенно красивы. Что касается моего сына — к сожалению, я не имею ни малейшего понятия о том, где он сейчас находится. Мисс Паркинсон сказала вам правду, и мне даже нечего добавить. Он уехал год назад, а спустя ещё полгода попросил не тревожить его, уверив, что с ним всё в порядке, и он наслаждается отдыхом и одиночеством. Конечно, я не смогла внять его просьбе, и за последние месяцы несколько раз отправляла к нему сов — все они вернулись, не найдя адресата. Я даже попыталась подать заявление о пропаже. Мне отказали, так как Драко совершеннолетний волшебник, который, к тому же, не пропал молча, а отправил всем, кто мог бы обеспокоиться, письма. Возможно, прочитав это, вы посчитаете меня излишне тревожной матерью, но, мистер Поттер, поверьте, я всегда давала Драко всю возможную свободу. Сейчас же мне не нравится сложившаяся ситуация; более того, я почти уверена в том, что здесь что-то не так. Можете называть это материнской интуицией. Если вы сможете найти моего сына и убедить его отправить мне хотя бы одну весточку, я буду бесконечно вам благодарна. Уверена, Драко будет рад вновь взять в руки свою первую волшебную палочку. Вы, верно, едва ли могли знать об этом, но он всегда был к ней привязан. С наилучшими пожеланиями и надеждами, Нарцисса Малфой». Отложив письмо на кровать, Гарри присел рядом и задумчиво уставился в пустоту. Выходит, два самых близких Драко человека и правда понятия не имели, куда он подевался. Конечно, тот факт, что он писал письма, успокаивал, но Гарри несколько беспокоило, что совы возвращались назад. Эти птицы всегда находили адресата, если только он не скрывал себя мощными чарами… Разве что Драко, даже не читая письма, отправлял их обратно. Но к чему такая скрытность? Ушастая сова, присланная миссис Малфой, снялась с подоконника и вспорхнула на плечо Гарри, чтобы больно клюнуть его в висок. — Ай! — воскликнул он, поморщившись. — Сейчас отпущу тебя. А ты нетерпеливая, да? Поднявшись с кровати вместе с совой, что продолжала сидеть на его плече, он нашёл в ящике стола пергамент и на скорую руку набросал ответ. В письме он не рискнул давать Нарциссе никаких конкретных обещаний — лишь поблагодарил за информацию и сообщил, что обязательно подумает над сложившейся ситуацией. Отпустив сову, Гарри вновь уселся на кровать и перечитал письмо от Нарциссы Малфой. «Отправил всем, кто мог бы обеспокоиться, письма». Всем — это лишь двоим людям? Родная мать и школьная подруга. Неужели Драко был так одинок после войны? А чувствовал ли он себя одиноким до неё? Гарри вдруг подумал, что никогда и ничего не знал о настоящем Драко. Или тот задира, которого они все видели, и был им? Сейчас на этот вопрос уже невозможно было ответить. Он подтянул колени к груди и, обхватив их руками, глубоко задумался, уставившись в пространство. Он обещал себе отступиться, но тревога, заразительно исходившая от письма Панси, нашлась и в словах Нарциссы. Хуже всего было то, что она буквально попросила его найти её сына. Гарри застонал. Какого чёрта он в это лез? Почему ему всегда было больше всех надо? В конце концов, он, вроде как, вернул Нарциссе долг, когда вступился в суде не только за неё и Драко, но и за Люциуса, натворившего достаточно бед. Казалось бы, ему стоило со спокойной душой отступиться, но… Он чувствовал и кое-что похуже непрошеных обязательств — его подтачивало любопытство. — А, к чёрту, — буркнул он и рывком поднялся на ноги. Палочка Драко лежала там же, где он её оставил — на старом комоде. Гарри положил её на раскрытую ладонь своей левой руки и замер в нерешительности, разглядывая поблёскивающее в слабом свете керосиновой лампы древко. Боярышник, волос единорога… Наполнитель палочки