You'll Never See Us Again

      Часть I                     Когда я был ребёнком, я почти каждый день ходил в часовню молиться. Общение с Богом давало мне душевный покой. Мне даже нравилось исповедоваться у отца Дейва, хотя я с трудом припоминаю грех, который совершил. Я не помню, когда это произошло, но в определённый момент я просто перестал ходить, если только это не было обязательно. Статуя Иисуса на кресте и изображения Марии и всех святых в витражах просто вызвали у меня мурашки. Не в хорошем смысле. Думаю, я понял, что во всём этом что-то не так задолго до того, как узнал по-настоящему.                     -----              На 6-м году Йена назначили дежурным по кухне готовить обед в кладовой, который обычно состоял просто из нарезки замороженной куриной грудки порциями или нарезки дыни, а также различных фруктов и овощей.              Мисс Альма, сколько Йен себя помнил, работала на кухне и с утра до вечера она была там вместе с несколькими другими женщинами, которые практически не говорили по-английски. Когда они заговорили с ним, то с иностранным акцентом. Когда они говорили друг с другом, он ничего не мог понять. Позже он узнал, что они говорили по-испански, и был удивлён, узнав, что существуют другие языки.              Обычно мисс Альма отправляла детей в кладовку выполнять простые действия по нарезке овощей и фруктов, а не собственно готовку.              Йен не возражал против работы, особенно когда ему приходилось делать это с друзьями. Часто Уинстон присоединялся к нему, и иногда они были только вдвоём; в других случаях, когда требовалось больше подготовки, другим ученикам поручали помочь.              Он вспомнил день, когда Микки поручили резать лук в наказание за то, что его поймали при попытке украсть сок из кладовки. Ему не повезло, что его поймала сестра Грейс, а не кто-то вроде мисс Ханны, которая сжалилась бы над мальчиком и позволила ему взять один.              Их было трое — Йен, Уинстон и Микки, — и у Микки была худшая работа из всех, которую они были благодарны, что им не пришлось выполнять. Резать лук было, безусловно, худшим, что Йен когда-либо испытывал в своей жизни. Когда ему впервые поручили это сделать, он думал, что его глаза вылезут из орбит.              Они с Уинстоном шутили, выполняя несложную работу по очистке капусты и взвешиванию куриных полосок на цифровых весах. Ни один из мальчиков на самом деле не хотел включать Микки в свой разговор и в какой-то момент забыл о ноже для резки лука в углу.              Йен, наконец, обратил внимание, когда Микки отошёл от разделочной доски и издал болезненный звук, потирая глаза тыльной стороной ладони. К этому моменту Йен и Уинстон почти закончили с порученным им заданием и горели желанием поскорее выбежать и сыграть в футбол, прежде чем будет назначен обед.              — Боже, — сказал Йен, понимая эту боль. — Сделай перерыв, Микки. Мы можем поменяться.              Тогда Уинстон потянул его за рубашку.       — Йен, нет. — Он отчаянно хотел выбраться оттуда и как можно скорее побежать на поле, и знал, что ему придётся подождать своего соседа по комнате.              Йен проигнорировал его, чтобы перейти к луку, и начал резать, в то время как Микки стоял позади него, прикладывая мокрую салфетку к своим глазам, не говоря ни слова.              Он резал примерно минуту, прежде чем его собственные глаза начали слезиться.       — Фу, — сказал он, отступая. — К чёрту это.              Уинстон закончил готовить курицу и оставшуюся капусту и уже не так терпеливо ждал, когда Йен закончит своё доброе дело.              — Извини, Микки, — сказал Йен. — Это, блять, отстой.              В его препубертатном, не до конца развитом, беспорядочном мозгу всё, о чём он думал, было его собственное кратковременное удовольствие, и несчастье Микки было быстро забыто, когда он снял фартук и последовал за Уинстоном к двери, предоставив Микки доделывать задание самому.              -----              Именно Йен начал физическую перепалку, и поэтому он не удивился, когда мисс Ханна попросила поговорить с ним после урока.              Другие дети, выходя, бросали на него своенравные взгляды, за исключением Микки, который, казалось, вообще избегал его взгляда.              Он ожидал, что она рассердится, и был ошеломлён, когда она усадила его и спросила:       — Как ты себя чувствуешь в эти дни, Йен?              — Как я себя чувствую? — спросил он.              Она кивнула.       — Что-то на тебя нашло. Такое поведение ново.              Он пожал плечами.       — Не знаю. Наверное, я просто разозлился.              Она на это не купилась.       — Йен, мы оба знаем, что злость не оправдывает физическое насилие над кем-либо. Ты не жестокий человек, так откуда это взялось?              — Меня просто тошнит от этого, — признался он.              Йен подумал о том, что он предпочёл бы, чтобы его отругали, чем терпеть всё это.              — Ты чувствовал… — она сделала паузу, пытаясь подобрать нужные слова, —… прилив энергии в последнее время? Больше, чем ты обычно чувствуешь?              — Э-э… нет?              Хотя на самом деле он не был уверен, правда ли это. В последнее время ему казалось, что его переполняет адреналин. Иногда после того, как Микки кончит, ему хотелось спрыгнуть со стены или просто полностью сбросить одежду и пронестись по полю. Он был счастлив. У него не было причин для беспокойства.              — Хорошо, — сказала мисс Ханна, хотя, казалось, в чём-то сомневалась. — Кстати, тебе придётся извиниться перед Беннеттом.              Это было то, чего он боялся.       — Хотя он это заслужил.              — Нет. Он этого не делал, — сказала она, но затем потянулась, чтобы похлопать Йена по руке. — Но я поговорю с ним о поддразнивании и попрошу его извиниться перед Микки.              Бороться с этим было бесполезно, поэтому Йен просто кивнул и ушел, но тут же попал в засаду Аманды в коридоре.              — Что это было раньше? — спросила она. — Ты действительно сумасшедший? — Однако в её глазах был блеск, как будто она в какой-то степени наслаждалась зрелищем.              — Он вёл себя как придурок, — сказал Йен.              — Да, очевидно. Но то, что он сказал, было даже не так уж плохо по сравнению с другими его словами. Твоя реакция на это была просто экстремальной. Все в полном замешательстве.              Йен ничего не сказал, пока они медленно шли по коридору.              — У тебя были большие неприятности? — спросила она.              — Не-а, — сказал Йен. — Я просто должен извиниться перед ним или что-то в этом роде.              — Ты будешь? — спросила она.              — Ни хрена.              -----              К счастью, мисс Ханна не рассказала сестре Грейс о драке и не стала настаивать на принесении извинений. Йен знал, что в конце концов она узнает, что он не извинился перед Беннеттом, и будет разочарована этим — возможно, в тот момент она усадила бы их рядом и заставила его сделать это, — но сейчас это волновало его меньше всего.              