Мистер Доу

Сентябрь 2009 года Грейнджер вглядывается в изуродованное шрамами лицо внимательнее, силясь понять: знакомы ли ей эти черты? В памяти ничего не всплывает, но сердце будто нервно вздрагивает с каждым новым ударом. — Простите? Мы знакомы, сэр? — решает, наконец, уточнить Гермиона, продолжая стоять всё в том же немного неуклюжем полусогнутом положении и крепко прижимая руки мужчины к постели. Для выглядящей хрупкой женщины она оказывается неожиданно сильной. Грейнджер не очень надеется на ответ — неизвестно, с какими последствиями коматозного состояния им придётся столкнуться. Нарушение памяти, речи, ухудшенная работа внутренних органов, стресс — это могло быть всё, что угодно по отдельности и вместе. В числе увечий мистера Доу при поступлении была и черепно-мозговая травма. — Я узнал ваш голос. Он отвечает с заминкой, чутко прислушивающийся к себе, настороженный, натянутый, как струна. Легче от полученной информации Гермионе не становится. Не проясняется ровным счётом ничего, зато Доу снова начинает нервничать. Выкручивает собственные запястья из её хватки, требует напряжённо и тихо: — Отпустите. Гермиона не уверена, что ей стоит прекратить держать пациента, но принять самостоятельное решение женщина всё равно не успевает — в палату, наконец, влетает медсестра с шприцом в руке наперевес, готовая, в случае чего, немедленно всадить Доу успокоительное. Врачи в больнице вовсе не были злобным зверьём — просто пациенты, пришедшие в себя после комы, тем более довольно продолжительной, часто ведут себя непредсказуемо. Пугаются, проявляют агрессию, путаются, плохо осознают реальность. На адреналине некоторые бывают опасны. А потому прежде, чем опустить руку с занесённым шприцом, Ния, темнокожая девушка немногим младше самой Гермионы, цепким взглядом оливковых глаз ловит взгляд мужчины и веско сообщает: — Доктор Грейнджер отпустит вас, сэр, но если вы будете вести себя неразумно, мне придётся уложить вас спать ещё на пару часов с помощью вот этого. И Ния показывает Доу шприц. А Гермиона невольно улыбается. Ния редко разменивалась на сантименты. Если нужно было действовать быстро и безжалостно — именно это она и делала. Но ещё лучше Ния умела заботиться. Так же молча и без лишних нежностей, Ния всегда была готова сделать всё от неё зависящее, чтобы пациенту было комфортно, чтобы он как можно скорее пошёл на поправку и покинул их пусть уютный, но всё же госпиталь. Ния не морщилась на утки, грязные простыни, не бледнела при виде страшных гнойных ран, которые нужно было обработать. Эта медсестра была такой с первого рабочего дня. Многим требуется время, чтобы привыкнуть к рабочей рутине, а Ния… Она как будто бы просто всю жизнь знала, что её место здесь и её обязанности такие, какие есть. Говорила: «Этим нужно заняться, вот и всё.». Невольно Гермиона думает о том, что, возможно, появись Ния в их больнице чуть раньше, может быть и Доу пришёл бы в себя быстрее. Под давлением её неумолимой воли и желания, чтобы все были здоровы и счастливы. Вот и сейчас мужчина сперва упрямо наклоняет вперёд голову, но после, оценив решительный настрой Нии, соглашается: — Я буду вести себя разумно. Гермиона выпрямляется, отпуская пациента и прячет ладони в карманы медицинского халата, снова встречаясь взглядом с внимательными светлыми глазами. Что-то показалось ей неуловимо странным в выражении лица мистера Доу и в том, как он построил ответ на её первый вопрос. Впрочем, Грейнджер слишком многого требует от того, кто только что пришёл в себя после года в коме. Женщина мягким жестом указывает мужчине на подушки. — Лягте, пожалуйста. Резкие движения могут вызвать головокружение, тошноту, новую потерю сознания. Доу нехотя подчиняется, снова укладываясь на подушки. Его глаза быстрым, нервным взглядом окидывают палату. Ния, накрыв колпачком шприц, но не защёлкивая его до конца, прячет успокоительное в карман. То, что сейчас Доу вёл себя смирно вовсе не значило, что он будет таким же покладистым в следующую минуту или даже секунду. Затем медсестра приводит в движение механизм подъёма. Доу дёргается, но поняв, что ему всего лишь помогают принять более удобное, полулежачее положение, успокаивается. Вовремя — Ния уже успела потянуться к карману, но была остановлена быстрым взглядом Гермионы. Грейнджер продолжила начатый диалог. — Вам удобно? — Да. — Хорошо, сэр. Для начала — я доктор Грейнджер, ваш лечащий врач. Вы в Королевском госпитале Бромптона. Изначально вы поступили в госпиталь святого Томаса, но позже вас вынужденно перевели к нам. Сэр, вы помните, что произошло перед тем, как вы оказались в госпитале? Мужчина свёл брови к переносице, силясь найти ответ на заданный вопрос. На его лице проступило выражение болезненного напряжения. Лоб влажно заблестел и Грейнджер поспешила заговорить снова: — Ничего страшного, если вы не можете ответить сейчас. После выхода из комы спутанность сознания — это нормально. Не плохо и не хорошо, но ожидаемо. События могут меняться местами, вспоминаться с трудом или, напротив, быть слишком яркими. Но нам с вами сейчас важно не напрягаться. Давайте вопрос попроще: как вас зовут? Доу открыл рот, очевидно, уверенный, что на такой элементарный вопрос ответ ему известен, но… Секунда, другая, третья. Имя не всплывало. В светлых глазах отразился нарастающий страх, быстро сменяющийся… Гневом? Мужчина сузил глаза. — Разве мои документы не на английском языке? Если прежде Гермионе приходилось прилагать усилия, чтобы удерживать зрительный контакт, то теперь ей вдруг показалось, что от пронзительного взгляда Доу она не скроется даже за толстой стеной… Например, банковского сейфа. Что-то внутри напряжённо сжалось. Смутное ощущение чего-то знакомого кольнуло Грейнджер под рёбрами. — Сожалею, сэр, но при вас не было ничего, что помогло бы установить вашу личность. Может быть, кто-то из близких мог бы привезти ваши документы? Паспорт, медицинская страховка? С кем мы могли бы связаться? Грейнджер продолжала осторожно прощупывать почву, всё ещё пытаясь понять, кто перед ней. Если когда-то Гермиона и знала Доу, то, вероятно, не так хорошо, как хотелось бы. Актуальным был и вопрос времени их знакомства. Когда именно? В её прежней жизни или в той, которую она выбрала для себя теперь? Возможно, это шрамы сделали этого человека неузнаваемым для неё, если они, конечно, действительно были знакомы. Сложно. Пациент мог узнать её после того, как очнулся просто из-за какой-нибудь стойкой подсознательной ассоциации. Ведь он слышал и даже иногда реагировал на окружающую действительность. По крайней мере, последние несколько месяцев. Доу ведь сам сказал про голос, так?.. — Мне нужно подумать. Он был уклончив. Это настораживало. С учётом того, в каком состоянии Доу привезли сюда и при каких обстоятельствах он попал в госпиталь святого Томаса изначально… И всё же в первую очередь мужчина был пациентом. Тот, о чьём здоровье Грейнджер пообещала заботиться Занетти. Тот, за кем она должна была присматривать. — Хорошо, сэр. Мы поговорим с вами позже. А сейчас я проведу пару простых тестов, Ния возьмёт кровь для анализов и вы будете отдыхать. Согласны? На этот раз ответом ей послужил лёгкий кивок и ничего больше. Грейнджер подавила лёгкий вздох, подумав, что кем бы мистер Доу не был, характер у него, кажется, был не сахарный. Едва поймав себя на этой мысли, Гермиона укоризненно подумала про себя, что она снова требует слишком много. Это плохо. Реакция зрачков была в норме, рефлексы работали исправно. Сердечный ритм был немного высоковат, дыхание частым, но ничего, что всерьёз могло бы встревожить, не выявилось. Гермиона оставила Нию забирать кровь, а сама, дружелюбно попрощавшись, вышла из палаты, пообещав вернуться позже. Сильно далеко ей уйти, впрочем, не удалось. Беспокойная Элли буквально поймала Гермиону за локоток и отвела чуть в сторонку, чтобы не мешать прочему персоналу. Утро всё ещё было безобразно ранним, но госпиталь понемногу начинал свою дневную жизнь. Медсёстры затеяли утренний обход, по коридору спешили к холлу врачи с ночной смены. — Ну что? Как мистер Доу? Он правда пришёл в себя? Это не кратковременное обретение сознания? Казалось, что ещё чуть-чуть и Элли запрыгает вокруг неё упругим мячиком. Взволнованная, она создавала не меньше движения, чем энергичный Джастин. А то и больше. Вот и сейчас О’Келли стояла на месте, но воздух вокруг неё будто дрожал от