Драко показался Гарри странным ещё когда Олливандер рассказал о нём в коттедже «Ракушка». Волос единорога никогда не встречался в палочках тёмных магов. Он был создан для света и только для него; значило ли это, что в одиннадцатилетнем Драко было заключено столь яркое сияние, что эта палочка выбрала его? И остались ли в нём сейчас, когда ему стукнуло двадцать пять, хотя бы крохи этого свечения? Сердце Гарри кольнуло грустью. Он качнул головой, будто бы мог смахнуть это непрошеное чувство одним движением, а затем вытащил из кармана уже свою волшебную палочку и занёс её над раскрытой ладонью, колеблясь. Уже в Аврорате он узнал про одно простое, но действенное заклинание поиска человека. Загвоздка заключалась в том, что для его работы требовались волшебные палочки потерявшихся, а маги, исчезая без вести, имели неприятную привычку прихватывать их с собой. По этой причине оно редко пригождалось, но сейчас Гарри мог бы им воспользоваться. Загвоздка была только в том, что, по идее, для легального применения этих чар требовалось сначала открыть дело о пропаже… Впрочем, когда это он дотошно следовал правилам? Тем более таким мелким, на которые никто и вовсе не обращал никакого внимания? — Квайре, — произнёс он прежде, чем успел передумать. Несколько секунд ничего не происходило, и Гарри, применявший это заклинание впервые, решил было, что умудрился что-то сделать не так, но затем палочка из боярышника вдруг засветилась. Мягкое, серебристое сияние окутало её целиком, а затем перешло на его руку. Прежде, чем он успел испугаться и использовать Фините, свет пробежался вверх, обошёл плечо и предплечье, и, вспыхнув в грудной клетке, исчез. Гарри нахмурился. Произошедшее было ни капли не похоже на тот раз, когда он наблюдал за применением этого заклинания в Аврорате. Тогда палочка, чуть покачнувшись, выплюнула из себя десяток цифр — то были координаты. Немного поколебавшись, он вновь направил кончик своей палочки на палочку Драко. — Квайре! — повторил он уже громче. В этот раз ничего не произошло. Словно заклинание, отработав своё, больше ничем не могло ему помочь. Он не понимал, что пошло не так. Может, дело было в том, что Драко уже много лет пользовался другой палочкой? Если так, то почему появилось свечение? Насколько Гарри помнил, ничего подобного не должно было произойти даже в том случае, если бы он умудрился запороть заклинание. Оно бы попросту не сработало — и всё на этом. По крайней мере, так ему в своё время объяснял Робардс. С осторожностью, будто прикасаясь к чему-то взрывоопасному, Гарри отложил волшебную палочку Драко обратно на комод. Затем, прошептав диагностическое заклинание, взмахнул уже своей. Воздух вокруг замерцал белыми искорками — что ж, по крайней мере, он не наложил на себя по ошибке никаких травмирующих чар. Это был бы сущий идиотизм. Гарри представил, как хохотали бы Рон и Линдси, навещая его в Мунго, и улыбнулся уголком губ. Уже позже, стоя под струями горячего душа, Гарри подумал о том, что, может быть, странный ответ заклинания был связан с тем, где именно находился Драко. Мог ли он носить на себе какой-то артефакт, скрывающий местоположение? Или это был Фиделиус? Но зачем, чёрт побери, ему вообще понадобилось накладывать на свой дом Фиделиус? Предположение казалось странным, пусть и не лишённым логики. И всё же Гарри не был уверен, что в этом случае палочка окатила бы его странным потоком света. Он мог бы поинтересоваться у Линдси, возможно, она знала чуть больше него, но ему не хотелось сообщать ей о том, что он нарушил пару пунктов устава только ради того, чтобы найти Драко Малфоя. Он был уверен, что она терпеть его не могла — как и Нотта. Вероятно, даже больше