В тот момент он слишком нервничал, чтобы увидеть Микки, и, прежде чем он успел опомниться, уже мчался по полю, просто наслаждаясь холодным ветром, хлещущим по щекам, и пустотой всего этого, не смущаясь даже серого неба и капель холодного дождя, которые брызгали сверху, как из протекающего крана.              Его рёбра всё ещё болели, и он был уверен, что вокруг глаза будет ужасный синяк — такой же, как у Беннетта, — но чистый прилив радости, который он получил от бега, заставил всё это, казалось, исчезнуть.              После того, как он принял душ и вернулся в их комнату, Йен столкнулся с Микки, который нервно сидел на краю своей кровати.              — Йен, — сказал Микки, вставая, когда Йен вошел.              — Привет, Микки, — поздоровался он, чувствуя знакомое биение своего сердца, которое, казалось, теперь всегда происходит в присутствии Микки.              — Ты в порядке? — спросил Микки, заметив синяк вокруг правого глаза Йена и поморщившись.              — Лучше не бывает.              — Послушай, — сказал Микки, — Ты не должен был этого делать.              — Нет, он сам напросился, — ответил он. — Я думаю, что врежу Джейми завтра после обеда, может быть, пока он играет в футбол. Знаешь, когда нет учителей.              — Йен, — строго сказал Микки.              Наступила тишина.              — Подожди, ты шутишь? Или ты серьёзно?              Йен рассмеялся.       — Я серьёзно, Микки. Что я тебе говорил?              — Ладно, я не хочу, чтобы ты это делал. Тебе уже больно, и теперь все думают, что ты грёбаный псих.              Йен понял, что, возможно, это было самое большое, о чём они когда-либо говорили. И Микки впервые казался искренне обеспокоенным за него. Это было странно, но он наслаждался вниманием и тем, как Микки, казалось, смягчился.              — Так мы теперь друзья? — спросил Йен.              Микки нахмурил брови, сбитый с толку сменой темы.              — Я думал, ты не хочешь быть моим другом, пока я не ударю Беннетта и Джейми. Один готов, один остался, — сказал Йен.              — Я специально просил тебя не делать этого…              — Так мы друзья?              Микки вздохнул, прежде чем нерешительно сказать:       — Конечно.              Йен на самом деле не верил в это; было ясно, что Микки просто не хотел, чтобы он ввязался в очередную драку. Вероятно, ему всё равно пришлось бы подраться с Джейми. Он всё равно хотел этого. Бой с Беннеттом его недостаточно удовлетворил.              -----              К ужину все были в курсе того, что произошло. Ребята помоложе широко раскрытыми глазами смотрели на подбитый глаз Йена, когда он проходил мимо их столика.              Он оглядел комнату в поисках места, куда бы сесть, кроме своего обычного места, где сидели Джейми и Беннетт, свирепо смотревшие на него с другого конца комнаты. Было облегчением увидеть, что Аманда заняла другое место, в дальнем углу, среди 11-классников, рядом со столиком Микки, где он сидел с Остином, Даниэллой и несколькими другими.              — Рано или поздно тебе придётся встретиться с ними лицом к лицу, — сказала она, когда он сел рядом с ней.              — Мы всё равно скоро уезжаем отсюда, — ответил Йен.              Он принялся за свою порцию жареной моркови и петрушки, в то время как Аманда неохотно вздохнула.              — Привет, Йен, — произнёс нервно приближающийся голос Уинстона.              — Привет, — сказал Йен.              — Ты пропустил футбол сегодня.              — Да.              Повисло неловкое молчание, пока Уинстон переминался с ноги на ногу и барабанил пальцами под подносом.              — Вероятно, все забудут об этом через неделю, — наконец сказал Уинстон. — Я тоже могу поговорить с ними об этом, если хочешь. Они, вероятно, не будут возражать, если ты завтра сыграешь в футбол.              Конечно, Уинстон собирался сыграть роль миротворца; не в его характере было принимать чью-либо сторону в чём бы то ни было. Хотя по его зависанию и отсутствию намерения занять место за их столом Йен мог догадаться, где его лояльность поколебалась.              — Да. — Йен пожал плечами, представляя, как повалит Джейми на землю во время завтрашней игры и поставит ему такой же синяк под глазом, пока Микки наблюдает. — Конечно.              -----              Позже той ночью Йен практически набросился на Микки, когда тот вошёл в дверь, и затащил его в постель.              — Господи, Йен, — фыркнул Микки, когда Йен глубоко запустил руки в боксеры Микки.              Он действительно не знал, что на него нашло, он просто знал, что ему ужасно хотелось кончить с Микки. Он хотел заниматься этим всю ночь, если бы это было возможно.              Однако Микки имел в виду не это, потому что вскоре он обнаружил, что его мягко отталкивают в процессе попытки обхватить ртом член Микки.              — Йен, Йен, Йен, — сказал Микки, пятясь назад. — Прекрати.              Йен чуть не заскулил, пока не увидел выражение, промелькнувшее на лице Микки, — беспокойство или замешательство, или и то и другое вместе.              — Что? — спросил Йен.              Микки вгляделся в лицо Йена.       — Ничего, просто…              Йен попытался попробовать ещё раз, но Микки снова остановил его.       — Я не знаю, стоит ли нам делать это сегодня вечером, — сказал он. — Это странно.              — О, да ладно тебе, Микки, ты же не злишься на меня до сих пор или что-то в этом роде, не так ли?              Он покачал головой.       — Я не злюсь на тебя, ты просто ведёшь себя странно.              Йен почувствовал себя уязвлённым и отступил.       — Ты ведёшь себя странно, — мрачно сказал он, прежде чем спрыгнуть с кровати Микки и забраться в свою.              — Йен, — сказал Микки с оттенком раздражения, смешанного с сожалением.              Йен ничего не сказал в ответ, и вскоре Микки уступил тишине и выключил лампу. И пока Йен лежал в темноте, он почувствовал, как в его голове зарождается ещё одна идея, которая заставит Микки снова полюбить его.               я думаю, микки в последнее время чувствует себя подавленным. сейчас он другой, и, думаю, я тоже. я понял, что у него отобрали много его любимых вещей, а потом он фактически признался мне, что у него здесь нет настоящих друзей. я думаю, что перелезу через забор и поищу что-нибудь микки в подарок. надеюсь, что-нибудь, что ему понравится.                     -----              К несчастью для Йена, директриса натянула колючую проволоку поверх забора после инцидента с сигаретой и Микки. Йен внимательно оглядел металлическое сооружение, думая, что перелезть через него будет не так уж сложно; в конце концов, он был довольно проворен. Было бы невозможно перелезть через него, не сильно порезав ладони, но если бы ему удалось вынести стул наружу, он, вероятно, смог бы перепрыгнуть. Он знал, что почва на другой стороне мягкая, и, оказавшись там, он сможет найти бревно, которое поможет ему вернуться.              