You'll Never See Us Again

             Часть I                     Единственное, о чём они нам не лгали, это об опасностях «внешнего мира». Конечно, они придумывали страшилки, чтобы удержать нас от побега… держать в узде. Но им не нужно было слишком преувеличивать. Войны, насилие, голод и незнакомцы с плохими намерениями. Всё было реально. Из всего, что они нам говорили, из всего, что я хотел бы считать ложью, этого не было.                     -----              — На что они похожи? — спросил Микки. — Твои приступы.              Это было тёплым летним вечером, когда они лежали бок о бок на одной кровати с приоткрытым окном, им было слишком жарко, чтобы прижиматься друг к другу, но они всё ещё хотели быть рядом. Все остальные легли спать, и за пределами их комнаты было тихо, не было слышно даже стука каблуков мисс Эйприл, которая проводила последние проверки.              — Как будто чувствую всё сразу, — объяснил Йен. — Или как будто чувствую всё очень сильно и понимаю, что теряю контроль, но ничего не могу с этим поделать. И я никогда не осознаю, что это происходит, пока не совершу какую-нибудь глупость.              — Почему так происходит?              Йен не знал, как ответить, потому что сам не мог этого объяснить.       — Мисс Ханна говорит, что у меня что-то под названием биполярное расстройство. Вот почему мне приходится принимать разные таблетки.              — Да, она вроде как объяснила нам это после твоей драки с Беннеттом, когда ты всё ещё восстанавливался после травмы ноги.              — Что она сказала? — спросил Йен.              — Что у тебя такое заболевание мозга, которое иногда мешает тебе ясно мыслить.              Йен не знал, понравилось ли ему это объяснение или тот факт, что все на его году знали об этом, но никто его не дразнил; на самом деле, казалось, они совсем от него отстали. Так что, возможно, всё было не так уж плохо, иначе Джейми и Беннетт отомстили бы ему.              — Эй, Йен? — спросил Микки.              — Да?              — Когда ты поранил ногу о колючую проволоку, ты сделал это нарочно?              Йен нахмурился.       — Нет, конечно, нет. Почему?              — Просто.              Боковым зрением он мог видеть, как Микки слегка поворачивает голову, чтобы вглядеться в его лицо.       — Тебе когда-нибудь хотелось причинить себе боль, когда у тебя был один из этих эпизодов?              Йен покачал головой.       — Нет. В основном я просто хочу либо спать вечно, либо лезть на стену. Между нет ничего промежуточного.              Микки кивнул.       — О.              — Сейчас лучше, — быстро объяснил Йен. — Помогают лекарства. Помогают разговоры с мисс Ханной.              Он боялся, что Микки немного испугается, узнав о его биполярном расстройстве. Но Микки не понаслышке знал, что за маниакальными приступами следуют депрессивные, и не беспокоился по этому поводу; напротив, он казался обеспокоенным, тем, как часто беспокоилась мисс Ханна.              — Разговоры с тобой тоже помогают.              Рядом с ним произошло какое-то движение, Микки повернулся на бок, чтобы посмотреть прямо на Йена.       — Да?              — Да.              Йен воспользовался случаем и обхватил лицо Микки, целуя его так, что ему не хватало техники — просто мял губы, уткнувшись носом в лицо брюнета. Ему нравилось проводить такие ночи, и он задавался вопросом, исчезнет ли когда-нибудь новизна этого. Он не думал, что это возможно.              -----              Одиночество — не то, к чему Йен привык; оно было не тем, что он просто ощущал, а тем, что болезненно переносил. Оно поразило его в тот момент, когда рыжий проснулся в незнакомой комнате на большой кровати, где пустое место рядом с ним казалось насмешкой.              Когда он, спотыкаясь, вошёл на кухню, Тереза кормила свою маленькую дочь за столом — маленькими порциями яблочного пюре с зелёной пластиковой ложки.              — Проснулся, — сказала она. — Ты проспал больше пятнадцати часов.              