Нотта, ведь Драко был Пожирателем Смерти. Линдси, конечно, не сдаст его Робардсу, но и в восторг не придёт. Нет, этот вариант отпадал. Но у него был ещё один человек, который всегда знал всё и обо всём. Возможно, настало время ему заглянуть в Мунго. Ну, в том случае, если Гермиона Грейнджер не сможет найти для него времени в своём плотном графике. С улыбкой, которая неизменно появлялась на его лице каждый раз, когда он вспоминал о Гермионе, Гарри вылез из ванной. Вытершись и погасив везде свет, он упал в кровать, и на редкость быстро уснул. *** Первым, что Гарри увидел, когда открыл глаза, был солнечный свет, пробирающийся сквозь кроны деревьев. Лучики танцевали в сочной зелени буков и дубов, с трудом пробирались сквозь плотные тёмные ветви елей, а в тех местах, где небо не скрывали раскидистые ветви деревьев, ложились яркими полосами на траву. Гарри медленно сел, и лишь вновь оглядевшись вокруг понял, что это сон. Столь яркие, насыщенные цветами, запахами и звуками сны, он в последний раз видел ещё в то время, когда был связан с Волдемортом. Но чёткость переживаний была единственным сходством — сейчас он ощущал лишь мирное спокойствие и радость лета. После вечных дождей, с головой накрывших Лондон в конце сентября, это было облегчение. Поднявшись на ноги, Гарри с любопытством огляделся по сторонам. В кустах кто-то зашуршал, но прежде, чем он успел испугаться, перед его глазами мелькнул беличий хвост. Ощущать себя посреди собственного же сновидения было странно — он мельком читал о феномене осознанных снов, но сам никогда их не видел. Ему захотелось оглядеться, уйдя дальше в лес, и в тот же миг меж двух кустов образовалась тропинка. Гарри мог поклясться, что раньше её там не было. Видимо, сон откликался на его мысли и желания, что в принципе было логично. Он пошёл по тропе, лавируя между буйной зеленью. Всё вокруг цвело; по обеим сторонам от дороги росли цветы, названия которых он не знал, и окутывали его приятным запахом. Гарри не мог сказать, как долго он шёл, время здесь не имело привычного течения. Изменялся лишь окружавший его мир: цветов и голосов птиц становилось всё меньше, деревья, до этого растущие вплотную друг к другу, стали редеть. В конце концов он вышел на опушку. Внизу, насколько хватало глаз, простиралась долина, пересечённая лениво текущей рекой. Одного взгляда на неё хватило для того, чтобы понять, где он оказался — это был лес Дин. Это понимание не вызвало в Гарри тревоги, несмотря на все неприятные воспоминания, что были связаны с этим местом. Он мог бы поклясться, что неподалёку от этой опушки они с Роном и Гермионой ставили палатку. Тем не менее, ничего кроме покоя и радости Гарри не чувствовал. Но, стоило ему оглядеться по сторонам, и к этим двум чувствам примешалось третье — удивление. В десятке футов от него, прислонившись спиной к широкому стволу дуба, сидел Драко Малфой. Будто бы ощутив на себе заинтересованный взгляд, Малфой обернулся к нему. Его вытянутое лицо с острым подбородком не отразило привычных для Гарри эмоций — не было ни презрения, ни злости. Скорее усталая, вялая заинтересованность. — Это ты. Снова ты, — сказал Драко, склонив голову набок. Он говорил тихо, но каким-то образом Гарри всё равно его услышал. — Что значит «снова я»? — спросил он, подходя ближе. Драко выглядел... взрослым. Не таким, каким Гарри его помнил со школы. Он был одет в коричневые строгие брюки и чёрную водолазку, светлые, почти белые волосы, которые он больше не пытался прилизывать, были аккуратно уложены. Больше всего изменилось его лицо: выражение на нём казалось уставшим, серые глаза - погасшими, а между бровями, рядом с несколькими прядями, падающими на лоб, залегли