You'll Never See Us Again

             Часть I                     Что мне нравится в просмотре старых дневников, которые я написал, так это не то, что они представляют собой архив воспоминаний, а окно во все основные чувства, которые я когда-либо испытывал. Я не думаю, что кто-либо пишет в своём дневнике обыденные вещи, если только не боится, что кто-то его найдёт. Желание задокументировать важные вещи, будь то волнение или гнев, — просто часть человеческого опыта. Оглядываясь назад на свои записи в дневнике, я не съёживаюсь от разглагольствований, беспорядка и просто хаоса, который я устроил на страницах. Я просто вроде как думаю, что всё это прекрасно.                     -----              После вспышки гнева всегда наступает момент просветления, и именно это испытал Йен, когда в комнате потемнело. Его задели не слова, которыми они обменялись, и не неудачная попытка наладить какое-то общение, а то, как он швырнул в Микки принадлежности для рисования.              Было что-то в том, как выглядел брюнет в ту долю секунды, прежде чем всё рассыпалось по земле, где он казался испуганным. Это выражение быстро превратилось в унылый взгляд смирения. Йен сразу узнал его, тот самый взгляд, который был у Микки, когда они были маленькими, когда он говорил что-нибудь смешное, и никто не смеялся, или когда он смотрел на мальчиков, идущих играть в футбол, и никто не приглашал его присоединиться.              Чем больше Йен думал об этом, тем больше это его беспокоило. По большому счёту, они с Микки были друзьями меньше ¼ или ⅕? ⅙? Или ещё меньше? От всего времени, что они знали друг друга.              Из-за этого Йен изо всех сил пытался найти воспоминания о нём и Микки, которые не были бы связаны исключительно с их одним общим секретом. И был тот период времени, когда он публично дружил с Микки, но это было так близко к концу школьных лет, что с таким же успехом дружба могла начаться неделю назад. Их дружба.              Как он мог так влюбиться?              Записка, которую Йен хотел оставить на кровати Микки, теперь лежала на прикроватном столике, и он с тревогой снова сложил её, прежде чем начать медленно рвать. И парень так много раз складывал записку, что она стала мягкой и в результате легко порвалась.              -----              Второй момент ясности наступил позже той ночью, когда Йен должен был давно спать. Он прокручивал в голове свой спор с Микки, как фильм, микроанализируя всё, что брюнет сказал, и то, что удалось запомнить из их ссоры.              Микки ни разу не обвинил Йена в чём-либо серьёзном, хотя тот в то время был слишком эмоционален, чтобы ясно мыслить. Оглядываясь назад, он понял, что ничто из сказанного Микки на самом деле не имело особого смысла, и изо всех сил пытался расшифровать его слова, все сделанные предположения. Казалось, Микки говорил за него, но ни одно из слов не было правдой.              Однажды ночью у них всё было хорошо; Микки даже заговорил о желании заняться сексом с Йеном. Затем, на следующий день после того, как парень уехал в город с Нейтом, брюнет развернулся на 180 градусов. Где-то за это время он что-то сделал или Микки почувствовал что-то, что заставило его отступить.              -----              К утру казалось, что его мозг отключился, и он снова чувствовал себя разбитым, моменты ясности прошлой ночи ускользали сквозь складки его мозга, не оставляя после себя ничего, кроме тумана.              Он взял свой новый блокнот, в котором пока была только одна запись, и открыл пустую страницу, чтобы снова попробовать написать записку Микки.              привет, микки       я чувствую себя ужасно из-за того, как всё прошло этой ночью, и не могу перестать думать об этом. хочу всё исправить между нами… я чувствую себя потерянным без тебя              Йен уставился на то, что написал, не в силах скрыть отвращения на собственном лице. Это было слишком мелодраматично, и он съёжился от последней строчки. Парень понял, что слишком сосредоточился на себе, и немедленно зачеркнул это, начав заново на следующей странице.              привет, микки       я думал о том, что ты сказал. я никогда не понимал, как сильно тебе было больно или как мало ты мне доверял… но, возможно, я не могу винить тебя. даже если ты больше не считаешь меня своим другом (возможно, никогда и не считал), я считаю тебя своим другом. я бы променял всех на свете на тебя, честно, и да, я признаю это, мне нравится прикасаться к тебе и чувствовать, что ты прикасаешься ко мне в ответ, но обещаю, что это нечто большее, и мне нужно, чтобы ты это знал. очень сильно. так что, если ты простишь меня за то, что я швырнул в тебя блокнотом для рисования, пожалуйста, подойди поговорить со мной или, по крайней мере, дай мне знак, что я могу подойти поговорить с тобой              Это было не идеально, хотя и было немного лучше первой записки. Тем не менее, Йен не был уверен, передаст ли он когда-нибудь её Микки.               — Проснись и пой, Йен, — пропел Хасан из-за двери.              Йен застонал и вырвал страницу из блокнота, аккуратно сложил её и положил в передний карман свитера. Он держал её при себе на всякий случай, чтобы оценить настроение Микки во время завтрака. Затем, если бы решил, он бы прокрался в его комнату и оставил там записку. Возможно.              -----              Чего он не ожидал, спускаясь по лестнице, так это того, что Генри, Хасан и Микки укладывают вещи в свои рюкзаки.               — Что происходит? — Йен ни к кому конкретно не обращался.              Микки не поднял глаз, на самом деле он, казалось, был больше сосредоточен на том, чтобы теребить молнию на своём рюкзаке.               — Дорожная поездка, — объявил Хасан. — Мы отправляемся вверх по побережью, чтобы встретиться с дистрибьютором и проверить по пути несколько других яичных ферм, которые продают кур.              Йен на мгновение подумал, что он тоже отправляется в путешествие. Это было до тех пор, пока Селеста, сидевшая за столом и потягивавшая свой чёрный кофе, не заговорила.       — Следующие две недели будем только я и ты, Йен.              Две недели? Йен почти закричал.              Вместо этого он медленно сел за стол, наблюдая за тремя мужчинами, пока они собирали всё необходимое для поездки.               — Вы, ребята, уже уходите? — спросил Йен.               — Через пару часов, — ответил Генри. — После того, как мы сделаем несколько утренних поставок.               — Не позволяй Микки садиться за руль, — сказала Селеста Генри. — Особенно на шоссе.               — Да, да.              Йен медленно ковырялся в миске с черникой, стоявшей перед ним, чувствуя, как в груди становится всё теснее. Ему нужно было поговорить с Микки перед отъездом, но мысль об этом приводила в ужас. Парень смотрел мимо Йена, как будто его вообще не было в комнате, он был холодным и отстранённым.              Хасан обнял Микки, когда они направлялись к двери, дружеский жест, от которого у Йена скрутило живот.               — Я не знал, что планировалась поездка, — сказал Йен Селесте, когда они ушли.               — Они устраивают по одной раз в несколько месяцев, — объяснила она. — Я была удивлена, когда Микки спросил, может ли он присоединиться. Я была уверена, что он предпочёл бы остаться и насладиться двумя неделями отпуска.               — Когда Микки спросил разрешения поехать?               — Этим утром, — ответила она. — Это не могло сделать Генри счастливее. Знаешь, он любит Микки. Считает его учёным только потому, что он не может сложить два плюс два в уме.              