You'll Never See Us Again

             Часть I                     Микки прятался. Был один из тех дней, когда отец Дейв собирал всех мальчиков, которых мог найти, чтобы выпалывать сорняки, заполонившие огород. Это была одна из вещей, которые Микки ненавидел больше всего — находиться на природе с другими мальчиками, где у их ног была грязь и черви, которыми они могли швырнуть в него, если возникнет такое желание.              Так он и оказался в часовне, прячась в исповедальной кабинке, где было темно и тихо. Ему никогда не нравилось сидеть в этой вызывающей клаустрофобию кабинке, вынужденному замаливать грехи перед отцом Дейвом через решётку. Но теперь, в одиночестве, это было его безопасное место.              Он чуть не описался, когда услышал шаги прямо за дверью, узнав цоканье каблуков, принадлежащих мисс Эйприл.              — Эти дети не перестают говорить о душах с тех пор, как услышали, что один из посетителей сказал о них. Я не знаю, что им отвечать.              — А что плохого в правде? — услышал он слова сестры Грейс. — Скажи им, что у них её нет. Что их цель в жизни — обогащать не свои души, а души других.              — Ужасно говорить так детям, — ответила мисс Ханна. — И я даже не уверена, что сама в это верю.              — В конце концов, им придётся понять. Лучше всего, чтобы они свыклись с этой мыслью сейчас.              Мисс Эйприл посмеялась над этим.       — Мы не можем быть слишком честными с этими детьми. Теперь они другие, учитывая всё влияние из леса. Мы должны говорить им одно и то же, делать это последовательно, чтобы они перестали задавать нам вопросы.              — Так что же Вы тогда предлагаете, мисс Эйприл?              — Просто скажем им, что у них есть души.              После этого наступила тишина.              — Мы готовим их быть ягнятами, а не львами, — сказала мисс Эйприл, оправдывая свою позицию. — Ягнёнок, который не знает, что его собираются принести в жертву, проживет более счастливую жизнь, чем тот, который знает.              — Я полагаю, ты права, — пробормотала сестра Грейс. — Боже, благослови этих детей и позволь им жить в невежественном блаженстве.              Микки выполз из исповедальни спустя, казалось, часы, намного позже того, как ушли трое учителей. Он был мал, но не настолько, чтобы не понять, что подслушал то, чего не должен был слышать.              С того момента, когда учитель рассказывал им о фактах из жизни, его мозг посылал ему мигающие сигналы, повторяя снова и снова: тебе лгут.              Не было никого, кому он мог бы рассказать, и не было никого, кому он хотел рассказать. После этого он даже перестал молиться, только делал вид. А на мессе, когда все становились на колени на тафте и складывали руки, крепко зажмурив глаза, он подглядывал сквозь ресницы и видел, как отец Дейв смотрит на море детей пустым взглядом.              -----              Их утро больше не оглашалось щебетанием птиц или запахом свежего кофе, только приходами и уходами других постояльцев мотеля, стойким запахом их сигаретного дыма, а пьяные выходки были ярким напоминанием их нынешнего затруднительного положения. Это было далеко от знакомой святости Марселина или успокаивающей мечтательности коттеджа, но Йен не возражал, пока просыпался с Микки, дышащим рядом с ним.              Бывали моменты ночью, когда Йен клал руку на грудь спящего Микки, просто чтобы насладиться биением сердца под ней, находя утешение в самом факте того, что они проведут вместе ещё одну ночь. Ему не нравилось слишком много думать, но когда он это делал, то желал комфорта. Но всё же закралась мысль — возможно, наступит ночь, о которой они не подозревают, и которая станет их последней ночью вместе.              — Ты хорошо спал этой ночью? — спросил Микки, протирая глаза, прежде чем натянуть свитер.              — Да, — солгал Йен. — А ты?              — Да, — сказал Микки, скорее всего, тоже солгав.              Было трудно заснуть, когда каждый малейший звук за пределами номера в мотеле будил их.              — Составь список того дерьма, что нам нужно, — сказал Микки. — Мы должны действовать быстро. Вошли — вышли, не больше.              — Хм, — сказал Йен              — Что?              — Обычно тебе нравится не так.              Микки стоял перед Йеном, уперев руку в бедро, и смотрел на него, высоко подняв брови; хотя Йен уловил легкое подёргивание уголков его губ.       — Одевайся, чёрт возьми, — наконец сказал Микки, бросая Йену одну из рубашек.              Йен громко рассмеялся. Он был в хорошем настроении, несмотря на обстоятельства и недостаток хорошего сна.              — Упаковку черники и несколько помидорок черри, — проговорил Йен, записывая это в бесплатный блокнот мотеля. — И парочку яблок.              Он посмотрел на Микки, который теперь чистил зубы над раковиной, которая, как ни странно, находилась не в самой ванной, а у дальней стены.       — Тебе что-нибудь нужно? — спросил он.              Микки сделал паузу.       — Немного сигарет, — ответил он, прежде чем сплюнуть в раковину.              Йен записал сигареты, прежде чем постучать ручкой по блокноту, пытаясь придумать, что ещё им стоит купить.              — Сколько денег мы можем потратить на продукты? — спросил он.              — У нас более чем достаточно на всё, что нам нужно, — сказал Микки, вернувшись посвежевшим. — Нам осталось провести здесь всего одну ночь, так что о деньгах можно не беспокоиться.              Микки был очень позволь мне беспокоиться об этом, когда дело касалось их финансового положения, и, похоже, он соответствующим образом спланировал бюджет, заплатив за неделю проживания в мотеле заранее и бросив грузовик, так что всё, о чём им нужно было беспокоиться — это расходы на еду и воду.              Йен кивнул и посмотрел на их список.       — Давай возьмём несколько булочек с мёдом и маслом, если они у них есть.              -----              Микки демонстративно натянул капюшон Йену на голову.       — Эти оранжевые волосы — как грёбаный маяк.              Собрав свои вещи, они осторожно вышли из комнаты. Они тащили рюкзаки, не желая оставлять после себя ничего, кроме наполовину съеденных пакетов с чипсами и ношенного нижнего белья, которое пришлось постирать с мылом в душе и повесить сушиться на вешалку для полотенец.              При ярком дневном свете Йен мог лучше разглядеть тёмную щетину на лице Микки, которая стала гуще за последние пару дней, с тех пор, как тот совсем отказался от бритья. Он выглядел старше, меньше похожим на румяного школьника, с которым он вырос. И всё же в его глазах был блеск юности, который так отличался от тёмных омутов небытия, которые когда-то были там в детстве.              Когда они шли к дороге, Йен протянул руку и провёл пальцем по щеке Микки, почувствовав покалывание и обнаружив, что ему это нравится.              — Ты красив, даже когда не бреешься, — сказал Йен.              Микки уже не так легко заливался краской, но на этот раз он покраснел.       — Спасибо, — пробормотал брюнет, что также отличалось от того, как он раньше отмахивался от каждого комплимента Йена.              Они продолжали идти, Микки шёл впереди.              — Может быть, нам обоим стоит отрастить бороды, — предложил Йен. — Они лучше скроют наши лица.              — Ты вообще способен её отрастить? — спросил Микки, за что получил лёгкий толчок.              Йен собирался что-то ответить — пошутить по поводу неравномерного роста бороды Микки, — когда с неба донесся низкий гул.              Они оба подняли глаза и увидели пролетающий над головой самолёт. Этого было достаточно, чтобы они остановились как вкопанные и уставились на него, загипнотизированные его величием.              — Интересно, куда он летит, — вслух поинтересовался Йен.              — На восток, — сказал Микки. — Мы, наверное, похожи на муравьев для тех, кто там, наверху.              — Что к востоку от нас? — спросил Йен.              — Океан, — ответил Микки.              Когда самолёт улетел дальше, они продолжили свою прогулку.              — У Генри в машине была книга с картами. Во время той поездки я только её и читал, — внезапно сказал Микки. — Там были, типа, карты всех штатов и крупных городов и даже карты других стран.              Йен был заинтригован и хранил молчание, чтобы Микки продолжал говорить.              — С ума сойти, как много в этой стране дорог.              — А как же остальной мир? — спросил Йен.              — Не знаю. На самом деле не обращал особого внимания. Я продолжал возвращаться к карте Чикаго.              Чикаго. Открытка в сундуке Микки с изображением горизонта, сделанная много лет назад.              — Там живёт Тереза, — объяснил Микки. — В штате Иллинойс.              — Что такого особенного в Чикаго? — спросил Йен.              — Это самый большой ближайший к нам город со всеми этими реками и дерьмом, протекающими через него.              Йен мог представить себе жизнь в чикагской квартире, глядя вниз на реку, совсем как жители Венеции, Италия. Они могли бы жить в большом городе, где так много людей, что никто по-настоящему не замечает друг друга. Где они могли бы органично слиться с толпой.              — Думаешь, Тереза отвезёт нас туда? — спросил Йен.              — Может быть, — сказал Микки. — Иллинойс — большой штат. За пределами Чикаго там практически ничего нет. Может быть, несколько других городов, разбросанных вокруг, вроде Спрингфилда или Пеории. Но, да. Чикаго.              Йен видел только одну фотографию Чикаго, но было в ней что-то такое, что привлекало его. Микки описал это лучше всего, когда постучал Йену по руке и сказал:       — Мне кажется, что нам там было бы хорошо.              -----              После тридцати минут ходьбы, когда говорить было не о чем и постоянно приходилось следить за проезжающими мимо полицейскими машинами, Йен смог разглядеть вдалеке, как большая дорога сворачивает на более узкую улицу, где стояло несколько невысоких зданий.              — Вон там, — сказал Микки, ведя Йена вверх по улице. В этот момент брюнет тоже натянул на голову капюшон своей толстовки, совсем как Йен.              Йен сразу же увидел корзины с яблоками и апельсинами у главного входа в продуктовый магазин, и его желудок сделал сальто назад.              Они оба были невероятно внимательны к другим посетителям, когда вошли, хотя никто не бросил даже малейшего взгляда в их сторону. Все, кроме кассирши, которая оглядела их с ног до головы, словно оценивая уровень угрозы, прежде чем вернуться к своим обязанностям.              — Мы выглядим подозрительно с поднятыми капюшонами, — сказал Йен.              Микки снял с головы свой.       — Твой останется.              Продуктовый магазин был немного больше, чем тот, что в городке рядом с коттеджем, но всё равно достаточно знаком Йену, поэтому он не чувствовал себя рыбой, вытащенной из воды. Он знал, как упаковывать фрукты и как определять цену по граммам — то, что ещё недавно ставило его в тупик.              Вошли — вышли, не больше, Микки сказал. Но теперь, когда они наконец выбрались из душной комнаты мотеля и оказались в окружении разноцветных коробок с хлопьями и свежими продуктами, они обнаружили, что бродят между стеллажами.              Каждый из них держал в руках маленькую чёрную корзинку, стоявшую у входа, и задерживался возле фруктов, собирая в пакет всё, что мог, избегая пожилую женщину, которая не спеша ходила вокруг бананов. В это время её муж, мужчина в плоской кепке в ромбик, подошёл к ней и постучал тростью по её спине.              Йен не мог не подслушать, как пожилая пара обсуждала спелость бананов и сколько их следует купить, как будто это было самой большой заботой в их жизни. И, возможно, так оно и было.              Более того, ему показалось, что они были довольно милы друг с другом. Мужчина терпеливо слушал, как его жена тараторила о том, что их внукам не нравятся перезрелые бананы, особенно одному конкретному внуку, который не съел бы ни кусочка, если бы на нём были хотя бы малейшие изменения цвета.              Когда они вразвалочку удалились, выбрав, по их мнению, идеальную гроздь бананов, Йен оглянулся и увидел, что Микки тоже на них уставился. Он задавался вопросом, представлял ли Микки то же самое, что и он — возможность дожить до старости, всё ещё быть вместе и привлекать внимание друг друга не словами, а нежным постукиванием тростью.              Поймав взгляд Йена, Микки отвёл глаза.       — Эй, э-э, ты ведь хотел помидорки черри, верно?              Йен кивнул.              Микки пошёл в овощной отдел, где рядом с огурцами были аккуратно сложены маленькие упаковочки с помидорами черри. И Йен не мог сдержать улыбки, когда Микки поднимал каждую пачку, чтобы проверить, не помялись ли те, что на дне, прежде чем найти идеальную и положить её для Йена в корзину.              — Тебе нравятся немного твёрдые, — сказал он и, тут же поймав улыбку Йена, строго предупредил его: — Не надо.              Несмотря на всё то, что дети говорили о том, что Микки не понимает шуток, Йен обнаружил, что Микки на самом деле невероятно восприимчив к ним. И не только это, но и то, что у Микки со временем выработался особый тип юмора, который легко сочетался с его собственным.              В школе у мальчиков бывали дни, когда они отпускали шуточки тут и там, часто за счёт девушки — что-нибудь грубое или откровенно подлое, — и Йен ловил себя на том, что заставляет себя смеяться. С Микки всё было не так. Никогда не было.              Более того, Йен чувствовал себя совершенно непринуждённо, подкалывая Микки, совсем не так, как в прошлом, когда он прикусывал язык, зная, что любое игривое подтрунивание над парнем могло быть встречено язвительной реакцией — шуткой о его волосах на лобке, недостатке опыта общения с девушками, да о чём угодно. Обо всём, в чём он был неуверен.              Вот почему, когда Микки изредка называл его рыжий лобок, его это нисколько не беспокоило — прозвище, которое он ненавидел настолько сильно, что однажды тайно пошёл к сестре Грейс и попросил запретить вместе со всеми другими ругательствами.              Так что он только оживился, когда Микки повернулся и сказал:       — Эй, рыжий лобок, давай достанем хлопьев.              -----              Они набрали более чем достаточно, чтобы им хватило на ночь и на весь завтрашний день. Несколько фруктов и овощей, коробку мюсли и пачку сигарет. Отдел выпечки в магазине был унылым, и поэтому самое близкое к свежему хлебу, что они могли купить, была буханка на мягкой закваске в упакованном пакете.              Когда кассирша пробивала их товары, она бросила на них странный взгляд, как будто пыталась вспомнить, откуда они ей знакомы. Йену казалось, что его сердце сейчас выскочит из груди, пока она, казалось, не избавилась от жуткого взгляда и не стала укладывать продукты в пакет.              Расплатившись, Микки схватил покупки и быстро зашагал прочь, казалось, прочитав мысли Йена: Давай убираться отсюда к чёртовой матери, только для того, чтобы столкнуться со своими собственными фотографиями, смотрящими на них с доски объявлений возле автоматических стеклянных дверей.              Среди всех пропавших детей, размещенных на этой доске, Йен и Микки выделялись, как больной палец, будучи единственными, у кого слова «РАЗЫСКИВАЕТСЯ» были выведены красным. Это были фотографии из их ежегодника за 12-й год, сделанные примерно в то время, когда Йен привыкал к новым лекарствам, и поэтому в его глазах была пустота. Микки же застенчиво смотрел в камеру.              — Что за хрень, — пробормотал Микки, оглядываясь по сторонам, прежде чем сорвать их с доски.              