Мистер Доу

Май 2002 года Гермиона провела кончиками пальцев по столешнице из тёмного дуба. Лак на ней местами был сильно стёрт. Когда около года назад Грейнджер впервые вошла в кабинет, как лучший из ведущих специалистов Отдела Тайн, ей, конечно, предложили всё здесь заменить, переделать по своему вкусу. Как-никак Героиня Войны, самая талантливая ведьма столетия, Золотой разум Золотого Трио и... Какими там ещё щедрыми титулами до сих пор чествует её "Ежедневный пророк"? Разве можно самой Грейнджер работать в таком непритязательном месте? Гермиона отказалась. Она и на отдельное помещение согласилась спустя несколько месяцев уговоров исключительно по личным причинам. И необходимость работать в тишине и одиночестве среди тех причин играла даже не самую важную роль. Хотя с какой стороны посмотреть, верно?.. Так или иначе, к небольшому кабинету Гермиона успела привязаться. Он был по-своему очарователен. Тот же стол был не просто столом, а настоящей картой. Странным общим, но в то же время личным дневником. Изучая кончиками пальцев неровность потёртостей, можно было предположить, сколько волшебников до Гермионы раскладывали здесь бумаги, облокачивались локтями на край, тянулись к дальнему углу, практически ложась грудью на стол, чтобы коснуться какой-нибудь дорогой сердцу вещицы — например, колдографии близких или одной из тех нелепых, но почему-то милых безделушек вроде шара предсказаний сегодняшнего дня. Можно было немного представить жизнь предшественников, а если вызвать специальным заклинанием память предмета — чуть-чуть узнать прежних владельцев практически лично, не поднимая никаких досье. У самой Грейнджер на краю стола лежала "История Хогвартса". Тоже немного глупо и нелепо, сентиментально и будто совершенно неподходяще для её, казалось бы, сложившегося образа. Но ключевое здесь: казалось бы. Грейнджер была сильной, умной, целеустремлённой, упрямой, но она не была лишена мягкости. И как раз "История" была выражением её внутренней привязанности ко всему, что связывало её с магическим миром, была символом начала её, Гермионы, настоящего знакомства с волшебством. Была. Лежала. А теперь абсолютно чистая и пустая столешница робко и смутно отображала последние игривые и цветные солнечные лучи, заглядывающие в кабинет через высокое стрельчатое окно со стеклянным витражом, изображавшим болтрушайку. Стол из-за этого казался таинственно подсвеченным синим, будто призрачным оттенком. Последние дела Гермиона передала ещё три дня назад, но вещи смогла собрать только сегодня. Заявление на увольнение доставят совой старшему невыразимцу уже завтра. Грейнджер перевела взгляд на небольшой саквояж, стоявший тут же, у изножья стола. Гермиона думала, что личных вещей будет больше и испытывала лёгкое разочарование от того, что весь её скраб поместился в обычном маггловском саквояже, даже не расширенным пятым измерением. Сомневаясь в собственной памяти (а на деле просто оттягивая неизбежное), Гермиона поочерёдно выдвинула ящики, заглядывая внутрь поглубже — вдруг куда-нибудь запропастилось что-то важное, а она и не заметила? И что-то действительно запропастилось. В дальнем углу нижнего ящика Гермиона заметила голубеющий уголок какой-то карточки. Понимание пронзило внутренней дрожью даже до того, как Гермиона, запустив руку глубже в ящик, выудила карточку на свет. Мягко поблескивающий матовый картон нежно-голубого оттенка пошёл лёгкой рябью, проявляя тиснённые серебром слова: "Однажды настанет мой черёд тебя спасать". * * * Май 2000 года Грейнджер перечитывает карточку в третий раз, стоя на пороге квартирки в маггловской части Лондона. Она сняла её, едва закончив обучение в Хогвартсе. Идея вернуться в родительский дом была задавлена в корне — слишком много стёртых воспоминаний хранили стены. Чужих воспоминаний, которые она так и не вернула. Страшнее были только собственные. В какой-то степени квартира была ей не так уж и нужна. К работе в Министерстве Гермиона приступала только в июле, после завершающей практики, но Грейнджер всегда предпочитала готовить всё заранее. Уже завтра она вернётся во Францию, чтобы закончить обучение на артефактолога, но, но, но. Но ей нужно было своё место, место, где она могла бы чувствовать себя в безопасности во время редких в этом году поездок на родину. Карточку она