Оглядываясь назад, можно сказать, что это был глупый план, который в значительной степени зависел от удачи и был лишь подстёгнут его желанием как-то произвести впечатление на Микки. Он вспоминал о своём поведении в течение всей недели и съёживался, совсем не узнавая себя, вспоминая своё душевное состояние. Но в тот момент всё, что он чувствовал, было пульсирующее желание сделать первое, что пришло ему в голову, и каким-то образом это было оно.              Это было после завтрака, когда другие мальчики ждали, пока немного утихнет дождь, прежде чем отправиться играть в свой обычный футбольный матч. Йен украл деревянный стул из класса сестры Грейс и направлялся к забору, преследуя только одну цель.              Когда он встал на стул, то понял, что достаточно высок, чтобы видеть другую сторону забора, и что его плечи выше колючей проволоки. Он видел вблизи каждый изгиб металла и то, что они не выглядели такими уж острыми. Он мог легко просунуть обе руки между промежутками, чтобы подтянуться, и, подпрыгнув, перелетел через них, приземлившись с глухим стуком на другой стороне.              День был ненастный, земля была мокрой от проливного дождя, и Йен промок повсюду. Он едва замечал это, прогуливаясь по лесу в поисках предметов.              После двадцати минут прочёсывания леса он был вынужден сдаться. Там было пусто, за исключением листьев и веток, никаких признаков чего-либо хотя бы отдаленно интересного. Микки был прав, когда говорил, что искать больше особо нечего.              Он заметил тот полый ствол, который некоторое время был их с Микки местом, и разглядел обрывки журнальных страниц, промокшие и порванные под слоем грязи. Это вызвало у него тяжелое чувство в груди, от которого он попытался избавиться.              Вдалеке он услышал крики мальчишек, которые начали свою игру в футбол, дождь прекратился, но совсем немного.              Вздохнув, Йен решил вернуться, смирившись со своей потерей. У забора было бревно, на которое он мог забраться, но оно было намного ниже стула и, как он понял, немного скользким из-за дождя. Несмотря на это, он медленно поднялся, стараясь держать руки между выступами острого металла.              Он не знал, как это произошло, но, вероятно, это было сочетание нескольких факторов: отсутствие сцепления с деревянным забором, скользкие подошвы его ботинок, пропитанные влажной почвой, и легкое колебание проволоки, но он потерял равновесие и упал на другую сторону, почувствовав жгучий удар чего-то острого в ногу, когда он рухнул вперёд, головой в траву и кашляя, хватая ртом воздух.              Все мальчики видели это с футбольного поля и, должно быть, были шокированы увиденным. Йен почувствовал, как двое парней подняли его за руки, и понял на полпути к лазарету, что его несут Джейми и Беннетт, и что у него сильное кровотечение.              -----              Когда Йен пришёл в себя, он лежал в лазарете с забинтованной правой ногой, начиная от бедра и заканчивая коленом.              — Вам нужно было наложить швы, — сказала медсестра, заметив, что Йен пошевелился.              Именно в этот момент он почувствовал пульсирующую боль в ноге и поморщился.              — Я принесу тебе обезболивающее, — сказала она, прежде чем порыться в своём ящике.              Йен не знал, как долго он был без сознания, и когда его, наконец, отправили обратно в свою комнату с парой костылей, он заметил по дороге, что небо потемнело и что дети готовятся ко сну, а это значит, что он пропустил обед и ужин.              -----              — Медсестре было бы нечего делать, если бы не мы, да? — сказал Йен, прихрамывая, входя в комнату.              Микки оторвался от блокнота.       — Ты выглядишь как мокрая крыса.              Йену ужасно нужен был душ. Он чувствовал, как грязь въелась в его волосы, и когда он протянул руку, чтобы расчесать их пальцами, кусочек мокрого листа упал на пол.              — Лучше пойду в душ, — пробормотал он.              — Нужна помощь? — спросил Микки, сразу же покраснев. — Я имею в виду… Я просто помню, как трудно было с моими бинтами, пытаться не намочить их слишком сильно.              Йен посмотрел вниз на свою ногу. Медсестра сказала ему, что повязка водонепроницаема, но всё равно, чтобы через неё не просачивалось слишком много воды, объяснила, что ему, вероятно, придётся принять душ, высунув ногу.              — Не-а, — сказал Йен, думая о том, как стоит голый в душе рядом с Микки, помогающим ему сохранять равновесие. Что-то в этом было слишком напряжённым даже для него. — Я уверен, что со мной всё будет в порядке.              Микки просто пожал плечами.       — Да, наверное.              -----              Это действительно был целый акт балансирования, и, несмотря на его усилия, он почувствовал, как немного теплой воды из душа стекает по его ноге, которая начала уставать от того, что её так долго поднимали.              Послышался звук открываемой двери, и он понял, что в этот час там действительно не мог быть никто, кроме Микки. В 12-м году душевые для мальчиков были отделены от туалетов, вдоль них было около десяти душевых стоек и ряд раковин. Йен никогда не возражал против душа с другими мальчиками — он привык к этому, поскольку они занимались этим с тех пор, как они были в нулевом классе. Но оказаться наедине с Микки глубокой ночью было совсем по-другому.              — Эй, — сказал Микки, сохраняя дистанцию и глядя на противоположную стену, а не в ту сторону, где Йен стоял под струями воды. — Я, э-э, на самом деле тоже не принимал душ раньше. Я могу подождать, пока ты закончишь, если тебе не нужна помощь.              Йен посмотрел на Микки, который стоял там, и понял, что ошибочно принял его холодность не за то, чем она была на самом деле: непреодолимой застенчивостью.              — Да, — признал Йен. — Мне бы не помешала твоя помощь.              Он был в восторге, когда Микки просто кивнул и начал сбрасывать одежду. Это было ещё одно осознание, которое осенило его, то, как Микки редко принимал душ вместе с остальными мальчиками, выбирая для этого случайные часы, всегда корректируя свой график принятия душа, чтобы избежать толпы. Йен давно не видел Микки полностью обнажённым, возможно, с четвертого класса. И, конечно, у него во рту был его член, но, когда Микки медленно приблизился и протянул руку, чтобы помочь Йену опереться на его плечо для равновесия, Йен никогда не чувствовал себя ближе к своему соседу по комнате.              — Быстро, пока кто-нибудь не вошёл, — сказал Микки, внезапно схватив Йена за поврежденную ногу, чтобы облегчить нагрузку на его мышцы.              Йен быстро помылся, надеясь, что, если они оба проигнорируют его эрекцию, это будет менее неловко. Они могли бы разобраться с этим позже, в уединении своей комнаты.              Когда он закончил, он попытался остаться и, может быть, просто посмотреть, как Микки принимает душ, но Микки бросил на него странный взгляд.       — Переодевайся и возвращайся, я скоро буду.              Он понял намёк.              -----              От Микки исходил свежий аромат лавандового мыла и шампуня, аромат сладкого миндального молока и мёда. Это было то, что вдохнул Йен, забравшись в постель Микки и закрыв глаза, когда Микки осторожно оседлал его, стягивая боксеры до эрекции, которая сохранялась с тех пор, как Йен принял душ.              — Мне нравится, как ты пахнешь, — сказал Йен, проводя рукой по бедру Микки.              Следующее, что Йен осознал, это то, что Микки опустил голову и принял его. Он чуть не взорвался прямо тогда и там.              У Йена было много вопросов, начиная с того, что внезапно изменилось в отношении Микки и что он мог сделать, чтобы так и оставалось. Но пока он просто плыл на волне, стараясь не слишком сильно соваться в рот Микки.              Когда он почувствовал, что был близко, он подтолкнул Микки локтём в голову.       — Эй, эй, я близко. Я очень близко, — заикаясь, пробормотал он.              Микки медленно оторвался — почти слишком медленно, по-настоящему наслаждаясь последним кусочком Йена. Внезапно он начал поглаживать его, и Йен жестом попросил Микки залезть обратно, чтобы он мог сделать то же самое с ним.              У Микки уже был стояк, когда он потянулся к своим боксерам, и, к его удивлению, он тёк как сумасшедший.              — Господи, Микки, — сказал Йен, зная, что он всё равно придет первым, у него уже было приличное преимущество.              Все лицо и шея Микки, казалось, покраснели ещё сильнее, и Йен подумал, что под рубашкой его грудь, вероятно, тоже покраснела, и он представил, как делает это полностью обнаженным, как может лизать Микки, целовать его, тереться их членами друг о друга и совершать все безумные поступки, которые казались невозможными только до таких моментов, как этот.              Прежде чем он осознал это, он прерывисто выдохнул и кончил на руку Микки, и вскоре Микки сделал то же самое с ним.              Они оба лежали, тяжело дыша, и на этот раз Микки не сразу выгнал Йена.              — Могу я просто остаться здесь вот так? — спросил Йен, когда мир вернулся к нему.              — Что? — спросил Микки.              — Могу я просто остаться здесь вот так, — повторил Йен. — Я имею в виду, на всю ночь.              Микки поджал губы.       — Почему? — он спросил.              — Я ранен, Микки, — сказал Йен. — Ты действительно собираешься заставить меня вот так пойти к моей собственной кровати?              Микки усмехнулся, но спорить не стал.       — Тупица, — сказал он и натянул на них обоих одеяло.                     Часть II                     Я помню незначительные детали о Марселин. Я имею в виду не воспоминания, а реальное здание, точнее комнату, которую я делил с Микки. Снаружи Марселин был изысканным — каменная кладка, колоннады обрамляли вход, дикие цветы цвели на решётках, растущие вдоль восточной стены, как будто у них была своя жизнь.              В нашей комнате всё было намного проще. У каждого из нас была своя кровать с кремовыми простынями, деревянный сундук и общий письменный стол, которым мы почти не пользовались. Стена в комнате Микки была увешана его любимыми рисунками, неаккуратно приклеенными скотчем, как будто его больше заботило их наличие, чем эстетика. Моя сторона была довольно пустой, хотя в какой-то момент я повесил рисунок, который Аманда сделала для меня, и, в конце концов, маленькую картинку, нарисованную Микки, где я играю в футбол, которую он назвал плохим рисунком, но я снова и снова повторял ему, как мне это нравится, и он не верил мне, пока я не повесил его над своей кроватью, но даже тогда он сомневался. Я помню, что находил это милым.                     -----              Впервые Йен увидел снег, когда учился во втором классе. Он помнил, с каким благоговением смотрел в открытое окно своей комнаты вместе с Уинстоном, несмотря на то, что холодный зимний воздух обжигал его кожу.              Сестре Грейс потребовалась, казалось, целая вечность, чтобы закутаться в зимнее пальто и шарф, и ещё больше времени, чтобы зашнуровать ботинки. Мисс Ханна тоже присоединилась, одетая только в свитер крупной вязки и непромокаемые ботинки, в то время как мисс Эйприл осталась внутри, где было тепло, не имея никакого желания развлекаться.              Мисс Ханна показала им, как скатывать снежок, пока он не станет всё больше и больше, продемонстрировав, как правильно слепить снеговика.              Годы и годы спустя Йен заговорил об этом с Микки во время непринужденной беседы об их первых встречах.       — Помнишь первый снегопад и то, как это было захватывающе? — спрашивал он.              Микки на самом деле ничего не помнил, и чем больше Йен копался в его памяти, он понимал, что Микки не было там в тот день вместе с остальными.              — Мне не нравился холод, — говорил Микки. — Думаю, я остался в школе с мисс Эйприл.              Йен запомнил тот день как одно из самых счастливых событий в своей жизни, и именно поэтому ему захотелось вернуться назад во времени и изменить его так, чтобы он остался с Микки и составил ему компанию.              -----              Постель Йена оставалась нетронутой целую неделю. Каждый вечер, начиная с той ночи, когда ему наложили швы на ногу, Микки помогал ему принять душ, когда все ложились спать, а затем Йен сразу же ковылял к кровати Микки, и они либо делали друг другу минет, либо начинали с дрочки, а затем переходили к минету.              После этого они так и не поговорили, но Микки не выгнал Йена с кровати, и Йен остался. Он задавался вопросом, что произойдёт, когда с него снимут гипс, хотя его оправдание травмой уже было слабым.              Йен вспомнил первое утро, когда он остался в постели Микки. Когда он проснулся, Микки спал лицом к стене, и Йен просто смотрел на его затылок и то, как поднимались и опускались его плечи, когда он глубоко дышал. Волосы Микки торчали во все стороны, и Йен боролся с желанием протянуть руку и провести пальцами по этому беспорядку.              Микки проснулся только тогда, когда вдалеке зазвонили утренние колокола, оповещая всех, что завтрак будет готов через час. Они оба лежали, уставившись в потолок, по-прежнему молча.              — Как твоя нога? — спросил Микки.              — Лучше, — сказал Йен.              Кровать была маленькой, и поэтому их руки не могли не соприкоснуться. Йен почувствовал, как пальцы Микки напряглись и отодвинулись дальше от его собственных, когда он ненадолго пошевелил ими.              Утро было безмятежным, зима неуклонно приближалась, и трава снаружи была покрыта слоем замерзшей росы. Йену хотелось весь день лежать в этой постели, согретой теплом Микки.               