Это были те маленькие колкости, которыми Селеста и Генри часто подкалывали друг друга, которые никогда не казались чем-то злым, но за ними стояла такая скрытая горечь, что Йен часто задавался вопросом, действительно ли они вообще нравятся друг другу.               — Это всё, что ты собираешься съесть? — спросила она, имея в виду тот факт, что Йен съел в общей сложности около семи ягод черники на завтрак. У него просто не было аппетита, и парень беспокоился, что его вырвет, если он будет есть дальше. Вся ситуация с исчезновением Микки на две недели после их ссоры вызывала у него тошноту.               — Не голоден, — сказал Йен. — Я, наверное, отправлюсь на пастбище и начну пораньше.              Ему не терпелось выбросить всё из головы и просто заняться какой-нибудь работой. Йен знал, что к тому времени, как он вернётся, Микки уже не будет. Парень ничего не мог поделать с ситуацией, так зачем доводить себя до мигрени, беспокоясь из-за этого.              После того, как Йен сменил свитер на более подходящую рабочую одежду, он вышел из своей комнаты только для того, чтобы задержаться перед лестницей, ведущей к Микки. Свет был выключен, так как брюнет был занят работой перед поездкой, и у него возникло неприятное чувство, когда он понял, что эти огни не будут гореть в течение следующих двух недель. Было хоть каким-то утешением видеть мягкий свет, льющийся с потолка, и знать, что Микки там, наверху.              -----              Перед тем, как отправиться на пастбище, Йен остановился у сарая, боясь, что войдёт и обнаружит перед собой беспорядок с прошлой ночи, позорно разбросанные свидетельства его вспышки гнева. Он испытал облегчение, когда вошёл и увидел, что на земле нет художественных принадлежностей, все деревянные щепки убраны.              Микки остался и закончил уборку.              Йен увидел их на рабочем столе: альбом для рисования и цветные карандаши, аккуратно сложенные рядом с инструментами. Почему-то это задело ещё больше, Микки не принял его подарок, а поднял с земли и положил на стол, чтобы Йен, или кто-то ещё, забрал.              Йен вздохнул и кивнул сам себе, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы, и ощущая необходимость немедленно покинуть это пространство.              -----               — Тебя что-то беспокоит? — спросил Нейт, когда Йен шёл по пастбищу, насыпая корм для кур.               — Не-а, — сказал Йен. — Просто у меня сегодня был не очень хороший день.              Нейт посмотрел на часы.       — Сейчас восемь утра.               — Или ночь. Или неделя, — поправил Йен.              Он наблюдал, как куры кудахтали и клевали корм, по крайней мере, наслаждаясь тем, что стал одним из их любимых людей, поскольку теперь был единственным, кто отвечал за кормление.               — У меня есть кое-что, что может тебя подбодрить, — сказал Нейт. — Один из моих соседей по дому получил письмо о пожертвованиях и уезжает через неделю. Он выполнял работу по дому для Пегги в обмен на деньги, и теперь это место освободилось.               — Работа по дому? — спросил Йен.               — Да. Мыть посуду, подметать, вытирать пыль. Простое дело.              Йен был хорош в уборке, никогда не возражал против этого.       — Когда я могу начать? — спросил он.               — В любое время, — сказал Нейт. — Я попрошу его показать тебе, что нужно делать, прежде чем он уедет через неделю.              Это были деньги, которых хотел Йен, и он даже не спросил, сколько получит, но это было бы лучше, чем ничего, и парень использовал бы эти деньги, чтобы накопить, и, возможно, однажды, если они с Микки когда-нибудь помирятся, они смогли бы поехать в город вместе, как он и хотел. И Йен мог бы покупать для них разные вещи.              Это не изменило того факта, что он был противоречив в своих чувствах к Микки, испытывая смесь эмоций, варьирующихся от отчаяния до разочарования. В одну секунду ему хотелось забиться в угол и пролить тихую слезу, а в следующую — швырнуть тарелкой в стену.              Пару ночей назад он пересчитал свои таблетки и понял, что ему пора снова получить новую порцию. Доктор Роланд дал список всего, что понадобится, и Марселин, по-видимому, договорились обо всём в местной аптеке, но ему не разрешалось забирать лекарства без присутствия кого-то вроде опекуна — будь то Селеста, Генри или Хасан.              Когда Йен вернулся в коттедж после работы, он зашел на кухню, где Селеста чистила яблоки на кухонном столе, запах корицы и тростникового сахара одолевал его чувства. Йен знал, что Микки уже ушёл, по пропавшей паре кроссовок, которые тот надел утром. Он не мог поверить, что такая мелочь могла заставить его сердце чувствовать себя так, словно его пропускают через мясорубку.               — Селеста, я хотел спросить, не могли бы мы съездить сегодня в город и пополнить запасы моих лекарств?              Селеста оторвала взгляд от своих яблок.       — Конечно, — сказала она. — После того, как я закончу печь этот пирог. Может быть, через час?               — Звучит заманчиво, — сказал Йен. — Я пойду приму душ.              Он поднялся в свою комнату и порылся в вещах, чтобы найти список лекарств, которые ему понадобятся, а также бумажную карточку, которую дала сестра Грейс, с указанием его основной информации.              Имя: Йен              Группа крови: B-положительная              Год рождения: 1996              Школа: Академия Марселин              А ниже была эмблема Марселин — знак подлинности.              Он позвенел бутылочками с таблетками и оглядел комнату, чувствуя себя немного странно. Было что-то странное, и Йен не мог точно определить, что именно.              Пожав плечами, он пошёл принять душ. И пока парень позволял тёплой воде стекать по лицу, волосам и спине, он пытался думать о других вещах, которые не касались Микки, например, о возможности того, что скоро заработает немного денег. Это воодушевило его, но только ещё больше ввергло в пучину отчаяния, когда Йен понял, что единственным человеком, с которым он хотел бы восторженно поделиться этим, был Микки.              Смыв с себя весь пот и вонь навоза, Йен вернулся в свою комнату, чтобы натянуть что-нибудь из одежды — простую белую рубашку, клетчатые боксеры — и именно тогда он понял, что беспокоило его в предыдущий раз.              Он помчался на кухню, где Селеста закрывала дверцу духовки.               — Ты не видела мой свитер? — спросил её Йен, его сердце колотилось так сильно, что он чувствовал, как оно пульсирует в ушах.               — Какой свитер? — спросила она.               — Зелёный, — сказал он, начиная волноваться. — Оливково-зелёный с капюшоном? Раньше принадлежал Генри?              Она сделала паузу, чтобы подумать.       — О, да, извини за это. Микки нужно было что-нибудь тёплое, а я только что постирала его единственный свитер, поэтому пришлось взять тот, что в твоей комнате. Если тебе нужен свитер, у Генри есть ещё много чего.              Йен почувствовал, как комната закружилась вокруг него. У Микки был его свитер. Его свитер со сложенной запиской, лежащей в кармане. Был ли он на Микки прямо сейчас? Он уже видел записку? От этой мысли Йену стало немного нехорошо.               — Ты выглядишь так, словно увидел привидение, — прокомментировала Селеста, явно не подозревая о том, что жизнь Йена проносится перед его глазами.               — Меня немного подташнивает, — сказал он. Это правда.              — Мы захватим в аптеке Тайленол, — ответила она.              -----              Было два — нет, три — возможных сценария. Первый заключался в том, что Микки не видел записку, но рано или поздно увидит; второй, что Хасан или Генри каким-то образом нашли записку первыми, возможно, если она выскользнула из кармана и упала на пол грузовика; последний сценарий, и самый обнадеживающий, заключался в том, что записка выскользнула где-то на улице или Микки, приняв её за мусор, просто выбросил в мусорное ведро.              