обнаружила в букете, вернувшись с празднования второй годовщины победы над Тёмным Лордом, ради которой вообще приезжала в Лондон. Обнаружила и встревожилась сразу по нескольким причинам. Первая — адреса её квартиры до сих пор не знал никто, кроме одного-единственного человека. Война закончилась, но не прошла — некоторые из бывших Пожирателей Смерти до сих пор были в бегах. Ключевым фигурам войны, к которым относилась и Гермиона, грозила опасность. А обнаруженный букет лежал даже не на коврике перед дверью, он лежал прямо возле порога в квартире. Кто и как узнал, где сейчас бывает и отчасти скрывается Гермиона? И как этот кто-то сумел доставить букет внутрь её жилья? Другой причиной были сами цветы. Грейнджер могла преувеличивать масштаб катастрофы, но голубые гортензии во флориографии говорили от лица дарящего о тайной любви, говорили: "Вспомни обо мне, я скучаю". Это сужало круг предполагаемых дарителей, но намного ли? А если цветы — всего лишь цветы, то чем были написанные на карточке слова? Признательностью за одну из спасённых благодаря победе жизней? Скрытой угрозой? Ведь если есть от чего спасать — потенциальная опасность может быть ближе, чем она думает. От напряжённых размышлений у Гермионы неиллюзорно заломило виски. — Не можешь налюбоваться? Грейнджер вздрогнула, оборачиваясь на голос. По лестнице лениво спускался молодой мужчина. Вкрадчивые, скользящие змеиные движения, тёмные буйные кудри, расслабленность во всём теле. Он казался знакомым, но полное узнавание окатило Грейнджер неясной волной только тогда, когда мужчина оказался от неё на расстоянии нескольких шагов и на его лицо упал лунный свет из подъездного окна. — Как ты узнал, где я? Только сейчас Гермиона запоздало удивилась отсутствию освещения. И это героиня Войны, да? А если бы её ждал кто-то гораздо опаснее, чем он? Впрочем, нечаянного гостя тоже не стоило недооценивать. Теодор Нотт остановился в шаге от неё и засунул руки в карманы лёгкого весеннего пальто. Склонил голову набок. На губах у него мелькнула лукавая односторонняя улыбка. Вполне возможно, что злосчастные лампочки Нотт погасил сам. Для эффектного появления. — Ты так зациклилась на магии, что совершенно не учла банальной слежки. Пара бокалов шампанского рассеяли твоё внимание. Гермиона прищурилась, анализируя сказанное. — Ложь. Цветы уже были здесь, когда я пришла. Ты выяснил, где я живу, не сегодня. Но когда? Она ведь отсутствовала в Великобритании почти весь год. — А я разве что-то говорил про "сегодня"? Нотт показательно вскинул брови, снова насмешливо улыбнувшись. Грейнджер судорожно пыталась понять. Хранитель не мог её выдать. Не то, чтобы Гермиона действительно всецело ему доверяла (вопреки убеждениям, что как раз близкого и надёжного человека стоит выбирать для роли Хранителя, её выбор пал не на того, кого она могла бы таким назвать), но... Это было просто не в его стиле. Ему это было не нужно. Как минимум потому, что разглашение тайны оборачивалось кучей проблем для него самого. Не с законодательной точки зрения, а по личным причинам. — Придётся переезжать. Но зачем ты это сделал, Теодор? К чему все эти мистические жесты? Гермиона поморщилась, в то время как улыбка на губах Нотта стала ещё шире. — Почему сразу я? — Тогда кто? Слишком быстро спросила. Надеялась на такой же бездумно быстрый ответ, но ошиблась. Синие глаза Теодора, в спокойном состоянии вбиравшие в себя всю глубину мирового океана, начали опасно выцветать в серый. Так всегда бывало, когда он чего-то боялся или выходил из себя. Улыбка стёрлась с лица так стремительно, как будто её никогда там и не было. Нотт сделал ещё шаг, окончательно сокращая и без того небольшое разделявшее их расстояние. — Так много вариантов, что не знаешь, на каком остановиться? Подумай, Грейнджер. Это ведь получается у тебя лучше всех. Золотой разум Золотого Трио... — Не надо. Голос Гермионы стал предупреждающе тихим. Теодор несколько секунд всматривался в её глаза, а потом снова улыбнулся. Протянув руку, заправил за ухо выбившуюся из причёски прядь и убрал ладонь быстрее, чем Грейнджер успела дёрнуться и зашипеть. Внутренности девушки скрутило неясным узлом. В носу защипало. Гермиона почувствовала, как к щекам медленно приливает жар. А Теодор отступил, как ни в чём ни бывало. — Не буду лишать тебя радости