нетерпения. Грейнджер мягко придержала приятельницу за локоть и твёрдо заглянула в глаза: — Сейчас сложно сказать что-то конкретное. Он пришёл в себя, но сознание у него, кажется, ещё спутанное. Ни на один вопрос он мне толком не ответил. В остальном он в порядке настолько, насколько может быть в порядке человек, который только что вышел из комы. А перед этим выжил только каким-то чудом. — И что ты теперь будешь делать? — Работать, например? — Гермиона! — возмущённо вскрикнула Элли и всплеснула руками. Грейнджер укоризненно улыбнулась и легонько развернула О’Келли к себе боком, намекая, что разговор на данный момент окончен: — И тебе бы тоже, между прочим, не помешало! Элли вздохнула и сделала было пару шагов по направлению к палатам, но, не удержавшись, всё же обернулась, бросив в спину Гермионе негромкое: — А если он действительно виноват во всём случившемся? Гермиона приостановилась и даже обернулась, чтобы посмотреть в обеспокоенные глаза пампушки: — Это не наша забота, Элли. Наша задача — сделать так, чтобы из стен больницы Доу вышел максимально здоровым. Вряд ли О’Келли такой ответ удовлетворил, но Грейнджер явно не намеревалась продолжать диалог, потому что уже удалялась прочь от Элли по коридору в сторону отделения кардиохирургии. Ей тоже нужно было начинать утренний обход пациентов. Несмотря на всполошившее их маленький госпиталь событие, рабочую рутину никто не отменял. После обхода Гермиона ассистировала на плановой операции, продлившейся добрых пару часов. В итоге, когда женщина освободилась, маленькая стрелка часов уже подкрадывалась к одиннадцати часам. А ведь у неё было ещё одно дело. Гермиона отправилась в холл, к ресепшену. Добравшись до стойки, женщина постучала ногтями по столешнице, привлекая внимание снова закопавшейся в бумагах Эмили. — Куда ты спрятала телефон? — Какой телефон? — Стационарный, Эми. Мне нужно позвонить Занетти. Эмили разыскала трубку где-то среди бумаг и торжественно вручила Гермионе с таким видом, как будто это была как минимум медаль Листера. Слегка передразнивая Эми, Грейнджер кивнула, с неменьшей серьёзностью и важностью принимая телефон. Впрочем, шутливо-серьёзный настрой не помог — секретарь Занетти сообщила, что его нет в офисе и вежливо предложила оставить сообщение. Гермиона отказалась и, попрощавшись, водрузила трубку на станцию. — Не забывай ставить телефон на зарядку, Эмили. А вдруг массовое поступление, а до нас даже нельзя дозвониться? — Массовое поступление? В больницу, специализирующуюся на кардиохирургии и лёгких? Это что же такое должно произойти, Гермиона? — Мало ли в жизни бывает ситуаций, Эмили. Например, ветераны Челси решат разом посетить Шекспира и не выдержат накала страстей. — Ты знаешь, что только что в одном предложении посмеялась над армией, искусством и Короной?.. — И это полностью твоя вина. Если бы ты относилась к своему рабочему месту ответственнее — ну, знаешь, не теряла ключи, держала под рукой нужные медицинские карты и ставила на станцию телефон… Эмили задохнулась от возмущения и быстро свернула в трубку первую попавшуюся ей под руку (довольно увесистую, впрочем) историю болезни, замахнувшись ею на Гермиону: — Как тебе не стыдно! Грейнджер предусмотрительно отступила на шаг и погрозила Эмили пальцем: — Я серьёзно. — Ты злая, злая женщина, Гермиона Грейнджер. — проворчала Эмили, чувствуя себя уязвлённой. Она не сердилась на Гермиону, но понимала, что в своих несносных нравоучениях в конечном итоге женщина права. Эмили и правда бывала удивительно рассеянной для такой ответственной работы, как у неё. Гермиона же, заметив, что слова достигли цели, примирительно улыбнулась и, стремительно перегнувшись через стойку, легко поцеловала Эми в огненно-рыжую макушку. — Я стану добрее, когда ты станешь собраннее. И тогда я даже буду любить тебя ещё больше. Грейнджер покинула холл и отправилась в ординаторскую. Ей нужно было помещение, где она могла бы спокойно поговорить. Она не хотела пользоваться данной ей привилегией, но мистер Занетти просил позвонить ему, как только Доу придёт в себя и дал личный номер как раз на случай, если на рабочем месте его не будет. Через три гудка из динамика послышался спокойный, бархатный