Было мучительно прокручивать в голове каждый сценарий, от чувства уверенности, что Микки этого не видел, до абсолютной уверенности, что видел. А если и не видел, то скоро увидит. Микки и его холодные руки, вечно засунутые в карманы.              Йен мог представить, как Микки сидит на заднем сиденье, достаёт его записку и читает её. Он попытался вспомнить, что написал, и надеялся, что брюнет не съёжился от письма и не закатил глаза при печальной попытке Йена извиниться — той, которую он на самом деле не приносил Микки.              Всю дорогу в город, бродя по проходам продуктового магазина, в очереди в аптеке, занимаясь садоводством и даже поедая яблочный пирог Селесты, мысли Йена были далеко. И парень знал, что Селеста разговаривает с ним и что он отвечает, но, когда в конце дня голова коснулась подушки, всё было как в тумане.              -----              Позже ночью Йен услышал, как зазвонил телефон и Селеста подняла трубку. Время близилось к полуночи, и он никогда не слышал, чтобы телефон звонил так поздно. По тому, как девушка говорила по телефону, было ясно, что она разговаривает с Генри. Любопытствуя, Йен подошёл к своей двери и медленно приоткрыл её, чтобы лучше слышать голос Селесты.               — Ты только что добрался до мотеля?              Йен ждал, испугавшись, что, возможно, Генри звонит, потому что увидел записку Йена и разгадал их. Он знал, что ведёт себя как параноик, и что даже если бы Хасан или Генри видели записку, вряд ли они разозлились бы, не говоря уже о том, чтобы что-то предпринять по этому поводу. Если уж на то пошло, Микки был бы смущён всем этим и возненавидел бы Йена ещё больше.               — У него собственная комната? — Йен услышал, как Селеста сказала. — Он мог бы просто делить постель с Хасаном. Ты собираешься предоставлять ему отдельную комнату каждую ночь?              Послышался вздох.               — Я знаю, что этот парень не требовал отдельной комнаты, Генри. Перестань тратить деньги только потому, что ты не хочешь делить с ним постель.              Йену было странно, насколько сильно они, казалось, презирали друг друга временами, даже когда это было незаметно. То, как они никогда не прикасались друг к другу и не делали комплиментов; то, как раздражались из-за несущественных вещей или находили причину разбирать слова друг друга, казалось, находя колкости во всём. А потом ночью они ложились в постель и трахались. Йен ничего подобного для себя не желал.               — Позвони завтра, — сказала Селеста, это было требование, а не просьба.              Затем раздается звук, когда трубку кладут обратно на рычаг.              Итак, Микки был где-то в незнакомой комнате, один. Йену было интересно, что он делает, о чём думает.              Было два часа ночи, когда он обнаружил, что поднимается по лестнице Микки. Не в силах уснуть, Йен отправился в место, которое, несомненно, всё ещё хранило немного запаха Микки. Когда парень свернулся калачиком в постели Микки, обхватил рукой одну из его подушек и вдохнул, он на мгновение притворился, что всё в порядке.                     Часть II                     По утрам Йен отправлялся на работу на пастбище, а после помогал Нейту носить удобрения. В свободное время он помогал в огороде или на кухне, но в основном дремал, потому что это был единственный способ ускорить время. Когда он всё-таки дремал или ложился спать, это было в кровати Микки на чердаке, хотя на третью ночь простыни и подушки стали пахнуть больше его собственным запахом, чем Микки.              Он также начал выполнять работу по дому для Пегги, домовладелицы по соседству, которая всегда запиралась где-нибудь наверху, пока Йен учился правильному ведению дел под руководством Седрика, который был на три года старше и собирался уехать на пожертвования.               — Не называй ее мисс Пегги, — было одной из первых вещей, которым Седрик научил его. — По какой-то причине она это ненавидит. Зови её просто мисс. Или Пегги. Но не вместе.              Йен, не имея возможности обращаться к такой пожилой леди просто по имени, выбрал Мисс.              Он узнал, что у неё артрит, и поэтому некоторые дела были для неё болезненными и трудными.               — Она любит свой дубовый стол, так что чисти его регулярно, — сказал Седрик, показывая Йену, как правильно протирать дуб влажной губкой, объясняя, что ему нужно немедленно вытереть его полотенцем, чтобы вода не попала в щели.              Он обнаружил, что работа была несложной, но землевладелица была требовательной во многих вещах, таких как место хранения столовых приборов, способ мытья посуды и её сушки, а так же презирала даже самый тонкий слой пыли на любой поверхности.              По прошествии недели Йен увидел, как зловещая чёрная машина подъехала к коттеджу через два дома от него, чтобы забрать Седрика. А потом он исчез.              -----              Он начал считать дни, затем часы, а затем даже минуты. Для него не имело значения, что у них с Микки всё плохо закончилось и что он непреднамеренно раскрыл свои карты, оставив ту записку в кармане. Дни были серыми и одинокими и тянулись бесконечно без его лучшего друга.              Потому что именно им Микки был в конце концов. ещё неделя до возвращения микки. это семь дней, или примерно 167 часов. за это время без него я чувствую, что мне не хватает огромной части себя. я бы предпочёл, чтобы он был рядом и злился на меня, а не за много миль отсюда, потому что как будто всё потеряло цвет. даже когда на улице солнечно, всё кажется серым. я злюсь на него за то, что он ушёл, не сказав ни слова.                     -----              Генри звонил несколько раз, но не каждую ночь. Несмотря на это, Селеста после ужина сидела у телефона, ожидая его звонка, где бы они ни находились, а когда телефон молчал, давая понять, что он не позвонит сегодня вечером, она становилась угрюмой и ложилась спать, не пожелав Йену спокойной ночи, когда они встречались в холле.              По мере того, как медленно ползли дни, дневник Йена начал заполняться его мыслями. вот что бы я чувствовал, если бы микки отправился на нефтяные вышки, а я приехал сюда. ненавижу это чувство. ненавижу то, как медленно тянутся дни и как всё кажется таким скучным. я ненавижу, что микки просто существует, а у меня нет возможности узнать, что он чувствует или думает. жаль, что я не могу позвонить ему.                     -----              Однажды вечером, за пять дней до того, как они должны были вернуться, позвонил Генри и сказал, что они задержатся на несколько дней, но привезут стадо кур для пополнения пастбища.              Селесту это не обеспокоило.       — Где ты сейчас?              Йен не расслышал ответа.               — Как дела у Микки? — спросила Селеста после паузы. — Ему нравится поездка?              Йен старался не поднимать головы с того места, где он сидел на кресле со своим дневником.              В трубке послышался приглушённый ответ Генри. Затем Селеста взглянула на Йена.               — Ну и где он сейчас? Может быть, я смогу соединить его с Йеном, чтобы у него был кто-то его возраста, с кем он мог бы поговорить, — сказала она Генри.              Йен замер. С одной стороны, ему ужасно хотелось услышать голос Микки, но с другой стороны, это был бы чертовски неловкий разговор со всеми слушателями вокруг них.               — Говорит, что устал, да? — спросила Селеста. — Вы, ребята, заставляете его делать всю работу. Я это знаю.              