разгадать эту маленькую тайну. Может быть ты права, а может быть — нет. Я не знаю. Но ты ведь любишь находить ответы, правда? А я... Будем считать, что я всего лишь хотел убедиться, что с тобой всё в порядке и соседи тебя не обижают. Он небрежно взмахнул палочкой, которую успел вынуть из рукава и Гермиона немедленно вскинула собственную, молниеносно вытаскивая её из сумки. Теодор приподнял брови, медленно, показательно медленно повернулся к ней спиной и что-то пробормотал себе под нос. Слабое фиолетовое свечение сорвалось с кончика его палочки и плотно приникло к глазку двери напротив. В следующую секунду Нотт трансгрессировал. Соседская дверь распахнулась. Стоявшая на пороге старушка обеспокоенно закрутила маленьким носиком. — А где тот молодой человек? Я хотела вызвать полицию, но свет совсем погас, а я так и не успела толком разглядеть его лицо. Мне показалось, что он был настроен не очень дружелюбно к тебе, девочка! Старушка говорила покровительственно, кутаясь в вишнёвую шаль и ни капли не смущалась от того, что фактически открыто признала: она подглядывала и подслушивала. Гермиона вздохнула. Миссис Куриос была чудесной женщиной, но слишком уж... Соответствовала своей фамилии. Иногда Грейнджер казалось, что на самом деле миссис Куриос живёт не столько в своей квартире, сколько у собственной двери. — Всё в порядке, не волнуйтесь. Он уже ушёл. Это был всего лишь старый знакомый. Он подарил мне цветы. Или не он. Гермиона демонстративно взмахнула букетом. Старушка кивнула и гордо прикрыла дверь снова. Вряд ли поверила, конечно. Грейнджер подняла было руку с палочкой, намереваясь снять заклинание темноты, точечно наложенное на глазок соседской двери Теодором, но передумала. Всё равно рассеется через пару-тройку дней. Миссис Куриос, конечно, ненадолго лишится источника сплетен, но всего лишь одного из многих. * * * Май 2002 года Гермиона так и не разгадала, кто прислал ей клятый букет. Возможность спросить была, но могла и обернулась бы для Гермионы слишком болезненными последствиями. Игра, может быть, и стоила свеч, но Грейнджер не захотела сделать и шага в несуществующей партии. И всё равно проиграла, потому что вступила в неё. Не сумела спастись. А теперь за это расплачивалась, потому что карточка, о которой она почти забыла за два безумно долгих года, опаляла взгляд и пальцы. А ведь на ней не было никаких заклинаний, кроме чар проявления. Когда она принесла чёртову карточку сюда? Приносила ли вообще? Голова вдруг слабо закружилась. Гермиона яростно встряхнула кистью, отправляя карточку в мусорку, но через несколько секунд, не выдержав, уже выуживала её из корзины, раздвигая скомканные листы бумаг, в которые провалилась злосчастная картонка. Выуживала и злилась. Она решила перечеркнуть всю свою прежнюю жизнь, но клятую карточку выбросить не могла. Потому что с неё всё началось. Точнее, началось снова. Чувствуя себя отвратительно слабой, Гермиона опустила картонку в нагрудный карман простой фланелевой рубашки. Неважно. Когда всё закончится, эта карточка будет не важной. Грейнджер вздохнула и решительно поднялась с рабочего кресла. Вдумчиво, неспешно обходя кабинет, девушка взмахивала палочкой снова и снова, стирая из памяти предметов собственное присутствие. То же самое утром она проделала с той квартирой, в которую переселилась после мая двухтысячного года. Остальные вещи и места не имели большого значения — Грейнджер не проводила в них достаточного количества времени. Когда всё было закончено, девушка подхватила с пола саквояж и вышла из кабинета, плотно прикрывая за собой двери и не оборачиваясь. Через несколько минут лифт спустил её с девятого на второй уровень. Гермиона решила всё ещё несколько месяцев назад, но сейчас, когда последний этап её плана был всё ближе, никак не могла избавиться от сдавливающего грудь ощущения безысходности. После будет легче. Портреты великих деятелей, развешанных по всему длинному коридору, провожали её любопытными взглядами. Гермиона чувствовала себя преступницей. Они знают, что задумала Грейнджер. Они всё всем расскажут преждевременно. Чушь, конечно. Гермиона дошла до сектора управления мракоборцев. Рассеянно кивнула в ответ на несколько прозвучавших приветствий, направляясь сразу к Поттеру, которому тоже давно выделили отдельный кабинет. Он ещё не