мужской голос. — Мистер Занетти, это доктор Грейнджер. Мистер Доу пришёл в себя. Гермиона прижала телефон ближе к уху, напряжённо вслушиваясь в повисшую тишину. Ей показалось, что Занетти затаил дыхание, хотя услышать такое сложно, а увидеть это Грейнджер и вовсе не могла. По правде говоря, она разделяла точку зрения Рейчел: ей было до сих пор неясно, почему один из главных спонсоров Бромптона проявляет интерес к… Такому пациенту. Кем он был и кем приходился Занетти? — Мистер Занетти? — неуверенно позвала Грейнджер, когда молчание затянулось. — Я услышал, доктор Грейнджер. Вы уже позвонили в Скотленд-Ярд? — Ещё нет. Я не уверена в том, что состояние мистера Доу стабильно. — С ним что-то случилось? — Я не уверена. — повторила Гермиона, невольно сердясь на Занетти. Нет, конечно, он был ни при чём. Просто Гермиона не любила, когда она чего-то не знала. Когда не держала ситуацию под контролем. Качество практически гарантирующее постоянный стресс в её профессии, вообще-то, но Грейнджер плохо представляла себя кем-то другим. А о мистере Доу и его состоянии здоровья Гермиона не знала практически ничего кроме того, что на базовые тесты он отреагировал в пределах нормы. Грейнджер вздохнула. — Расфокусированное сознание, лёгкая агрессия, нервозность. Он плохо отнёсся к вопросам, а стресс в его состоянии не способствует скорейшему выздоровлению. Я бы позвонила вам вечером, после обхода, когда картина стала бы яснее, но вы просили набрать сразу. Гермиона невольно слегка прикусила губу. Последняя фраза прозвучала немного обвинительно. Впрочем, Занетти не отреагировал на нечаянную колкость. — Всё верно. Спасибо, что выполнили мою просьбу. Как только что-то будет ясно о мистере Доу, наберите мне ещё раз. И позвоните в Скотленд-Ярд. — Вы не приедете? — Не вижу в этом необходимости. Хорошего дня, Гермиона. — До свидания, мистер Занетти. Обескураженная, Грейнджер нажала на отбой. Она мало что понимала в складывающейся ситуации. Во-первых в голосе Занетти при прощании ей послышалось тепло. Он назвал её по имени, в конце-концов, а они не были даже приятелями. Во-вторых — прежде Занетти стабильно посещал госпиталь раз в две недели, чтобы узнать про состояние Доу, и это несмотря на взятое с Гермионы обещание позвонить. Но теперь, когда так беспокоящий Занетти пациент, наконец, очнулся, спонсор «не видит необходимости» в визите. Какого чёрта?.. Это были сплошные клятые загадки и если прежде они занимали Гермиону только немного, то теперь, когда прошлогодние события обещали развернуться во всю свою полноту, безответные вопросы вполне могли стать для Грейнджер настоящей головной болью. Гермиона нахмурилась, рассеянно прокручивая в пальцах смартфон. Ей предстоял ещё один звонок и, в отличие от звонка Занетти, ничего хорошего от этого звонка не ожидалось. Звонок спонсору был с её стороны вежливым одолжением, звонок в Скотленд-Ярд — неприятно скручивающей внутренности обязанностью перед законом. В какой момент ей, интересно, стало претить сотрудничество с полицией?.. Впрочем, звонок, который не был приятен Грейнджер, для её собеседника стал лучом света в тёмной комнате. Генри Хаунд, мрачно перебиравший материалы очередного убийства в Стоквеле, по-настоящему обрадовался, когда услышал мягкий, слегка напряжённый голос доктора из госпиталя Бромптона. Мужчина, которого он назначил на роль главного подозреваемого в одном из самых загадочных для Генри дел за прошлый год, пришёл в себя. Услышав об этом, Хаунд широко улыбнулся и решительно захлопнул лежащую перед ним папку. Даже прокрутился на офисном кресле, откидываясь на спинку и закидывая руку за голову. Ему с трудом удалось заставить голос звучать спокойно и профессионально: — Спасибо, что сообщили. В таком случае я подъеду в течение часа. — Зачем? — Мне нужно допросить подозреваемого. — Боюсь, мы неправильно друг друга поняли, офицер. Пациент действительно пришёл в себя и я сообщила об этом, подчиняясь закону, но мы ещё не убедились в стабильности его состояния. Я не даю разрешения на допрос. Хаунд подобрался, удивлённо вскинув брови и снова выпрямился в кресле. Он рванулся вперёд так резво, что неприятно ударился животом о край стола. Облокотился локтями