две вертикальные морщинки. Заострившиеся больше прежнего скулы и тени под глазами придавали его виду болезненности. — Снова ты в моих снах, — ровно, без всякой задиристости, ответил Малфой. — Ты много снился мне первый год после войны, но я полагал, что это осталось в прошлом. Впрочем, едва ли один сон что-то меняет. — Но это ты снишься мне, — нахмурился Гарри. Драко без всякого интереса пожал плечами и отвернулся, разглядывая долину. Гарри приблизился и остановился в двух шагах от него. Было странно видеть его таким; ещё более странным казался тот факт, что Драко вообще приснился ему, и не просто приснился, а выглядел так, как он мог бы выглядеть сейчас. Его слова отдавали бредом, но это, как раз-таки, было логично для сна. Пусть даже осознанного. Гарри сделал ещё один шаг вперёд и тоже присел на траву, оборачиваясь к долине. — Это лес Дин, — зачем-то сказал он. Краем глаза Гарри увидел, что Малфой снова повернулся к нему. — Странно, — произнёс он. В его голосе всё ещё зияла холодная опустошённость. В ней было что-то… неправильное. — Почему? — спросил Гарри после небольшой паузы. — Я никогда здесь не был. Когда мне снится осознанный сон, я оказываюсь в знакомых местах. — Это мой сон, — упрямо повторил Гарри. — Поэтому мы здесь. — Твой так твой, — Драко безразлично пожал плечами. Они немного помолчали, разглядывая плавно текущую внизу реку, а затем Гарри, пусть его никто и не спрашивал, решил пояснить: — Мы здесь прятались во время войны. Когда искали крестражи. Я, Рон и Гермиона. — Скучаешь по прежним временам? — вдруг ухмыльнулся Драко. Гарри ощутил некоторое облегчение, увидев это. Малфой, которого он знал, часто нацеплял на своё лицо такую вот ухмылку. — Будет странно, если я отвечу «да»? — сам того от себя не ожидая, спросил Гарри. Он бы в жизни не стал откровенничать с Драко; но этот Малфой, опустошённый, серьёзный и уставший, был лишь плодом его воображения. — Немного. Я полагал, ты купаешься в славе, выбираешь жену из тысячи претенденток на сердце великого Поттера, по-прежнему раздаёшь автографы и складируешь дома награды, под которые уже не хватает места на твоей аврорской мантии. Настал черёд Гарри громко фыркнуть. Он не ощутил раздражения — скорее, было смешно. Малфой вновь показался ему Малфоем. Насмешливо-ядовитый тон, выбор слов… Всё это было про него куда больше, чем прежнее безразличие. Вероятно, сон снова давал Гарри то, чего он хотел. — Нет, Малфой, — ответил он, откидываясь назад и опираясь на локти. — И, к твоему сведению, я никогда обо всём этом не мечтал. — Разве? Тебе ведь нравилось быть героем. — Я никогда этого не хотел, — Гарри покачал головой. — И моя жизнь сейчас… Поверь, она довольно скучна. — Настолько, что ты мечтаешь вновь бегать по лесам, скрываясь от психопата, вознамерившегося тебя убить? Гарри пожевал нижнюю губу, глядя перед собой. Он ни с кем не говорил об этих мыслях, но, опять же, сейчас рядом сидел лишь морок. Не факт, что проснувшись, он вообще вспомнит разговор с собственным воображением. — Тогда у меня была цель, — честно ответил Гарри. — А сейчас её нет. Кончилась, когда я поймал последнего Пожирателя Смерти. От этих слов Драко вздрогнул. Коротко, почти незаметно, но Гарри успел подметить, как дёрнулись его плечи. Больше они не обмолвились ни словом. Лишь сидели на расстоянии вытянутой руки, не сводя глаз с долины до тех пор, пока она, а вместе с ней и лес, и хмурый Драко, не начали постепенно таять. Гарри открыл глаза. Холодный, осенний рассвет пробирался в его комнату, вытаскивая из сумрака предмет за предметом и окрашивая их в серый свет. Он ошибся — лицо Драко, как и каждое произнесённое им слово, крепко отпечаталось в его памяти.