Йен почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Микки не хотел с ним разговаривать.              Когда Селеста попрощалась и повесила трубку, Йен не смог удержаться от вопроса.       — Они вернутся позже, чем ожидалось?               — Да, — фыркнула она. — Но, с другой стороны, у нас появилось новое стадо кур по дешёвке.               — Так, когда же они вернутся?               — Вероятно, в следующую субботу.              Он посчитал дни в уме. Восемь дней. Это было похоже на пытку.        я вернулся в сарай и собрал принадлежности для рисования Микки. они всё ещё лежали на столе, где он оставил их в последний раз, просто собирали пыль. несмотря ни на что, я всё ещё хочу, чтобы они были у него.              -----              После того, как Йен так долго спал в постели Микки, он решил постирать простыни и наволочки, чтобы избавиться от затхлого запаха своего пота, который пропитал ткань. Это был первый приятный день в жизни Йена; изнуряющая жара сменилась ярким солнцем и прохладным ветерком, а запах стирального порошка был приятным после утра, проведённого на пастбище.              Селеста была в городе по делам, так что дом был в полном распоряжении Йена.              Когда зазвонил телефон, он заколебался, прежде чем ответить.               — Алло?               — Йен? — на линии послышался голос Генри. — Селеста там?               — Нет, она в городе и вернётся не раньше, чем через пару часов. Что-то случилось?               — Просто хотел поговорить с ней о возможной сделке с дистрибьютором, ничего особенного. Скажи ей, что я позвоню вечером.               — Конечно.              Звонок закончился, и Йен закончил стирку. Он переложил простыни Микки в сушилку и был на кухне, готовя себе сыр на гриле, когда телефон зазвонил снова.               — Алло? — сказал он, предполагая, что это снова Генри.              На другом конце провода воцарилась тишина, но он мог слышать слабый звук чьего-то дыхания.               — Алло? — он спросил снова.               — Ты один? — спросил Микки; его голос был мягким и тихим, отчего у Йена на мгновение перехватило дыхание.               — Да.              Микки снова замолчал, и Йен подождал, пока он что-нибудь скажет, прежде чем занервничать.               — Ты нашёл записку? — спросил Йен, когда молчание затянулось дольше, чем он мог выдержать.               — Да, — сказал Микки.               — Ты точно не должен был этого видеть, — признался Йен.               — Я знаю.              Йен не знал, с чего начать. Он хотел извиниться, всё объяснить, умолять Микки доверять ему. Но слова не выходили, поэтому вместо этого парень сказал:       — Я спал в твоей постели.              Микки ничего не говорил, по крайней мере, какое-то время. Йен стоял, чувствуя, как начинают дрожать его пальцы.               — Да. Хорошо.              Йен почувствовал, как его мир, который был разрушен, медленно собирается по кусочкам.               — Микки, мне просто нужно, чтобы ты знал, как сильно я… — начал Йен.               — Йен, — оборвал его Микки. — Не говори ничего, что тебе захочется, ну, знаешь, забрать обратно позже. Мы поговорим, когда я вернусь.              Йен собирался заговорить, когда услышал, что линия оборвалась. И он стоял, прижав трубку к уху ещё долго после того, как звонок закончился, глаза начали слезиться, ничего так сильно не желая, как снова услышать голос Микки.              -----              Разговор с Микки был одновременно и лучшим, и худшим событием недели. Его успокаивало сознание того, что их гнев утих. Он был тронут тем, что Микки позвонил, подслушав предыдущий разговор с Генри, спрашивающим о том, что Селесты нет дома. И Йен испытал облегчение от того, что Микки нашёл записку, а не кто-либо другой, хотя он надеялся на третий вариант, когда она оказывалась в мусорном ведре непрочитанной.              Но его беспокойство усилилось из-за того, что Микки прервал его, сказав, что они «поговорят позже». Это не было утешением, что у них всё в порядке или они вернулись к нормальной жизни, просто они, ну, поговорят позже. А потом Микки повесил трубку, не попрощавшись.              Йен понятия не имел, чего ожидать, и задавался вопросом, было ли это затишьем перед бурей.              -----               хотел бы я понимать микки. были моменты, когда я думал, что знаю его, но, возможно, на самом деле я его не знаю. возможно, если бы мы были друзьями в детстве, сейчас было бы легче общаться, но между ним и мной всегда было что-то странное. оглядываясь назад на наши дни в марселине, я думаю, что в какой-то момент мы, вероятно, даже ненавидели друг друга. я думал, что он странный, и я не знаю, что он думал обо мне, но, должно быть, я ему тоже не очень нравился. интересно, трудно ли избавиться от чего-то подобного?                     -----        до возвращения микки осталось меньше недели. я начинаю нервничать из-за того, о чём он хочет поговорить. я пытаюсь пообещать себе, что, что бы это ни было, я не потеряю самообладания, как в прошлый раз. с моей стороны будут приложены реальные усилия, чтобы решить наши проблемы. больше всего на свете я боюсь, что он снова найдёт предлог уйти.       ----- я не могу перестать думать о микки. даже когда я сплю, он появляется в моих снах. прошлой ночью мне приснился сон, что он вернулся, забрался в мою постель, погладил меня по волосам, поцеловал в лоб и сказал, что любит меня. когда я проснулся, то подумал, что это могло быть наяву, но понял, что он всё ещё где-то там. самое большое разочарование в моей жизни. но сейчас всё, о чём я продолжаю думать, это тот факт, что я, возможно, люблю микки. я действительно не знаю, что значит любить кого-то в отличие от симпатии к нему, но есть вероятность, что я люблю его. не думаю, что я когда-нибудь смог бы сказать ему об этом.       ----- до возвращения микки осталось ещё несколько дней. я рад показать ему часть заработанных мной денег. землевладелица пегги всегда оставляет мне несколько долларов в керамической миске у входной двери, чтобы заплатить за мои услуги, и я скопил немного. я хочу свозить микки в город и позволить ему самому выбрать что-нибудь из принадлежностей для рисования. а потом хочу посидеть с ним в саду и посмотреть, как он рисует. не могу дождаться, когда он вернётся.                     -----               что, если микки ненавидит меня. он даже не попрощался, просто повесил трубку. я продолжаю вспоминать, что технически я наорал на него, а потом бросил в него кучу дерьма. я чувствую себя таким глупым. если для нас это конец, я не знаю, что мне делать. меня также раздражает, что он начал всё это, когда между нами всё было хорошо. зачем ему всё усложнять?                     -----                     Перечитывая свои записи за последние несколько дней, Йен понял, что звучит безумно. Он закручивался спиралью и ничего не мог с этим поделать.                     Часть III                     Йен вспомнил, как пережил депрессивный эпизод в Марселине, когда почувствовал себя прикованным к кровати Микки, и как напугал своего тогдашнего соседа по комнате. Мисс Ханна видела это несколько раз раньше, но для Микки это было в новинку.              Был Уинстон, который стал свидетелем этого, но обычно держался подальше в течение этого периода, прекрасно зная, что Йен не встанет с постели, и никто ничего не мог с этим поделать, кроме как переждать.              Микки был другим. Он был искренне обеспокоен. И хотя в то время Йен просто хотел, чтобы его оставили в покое, теперь он оглядывался на, казалось бы, далёкие воспоминания с новой точки зрения. То, как Микки уступил ему место, занимая кровать Йена, чтобы не давить на него, и то, как он каждый вечер мягко спрашивал, не хочет ли парень съесть десерт, даже предлагая стащить для него упаковку сока из подвала.              