дослужился до главного аврора, но успел, как и Грейнджер, стать одним из лучших специалистов в своём деле. Впрочем, Гермиона не сомневалась, что через несколько лет друг займёт куда более высокую должность. Дверь Грейнджер распахнула сразу, не задерживаясь на пороге. Гарри, зарывшись в бумаги, сосредоточенно что-то выводил на развернувшемся перед ним свитке. Кажется, готовил очередной отчёт. Сердце Гермионы затопила нежность. Он был таким родным. Волосы взъерошены, потому что Поттер то и дело запускал пятерню в густую гриву, очки сползли, кончик носа запачкан чернилами. Видимо потому, что он постоянно поправлял те же самые очки. В этом своём трудоголизме Поттер даже немного напоминал Гермионе её саму в школьные годы. Да и не только школьные. — Земля вызывает, Гарри. Гермиона прикрыла за собой двери. Поттер вскинул глаза, только теперь, кажется, замечая её присутствие. — Привет! А что за сумка? Ты куда-то собралась? Внутри всё застыло. Неужели он забыл? Гермиона некоторое время молчала, продолжая стоять на пороге. Взгляд Гарри стал настороженным, а улыбка, криво нарисовавшаяся на лице Гермионы — натянутой. Несколько шагов к его столу она прошла так, как будто восходила на эшафот. В какой-то степени так оно и было. — Сегодня первое мая, Гарри. — негромко уронила, наконец, Гермиона, ставя саквояж на кресло для посетителей по другую от Поттера сторону стола. — Не хочешь завтра идти на годовщину? — предположил Поттер и смешливо улыбнулся. — Для этого совсем необязательно сбегать из страны. Можешь просто запереться дома. Никто из нас всё равно не сможет тебя выдать. Ведь мы до сих пор не в курсе, где ты живёшь. В шутливом голосе Гарри прозвучала лёгкая укоризненная нота. Он до сих пор немного обижался на то, что Грейнджер не пожелала сообщить адрес своей квартиры даже ему, наученная предыдущим горьким опытом. Всё же, что смогла сделать Грейнджер в ответ на эту укоризну — прикрыть глаза. Это было невыносимо. Весь чёртов диалог. — Гарри, я ухожу сегодня. — Я понял, что не вчера и не завтра. — неосторожно брякнул Поттер, но вдруг опомнился, когда лицо Гермионы исказилось гримасой отчаяния и боли. — Нет! Поттер вскочил, ударившись коленом и дёрнулся было вперёд, желая схватить подругу за плечи, но ему помешал стол. Гарри раздражённо сдвинул в сторону пергаменты, оперся на мгновение о столешницу ладонью и перемахнул через препятствие — ему казалось, что обходить будет слишком долго. Оказавшись рядом с Гермионой, Поттер, впрочем, ограничился тем, что взял Гермиону за ладонь. — Мы же обсуждали это. Ты не можешь уйти. Здесь твоя жизнь, Гермиона. Мы посоветовались и... — Я не спрашивала совета! — отрезала Гермиона, неизвестно откуда черпая силы. Впрочем, нет, известно. Из страха и злости. Пути назад не было. А если и был, Гермиона не хотела его видеть. А потому Грейнджер всё же открыла глаза и встретила прямым, решительным взглядом рассерженный и обиженный одновременно взгляд друга. Он выглядел растерянным. — Я думал иначе. — Гарри, здесь не моя жизнь. Здесь моя смерть. — Гермиона поморщилась. Звучало слишком пафосно, но всё ещё было правдой. — Ты решила всё за нас, Гермиона. — Я решила всё за себя. Ты сделаешь то, о чём я просила тебя тогда? — Нет. Нет, ты не можешь меня об этом просить. Гермиона сжала пальцами переносицу, опуская голову. Она понимала — Гарри пытается уговорить её всё же изменить решение отречься от магического мира. Пытается, потому что не знает, как приходилось жить Гермионе последние несколько лет. И не должен узнать. Эта информация была не для его ушей. Ни для чьих ушей вообще. Эта часть её жизни должна быть стёрта из её сердца и истории. Хотя бы в том виде, в каком ей того хотелось. — Ты единственный, кого я могу об этом просить. Единственный, кто в состоянии позаботиться о том, чтобы "Пророк" не полоскал моё имя на передовице или хотя бы не делал это слишком долго. Поттер сдёрнул с носа очки и принялся усердно протирать стёклышки подолом шерстяного свитера. Не лучшая идея. Натуральная шерсть может поцарапать линзы. Впрочем, за десять лет Поттер всё же выучил Репаро и прекрасно справлялся с починкой очков сам. Но Гермиона всё равно мягко вытащила оправу из нехотя разжавшихся пальцев друга и привела очки в порядок сама, сперва применив очищающие, а затем и чинящие чары. — Ты не