За информацию об их местонахождении было назначено денежное вознаграждение, но ничего больше, за исключением небольшого предупреждения не приближаться к двум мальчикам, если их заметят, и просто позвонить властям.              Сколько таких было развешено по городу? Они были в нескольких часах езды от яйцефермы, но теперь казалось, что прошлое наконец-то настигло их.              -----              Йен разглядывал наклейки с фруктов на затылке Микки, пока шёл за ним по улице, ближе к лесу вдоль шоссе. Он наклеил их в магазине, сняв с разных яблок и прикрепив на волосы Микки, находя абсолютно забавным, что Микки ни разу не почувствовал, как он это делает. Он всё ещё не замечал их, хотя у него, честно говоря, были другие причины для беспокойства.              На самом деле было немного абсурдно, что Микки стал таким молчаливым, явно напуганный листовками «разыскивается», в то время как его затылок напоминал альбом с наклейками.              — Давай срежем путь через лес, — внезапно сказал Микки. — Доберёмся до мотеля через задний двор.              — Конечно, — сказал Йен.              — Ты голоден? Мы можем остановиться и поесть.              Йен покачал головой. Ему хотелось помыть фрукты в раковине и уютно устроиться в постели; чем дольше они оставались снаружи, тем больше он беспокоился.              — Как думаешь, сколько людей видели наши лица? — спросил Йен.              — Не имеет значения, — ответил Микки. — Мы почти на финишной прямой, Йен. Нам просто нужно не высовываться ещё одну ночь или около того.              Йену не хотелось задавать вопрос, о котором они оба думали: но что будет дальше?              Существует ли для них финишная черта? И как она вообще выглядит?              — Как мы здесь оказались? — вслух удивился Йен. Его действительно поражало, сколько поворотов приняла его жизнь, и ни один из них не был таким, как он ожидал в Марселине. Он каждый день играл в футбол на поле, ходил на занятия и делал всё, что ему говорили. На каждом шагу его опекали и заботились о нём, наивный по отношению к тому, что ожидало их снаружи.              Он больше не мог узнать того маленького мальчика.              -----              После тридцати минут блужданий по лесу они вышли на поляну, которая примыкала к заднему двору мотеля. Дверь в их номер находилась с другой стороны здания, но через крошечное матовое окошко, выходящее из ванной, они заметили движение и замерли.              — Это наша комната? — спросил Йен, просто чтобы убедиться.              — Да.              — Там кто-то есть.              Микки сделал несколько шагов назад, взял Йена за руку и потащил его за толстое дерево. Того, кто был в их ванной, там больше не было, но свет в их номере явно был включён. Они были достаточно далеко и защищены тенью деревьев, но Йен всё ещё крепко держал Микки, как будто его могли забрать у него в любой момент.              — Копы? — прошептал Йен.              — Чёрт, — прошипел Микки.              — Это потому, что мы пошли в…              — Нет, — перебил Микки. — Нет.              — Но…              — Они бы не нашли нас так быстро, если бы это была кассирша или какая-нибудь случайная сучка в магазине; не знали бы точно, где искать. Они шли по нашему следу с самого начала.              Йен не знал, говорил ли Микки это просто для того, чтобы снять с них вину, но всё звучало достаточно логично.              — Тогда как они нас нашли? — спросил Йен.              — Чёрт, я не знаю, — сказал Микки. — У них есть ресурсы и прочее дерьмо. Должно быть, какая-то уличная камера засекла нас или, может быть, менеджер мотеля увидел ёбаную листовку и дал наводку.              Йен мог смотреть только вдаль, сфокусировав взгляд на окне их ванной, пытаясь уловить ещё одно движение.              — Я хочу сказать, Йен, что выход из дома спас нас. Представь, если бы мы были там, когда они пришли.              Йен почувствовал, как у него перехватило дыхание.              — Мы должны убраться отсюда как можно дальше, — сказал Микки. — Они собираются прочесать весь этот район.              — Куда мы пойдём? — спросил Йен.              — Я не знаю, — признался Микки. — Нам придётся решить это дерьмом по ходу дела.                     Часть II                     — Почему бы нам не угнать машину, как ты говорил? — предложил Йен.              Они тащили пластиковые пакеты, полные продуктов, а также несли на спинах всё своё имущество, продолжая идти дальше, глубже в лес.              — У нас нет никаких инструментов, — сказал Микки. — Даже если мы наткнёмся на незапертую машину, мне понадобится всякая хрень: отвёртка, кусачки, даже резиновые перчатки.              В устах Микки всё звучало так просто, когда он рассказывал Йену о своём первоначальном плане, но, конечно, такая серьёзная вещь, как заведение автомобиля, не могла быть такой простой.              — Мы могли бы достать их, — сказал Йен. — В соседнем городе должен быть магазин, который продаёт эти вещи.              — Да, — сказал Микки без особого энтузиазма.              Йен почувствовал, как его сердце упало от побеждённого тона Микки. На протяжении всего их побега Микки был тем, кто руководил, доводил дело до конца и придумывал планы. Теперь, когда Микки был измучен и подавлен, Йен чувствовал себя таким же потерянным.              — Извини, — пробормотал Йен. — Наверное, это дурацкая идея.              Микки остановился и вздохнул.       — Нет, всё… всё в порядке. Просто я не думаю, что мы должны совершать какие-то безумные поступки. Тереза почти здесь. Нам просто нужно продержаться ночь, добраться до телефона-автомата или ещё чего-нибудь и связаться с ней.              — Верно, — согласился Йен. Внезапно его идея угнать машину показалась немного чрезмерной.              Микки поднял свободную руку, чтобы потереть глаза, не в отчаянии, а от усталости.       — Хорошо, — сказал он, его голос стал хриплым, как это часто бывало, когда он уставал. — Пошли.              Что-то внутри Йена внезапно сработало.       — Нет, — сказал он. — Давай найдём место, где можно отдохнуть и поесть. Больше всего на свете нам нужно сохранять остроту ума.              Микки ничего не сказал, поэтому Йен проявил инициативу и потащил его к ближайшему дереву с крепким стволом, к которому они оба могли прислониться. Потребовалось несколько приспособиться, чтобы устроиться поудобнее, но благодаря подкладкам в их зимних пальто прислоняться к дереву было гораздо проще.              Глаза Микки тут же закрылись, а голова мягко опустилась на плечо Йена.              — Отдыхай столько, сколько тебе нужно, Микки, — сказал Йен, снимая наклейки с его волос. — Я буду здесь.              -----              Микки проспал несколько часов, даже в холодной тени леса. Йен, хотя и пытался отдохнуть, не мог. Он был настороже, нервно переводя взгляд при каждом треске ветки или шелесте листьев. Все те ночи, когда Микки не спал, чтобы посмотреть в окно, всё остальное, от чего он отказался, теперь настигало его, и Йен знал, что настала его очередь быть защитником.              Пока Микки спал, Йен осторожно залез в свой рюкзак, тихо, чтобы не разбудить своего парня, и достал дневник. Это было то, что он всегда делал, чтобы скоротать время, а сейчас ему особенно хотелось изложить свои мысли на бумаге.        привет, аманда        ты никогда этого не прочтёшь, но я надеюсь, что, где бы ты ни была, у тебя всё хорошо. я очень скучаю и всё время думаю о тебе. жить в городе весело? мистер хамфрис хорошо к тебе относится? надеюсь, что так.        мы с микки пытаемся добраться до города. возможно, не до того города, в котором ты находишься, а совсем другого — чикаго, может, ты помнишь его по картинке на открытке. мне продолжают сниться сны о том, что однажды мы воссоединимся и будем жить в городе все вместе. так часто, когда я смотрю в глаза микки, я вижу и твои тоже. это странно. я действительно скучаю по тебе.… ты не представляешь, как много для меня значило то, что мы успели встретиться до твоего побега.              Йен почувствовал, как тёплая слеза скатилась по его щеке, и заставил себя закрыть дневник. Он думал, что, возможно, если напишет Аманде письмо, часть гнева, который он испытывал из-за того, что она их бросила, рассеется. Но его расстраивало то, что это чувство не уходило.              Он открыл упаковку с помидорами черри и вытер каждый о рукав своего пальто, прежде чем отправить их в рот, как конфетки. Не успел он опомниться, как съел половину пачки, и ему пришлось заставить себя остановиться, чтобы приберечь остальное для Микки на случай, если тот проснётся с тягой к овощам.              Было странно сидеть там, в незнакомом лесу, на холоде; такое резкое отличие от леса за школой тёплыми летними днями, где вместо того, чтобы прятаться, спасая свои жизни, они с Микки испытывали совсем другой тип волнения — тот, который определяется не призраком смерти, а предвкушением чего-то нового.              Тогда он с трепетом отнёсся к поцелую Микки и был уязвлен первоначальным отказом. Только поэтому он чувствовал некое подобие счастья там, на холоде, потому что теперь они хотя бы могли целоваться свободно, не сдерживая себя.              Когда Микки проснулся от шума птиц, взлетающих с ближайшего дерева, он протёр глаза и огляделся.       — Как долго я был в отключке?              — Без понятия, — сказал Йен, взглянув на часы. — Пару часов.              Микки тяжело вздохнул.       — Прости.              — За что?              Когда Микки, ничего не сказав, начал вытирать слюни, которые оставил на пальто Йена, он повернулся, чтобы слегка чмокнуть его.       — Эй, я оставил тебе несколько помидорок.              -----              Они решили идти налегке. Это означало, что нужно съесть как можно больше еды, что было несложным делом. Они прикончили оставшиеся помидоры и чернику, упаковали яблоки и хлеб в рюкзаки, доели коробку хлопьев и оставили весь мусор возле дерева.              Они также выкурили одну сигарету, Микки прикурил её дешёвой зажигалкой, которую давным-давно положил в карман. Вкус никотина обжёг горло Йена, но это заставило его почувствовать себя живым.              А потом, со свободными руками и ясной головой, Микки смог раскрыть карту и снова взять инициативу в свои руки.                     Часть III                     С темнеющим небом пришло чувство лёгкости. Они могли идти по лесу параллельно шоссе и выходить на узкие тропинки, зная, что даже если мимо них пройдет незнакомец, их лица не будут так узнаваемы.              