микки так легко мёрзнет. его пальчики на руках и ногах нагреваются целую вечность, и иногда они кажутся мне сосульками на коже. хотя я не особо возражаю против этого. мне нравится, что я нужен ему, чтобы согревать его по ночам, хотя он и не признаётся в этом. думаю, скоро я сниму гипс, и это облегчение, потому что я чувствую, что был таким заторможенным на прошлой неделе, и как только он снимется, я собираюсь пробежать несколько кругов по полю. я скучаю по бегу                     -----              То, что сказал Уинстон, было правдой. В конце концов, большинство людей забыли о ссоре Йена с Беннеттом — включая Беннетта, который был так потрясен окровавленной ногой Йена и тем, как он кричал от боли, когда медсестра пыталась простерилизовать рану, что даже однажды за обедом подошел к столу Йена и спросил, как он держится.              По большей части казалось, что всё вернулось на круги своя. За исключением того, что Йен никогда не возвращался на своё обычное место в обеденном зале, предпочитая сидеть с Амандой рядом со столом Микки, каждый день придвигаясь немного ближе, пока однажды утром Аманда не стала настолько раздраженной, что просто села рядом с Микки и жестом пригласила Йена присоединиться к ней.              Он не был разговорчивым; и Йен тоже, хотя и пытался. Больше всего говорила Аманда, а больше всего уговаривала Даниэлла. Йен действительно почувствовал укол ревности, когда Даниэлла прикоснулась к Микки, задаваясь вопросом, как отреагировал бы Микки, если бы Йен сказал ему порвать с ней. Или, может быть, убедил Уинстона дать ей шанс.              Казалось, что его разум работает со скоростью, превышающей скорость света, пока однажды утром всё это не рухнуло.              -----              — Йен, вставай. Скоро нас позовут завтракать.              Йен глубже зарылся под простыни, от резкого света, льющегося через окно, у него разболелась голова. У него не было сил заниматься чем-либо ещё, и он хотел только вернуться ко сну.              — Йен.              Он почувствовал, как Микки слегка встряхнул его, и сжался ещё сильнее. Все, чего он хотел, это чтобы мир просто остановился. Хотя бы ненадолго.              Послышался топот Микки по комнате, затем звук надеваемых им ботинок.              Он чувствовал это раньше, хотя по большей части это был туман. Это было ужасное чувство, и он ненавидел себя ещё больше за то, что не мог от него избавиться.              — Ты заболел или что-то в этом роде? — спросил Микки.              Йен только проворчал в ответ, желая, чтобы он ушёл, чтобы он мог поваляться.              — Не мог бы ты, пожалуйста, просто… — Микки вздохнул. — Я могу пойти за помощью, но… — последовала затяжная пауза. — Может быть, ты хотя бы вернёшься в свою постель?              Йен не хотел, чтобы Микки шёл за помощью. Он не хотел быть ни с кем рядом, видеть или слышать их. Поэтому он позволил Микки нервно расхаживать по комнате, пока не прозвенел звонок к завтраку, и Микки издал странный писк, прежде чем направиться к двери.              -----              Было намного позже, когда дверь со скрипом отворилась и знакомый аромат духов мисс Ханны наполнил комнату.              — Он просто был таким весь день, — пробормотал Микки.              Йен почувствовал, как рука мисс Ханны легла ему на плечи.       — Йен, — прошептала она. — Ты сегодня ничего не ел. Время обеда прошло.              Йен оставался под простынями, чувствуя, как пульсирует голова, а слезы медленно стекают на матрас.              — Пойдем, — сказала мисс Ханна, сохраняя непринуждённый вид. — Микки оставил тебе немного десерта. Твой любимый манговый пудинг.              Йен мог только стонать.       — Оставьте меня в покое.              — Тебе нужно будет встать, Йен. Иначе у меня не будет другого выбора, кроме как позвать сестру Грейс и директрису.              В тот момент всё это не имело значения для Йена. Вытащить его из-под простыни удалось, только пообещав, что мисс Ханна оставит его в покое, если он запьёт свои таблетки водой. И он едва мог смотреть Микки в глаза, когда схватил свой стаканчик с таблетками и бросил его обратно, быстро проглотив их.              — Дай мне знать, как он себя чувствует завтра утром, — прошептала мисс Ханна Микки. — Не спускай с него глаз сегодня вечером.              — Он болен или что-то в этом роде? — спросил Микки.              — Нет, нет, — ответила мисс Ханна. — Просто ему нужно кое с чем разобраться. Я видела это раньше, и это просто занимает некоторое время.              Микки кивнул и нервно оглянулся на Йена.              Когда мисс Ханна наконец ушла, Микки опустил глаза в пол.       — Я займу твою кровать на эту ночь.              -----              Следующие несколько дней были абсолютно худшими, и Йен в конце концов снова оказался в кабинете директрисы, рядом с мисс Ханной, лицом к лицу с той же ведьмой, с которой он столкнулся много лет назад, когда прошёл через нечто подобное.              Он чувствовал, что был только в полубессознательном состоянии, но слышал, как она говорила мисс Ханне о его рецепте и о том, что ему пора внести некоторые изменения в лекарства и дозировки.              — Я имею в виду, — услышал он голос мисс Ханны. — Это явно биполярное расстройство, не так ли?              — Какая разница, поставим мы ему диагноз или нет, — сказала женщина. — Просто дайте ему это лекарство, и оно исправит его настроение. Если он доставляет вам столько хлопот, просто отправьте его уже в больницу Святого Иосифа.              Йен не знал, что такое больница Святого Иосифа, но простое упоминание о ней, казалось, шокировало мисс Ханну.       — В этом нет необходимости, — сказала она. — Он просто мальчик, которому нужна помощь.              Леди нацарапала что-то в своём блокноте и протянула ей.       — На данный момент этого достаточно.              -----              Йену потребовалась ещё неделя, чтобы снова почувствовать себя самим собой, и к тому времени он уже выбился из колеи. Ему наконец сняли гипс, но его энергия вернулась к тому, что было до того, как он отскакивал от стен, и, хотя он скучал по бегу, начал падать снег, и поэтому он смирился с тем, что ему придётся проводить дни в помещении.              Казалось, Микки больше не мог смотреть ему в глаза. Дети ходили вокруг него как по яичной скорлупе, наслышанные обо всех его проблемах в последнее время. Они как будто думали, что он может сорваться или заплакать в любой момент.              — Ты снова меня ненавидишь? — спросил Йен однажды ночью, лёжа в собственной постели.              — Я никогда не ненавидел тебя, — ответил Микки.              — Хорошо, — с сомнением сказал Йен. — Значит, ты ненавидишь меня сейчас?              — Нет.              — Ты просто думаешь, что я сумасшедший.              — Нет, — сказал Микки. — Это не так.              — Все остальные так думают.              — Все остальные чертовски глупы.              Йен ухмыльнулся.       — Спасибо.              Он наблюдал, как Микки уютно устроился под простынями, и вспомнил, как мёрз его сосед по комнате несмотря на то, что их вентиляционные отверстия закачивали теплый воздух. Они не делили постель и ничего не делали больше недели, даже не обменялись больше, чем парой слов за раз.              