о деревянную столешницу. В разговоре повисла напряжённая пауза. — Боюсь, мы действительно неправильно поняли друг друга, доктор.? Напомните ваше имя. — Доктор Грейнджер, сэр. —… Доктор Грейнджер. — послушно повторил Хаунд и усмехнулся, вкрадчиво продолжив: — У нас с вами очнулся подозреваемый в загадочной гибели нескольких человек. И если я не допрошу его в ближайшее время — мы дадим ему шанс придумать себе оправдания. А тем временем семьи тех людей уже год как оплакивают своих близких. Времени уже ушло достаточно. — голос Хаунда стал жёстким. — Оказываете на меня моральное давление? — неожиданно в мягком прежде голосе доктора Грейнджер тоже зазвенела предупреждающая сталь. — Если вы попытаетесь провести допрос сейчас, то не добьётесь ровным счётом ничего. Люди, вышедшие из комы, дезориентированы в лучшем случае несколько часов, в худшем — несколько дней. Любой стресс может пошатнуть их и без того хрупкое сознание, более того — это может вернуть пациента в состояние комы. Возможно, уже не такой тяжёлой и носящей совсем другой характер, но и этого может оказаться достаточно для летального исхода в конечном итоге в случае мистера Доу. Хаунд стиснул зубы. Ответ Грейнджер значил для него только одно: дело продолжит «висеть» мёртвым грузом на его безупречной репутации, пока эта проклятая женщина не убедится, что с подонком — а Хаунд был уверен, что коматозник та ещё тварь, — всё в порядке и ему можно задавать вопросы. Оказывать моральное давление, чёрт возьми. Если бы доктор Грейнджер видела, как Хаунд действительно оказывает моральное и психологическое давление, раскалывая преступников в допросной, она не рискнула бы произносить в его сторону что-то подобное. Но Генри нужно сохранять лицо и, желательно, расположение Грейнджер. Эта женщина проведёт бок о бок с пациентом ещё какое-то время и, возможно, успеет вызвать у него доверие. Подозреваемый что-то невольно сообщит, а он, Хаунд, сможет после вытянуть это что-то из Грейнджер, если будет достаточно обходителен. А потому офицер берёт себя в руки. Ничего страшного. Он просто немного вспылил. С кем не бывает, верно? — Что ж, хорошо, доктор Грейнджер. Тогда прошу — как только посчитаете состояние пациента удовлетворительным, немедленно наберите мне. Хорошо? — его голос снова стал мягким и вкрадчивым. Генри склонил голову набок, похожий на огромного пса, притворяющегося послушным. Если бы Грейнджер была перед ним, он бы даже умильно вильнул несуществующим хвостом для убедительности. Впрочем, тогда она могла бы разглядеть выражение его глаз, в которых послушания не было ни на грош. Хорошо, что они говорят по телефону и доктор его не видит. — Да, офицер. — Генри заметил, что её голос стал спокойнее. — И ещё кое-что, доктор Грейнджер. Извините за резкость. — Вы защищали интересы следствия, а я интересы своего подопечного. Всё в порядке. У вас есть ко мне вопросы, офицер? — Нет, доктор Грейнджер. Хорошего дня. — Хорошего дня. В трубке послышались гудки. Хаунд с преувеличенной осторожностью положил смартфон на стол, сверля несчастный гаджет нетерпеливым тёмным взглядом. Грейнджер была вежливой при прощании. Но не извинилась в ответ — раз. Два — пусть голос стал спокойнее после того, как Хаунд согласился с её доводами, он всё ещё слышал в нём лёгкий стальной звон. Следователь усмехнулся и потянулся к стационарному телефону, намереваясь запросить в архиве уже приостановленное было дело. Грейнджер же, положив трубку, невольно присела на стоявший в ординаторской диван и откинула со лба тёмные кудри, машинально подметив, что причёску нужно будет снова привести в божеский вид. Иначе Ния съест её, настойчиво советуя нацепить медицинскую шапочку. Гермиона их терпеть не могла и конкретно этому правилу ношения униформы подчинялась только в операционной. В остальное время — увольте. Женщина чувствовала себя так, как будто только что выстояла как минимум сражение. Она, конечно, дала Хаунду отпор, но про себя отметила, что он не кажется человеком, вызывающим доверие. Или хотя бы просто приятным. А потому она намеревалась держать следователя подальше от Доу столько времени, сколько сможет. Впрочем, Грейнджер всё равно признавала, что в какой-то степени