Пальцы ног Йена немного затекли от многочасового сидения в лесу, но он не жаловался. Им нужно было добраться до телефона-автомата до девяти вечера, чтобы сообщить Терезе о своём положении.              — Тебе холодно? — спросил Йен.              Микки пожал плечами, но Йен видел, что кончики его ушей уже покраснели, а пальцы крепко сжимали карту. Было ещё достаточно рано, и Микки сказал Йену, что они всего в двадцати минутах ходьбы от ближайшего городка. Он был небольшим, но там они смогут найти по крайней мере одну телефонную будку.              — Нам следует найти какое-нибудь закрытое место, чтобы переждать ночь, хотя бы несколько часов, — сказал Йен.              Он уже знал, что Микки не решился бы этого сделать. Любое место в помещении могло стать потенциальной смертельной ловушкой. Но если это их не убьёт, то убьет холод.              — Может быть, бар или что-то в этом роде, — предложил Йен. — В барах темно, и все там занимаются своими делами и смотрят телевизор. Мы могли бы использовать наши поддельные удостоверения личности.              Он беспокоился, что Микки отмахнётся от этой идеи и просто предложит провести ночь, терпя холод, но вместо этого Микки улыбнулся.       — Пытаешься напоить меня, Галлагер?              — Работает, Милкович?              — Может быть. Но я так легко не сдаюсь.              — Да, это мы ещё посмотрим.              — Думаю, мы увидим.              Их лёгкое подшучивание сразу же подняло настроение Йена. Даже в самые тяжёлые времена они находили способы заставить друг друга улыбнуться.              -----              Около шести вечера они вошли в город, освещённый жёлтым светом уличных фонарей, которые стояли вдоль каждого квартала. Вдалеке Йен увидел собор с возвышающимся белым крестом и почувствовал, как его тело непроизвольно содрогнулось.              Пока они шли по улицам, им стало ясно, что это город ресторанов и кафе, ни одного бара не было видно.              Посетители каждого ресторана казались тёплыми и счастливыми, и, оказавшись на лютом холоде, Йен почувствовал, что завидует им до глубины души. Мало того, ему очень хотелось поесть настоящей еды, а из каждой открытой двери доносился запах чеснока и печёного хлеба.              Он не хотел спрашивать Микки, можно ли им зайти в какой-нибудь из ресторанов. Все они были ярко освещены и до краёв заполнены людьми. Их не просто можно было узнать, но с их тяжёлыми рюкзаками и усталыми глазами они просто выделялись. Йен мог видеть это через одно из окон ресторана, как посетители внутри чокались бокалами с вином идеально отполированными пальцами и лучезарными улыбками, что контрастировало с его собственным жалким отражением — он и Микки были не такими, как они.              — Йен, давай, — мягко сказал Микки, оттаскивая Йена от окна.              Они продолжали идти, но телефонной будки поблизости не было. Несмотря на это, у них действительно была пара часов, которые нужно было убить, прежде чем обязательно связаться с Терезой, и именно тогда Йен заметил тёплый мягкий свет, исходящий из-под земли.              Когда они приблизились, то увидели бетонные ступени, ведущие вниз к деревянной полуоткрытой двери, через которую доносилась музыка — энергичная, но успокаивающая, вырывавшаяся на улицу небольшими всплесками ритма. В воздухе вокруг этого скрытого от посторонних глаз ресторана витал запах специй, а приглушённое освещение словно приглашало их войти внутрь.              Чем дольше они стояли наверху, тем холоднее, казалось, становился воздух вокруг них.              — Давненько мы не ели тёплой еды, Мик.              Микки оглянулся на Йена с выражением неуверенности на лице.       — По сути, это подвал.              — И что?              — Чувствую, что это не лучший тактический ход.              — За едой?              Микки закатил глаза.       — За тем, чтобы прятаться.              Йен озадаченно склонил голову набок.       — Это самое тёмное место на этой улице.              — Да, но. Это подвал.              Йен тяжело вздохнул.       — Пойдём, Микки. Давай поедим по-настоящему, пока ты не заболел здесь, на холоде.              Очевидно, Микки был так же голоден и жаждал готовой еды, как и Йен, потому что он легко сдался, позволив Йену потянуть его за собой вниз по ступенькам, пока они не добрались до деревянной двери с надписью SALA DAENG, выведенной каким-то курсивным шрифтом на тонированном окне. Йен не знал, что эти слова означают, но в тот момент ему было всё равно.              -----              Оказавшись внутри, Йен почувствовал, как расслабились его плечи. Внутри было тепло, и он сразу почувствовал желание сбросить своё огромное пальто. На минуту он забыл, что они, по сути, разыскиваемые преступники, и действовать нужно осторожно.              Ресторан был маленьким, и запах специй усилился, когда они оказались внутри. Йен не мог не оглядеться вокруг, поражённый замысловатым рисунком на стенах, вихрями красных и золотых линий, создающими потрясающие изображения цветов лотоса и слонов. Казалось, что в каждой кабинке под большим бамбуковым абажуром стоял чайный сервиз.              — На ужин? — спросила девушка в чёрном, подходя с двумя меню в руках. Она была молода, по крайней мере, слишком молода для работы в ресторане.              — Да, — сказал Йен, пытаясь понять по её лицу, узнала ли она их вообще. Казалось, что нет.              — Идите за мной, пожалуйста.              Они последовали за молодой официанткой к столику в дальнем углу, где каждый опустился на мягкий диванчик друг напротив друга. Они молчали, пока она откладывала меню и наливала дымящийся горячий чай в их маленькие керамические чашечки.              — Крикните, когда захотите сделать заказ, — сказала девушка, прежде чем уйти.              Йен и Микки смотрели, как она исчезла за занавеской в задней части кухни, откуда доносился звон кастрюль и сковородок.              — Я не думаю, что кто-нибудь здесь нас узнает, — с надеждой сказал Йен. Девушка напомнила ему кухонный персонал в Марселине, многие из тех женщин говорили с акцентом и никогда не беспокоили детей. Казалось, что вся их жизнь сводилась к готовке и общению глазами.              Микки всё ещё выглядел немного напряжённым, но прежде, чем нахмуриться, он опустил взгляд на меню.       — Что, чёрт возьми, это за дерьмо?              Йен посмотрел вниз и обнаружил, что не узнает ни одного пункта меню. Они были написаны английскими буквами, но некоторые имели странные диакритические знаки и казались в целом потусторонними. К счастью, ниже были описания, и Йен обнаружил, что многие блюда представляли собой простые мясные блюда в сочетании с лапшой или рисом — базовые блюда, с которыми он был довольно хорошо знаком.              Когда девушка вернулась с их столовыми приборами, Йен поднял две палочки, которые она положила.       — Для чего это?              Девушка только улыбнулась, как будто он пошутил.       — Готовы заказать?              Прежде чем Йен или Микки смогли ответить, кто-то выкрикнул что-то бессвязное с кухни, и девушка немедленно завопила в ответ на другом языке, причём Йен уловил только слово «турист» среди множества незнакомых слов.              Когда она перестала кричать, повернулась и улыбнулась, её голос снова стал мягким.       — Готовы заказать? — она спросила снова.              — Эм, — сказал Йен, глядя на Микки, затем снова на девушку. — Пока нет.              Когда девушка отошла, чтобы дать им ещё немного времени на изучение меню, Йен ещё раз окинул взглядом посуду.       — Нет, серьёзно, — сказал он Микки. — Что это, чёрт возьми, такое.              -----              В итоге они пересчитали оставшиеся на столе деньги, попивая дымящийся чай. Было приятно снять пальто и свитера и удобно расположиться в мягкой кабинке, и Йену стало легче, когда он увидел, что Микки распоряжался их деньгами лучше, чем он думал. Еда в меню была довольно дешёвой, и они могли позволить себе полноценный ужин.              Когда девушка вернулась, чтобы принять их заказы, они просто указывали на нужные им строчки в меню, не зная, как произносятся странные слова. Она быстро записала их заказ, прежде чем снова исчезнуть.              — Она кажется милой девушкой, — сказал Йен. — Может быть, мы могли бы попросить разрешения воспользоваться телефоном?              Микки удивлённо посмотрел на Йена.       — Чёрт, — сказал он. — Да. Даже не подумал об этом.              Девушке потребовалось некоторое время, чтобы снова появиться из кухни, а тем временем они лениво постукивали ногами друг о друга и устало улыбались. В какой-то момент Йен протянул ладонь, взял Микки за руку через стол и нежно провёл большим пальцем по ней.              После такого долгого дня они слишком устали, чтобы разговаривать, но это не имело особого значения, потому что там, в том подвальном ресторане, они нашли убежище ещё на одну ночь.                     Часть IIII                     Однажды, через несколько месяцев после инцидента в исповедальне, сестра Грейс проводила им ещё один урок о грехах. Когда она их перечислила, оказалось, что смертных было около семи.              Они были вынуждены обсудить, почему каждый из них был таким ужасным, и способы подавить любое влечение к любому из них. Микки сбивало с толку то, как другие мальчики говорили об ужасности каждого греха, как будто они сами не совершали их разновидностей ежедневно. Он удивлялся, как кто-то может так легко переживать подобный диссонанс.              Во-первых, он знал, что все мальчики передавали непристойные журналы и отзывались о других девушках далеко не целомудренно.              Он также знал, что то, как мальчишки стучали кистью по его кисти, когда он рисовал, или то, как они иногда воровали у него из-под носа коробку с соком, можно было расценить как гнев.              Итак, когда другие мальчики начали обсуждать каждый грех применительно к Микки, что-то внутри него оборвалось. Он понял, что это правда, что он не был самым хорошо воспитанным мальчиком в школе, но он думал, что кража печенья здесь и там была гораздо меньшим грехом, чем безудержная похоть и гнев, которые демонстрировали мальчики.              — Вы, блять, не святые, — пробормотал Микки после того, как один из мальчиков указал на него, когда сестра Грейс попросила привести пример смертного греха.              Реакцией было ошеломлённое молчание.              — Да, — сказал Микки, затем посмотрел сестре Грейс прямо в глаза. — Ложь — это грех. А ты врёшь нам каждый грёбаный день.              — Микки, — сказала сестра Грейс, вставая. — Кабинет директрисы. Сейчас.              К удивлению Йена, Микки рассмеялся и легко ушёл, но не раньше, чем оглянулся назад и сказал что-то настолько шокирующее, что даже Джейми ахнул.       — Если Бог реален, он может идти на хрен!              В глазах сестры Грейс пылал гнев, но, к её чести, она оставалась спокойной, просто указав на дверь.       — Директриса. Сейчас.              После ухода Микки она тяжело вздохнула и плюхнулась обратно в своё кресло.       — Теперь, кто может мне сказать, какой смертный грех Микки только что совершил?              В воздух взметнулось множество рук.              -----              Когда принесли еду, Микки спросил официантку, нельзя ли ему воспользоваться телефоном, и девушка выглядела смущённой, но затем кивнула, уводя его от стола в какую-то комнату в задней части зала.              Йен сидел, уставившись на тарелку с чем-то, что, по-видимому, было рулетиками салата с арахисовым соусом. Им также принесли какую-то тарелку с карри, и у Йена потекли слюнки, пока он с интересом рассматривал её.              Микки потребовалось много времени, чтобы вернуться, и когда он, наконец, вернулся, он взглянул на Йена.       — Ты мог бы поесть, чувак.              — Хотел дождаться тебя, — пожал плечами Йен, взяв руками рулет с салатом и медленно прикоснувшись к нему языком, обнаружив, что на самом деле у него нет никакого вкуса. — Тебе удалось с ней поговорить?              — Да, удалось. Рассказал ей обо всём. Она всё ещё примерно в десяти часах езды, но сказала, что завтра встанет пораньше и к завтрашнему вечеру доберётся туда, где мы будем.              Йен вздохнул с облегчением.       — Значит, нам просто нужно продержаться ночь.              — Именно.              Он не смог сдержать улыбки, макая свой рулет с салатом в арахисовый соус и откусывая большой кусок. Это было лучше, чем он ожидал, и Йен был уверен, что дело не только в том, что он умирал с голоду.              — Не забудь принять лекарства, — напомнил ему Микки. Даже среди хаоса и усталости Микки всё ещё помнил о мелочах.              -----              Они разделили миску с карри, к большому удивлению девушки, которая подошла налить им чаю. Возможно, было странно видеть, как двое мужчин едят из одной миски, даже заходя так далеко, что кормят друг друга, как это сделал Йен, большим куском картофеля, который он выудил из карри.              — Вот, — сказал он, отправляя его ложкой в рот Микки. Ранее он заметил, как Микки отодвинул баклажаны и перец на край миски, чтобы сосредоточиться на мясе и картофеле, и нашёл это милым. Каждый раз, когда Йену попадалась картофелина или кусок говядины, он либо накладывал их на ложку Микки, либо скармливал непосредственно ему.              Микки нахмурился, когда Йен сделал это в первый раз, но относительно быстро смирился, пока не стало ясно, что ему в некотором смысле нравится, когда с ним нянчатся. И Йен не мог не быть в восторге от этого.              Даже спустя долгое время после того, как они закончили, они пытались продлить своё пребывание, заставляя молодую официантку снова и снова подливать им чай, пока она не принесла счёт и не сказала:       — Мы уже закрываемся. Вы уходить очень скоро.              — О, — сказал Йен. — Нам жаль.              — Я хочу домой. Извини, — немного неловко сказала девушка. Йену стало интересно, откуда у неё акцент и сколько ей лет.              — Чёрт, не знал, что мы держим её здесь, — пробормотал Микки себе под нос. Он бросил на стол несколько купюр, намного больше, чем стоил обед, и это, казалось, обрадовало официантку.              — Приятного вечера, — весело сказала она, когда они начали надевать пальто.              -----              Йен ничего не мог с собой поделать. Как только за ними закрылась дверь, он наклонился, чтобы подарить Микки глубокий страстный поцелуй. Микки лихорадочно целовал его в ответ, обхватив сзади за шею, пока они просто стояли, прижавшись друг к другу, под тусклой лампочкой над главным входом.              Он не мог не подумать обо всех других ребятах из школы и о том, получили ли они шанс испытать что-либо хотя бы отдаленно похожее на это.              — Эй, — сказал Микки, отстраняясь.              Йен немного поскулил, но отпустил его.              — Давай найдём какую-нибудь стоянку или ещё что-нибудь и выпьем энергетических напитков и кофе, если хотим пережить эту чёртову ночь.              Холод уже начал пробирать его, поэтому Йен кивнул. Было бы неплохо выпить чашечку тёплого кофе, хотя ему отчаянно хотелось немного поспать.              — Давай, соня, — поддразнил Микки, несмотря на то, что минуту спустя зевнул.              Они снова вернулись в реальный мир, отделённые от того кокона, который они восстанавливали снова и снова. Может быть, когда-нибудь у них будет что-то постоянное, от чего им не придётся убегать при малейшем признаке опасности. Может быть, когда-нибудь.              -----              Особенность сонливости, как впоследствии понял Йен, заключалась в том, что она влияла как на тело, так и на разум. Она замедляла движения, вызывала дремоту и затуманивала зрение. Она, наряду с понижающейся температурой зимнего вечера, создавала идеальную почву для серии неверных решений.