попрощалась с Роном. — Гарри хватался за соломинку. Гермиона осторожно водрузила очки обратно ему на нос. — А ещё с Джинни, Молли, Анджелиной, Джорджем, со своим начальником... — Грейнджер мягко улыбнулась. — Это сделает всё только тяжелее. А Рон... Ты ведь знаешь, что по-настоящему мы попрощались уже очень давно. Если тебя это утешит — я бы и с тобой не прощалась, если бы у меня не было к тебе просьб. Она попыталась в последней фразе звучать шутливо, но голос был совсем не весёлым. И оба это прекрасно понимали. — Это меня совсем не утешает. Гарри судорожно пытался понять, как ещё удержать Гермиону от глупого поступка. Хотел спросить про работу. Про Живоглота, в конце концов. Но понимал — Грейнджер наверняка предусмотрела всё, включая заботу о коте. — Я могу тебя хотя бы проводить? — Не нужно. С губ рвались тысячи спешных, тревожных, волнующихся слов, просьб, обещаний. Но Гермиона знала, что каждое из них будет лишено всякого смысла, едва она выйдет за порог этого кабинета. А потому молчала. Поттер тоже молчал, не зная, что ещё может сделать или сказать. То, что казалось ему невозможным, вдруг стало практически свершившимся. Грейнджер улыбается ему светло и с пониманием. Касается пальцами тёплого кожаного бока саквояжа, прощаясь с вещами окончательно. Отходит от стола. Делает шаги к двери — один, другой, третий. Она успевает взяться за ручку, почти повернуть её, чтобы уйти не прощаясь. Гарри срывается с места. — Гермиона! Поттер ловит её в объятия, крепко прижимает к широкой груди, за затылок притягивает к плечу голову, запуская пятерню в распущенные кудри. Гермиона всхлипывает, но не плачет, испытывая лишь какое-то неописуемое чувство облегчения. Вскидывает руки, обнимая Гарри в ответ. Пусть не тогда, пусть даже не несколько минут назад, но Поттер всё же понял её. Принял. Простил. Отпустил. — Я тебя люблю, Гарри. — Я буду любить тебя дольше. Это не были слова романтической привязанности. Это были слова людей, вместе прошедших огонь и воду. Слова друзей, принимающих друг друга безоглядно и безоговорочно. Чисто. Искренно. А потом Гарри сам повернул ручку, распахивая перед Гермионой двери. Грейнджер вышла. В кабинете остались только осиротевшие Поттер и саквояж с её вещами. * * * Несколько томительных, растянувшихся в бесконечность часов спустя, Гермиона трансгрессировала на площадку одной из башен Тауэрского моста. Солнце, ещё покачивающееся на небосклоне, когда она покидала кабинет Гарри, давно скрылось за горизонтом. Небо заливала чернильная темнота, подсвеченная разве что городскими огнями. Гермиона поёжилась от мгновенно забравшегося под тёплое пальто порыва холодного ветра, окинула взглядом небольшое пространство. От одной из стен башен отделилась тень, двинувшись ей навстречу. Проказливая луна серебрила непокрытую капюшоном голову, серебром же проливалась в светлые глаза. Почему-то Гермиона испугалась, глядя в эти глаза. Почему-то? Именно этот человек будет трудиться над её сознанием, оказывая посильную помощь в работе над памятью Грейнджер. — У нас ведь есть несколько минут до полуночи? Давай просто... Побудем здесь ещё немного? Знаешь, я читала, что когда-то для магов это было местом силы. — В самом деле? Голос прозвучал отстранённо. Гермиона кивнула и внимательнее всмотрелась в чужое лицо, ища согласия или несогласия. Но ей только коротко кивнули и отступили в сторону, позволяя пройти к низким витым перильцам и насладиться видом ночного, сияющего Лондона в последний раз в этой жизни. Гермиона наблюдала за убегающей вдаль по Темзе лунной дорожке и думала о том, что её будущий путь похож на эту иллюзорную тропинку. Так же трепетно-ненадёжен, далёк, толком неясен, хоть она и предусмотрела, кажется, всё. Всё, кроме собственного сердца, да? Несколько минут истекли слишком быстро. Первый удар Биг-Бена оповестил о наступлении полуночи. С каждым последующим Гермионе казалось, что официальное начало ночи знаменует конец не просто прежней, а всей её жизни. Отрешённый голос коснулся её лопаток так, как будто был не звуком, а настоящим прикосновением. — Пора. В следующее мгновение Грейнджер ощутила, как её руки уже на самом деле касается тёплая ладонь, решительно переплетая пальцы. А потом внутренности привычно рвануло вперёд и вверх — именно так ощущалось перемещение с помощью порт-ключа.