офицер был прав в своей настойчивости. Доу был очень непростым пациентом во всех смыслах. Год назад он попал в госпиталь Святого Томаса в тяжелейшем состоянии. Его привезли с места происшествия в числе других пострадавших. В одном из кафе неподалёку от вокзала Виктории произошёл взрыв. В результате семь человек погибли, трое оказались в тяжёлом состоянии, пятеро отделались лёгкими ссадинами и сильным испугом. Но только Доу и ещё один мужчина в момент взрыва оказался снаружи, во внутреннем дворике кафе, куда выводила дверь чёрного хода с кухни. И именно эти двое, кажется, были причиной трагедии. Кажется — потому что никто из выживших не мог толком ничего объяснить. Люди только смутно помнили, что он и погибший снаружи мужчина сперва о чём-то тихо переговаривались за своим столиком, а потом вдруг разом вскочили и между ними завязалось что-то вроде драки. Очевидцы утверждали, что они будто больше жестикулировали, чем махали кулаками, но не было никого, кто был бы уверен в своих показаниях на все сто процентов. Камеры в кафе оказались муляжом, а во внутреннем дворике отсутствовали вовсе. Сам взрыв был похож на тот, что случается из-за брошенной гранаты, но осколков найдено не было. А представить себе зажигательную смесь такой силы было трудно. Даже знаменитый коктейль Молотова не мог произвести такого эффекта, каким бы образом его не совершенствовали. Доу пострадал больше всех и было вообще неясно, как он умудрился выжить, находясь, судя по всему, очень близко от эпицентра взрыва. Среди погибших были и те, кто оказался на добрый десяток, а то и больше метров дальше. В госпиталь Святого Томаса Доу доставили с обезображенным осколками раскуроченной стены лицом, несколькими ранами от них же на теле. Один из осколков чуть ли не перебил позвоночник, другой вошёл в череп, едва ли не вонзившись в мозг. Доу пережил сердечный приступ. Собственно, из-за сердечного приступа он в конечном итоге и оказался здесь, в Бромптоне. Врачи "Томаса" откачали его, сумели извлечь осколки, несколько дней бились над ним в палатах интенсивной терапии, и, приведя его в относительно стабильное состояние, обратились в Бромптон. Сердце Доу здорово беспокоило местных специалистов. Ритм не был хоть сколько-нибудь постоянным. При этом в себя Доу так и не пришёл. Потерять его было нельзя — слишком важен для полиции. Если не в качестве подозреваемого, то в качестве свидетеля. Обо всём этом Грейнджер рассказал врач, сопровождавший машину, на которой Доу доставили в госпиталь Бромптона. Тот же врач передал Гермионе визитку Генри Хаунда, объяснив, что расследование будет вести этот офицер. Женщина помнила этот день так отчётливо, как будто бы всё произошло вчера. Она ещё удивилась, что пресса тогда так скудно осветила трагедию. За несколько дней до того, как Доу попал в Бромптон, происшествию посвятили только небольшую заметку, упомянув "о несчастном случае, в результате которого погибли несколько человек". Было кое-что ещё, что тревожило Гермиону тогда долгих несколько недель, забылось, но теперь впивалось в сердце беспокойным когтистым зверем снова: Грейнджер была смутно уверена, что загадка взрыва не такая сложная, как кажется на первый взгляд. По крайней мере, для неё. Но эта же уверенность обвивала холодными щупальцами сосущей тоски сердце, которое она успокаивала долгие несколько лет. И Гермиона отказалась вмешиваться в ситуацию в роли кого-то помимо врача. Грейнджер взглянула на часы и, обнаружив, что на ленч ей осталось всего двадцать минут, решительно поднялась с дивана и отправилась в кафетерий. Вечером она навестит Доу. Проверит успевшие прийти анализы, снова попробует побеседовать, задать наводящие вопросы. Вечером, но не раньше. Ей самой нужно немного времени для того, чтобы взять себя в руки и продумать, как защитить Доу перед следователем и нуждается ли пациент вообще в хоть какой-то защите. Эти два звонка выбили Грейнджер из колеи. Занетти с его загадочным отношением к Доу, Хаунд, поставивший, кажется, перед собой цель отправить мужчину за решётку прямо с больничной койки. Если Грейнджер уйдёт без ответов хотя бы на часть терзавших её вопросов — сойдёт с ума раньше, чем переступит порог госпиталя.