Даже когда Йен ворчал и посылал его на хуй, брюнет тихо оставался в их комнате, а когда настроение стабилизировалось благодаря новым таблеткам и дозировкам, Микки не держал на него зла.              Микки видел его в худшем проявлении и всё равно поцеловал, всё равно последовал за ним на яичную ферму и всё равно пустил парня в свою постель. По мнению Йена, просто невозможно было допустить, чтобы что-то подобное можно было отменить всего одним аргументом.              -----              Микки должен был вернуться через два дня. Йен не мог поверить, насколько готов был наброситься на него в ту же минуту, как он вернётся. Ему нужна была уверенность в том, что у них всё нормально, больше, чем тот быстрый телефонный звонок, который не ответил ни на один из его вопросов.              Он наивно надеялся, что Микки позвонит снова, но тот так и не позвонил. Это было к лучшему, поскольку Селеста обычно большую часть времени проводила дома, и Микки никак не мог знать, когда её не было. Йен понял, что ему повезло в первый раз, что этого могло бы вообще не случиться, если бы Селеста была дома в тот день.               — Всю поездку они питались в закусочных и фаст-фудах, я просто знаю это, — сказала Селеста, составляя список продуктов в своём маленьком блокноте. — Когда они вернутся, на ужин у них будет салат.              Йен улыбнулся, не столько из-за салата, сколько из-за того, что Селеста подтвердила, что они скоро вернутся, и наблюдал, как она к этому готовится.              Было раннее утро, и Йен сидел напротив неё за столом, откусывая от сэндвича, который Селеста приготовила для него из куска хлеба на закваске, покрытого чем-то вроде спреда из авокадо и яйца-пашот. Вскоре он отправлялся на пастбище, а она собиралась в город за ингредиентами и свежими продуктами.               — Я заскочу в булочную, хочешь чего-нибудь? — спросила она.               — Эти рулетики с мёдом и маслом, — сказал Йен              Селеста сделала пометку.       — Тебе это нравится, да?              Честно говоря, они не были его любимыми, но когда Селеста купила их коробку в тот день, когда они пошли в булочную, Микки съел три. Йен предпочитал вкусную выпечку, что-то вроде тыквенных рулетов или галет из вяленых помидоров. Он даже не думал, когда сказал Селесте купить медово-масляные булочки, и только позже понял, что подсознательно думал о том, чего мог захотеть Микки.              Были времена, когда он ловил себя на этом, ещё в Марселине. Примерно через некоторое время после того, как у него начали появляться чувства к Микки, Йен обнаружил, что возвращается в их общую комнату раньше после футбола и закрывает окно, зная, что с приближением ночи станет прохладнее. Он никогда не возражал против холода и обычно держал окно открытым все летние ночи, но внезапно Йен стал закрывать его каждый день перед ужином, чтобы в комнате сохранялось тепло.              А потом были моменты, когда Йен больше осознавал своё поведение, связанное с Микки, проводя дополнительное время по утрам, чистя свой язык, который, по общему признанию, он иногда пропускал ленивыми утрами. Или тратит больше времени на мытьё себя с мылом в душе, доходя даже до того, что брызгает немного освежителя воздуха на воротник рубашки.              Перемена произошла так быстро, что Йен не мог точно определить, когда она произошла, когда он стал человеком, который думал о нуждах других так же сильно, как о своих собственных.              -----              Микки должен был приехать на следующий день, и после работы на пастбище и завершения своих обязанностей по дому у Пегги ещё не наступил полдень. Поэтому он сделал то, что делал всегда, чтобы ускорить течение времени. Йен принял приятный горячий душ, затем поднялся по лестнице в комнату Микки, где простыни теперь пахли цветочным стиральным порошком, но которую он по-прежнему предпочитал своей комнате хотя бы потому, что ему нравилось находиться в пространстве Микки.              Вскоре он погрузился в сон.              -----              Йен вздремнул дольше, чем ожидал, и когда проснулся, то увидел, что проспал почти пять часов. Хотя он был рад, что день прошёл так гладко, а не затянулся, им овладело странное чувство.              Йен слышал шаги внизу, которые, похоже, принадлежали не Селесте, поскольку он уловил, как кто-то расхаживал по кухне, и даже то, как открывались шкафы.              Когда он, пошатываясь, спускался по лестнице, то услышал голос Хасана из кухни, который что-то напевал себе под нос.              И тут же его сердце бешено застучало в груди.               — Хасан? — позвал он, врываясь на кухню.              И вот он здесь, как будто никогда и не уходил, разбивает яйцо на сковородку в своих боксерах и тапочках.               — Эй, Йен, ты выглядишь так, словно тебя сбил грузовик.              Йен знал, что его волосы были в беспорядке, а на правой стороне лица появились морщины от того, что он прижимался к простыням во время тяжёлого сна.       — Ты вернулся? — изумлённо спросил он. — Я думал, ты вернёшься только завтра.               — Да, мы переоценили, сколько времени это займёт. Вернулся пару часов назад.               — Пара… — начал Йен. — Где все? — спросил он.               — Селеста на огороде, Микки делает какую-то работу в сарае и… да, я закончил говорить.              Йен уже мчался к двери, одетый только в простую белую рубашку и клетчатые боксеры. Он чуть не споткнулся о себя, надевая кроссовки, пока бежал к сараю.              Йен остановился, когда добрался до двери сарая. Он почувствовал, что начинает злиться из-за того, что Микки вернулся пару часов назад и не нашёл его. Но более того, парень чувствовал, как яма отчаяния становится глубже в его животе из-за какой-то причины, по которой Микки пришлось дистанцироваться от всего, что у них было.              Откровенно говоря, Йену это надоело, и он чуть не вышиб дверь пинком и не ворвался внутрь, остановившись прямо перед Микки, который стоял у рабочего места с каким-то планшетом в руках. Что поразило Йена, так это то, что Микки отрастил что-то вроде короткой клочковатой бородки, тёмной вокруг подбородка.              Они уставились друг на друга, изучая друг друга.               — Ты, блядь, просто уехал больше чем на две недели, — сказал Йен, нарушая данное самому себе обещание сохранять хладнокровие.               — Э-э.               — Ты знаешь, каким чертовски несчастным я был? Как чертовски дерьмово было с твоей стороны это сделать?              Глаза Микки расширились.       — Йен, какого хрена ты…               — Что ты хотел сказать мне по телефону, Микки? Между нами всё кончено, не так ли? Вот так просто?              Йен широко раскрытыми глазами уставился на Микки, который, казалось, был ошеломлён и молчал.              Справа раздался щелчок, и парень повернул голову, чтобы увидеть Нейта, стоящего за столом от Микки, лишь слегка незаметного за каким-то тяжёлым оборудованием с того места, где стоял Йен, но которого он увидел бы ясно, как день, если бы у него не было туннельного зрения в тот момент, когда он заметил Микки.               — Я собираюсь предположить, что ты думал, что меня здесь нет, — неловко сказал Нейт.               — О, — пролепетал Йен. — Это было не… это было о чём-то… — парень попытался вспомнить, что только что сказал Микки, чтобы придумать разумное объяснение, но его разум помутился, и он остался выглядеть как рыдающий идиот.               — Скажи кому-нибудь хоть слово об этом, и я надеру тебе задницу, — сказал Микки Нейту, выглядя устрашающе из-за своей новой растительности на лице.               — Микки… — начал Йен.               — Всё в порядке, — сказал Нейт, подняв обе руки вверх. — В любом случае, это не моё дело. — Он начал собирать свои вещи, а Йен и Микки наблюдали за ним с открытыми ртами.               — Нейт, — сказал Йен, останавливая его, прежде чем он вышел за дверь. — Ты действительно никому не расскажешь?               — Зачем мне это? — спросил он, сразу успокоив их нервы. — И как бы то ни было, я думаю, вы двое неплохо смотритесь вместе.               — Убирайся уже, — проворчал Микки.              Нейт одарил их обоих натянутой улыбкой и неловким взмахом руки, прежде чем сделать именно то, что требовал Микки.              Когда брюнет, наконец, повернулся к Йену, он покачал головой.       — Ты грёбаный тупица, ты это знаешь?               — Я его не видел!               — Неважно.              Наступило затишье, когда настроение заметно изменилось.               — Ты не пришёл ко мне сразу, как только вернулся, — сказал Йен, тут же возненавидев себя за то, как плаксиво это прозвучало.               — Ты был в отключке, не хотел тебя беспокоить.               — Ты никогда не сможешь меня побеспокоить.              Микки усмехнулся.       — Ты мягок со мной. Я недостаточно разозлил тебя?               — Я был зол, — признался Йен. — Какое-то время. Но потом я просто чертовски скучал по тебе.              Микки сильно прикусил нижнюю губу.       — Ты действительно напряжённый, чувак, — рассмеялся он, удивив Йена. — Что вообще во мне такого, что тебе так нравится, а?               — Ну, — начал Йен, не уверенный, к чему он клонит.               — Это был риторический вопрос.              Йен нахмурился.       — Я мог бы спросить тебя о том же самом. У тебя никогда точно не было причин любить меня.               — Ты прав, — сказал Микки. — Ты был придурком. Ненавидел тебя до глубины души. Всё время фантазировал о том, чтобы ткнуть тебя лицом в кучу грязи.               — Я был не так уж плох, — сказал Йен.              Микки поднял брови, на что Йен обречённо рассмеялся.               — Но, может быть, если бы ты ткнул меня лицом в кучу грязи, это было бы немного заслуженно, — вздохнул Йен.              Некоторое напряжение, видимо, спало между ними, и Микки одарил Йена, казалось бы, искренней улыбкой, которая могла бы быть шире, если бы он так сильно не пытался с этим бороться.               — Можно я тебя поцелую? — спросил Йен, не в силах больше выносить дистанцию между ними.               — Нет, — прямо сказал Микки, протягивая руку, чтобы остановить Йена на случай, если тот попытается наброситься на него. — Я действительно имел в виду то, что сказал раньше, Йен. Возможно, когда я это произнёс, это прозвучало неправильно, но мы слишком поторопились и… — он замолчал, подыскивая нужные слова.               — Что ты хочешь сказать? — спросил Йен, его голос начал срываться.               — Что ты просто разбираешься в этом лучше меня, — наконец выдавил Микки. — Тебе не нужно быть, типа, привязанным ко мне, хорошо? Ты волен делать всё, что захочешь, может быть, однажды увидишь мир, как ты всегда хотел. Я не собираюсь тебя ни от чего удерживать.               — Кто сказал, что ты меня от чего-то удерживаешь?              Йен не был уверен, что сможет пройти через это снова. Он цеплялся за какую-то страховочную сетку.               — Я не знаю, чувак, — Микки пожал плечами. — Однажды ты проснёшься и, возможно, просто захочешь чего-то большего, понимаешь, чего-то лучшего. Я не буду злиться на тебя за это.               — У меня проблемы с пониманием всего этого, — сказал Йен. — Мне нужно, чтобы ты перестал говорить загадками и объяснил это мне по буквам.              Казалось, Микки не мог, и Йен догадывался, что это потому, что даже он не до конца понимал, в каком они положении и что он чувствовал.               — Я не знаю, как ещё это выразить, Йен, — сказал Микки. — Ты был всем или ничем, это чертовски пугает, чувак. Ты всю свою жизнь смотрел мимо меня, а однажды в твоём мозгу словно щёлкнул выключатель, и ты мог видеть только меня.               — Что в этом такого плохого? — спросил он. — Извини, что потребовалось так много времени, чтобы понять, что ты мне чертовски нравишься?              Микки покачал головой.       — Вы с Уинстоном были лучшими друзьями всю твою жизнь, а потом, к последнему году учёбы в школе, казалось, что вы едва знали друг друга. Потом были другие дети, которым ты всегда хотел соответствовать, и вдруг, ни с того ни с сего, ты решил надрать им задницы. Может быть, мне просто интересно, когда и я тебе надоем.              У Йена перехватило дыхание. Как он мог хотя бы начать объяснять Микки, что его чувства к нему в миллион раз отличались от чувств ко всем остальным.               — Микки, ты знаешь, что это совершенно другое. Я делал с тобой то, о чём никогда бы не подумала с любым другим парнем.               — Без всего этого ты бы всё ещё был моим другом? — спросил Микки. И это было самое мягкое, что он говорил за весь день, ни намёка на обвинение или злобу, даже лёгкая дрожь в его голосе.              Йен почти чувствовал, как его сердце разрывается надвое. Правда была в том, что парень, вероятно, никогда бы не счёл Микки другом, если бы у них не было одной общей черты, но это не отменяло того факта, что со временем он действительно стал видеть в брюнете друга, просто на пути к этому были неожиданные повороты.               — Наверное, нет, — признал Йен. — Но я рад, что ты теперь мой друг. И что бы ты ни хотел делать в будущем, я не против. Просто, пожалуйста, продолжай позволять мне быть твоим другом и, блять, никогда больше не уезжай так надолго.               — Конечно, ты можешь быть моим грёбаным другом, — сказал Микки, глядя вниз и легонько пиная землю. — И я всё равно ненавидел эту дурацкую поездку.              Йен рассмеялся, затем медленно приблизился, проверяя границы дозволенного. Он не собирался делать ничего настолько смелого, чтобы попытаться поцеловать его, пока они оба были в таком эмоциональном состоянии, но нерешительно взял Микки за плечи и нежно обнял. Это было немного натянуто, и они стояли в братских объятиях, пока земля вокруг них продолжала вращаться.              -----              Йен сидел на краю кровати Микки, беспокойно ёрзая, пока брюнет принимал душ внизу. Это было своего рода негласное соглашение о том, что они будут друзьями и начнут с этого. Хотя что это означало, Йену было неясно.              Когда Микки появился, его волосы всё ещё были немного влажными, а борода свежевыбрита, Йен наблюдал, как он, спотыкаясь, ходит по комнате в боксерах и натягивает одну из тех больших футболок группы, которые раньше принадлежали Генри.               — Как прошла ваша поездка? — рискнул спросить Йен. — Тебе удалось увидеть много интересного?               — В основном это длинные участки дорог, пустые поля и фермы, такие же, как эта, — сказал Микки. — Но мы останавливались в мотелях каждую ночь, и они предоставили мне отдельную комнату и всё такое. В каждом из них была грёбаная Библия.              Йен рассмеялся.       — Чёрт, я скучаю по изучению Библии с сестрой Грейс.               — Я не скучаю, — прямо сказал Микки.              Йен вспомнил, сколько раз Микки дразнили во время изучения Библии, несильные уколы и откровенные оскорбления в его адрес. Он не мог вспомнить, но не удивился бы, если бы сам присоединялся к ним хотя бы пару раз.               — Послушай, ты не мог бы сказать Селесте, что я устал и сегодня не буду ужинать? — спросил Микки, перекатываясь на другую сторону кровати.               — Конечно, — сказал Йен, оглядываясь на него и ничего так не желая, как уткнуться носом в его грудь. — Я, э-э, уговорил её купить кучу тех рулетиков с мёдом и маслом, которые ты любишь. Ты можешь съесть их завтра на завтрак.               — Хм, — сказал Микки, его веки уже затрепетали, когда голова глубже зарылась в подушку.               — Спокойной ночи, Микки, — сказал Йен, выключая свет и направляясь вниз, где его приветствовали звуки Селесты, готовящей какой-то сложный салат, и громкий рассказ Хасана.                     Часть IIII                     Я провёл значительную часть своего детства, пытаясь разгадать загадку нашего создания и наших предполагаемых целей — чего-то, что всегда было настолько окутано тайной, что на самом деле удивительно, что многие дети не проявляли сильного желания узнать об этом побольше. Я всегда думал, что однажды, когда стану взрослым, кто-нибудь усадит меня и объяснит всё это простым языком. На самом деле, то, как всё начало складываться воедино, сбивало меня с толку так же, как и сама тайна. Это пришло в виде приглушённых разговоров, слов ненадёжного незнакомца и письма с моим именем.                     -----              На следующее утро Микки не было за завтраком, и когда Генри зашёл проведать его, парня не было дольше, чем ожидал Йен.              Когда Генри спустился вниз, он был без Микки.       — У него температура или что-то в этом роде, — объяснил он. — Должно быть, подхватил что-то в поездке.              Хасан усмехнулся.       — Ни хрена себе. В последнем мотеле, где мы останавливались, в его комнате был включен кондиционер, и парень не знал, как его выключить. Когда я навестил его утром, это было похоже на морозильную камеру.              Селеста сердито посмотрела на Генри, но он проигнорировал это.               — С ним всё будет в порядке, — сказал Генри. — Я дам ему ибупрофен и отнесу куриный бульон. Это простуда, а не рак в последней стадии.              Какая-то часть Йена боялась, что Микки притворяется, пытаясь избежать встречи с ним точно так же, как он мог притвориться измотанным прошлой ночью. Но когда Йен пробрался в комнату Микки после завтрака, он увидел, насколько брюнет был выбит из колеи и каким затрудненным стало его дыхание.              Когда Йен наклонился и положил руку на лоб Микки, тот был словно кипяток.               — Чёрт, Микки, — прошептал Йен. — Подожди. Я сейчас вернусь.              Микки пробормотал что-то бессвязное, и Йен даже не был уверен, было ли это ответом или он разговаривал во сне, но быстро выскользнул и налил парню полный стакан апельсинового сока, прежде чем остановиться по пути наверх, чтобы намочить полотенце под холодной водой и положить на лоб брюнета, чтобы остудить его.              У него была изрядная доля лихорадок и простуд в Марселине — хотя они не всегда были настоящими — и он помнил, что медсестра делала для него в таких ситуациях.               — Отдохни немного, — прошептал Йен, наклоняя голову Микки так, чтобы полотенце оставалась у него на лбу. — Выпей немного сока. Я вернусь, когда закончу работу.              Он бросил последний взгляд на Микки, чья кожа стала бледнее, чем у него самого, и ничего так не хотел, как ухаживать за ним, чтобы вернуть ему здоровье. Но сейчас ему нужно было пойти и выполнить дневную работу.              -----               — Как Микки? — осторожно спросил Нейт. Он действовал осторожно после событий предыдущего дня.               — У него температура, — сказал Йен.               — Я имею в виду, как у вас обстоят дела, ребята?               — О, — сказал Йен. — Я думаю, у нас всё хорошо. Мы друзья. Да.               — Итак, я предполагаю, что та твоя девушка на самом деле была ненастоящей? — предположил Нейт.               — Нет, она была настоящей. Но это было сложно. Аманда, если ты помнишь.               — Да, я её помню, — засмеялся Нейт. — На моём курсе она обвела вокруг пальца многих парней.              Они продолжили свою работу в приятной тишине, прежде чем Нейт отважился задать ещё один вопрос.       — Ты не обязан мне говорить, но что всё это значило? Между вами двумя вчера.               — Я даже сам до конца не знаю, — сказал Йен. — Между нами всегда было по-настоящему сложно.               — Никогда бы не подумал, — искренне сказал Нейт. — Знаешь, мои воспоминания о Микки в основном связаны со всеми его истериками и вспышками гнева в столовой или во время мессы, когда он был ребёнком. Я с трудом узнаю его сейчас.               — Тебе не кажется это странным? — спросил Йен, имея в виду практически всё.               — Что в этом странного? — спросил Нейт. — Он хороший парень. Ты хороший парень. Мы больше не связаны всеми странными правилами Марселина.               — Да, я думаю, что так. — Йен вздохнул и попытался найти свои воспоминания о Микки в их ранние дни и, казалось, помнил только то, что сказал Нейт. — Как ты думаешь, почему он всё это делал? Всё время плакал и кричал.              Нейт многозначительно посмотрел на него.       — Я не знаю, но я всегда был застенчивым ребёнком. Я такой и сейчас. Но в детстве это было тяжело, и иногда меня за это немного дразнили. Не помогло и то, что мне нравилось работать в саду с розами, как девочке. Иногда мне хотелось заплакать, или закричать, или сделать что-нибудь странное, просто чтобы дать им реальный повод ненавидеть меня.               — Почему ты хотел дать им повод ненавидеть тебя? — спросил Йен.               — Чтобы взять ситуацию под контроль? Я не знаю. Иначе они бы просто дразнили меня за то, что я такой, какой есть, а что может быть страшнее этого? — Нейт пожал плечами. — Хотя я никогда ничего этого не делал. Я просто молчал. В конце концов я перерос всех мальчиков и начал играть в футбол, я начал нравиться девочкам, и мои проблемы решились сами собой.               — Что ж, они упустили годы знакомства с тобой, так что это их потеря, — сказал Йен.              -----              Хотя Йен никогда не возражал против работы по дому у Пегги, это был один из тех дней, когда он хотел вернуться в коттедж и поэтому поторопился с небольшой частью работы.              И Йен почти не видел её, разве что мельком, когда она входила и выходила из кухни или в ванную, и он всегда приветствовал её «Доброе утро, мисс». На что женщина просто кивала ему в ответ, не говоря ни слова.              Однако в тот день она сидела на диване, пытаясь открыть бутылочку с таблетками, и явно испытывала трудности.               — Вам нужна помощь с этим, мисс? — спросил Йен.              Она посмотрела на него так, словно он был странным существом.       — Нет, нет, — сказала она. — Всё в порядке, спасибо.              Йен попятился, возвращаясь к вытиранию пыли с полок, пока ему не стало жаль старую женщину, которая испытывала боль, о чём свидетельствовали её трясущиеся руки и неспособность крепко ухватиться за крышку.               — Вы уверены, что вам не нужна помощь, мисс? — спросил Йен.              Леди вздохнула, сдаваясь.       — Да, подойдите и откройте его.              Она протянула Йену пузырёк с таблетками, который он без усилий открыл его и вернул ей. И парень наблюдал, как она начала раскладывать лекарства в прозрачный органайзер для таблеток, её руки всё ещё дрожали от напряжения, которое она испытала ранее.               — Хотите, я сделаю это для Вас? — предложил Йен.              Он был удивлен, когда она кивнула и жестом пригласила его подойти ближе.       — Положите по три таблетки в каждое отделение.              Йен быстро положил по три таблетки в каждое отделение, каждое из которых было помечено днями недели и далее разделено на утро и вечер. Когда он закончил, она быстро поблагодарила его, прежде чем поспешить обратно наверх в свою комнату и закрыть дверь.              -----              Когда Йен наконец вернулся в коттедж, он заглянул к Микки, чтобы убедиться, что тот всё ещё спит, но был рад увидеть, что он выпил по крайней мере половину сока, даже если полотенце теперь валялась на полу.              Он долго принимал душ, хотя и не был уверен, сохранилось ли у Микки его обоняние, несмотря ни на что, желая выглядеть презентабельно и опрятно для него.              И когда Йен поднялся в комнату Микки со свежим полотенцем, он выдвинул деревянный стул и сел у кровати, заметив пластиковый пакет, полный ибупрофена, бутылочек витаминной воды и яблочного уксуса, которые Генри, скорее всего, оставил, пока Йен работал.              Он положил прохладное полотенце на лоб Микки, как раньше, и нежно погладил его по щеке. Брюнет пошевелился и посмотрел на Йена сквозь тяжёлые веки.               — Как ты себя чувствуешь? — спросил Йен.               — Как дерьмо, — сказал Микки хриплым и скрипучим голосом.               — Да, ты выглядишь дерьмово.              Микки поднял руку, чтобы показать Йену средний палец, но в итоге застонал, когда его конечность безвольно упала на матрас.       — Всё чертовски болит.              Йен поднял глаза к окну и увидел, что в него светит солнце, отчего Микки стало ещё труднее открыть глаза. Он встал со стула, чтобы задёрнуть синие шторы, из-за в комнате сразу стало темно.               — Спасибо, — пробормотал Микки. — У меня от света болела голова.               — Просто скажи мне, что ещё тебе нужно, — сказал Йен.               — Отлично, — ответил Микки. — Иди на… — последовала пауза, когда его веки опустились, прежде чем он быстро открыл их снова. — Иди на работу, — невнятно пробормотал он.               — Я уже закончил работу, Микки. Я буду здесь до конца дня, так что просто… дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.              Микки издал ещё один бессвязный звук, прежде чем снова заснуть.              Йен посмотрел на спящего Микки в полутёмной комнате и почувствовал, как им овладевает то же желание, что и прошлой ночью, не желая ничего больше, чем заползти к парню и положить голову ему на грудь. Но было множество причин, по которым он этого не сделал, первая и главная из которых заключалась в том, что температура тела Микки уже превышала 37,8°, и ему нужны были кубики льда и питательные вещества, а не ласка.              Несмотря ни на что, Йен ещё раз погладил его по лицу.       — Люблю тебя, Микки, — прошептал он так тихо, что даже если бы Микки был в полном сознании, он всё равно мог бы не услышать.              -----              Позже тем же вечером, когда Йен спускался вниз, чтобы налить Микки полный стакан воды со льдом, он остановился, не доходя до основания лестницы, услышав, как Селеста и Генри вполголоса спорят за обеденным столом. Это была жаркая дискуссия, несмотря на то, что говорили они шёпотом, и их не было слышно наверху.               — Послушай, мне всё равно, какого хрена ты делаешь в этих поездках, — услышал он, как Селеста сказала Генри. — Его здоровье должно быть твоим главным приоритетом.               — Господи Иисусе, Селеста, — пробормотал Генри в ответ. — Ты говоришь это каждый раз, когда кому-то из них становится немного нехорошо. Они не роботы, это нормально.               — Суть не в этом. Ты даёшь ему слишком много свободы, и ты это знаешь.               — Что он собирается делать, Селеста? Честно. Ты думаешь, он выкурит пачку сигарет и уедет в ночь только потому, что я не держу его на поводке.              Йен точно знал, что ему не следовало слышать ничего из этого, но он застыл, прислонившись к стене лестницы, надеясь, что Хасан не выйдет из своей комнаты и не увидит, как он подслушивает.               — В любом случае, — продолжил Генри. — Потери случаются каждый год, они к этому привыкли. Ты думаешь, все те дети, которых они отправляют на нефтяные вышки, возвращаются здоровее, чем когда-либо? Нет, они буквально окружены газовыми парами всё грёбаное время.              Это было явно не то, что Селеста хотела услышать. Они ещё немного поспорили, пока Йен стоял, не понимая большей части того, что они говорили.               — Я хочу сказать, что эти другие места могут позволить себе потерять нескольких детей, но мы не можем. В ту минуту, когда с кем-то из них что-то случится, они вычеркнут нашу ферму из своего списка, и тогда мы будем прекрасно проводить время, платя настоящим работникам. Если это то, чего ты хочешь, — сказала Селеста.              Генри вздохнул.       — Я понимаю, Селеста. Правда понимаю. Я просто думаю, что ты слишком драматизируешь ситуацию с Микки.               — Ты знаешь почему, Генри. Он универсальный донор. Они оторвут нам головы, если с ним что-нибудь случится.               — Это действительно из-за этого? — с вызовом спросил Генри. — Или это как-то связано с твоей матерью?               — Я, блять, знала, что ты об этом заговоришь.              — Я просто говорю, ты даже не хотела видеть Микки здесь, пока не прочитала его карту. Ты не можешь быть такой бесхитростной, Селеста.              Последовало ещё несколько споров, и Йен, чувствуя некоторое отвращение от того, что он услышал, тихо пробрался обратно наверх, покинул свою комнату и снова поднялся к Микки. Было темно, и парень крепко спал.              Йен пододвинул стул, чтобы сесть рядом с его кроватью, порылся в пластиковом пакете, который Генри оставил ранее, достал бутылку витаминной воды и поставил её на прикроватный столик Микки.               — Я принесу тебе воды со льдом позже, — прошептал Йен. — Селеста и Генри прямо сейчас ссорятся на кухне, так что…              Он знал, что Микки не слышит ничего из того, что он говорит, но ему просто нужно было с кем-нибудь поговорить.               — Кажется, я услышал кое-что, чего не должен был слышать. Я расскажу тебе об этом, когда ты проснёшься, и, возможно, ты сможешь собрать всё воедино.              Он наклонился и снова прижал ладонь ко лбу Микки, разочарованный, но не удивленный тем, что он всё ещё был тёплым.               — Я думаю, что все здесь знают больше, чем говорят, — сказал Йен. — И я не знаю, что такое универсальный донор, но, по-видимому, ты один из них, и это как-то связано с мамой Селесты. Извини, если сбиваю тебя с толку, просто я тоже в замешательстве.              Могло показаться глупым продолжать разговаривать с брюнетом, как будто он бодрствует и отзывчив, но в тот момент всё, что Йену было нужно, это знать, что Микки дышит, и вобрать в себя как можно больше его, прежде чем он отправится обратно в свою комнату на ночь.               — Кстати, я думаю, что понимаю, что ты имел в виду, — продолжил Йен, которому стало более комфортно от мысли о его одностороннем разговоре со спящим Микки. — Я думаю, для людей важно подружиться, прежде чем, э-э, заниматься сексом и всё такое. Иначе они могут закончить, как Селеста и Генри. Я не думаю, что они очень нравятся друг другу.              Он начал подниматься со стула, просто чтобы быстро поцеловать Микки в лоб, который был влажным от пота.       — Я собираюсь отвезти тебя в город, когда тебе станет лучше. Булочки с мёдом и маслом, которые купила Селеста, уже зачерствели, поэтому я куплю тебе свежие. Кажется, я ещё не упоминал, что теперь зарабатываю немного денег.              Микки пошевелился под одеялом и пробормотал что-то, что могло быть «Йен», но он не был уверен. Парень больше не думал о зловещем разговоре между Селестой и Генри и любых возможных последствиях, которые он имел для их будущего. Вместо этого Йен лёг спать, составляя в уме список того, что он сделает для Микки завтра.