Возможно, он напугал Микки всем своим депрессивным эпизодом, вызвав у него панику, когда тот отказался вставать с постели. Он задавался вопросом, прошёл ли Микки уже через это или просто был добр.              В любом случае, Йен не испытывал никаких сильных сексуальных позывов с момента своего эпизода и неделю после приёма новых таблеток. Он даже не был уверен, что сможет это сделать, но ему не хватало ощущения кожи Микки, и, прежде чем он осознал это, он направился к кровати Микки.              Я скучал по тебе, чуть было не сказал он, но остановил себя, потому что это действительно было бы безумием.              Он забрался под простыни и стянул с Микки боксеры, расценив отсутствие какой-либо сильной реакции на то, что Йен залез к нему в постель, как хороший признак. Йену пришлось залезть под одеяло, чтобы прикоснуться ртом к члену Микки, изо всех сил стараясь не снять его с дрожащего тела Микки.              Было бы проще, если бы он просто залез через изножье кровати, поскольку именно там он в конце концов оказался, наполовину лёжа на полу, остальное под одеялом, неспособный даже увидеть удовольствие на лице Микки.              Это было странно, потому что Йену было приятно доставлять удовольствие Микки, но казалось, что его собственный член полностью отделился от его тела, даже немного не затвердел от того, что происходило.              Он одной рукой поглаживал основание члена Микки, пока качал головой вверх-вниз, уделяя время тому, чего у него никогда раньше не было — медленному облизыванию, проводя языком по щёлочке, из которой медленно вытекала жидкость Микки. Йен слышал приглушённые стоны Микки и чувствовал его пальцы на своих плечах и его лёгкие толчки.              Он знал, что Микки близко, и продолжал сосать его член, даже когда почувствовал, что Микки начал слегка пинать его.       — Йен, — прохрипел Микки.              Йен продолжал, желая, чтобы Микки кончил ему в рот. Желая этого больше всего на свете.              — Йен, — наконец сказал Микки громче, чем раньше.              Он решил, что должен спросить, Микки явно был в отчаянии.              Приподнявшись, он высунул голову из-под ног Микки.       — Я хочу, чтобы ты кончил мне в рот, — откровенно сказал он, крепко сжимая Микки у основания, чтобы отсрочить его конец.              — Что? — спросил Микки, медленно отодвигаясь назад.              — Если ты не против, — сказал Йен.              Между ними было что-то вроде состязания в гляделки, Микки, казалось, не мог понять, серьёзен ли Йен, хотя тот был смертельно серьёзен.              — Я имею в виду… — выдавил Микки. — Делай, что хочешь. — Ему было трудно казаться равнодушным, когда он сжимал простыни так, словно от этого зависела его жизнь.              Йен снова нырнул под одеяло, ослабляя хватку и тратя время на то, чтобы снова поднять Микки. Он всегда думал, что будет приятно закончить таким образом, и, возможно, всё, чего он действительно хотел, это чувствовать себя ближе к Микки, чего бы это ни стоило.              — Йен, ты… ты уверен? — Микки заикался. — Потому что я действительно близок, как будто…              Йен не мог видеть его, но знал, что его глаза плотно закрыты. Он продолжал, пока не почувствовал, как Микки напрягся и резко втянул воздух сквозь зубы. И внезапно у него во рту появилось ощущение тепла, слегка солоноватое и повсюду. Слегка сжав бедро Микки левой рукой, он медленно оторвался от него, прежде чем проглотить.              Когда он подполз и появился рядом с головой Микки, он был рад видеть, что тот был в полном восторге.              — Тебе это понравилось? — спросил он.              Микки издал дрожащий смешок.       — Да, эм, просто дай мне секунду, я тебе отплачу.              Йен уже знал, что этого, вероятно, не произойдет с ним сегодня вечером.       — Нет, всё в порядке, — сказал он Микки. — Я просто хотел сделать тебе. Не нужно всегда отвечать взаимностью.              — Ты уверен? — спросил Микки.              — Да, для чего нужны друзья? — сказал Йен, игриво подталкивая его локтем.              — Но я хочу, — сказал Микки.              Это было то, чего боялся Йен. Он действительно не знал, как объяснить это Микки; он сам едва это понимал. В последний раз, когда его член был таким вялым, Аманда подумала, что она непривлекательна для него, и расплакалась из-за этого.              — Может быть, завтра, — сказал Йен. — На самом деле я просто очень устал сегодня вечером.              Это, как будто, успокоило Микки, который, казалось, не сомневался и не обижался.       — Ладно, — сказал он. — Спокойной ночи, Йен.              — Спокойной ночи, Микки.              Йен был ближе к лампе, и когда Микки упал на подушку, он протянул руку и выключил её, чувствуя, что мир вокруг него прежний. Прошедшая неделя была тяжелой, и он бродил по ней как в тумане, и теперь, наконец, он почувствовал, что его зрение начинает медленно проясняться.              Микки всё ещё изо всех сил старался сохранять некоторую дистанцию между ними на этой кровати, как он всегда делал, хотя утром все его усилия казались бессмысленными, поскольку они вдвоём довольно много двигались во сне. Йен снова поймал себя на том, что борется с желанием провести пальцами по волосам Микки или сделать что-то вроде поглаживаний пальцами по его спине или даже поцеловать в затылок.              Может быть, когда-нибудь он снова попытается поцеловать Микки, и, возможно, Микки позволит ему. Сейчас он был просто счастлив снова делить с ним постель.                     Часть III                     У нас не было обычных праздников, таких как Рождество, День благодарения, Пасха, даже Хэллоуин. Я имею в виду, у нас было Рождество, но это было не то Рождество, о котором я узнал позже: с чулками, ёлками и подарками. Наш вечер состоял из более продолжительной мессы и рассказа истории рождения Иисуса. Мы также не праздновали дни рождения, потому что никто из нас даже не знал дат своего рождения, не говоря уже о том, что дни рождения были чем-то особенным.                     -----              В тот год выпало много снега, и печи работали на полную мощность. Йен наблюдал, как младшие дети выбежали на поле, чтобы побросать друг в друга снежками, и начал понимать, как сильно он будет скучать по этому месту. В конце концов, это было всё, что он когда-либо знал, и было странно думать, что однажды никого из друзей, с которыми он вырос, не будет через коридор от него.              Казалось, что мисс Ханна прочитала классу что-то вроде лекции во время отсутствия Йена о его душевном состоянии, объяснив его поведение результатом какой-то неправильной химии мозга, и, что довольно удивительно, Беннетт даже извинился перед Микки, хотя было бы великодушно сказать, что они внезапно стали друзьями.              Поддразнивания определённо прекратились, но после стольких лет обращения с Микки, как с прокажённым, у него действительно не было ничего общего с остальными мальчиками, и все они были не против поддерживать свой отдельный круг общения.              — Ты извинился перед Беннеттом? — сднажды спросила мисс Ханна, попросив о встрече с Йеном после окончания занятий.              Йен почувствовал, как его наполняет стыд.       — Нет, — пробормотал он. Он надеялся, что мисс Ханна забыла обо всём этом, но, конечно же, она не забыла.              — Я действительно надеюсь, что ты это сделаешь, Йен. Нет оправдания причинению боли кому-то, даже если ты сам через что-то проходишь.              Её логика была слишком здравой, и ему ничего не оставалось, как кивнуть и согласиться.              Были вещи, о которых он тоже хотел с ней поговорить. Вещи, которые медленно съедали его по мере того, как он вспоминал ту неделю, встречу с той леди и все слова, которыми они обменялись, во время которых Йен почти задремал.              — Мисс Ханна? — спросил Йен. — Как вы думаете, что у меня за болезнь. Биполярное расстройство.              Она взглянула на него, а затем обвела взглядом комнату, медленно вставая, чтобы закрыть дверь.       — Присаживайся, Йен, — сказала она.              Он подчинился, понимая, что ему собираются сообщить нечто конфиденциальное и, возможно, шокирующее.              — Я говорю тебе это потому, что довольно скоро тебя отправят в реальный мир, и у тебя не будет ни меня, ни сестры Грейс, чтобы помочь тебе, когда это произойдёт.              Йен кивал и слушал, как мисс Ханна тщательно и терпеливо описывала его «расстройство», что это было, каковы были симптомы, как определить его до того, как оно появилось, и важность его лечения.              — Я должна была это предвидеть, — призналась она. — Честно говоря, может быть, и предвидела. Я просто не знала, что с этим делать.              На мгновение он почувствовал вину за беспокойство, которое причинял ей все эти годы, и даже за испуг, который, вероятно, вызвал у Микки, — всё это вернулось к нему.              — Они знают? — спросил Йен, имея в виду своих одноклассников.              — Не в полной мере, — ответила мисс Ханна. — Но они понимают и действительно заботятся о тебе, Йен. Даже несмотря на то, что в последнее время ты их отталкивал.              «Подожди», — сказала она, прежде чем потянуться к своему ящику и порыться в какой-то мягкой записной книжке. Она пролистала несколько толстых страниц, пока не нашла то, что искала: фотографию с датой, нацарапанной на обороте.              Она протянула её Йену, который опустил глаза и увидел, что это фотография, сделанная в какой-то белой комнате, в которой выстроились в ряд младенцы, завёрнутые в бледно-зелёные одеяла. Фотография была довольно старой и пленочной, слегка загибающейся по краям.              — Это ты, второй слева, — сказала мисс Ханна, и глаза Йена расширились при виде его самого в младенчестве. Он никогда раньше не видел своей фотографии того возраста, самой ранней фотографией, которую он когда-либо видел, был его портрет, сделанный в нулевом классе, который был помещён в их ежегодник.              — Уинстон справа от тебя, Мэтью, я думаю, слева, — сказала она, затем продолжила перечислять имена мальчиков его года рождения, других малышей на фотографии.              — Легко вспомнить, каким ребёнком ты был, — усмехнулась она. — Из-за твоих рыжих волос.              Йен улыбнулся и просмотрел фотографию, удивлённый тем, насколько идентично выглядели другие малыши, единственное, что их действительно отличало, — это размер, цвет или количество волос на голове, но даже тогда было трудно сказать, кто есть кто.              — Микки тоже легко запоминается, — сказала она. — Он самый крошечный в самом конце. Самый маленький в помёте.              Глаза Йена скользнули по Микки, когда он был ребёнком. Даже тогда у него были густые тёмные волосы, и он, несомненно, был меньше остальных.              — Тогда у него было много осложнений со здоровьем, — сказала мисс Ханна. — Мы не были уверены, выживет ли он.              Затем Йен взглянул на мисс Ханну, которая непоколебимо смотрела на него. Именно тогда он понял, что она догадывается о том, что происходит между ними, и покраснел, не уверенный, стоит ли поднимать эту тему.              — Он пробыл в больнице намного дольше, и они действительно почти отказались от него, но потом он, наконец, выкарабкался и присоединился к остальным. Но к тому времени вы все научились общаться друг с другом, а он провёл всё своё младенчество в отделении интенсивной терапии новорожденных и первые годы жизни на больничной койке. К тому времени, когда он был готов приехать в Марселин, он был просто напуганным маленьким мальчиком.              Чем больше мисс Ханна рассказывала, тем сильнее сжималось сердце Йена.              — Я помню, как навещала его так часто, как только могла, приносила ему маленькие угощения, просто разговаривала с ним. Он был таким милым маленьким ребёнком. Думаю, я преувеличила, насколько захватывающе было бы в Марселине, потому что он был так счастлив приехать. Но потом… — она замолчала. — Ему просто было трудно адаптироваться.              Йен хотел бы, чтобы он знал, но даже если бы знал, он задавался вопросом, было ли бы что-то настолько по-другому.              — Остальные из вас как братья. Вы ссоритесь, вы миритесь, вы снова ссоритесь и снова миритесь. Тебе повезло, что это у тебя было, но у Микки этого никогда не было.              Йен думал об этом.       — Братьев переоценивают. В конце концов, Каин убил Авеля.              Мисс Ханна слегка рассмеялась.       — Ты можешь мне сейчас не верить, но вы все любите друг друга.              Йен знал, что были вопросы, которые не приветствовались тепло — вопросы, касающиеся их создания, откуда они взялись, что с ними будет в будущем, — и после многих лет вбивания этого в его голову сестрой Грейс и мисс Эйприл, он не осмеливался даже обсуждать эту тему с мисс Ханной. Но было кое-что, что не давало ему покоя.              — Мисс Ханна, что такое больница Святого Иосифа?              Затем выражение её лица омрачилось.       — Это просто место, — сказала она. — Тебе не нужно беспокоиться об этом сейчас.              — Это опасное место? — спросил он.              — Нет, но, — она сделала паузу. — Есть некоторые вещи, о которых я просто не могу тебе рассказать. И когда-нибудь, я надеюсь, ты простишь меня за это.              В тот день она поделилась с ним более чем достаточным, так что он не стал испытывать судьбу.       — Хорошо, — сказал он.              Перед уходом он нервно задал последний вопрос.       — Вы узнали о Микки, потому что прочитали мой дневник?              Она бросила на него вопросительный взгляд, прежде чем поняла, о чём он говорит.       — Йен, конечно, нет, — засмеялась она. — Ты просто не такой утончённый, как думаешь.              Его лицо вспыхнуло при этих словах, а также при его непреднамеренном признании.       — Они все знают?              — Они не знают, — спокойно сказала она. — И я никому не скажу.              -----              — Мисс Ханна знает, — сказал Йен той ночью, после того как снова позволил Микки кончить себе в рот. Он всё ещё не был уверен в состоянии собственной временной импотенции и снова притворился усталым, когда Микки спросил, не хочет ли он тоже.              Микки застыл рядом с ним, и Йен испугался, что напугал его, но потом Микки слегка рассмеялся.       — Да, я понял.              — Как?              — Совершенно очевидно, какая кровать моя, чувак.              Йен бросил взгляд на свою кровать, нетронутую и первозданную. Да, это имело смысл. Но было слишком много предположений, основанных только на этом.              — Должно было быть что-то большее, — сказал Йен, в основном самому себе.              — Хм, — сказал Микки, роясь в промежутке между кроватью и стеной, чтобы взять блокнот и карандаш.              Йен наблюдал, как Микки рисует забавные картинки, сидя рядом с ним на маленькой кровати, борясь с желанием прижаться лицом к его рубашке и вдохнуть его запах.              — Я не знал, что у тебя в детстве были все эти проблемы со здоровьем, — сказал Йен спустя долгое время после того, как они погрузились в уютное молчание.              Микки поднял брови.       — Мисс Ханна рассказала тебе?              — Да, — сказал Йен. — Я был удивлён. Ты никогда не говорил об этом.              — Я едва помню это.              — Но ты помнишь, что приехал сюда, когда тебе стало лучше. И как это было трудно.              — Да, я думаю.              Микки всё ещё был сосредоточен на своём рисунке, поэтому Йен легонько пнул его по ноге.       — Прости.              — За что? — спросил Микки, не отрывая глаз от своего блокнота, хотя Йен видел, что он изо всех сил пытается сосредоточиться на рисовании теперь, когда их разговор принял эмоциональный оборот.              — Просто жаль, что тебе пришлось пройти через всё это в одиночку.              Микки пожал плечами.       — Неважно. Это было прекрасно.              Возможно, это была ложь, но Йен знал, что лучше не совать нос в чужие дела.              — Тогда ты, вероятно, видел больше внешнего мира, чем кто-либо из нас.              — Да, — сказал Микки. — В основном, это депрессивная больница.              — Насколько она была депрессивна? — спросил Йен.              Микки, наконец, закрыл свой блокнот и откинулся на спинку кровати, как Йен, осторожно прикрыв при этом глаза. Йен подумал, что Микки, возможно, пытался заснуть в сидячем положении, пока тот не заговорил.       — Моим самым ранним воспоминанием был какой-то больной старик, который едва мог ходить, и его комната была как будто совсем рядом с моей. Каждую ночь этот человек плакал в агонии от всей этой боли. Мне снились кошмары.              Йен никогда не был в больнице, но в прошлом были дети — не обязательно одногодки, — которые были ранены так серьёзно, что их нужно было отправить в больницу. Когда они возвращались, то почти ничего не помнили, так как большую часть времени находились под наркозом. Это было не то место, которое кому-то очень хотелось посетить, но из-за того, что оно существовало в далёком «внешнем мире», оно вызывало любопытство у многих.              — Но, — сказал Микки. — Когда я приехал сюда, меня привезли на машине. И я видел города, магазины и всех этих людей, идущих по улице. Я до сих пор помню это очень отчётливо.              При этих словах Йен навострил уши.       — Да? Как далеко всё это было от Марселина?              — На самом деле я не так уж много помню.              — Тебе понравилось? — спросил Йен.              — Да, особенно вода.              — Вода?              — Да, — сказал Микки. — Я не думаю, что мы слишком далеко от океана.              Йен внутренне ругал себя за то, что никогда не спрашивал Микки о нём до этого. Он был самым интересным человеком, которого Йен когда-либо встречал.              -----              Когда Йен проснулся на следующее утро, Микки спал, прижавшись спиной к груди Йена, и каким-то образом рука и нога Йена оказались поверх тела Микки во время их сна, как Йен иногда обнимал свою подушку.              Он на мгновение запаниковал, хотя и не пошевелился, опасаясь, что Микки резко проснётся и им придётся застать друг друга в этом положении. Мягкое дыхание Микки успокаивало его, когда он сначала медленно убрал ногу.              Йен уже собирался убрать руку с того места, где она была прижата к груди Микки, когда поддался своему желанию и медленно поднял голову, чтобы ощутить запах Микки в уголке шеи, аромат лавандового мыла, теперь с примесью пота. Он хотел искупаться в этом.              — Ты только что понюхал меня? — проворчал Микки.              Йен замер.              Только потому, что Микки не вырвался из объятий Йена, он понял, что, возможно, всё в порядке. Они провели за разговорами почти всю ночь, и Йен, хоть убей, не мог вспомнить, кто заснул первым и когда это произошло. Но за эту короткую ночь он узнал о Микки больше, чем за почти два десятилетия, что знал его.              Он узнал, что мисс Ханна подарила Микки его первый блокнот, когда он лежал в больнице, и научила его читать алфавит, стоя рядом с больничной койкой.              Он узнал, что большую часть своего раннего детства Микки страдал от ночных кошмаров, из-за которых он мочился в постель, что смущало его настолько, что он даже пытался скрыть это и несколько ночей спал на пропитанных мочой простынях.              Он также узнал, что Микки научился воровать в очень юном возрасте, когда увидел, как другие пациенты в больнице ели красное желе, которое ему было запрещено. Когда мисс Ханна тайком угостила его, и он попробовал, ему захотелось ещё, и он обнаружил, что заползает в комнаты людей и берёт еду с их подносов, когда они не видят. У многих из них было слабоумие, и он виновато сказал Йену, что беспокоится, что каким-то образом усугублял их слабоумие, делав это.              Но если он и узнал что-то по-настоящему, так это то, что Микки не был пугающим, угрюмым и странным ребёнком, каким его все считали в детстве, и поэтому, когда Микки снова спросил Йена, ей-богу, понюхал ли он его, Йен рассмеялся.       — Я позволил тебе кончить мне в рот уже дважды, думаю, следует разрешить мне понюхать тебя.              Ему понравилось, что теперь они могут немного пошутить, и он расслабился, почувствовав, как Микки снова тает в его объятиях.       — Чудак, — пробормотал Микки.              — В любом случае, — сказал Йен, положив голову на спину Микки. — Я что-то не слышу, чтобы ты жаловался на это.              — Потому что чертовски холодно, а я люблю тепло, — сказал Микки.              Йен фыркнул, но ничего не сказал, и вскоре они снова погрузились в сон. А позже, когда прозвенел звонок к завтраку, они вместе встали и бок о бок направились вниз. когда я с микки, я, честно говоря, забываю о существовании других людей, и всё, что он делает, заставляет меня чувствовать, как миллион бабочек порхают у меня в животе. интересно, что он думает обо мне