Йен поверил. Предыдущей ночью, когда они прибыли в дом детства Терезы за лесом Марселина, казалось, что весь стресс, усталость, изнеможение и поражение настигли его. Итак, несмотря на беспокойство за Микки, его тело и разум полностью отключились, погрузившись в глубокий сон.              — Ты пропустил завтрак и обед, но я могу начать готовить ужин прямо сейчас?              Йен проигнорировал любезное предложение.       — Ты слышала что-нибудь о Микки?              Тереза сочувственно посмотрела на него.       — Нет. К сожалению, всё не так просто. Но я пытаюсь.              — Как?              — Не волнуйся слишком сильно об этом, Йен, — ответила она, отчего его беспокойство только усилилось. — Я знаю людей, которые этим занимаются. Частные детективы, сотрудники правоохранительных органов, юристы. Всё такое. Мы собираемся найти Микки, тебе просто нужно дать нам немного времени.              У Йена был миллион вопросов. Это была тема, от которой он не хотел отказываться. Каждая минута, потраченная на разговоры об ужине и других тривиальных вещах, отнимала время от выяснения местонахождения Микки.              — Иди умойся, — сказала она. — Я приготовлю спагетти на ужин.              Йен знал, что она делает ему одолжение, что он не может укусить руку, которая его кормит. Ему хотелось кричать, заставить её делать больше. Но он знал, что так будет лучше.              По дороге в ванную с полотенцем и пакетом нижнего белья, которые Тереза нашла время купить, Йен заметил окровавленную рубашку Микки в прачечной, отмокающую в тазу в раковине. И это было как удар в сердце.              -----              — Расскажи мне о Микки, — попросила Тереза за ужином со спагетти. — Какой он?              Йен задумчиво поджал губы, не зная, что сказать, и удивляясь, почему она вообще заговорила о нём, когда разговор шёл не о его немедленном спасении.              — Это поможет нам, — объяснила она, — узнать что-то о его личности, о том, какой он человек.              Йен глубоко вздохнул.       — Я думаю, он умный. Быстро учится и очень быстро адаптируется ко всему. Например, он хорошо разбирается в цифрах, читает карты и запоминает вещи. А ещё он любит рисовать, чтобы отвлечься.              — Отвлечься от чего?              — От жизни. — Йен пожал плечами.              — И в какой момент между вами начались отношения?              Йен почувствовал, как вспыхнуло его лицо.       — Всё началось ещё в школе, когда мы были соседями по комнате.              — А, понятно, — кивнула она.              Слёзы из глаз Йена потекли по его щекам, даже когда он моргал в тщетной попытке остановить их. Он посмотрел на малышку, которая радостно колотила лапшой по высокой крышке своего стула.              — Как её зовут? — спросил Йен, осознав, что никогда не спрашивал, а она никогда не говорила ему.              — Синтия, — ответила Тереза.              — Красивое имя, — пробормотал Йен, вытирая слёзы и уставившись на недоеденные спагетти, обнаружив, что аппетит у него давно пропал, если он вообще когда-либо был.              — Итак, этот ваш план побега, — сказала она, возвращая их к теме. — Чья это была идея?              — Наверное, обоих. Я хотел сбежать, узнав правду, но большую часть плана разработал он. Это были совместные усилия.              — Вы двое — отличная команда, — сказала она, кивая. — Каковы шансы, что он расскажет властям, с кем ты или куда ты мог пойти?              Вопрос удивил Йена.       — Что ты имеешь в виду?              — Хорошо, — сказала она. — Допустим, полиция держит его под стражей до тех пор, пока он не предоставит некоторую ценную информацию о твоём местонахождении и другую информацию, которую ты, возможно, знаешь. Как ты думаешь, насколько вероятно, что он им расскажет?              — Он бы не стал, — огрызнулся Йен, немного защищаясь. — Микки никогда бы меня не сдал.              — Даже если на него будет оказано какое-то внешнее давление?              Это был неправильный вопрос, потому что Йен немедленно снова начал выходить из себя.       — Внешнее давление? — спросил он. — Например, что? Они собираются причинить ему вред?              — Нет, нет, — сказала Тереза. — Конечно, нет.              Но она не стала продолжать, и Йен остался дезориентированным, представляя себе худшие сценарии пыток, разыгрывающиеся в его голове. Он никогда не будет злиться на Микки, если ему причинят достаточно сильную боль, чтобы он сказал правду. Он надеялся, что Микки именно так и поступит, чтобы избежать вреда или травм. Но он знал, что этого не случится, Микки будет терпеть любую боль, чтобы защитить его, потому что он именно такой человек.              — Пока он не выдаст слишком много информации, это даст нам ещё немного времени, — сказала Тереза. — Он где-то там, Йен. Эта страна — страна тюрем и следственных изоляторов. Мы обшарим все до единого, если потребуется.              -----              Той ночью, перед сном, Йен посмотрел на свой пузырёк с таблетками. Он практически слышал голос Микки в своей голове, напоминающий ему принять их, и всё же не смог заставить себя сделать это. Он и так едва мог есть, чувствуя огромную вину за то, что ему предлагали свежую еду и тёплую постель в доме Терезы.              Правда, Йена успокаивало то, что сквозь стены часто доносился голос Терезы, которая делала многочисленные телефонные звонки из своего логова, похоже, выполняя обещание сделать всё возможное, чтобы найти Микки.              Но дни проходили медленно, без особого прогресса или каких-либо новостей, которые она могла рассказать Йену. Он перестал принимать лекарства, перестал правильно питаться; вместо этого пытаясь отвлечься малышкой Синтией, укачивая её, пока Тереза продолжала совершать таинственные телефонные звонки.              Он обнаружил, что Синтия ему нравится. У неё было такое нежное имя, которое не совсем подходило к её неуклюжести, она что-то бессвязно бормотала, и вокруг её рта всегда были пятна от еды.              Он старался не думать об этом, но часто мечтал, как воссоединится с Микки и у них будет свой ребёнок. Это была приятная мысль, но стоило ему вернуться к реальности, как в душе у него образовывалась пустота и мрачный холод от осознания того, что такие вещи всегда будут недоступны, несмотря ни на что.              -----              Однажды ночью Йен задержался в дверях кабинета Терезы, когда она просматривала газетные вырезки.              — Тереза? — мягко позвал он, заставив её поднять глаза и посмотреть на него сквозь очки.              — Йен, — сказала она. — Тебе что-нибудь нужно?              Он опустил глаза в пол.       — Я просто хотел сказать спасибо за всё, что ты делаешь, но я не могу не задаться вопросом, зачем тебе это нужно.              Она склонила голову набок.       — Что ты имеешь в виду?              — Я имею в виду, почему ты нам помогаешь? Ты нас даже не знаешь.              Тереза сняла очки и положила их поверх стопки книг у лампы.       — Как бы мне ни хотелось сказать, что это потому, что так правильно, у меня действительно есть свой интерес. Я даже порвала отношения с членами семьи, чтобы заниматься подобными делами.              — Например, с мамой? — спросил Йен.              Она кивнула.       — Мама часто рассказывала мне истории о детях, которые жили в Марселин. Что они были дикарями без душ и никогда не выходили за ограду, потому что это опасно. Конечно, все соседские дети это знали. Для нас то была игра, в которой мы подзадоривали друг друга.              Йен стоял там, внимательно слушая. Всё это время она была по другую сторону того забора. Тереза и все её соседи, другие дети, такие же, как он, которые перелезали через собственный забор, несмотря на предупреждения своих родителей.              — Однажды я увидела ребёнка в форме Марселина. Он был намного меньше меня и нашёл что-то на земле, чтобы поиграть. Я была так потрясена, это было всё равно, что увидеть зверя в дикой природе. Я ничего не могла сделать, кроме как просто стоять за деревом и смотреть. В любом случае, — продолжила она. — Чем больше я наблюдала за тем парнем, тем больше понимала, что он совсем не такой, каким описывала моя мать.              — Понятно, — сказал Йен.              — Конечно, только намного позже, когда мои родители развелись, отец переехал в Мичиган, а мама переехала на ферму своих родителей, чтобы вести дела, мои отношения с ней начали становиться напряжёнными. Я переехала туда вместе с ней и заметила всех учеников Марселина, которые у неё работали. Именно тогда она рассказала мне, какова их цель, что однажды, если у кого-нибудь из нас возникнут осложнения со здоровьем, с нами всё будет в порядке, потому что… — она не смогла закончить предложение и снова сменила тон. — В общем, мы с ней сильно поссорились, когда я потребовала, чтобы она прекратила это, продала ферму или что-то в этом роде. Она, конечно, отказалась… сказала, что это семейный бизнес и что без него у меня не было бы такой комфортной жизни. Именно тогда я разорвал с ней связь и переехал на север, чтобы жить поближе к отцу.              — Чем занимался твой отец?              — Он был врачом.              Йен кивнул и посмотрел на неё.       — Она сделала хороший поступок перед смертью.              — К сожалению, было немного поздно, — холодно ответила Тереза.              -----              По прошествии почти недели на подъездную дорожку начали заезжать машины, а в доме появлялись незнакомые лица. Тереза обустроила комнаты для гостей и переделала один из диванов в раскладную кровать. К тому времени Йен чувствовал себя странно из-за прекращения приёма лекарств, и, хотя его представили всем, он быстро забыл имена. Все сливались вокруг него.              Он знал, что они были там, чтобы помочь, но чем с большим количеством людей ему приходилось иметь дело, тем больше он, казалось, скучал по Микки.              Иногда его вызывали в середине дня, когда все сидели вокруг стола с папками и бумагами, ни в чём из которых Йен не разбирался, и задавали ему простые вопросы о его пребывании в Марселине или о Микки, записывая ответы в блокнот, как будто это могло однажды пригодиться.              — Эти блокноты и рисунки, о которых вы упоминали, — спросил один мужчина. — Они всё ещё у вас?              Йену пришлось сказать мужчине, что текущий дневник у него с тех пор, как они переехал в коттедж, и что он надеется, что его старый дневник всё ещё заперт где-то в ящике в Марселине. А единственный рисунок Микки, который у него остался, был тот, что очень давно, в 12-м классе, Микки нарисовал на футбольном поле.              Они попросили показать рисунок, и когда Йен показал, хотели оставить его себе, на что он покачал головой. И, к счастью, никто не стал с ним спорить по этому поводу.              Дни тянулись бесконечно. Йен половину времени не мог встать с постели, если Тереза не приходила к нему в дверь и не задавала вопросы, на которые ей нужны были ответы: информация о Селесте, Генри, даже о Хасане. Ему задавали вопросы о работе Микки на яйцеферме, интимных подробностях их сексуальной истории, от которых его лицо краснело скорее от грусти, чем от смущения.              Вопросы были по существу, почти клинические.              — Вы с Микки пользовались презервативами? — в какой-то момент спросила Тереза.              Йен поднял глаза из-под одеяла. Он узнал о презервативах только после того, как они с Микки уже занимались проникающим сексом, и только потому, что нашёл под раковиной в ванной коробку, принадлежавшую Селесте и Генри.              — Зачем нам использовать презервативы? — спросил Йен.              — Мне просто интересно, — сказала Тереза. — У вас с Микки был секс с другими партнёрами?              — Нет, — сказал Йен. — Никогда.              — А сколько людей знали о ваших отношениях с Микки?              Йену пришлось на мгновение задуматься, прежде чем перечислить имена. Была Аманда, которая узнала первой; затем мисс Ханна, которая знала лишь немного. Нейт тоже знал, хотя Йен не был уверен, жив ли он вообще. И, конечно, был Хасан.              — Четыре человека, — сказала она, записывая имена в свой блокнот. — Спасибо, Йен.              Он не понимал, почему эти вопросы так важны, но по какой-то причине они были важны.              -----              — Каким был Микки в школе? Как бы учителя и другие ученики описали его?              Это был самый сложный вопрос, который когда-либо задавали Йену. Однажды вечером Тереза уговорила его поужинать с остальными. И пока он перекладывал картофельное пюре в свою тарелку, так и не донеся его до рта, остальные гости непринуждённо завели разговор о Микки, явно пытаясь заставить Йена говорить.              — Учителям он не нравился, — прямо сказал Йен. — Кроме, вероятно, мисс Ханны.              Посетители подняли брови.              — Хотя одноклассники ненавидели его ещё больше. Если бы вы попросили их описать Микки, они бы сказали вам, что он был странным, грубым и тупым.              — И почему же? — спросила одна из посетительниц, в её голосе звучало беспокойство.              — Он просто был другим, — ответил Йен. — Это было даже неплохо. Он часто попадал в неприятности, его наказывали больше, чем любого из нас.              Он говорил правду. Тереза сказала ему, что правда важна, что она может помочь — как это поможет, Йен не понимал, но всё же он дал им необходимую информацию. Он рассказывал им истории об истериках Микки и драках с другими учениками, а затем сразу же смягчал их рассказами о доброте Микки и травле, которую тот терпел.              К тому времени, как он закончил, за столом воцарилась тишина.              — Спасибо, что поделился, Йен, — сказала Тереза. — Я не была уверена, стоит ли тебе это говорить, поскольку не хочется обнадёживать, но мы думаем, что установили его местонахождение, и, похоже, он всё ещё находится в заключении. С ним ничего не случилось.              Пока ключевое слово, которое зазвенело в голове Йена.              — Ты вытащишь его? — спросил он.              — Мы постараемся сделать всё, что в наших силах, — сказала она.              Это был душераздирающий ответ, который не мог не наполнить сердце Йена надеждой так, что ему стало не по себе. Он знал, что возлагать большие надежды — значит настраивать себя на разрушение.              -----              Теперь, когда Йен получил новую информацию, у него заложило уши. В ту ночь, во время, когда он обычно ложился спать, он выскользнул из своей комнаты и задержался возле кабинета, где все собирались.       —… это то, что мы подозревали, — говорил один из посетителей. — Они отвезли его в ближайшее к месту ареста учреждение, в Маунтин-Вью. Заключённый там описал молодого человека, соответствующего описанию. Его посадили в отдельную камеру, и единственное время, когда ему позволено находиться рядом с другими заключенными — дежурство в прачечной.              — Ты сможешь связаться с ним? — спросила Тереза.              — Наш департамент не имеет юрисдикции над Маунтин-Вью. Будет подозрительно, что я вообще узнал о его присутствии там.              Йен понял, что они набрасывают идеи. Он думал, что, возможно, эти люди ворвутся, как герои, и сразу найдут все решения, но, похоже, они были так же растеряны, даже со всей имеющейся у них информацией. В них было что-то беспомощное, в этих взрослых из реального мира, от которых Йен когда-то ожидал, что они будут обладать всеми доступными им земными знаниями.              — Его показывали в новостях из-за избиения водителя грузовика. Может быть, адвокату будет интересно представлять его интересы?              — У него нет права на адвоката. У него вообще нет никаких прав. Мне бы отказали на месте, — сказал другой посетитель. — В любом случае, ему, вероятно, даже не предъявят обвинения за это преступление.              Йен прислонился к стене, слегка ударившись о неё головой. У кого-нибудь из них вообще было решение?              — Нам нужно будет внедрить какого-нибудь троянского коня, чтобы вступить с ним в контакт.              — Какой смысл вступать в контакт, если мы не сможем его вытащить?              — Кто сказал, что он уже не выдал всю необходимую информацию? Сколько времени им потребуется, чтобы выяснить, что у тебя второй ребёнок?              У Йена разболелась голова, когда он слышал, как они перебивают друг друга, но он не мог перестать подслушивать.              — Йен сказал, что Микки не станет доносить. Я склонна ему верить.              — Мы не можем полностью полагаться на слово одного ребёнка, — сказал мужской голос в ответ Терезе. — Микки, если уж на то пошло, кажется дико непредсказуемым.              Тереза возразила, к облегчению Йена.       — Из того, что рассказал мне Йен, Микки довольно уравновешенный и аналитичный человек.              — Угу, — ответил кто-то. — Так вот почему он избил того дальнобойщика до полусмерти? У них всё записано в звонке 911.              — Послушай, — сказал другой голос. — Йен — не что иное, как обуза для государства. Вот и всё. Когда доходит до дела, им действительно нужен Микки. Они могут найти сотни других Йенов, чтобы заменить его, но Микки встречается редко, и пройдёт совсем немного времени, прежде чем они полностью сдадутся и отправят его в больницу Святого Иосифа, найдут они Йена или нет.              — Да, — согласился другой. — Они уже потеряли одного донора высокого приоритета, когда та девушка была похищена несколько месяцев назад. Они так просто не отдадут Микки.              — Так что же нам делать?              Раздался стон.       — Может быть, переключим наше внимание на ребёнка, который у нас на самом деле есть. Он может стать тем, кто поможет переломить ситуацию.              — Согласен. От Микки может быть больше проблем, чем пользы.              Раздалось несколько одобрительных возгласов, и Йен на тот момент услышал достаточно. Ему потребовались все его силы, чтобы не ворваться и не потребовать, чтобы они не сдавались так легко, но он потерял доверие к этим взрослым. И, прекратив принимать лекарства, потеряв единственную опору, которая у него была, он прокрался обратно в свою комнату с огнём в глазах.              Он достал большую карту и просматривал её, пока не нашёл Маунтин-Вью, обводя его шариковой ручкой так, как Микки обводил некоторые важные направления. Он не знал, где на карте находится дом Терезы, поскольку Марселина там вообще не было, но это не имело значения, как только он доберётся до дороги или шоссе.              Йен начал запихивать все свои вещи обратно в рюкзак, убедившись, что пистолет плотно завёрнут в ткань. Он оставил записку со словами Прости меня на прикроватном столике после того, как забрал копилку Терезы, которая там когда-то была.              Его мысли неслись со скоростью миллион шагов в секунду, тяжесть времени давила на него, пока он не понял, что ему придётся с этим бороться.              Луна тяжело висела в небе, а малышка Синтия крепко спала в соседней комнате. Йен на цыпочках вошёл в дверь и, перегнувшись через бортики кроватки, легонько поцеловал её в лоб.       — Пока, Синтия, — прошептал он. — Ты вырастешь добрым человеком, правда?              Малышка Синтия продолжала спать, ничуть не тронутая прощанием Йена.              — Веди себя хорошо, — прошептал он. Затем, надев бейсболку одного из посетителей, которую бросили в комнате вместе с пальто и сумками всех остальных, Йен открыл окно и осторожно выбрался наружу.              -----               привет        если вы нашли это, пожалуйста, передайте микки. он в тюрьме или что-то в этом роде, недалеко от маунтин-вью, и он тот самый сбежавший донор, о котором говорили в новостях. я — тот, другой, и если ты читаешь это, то потому, что со мной что-то случилось.        микки, это йен. я смог добраться до терезы, и там было так много людей, которые пытались тебе помочь, но им было трудно. я думал о тебе каждое мгновение каждого дня, и я думаю о тебе ночами, и даже во сне, и я беспокоюсь о тебе. я не хочу, чтобы ты думал, что я сдался или прекратил попытки, но если со мной случится что-то плохое, я решил написать эту записку, надеясь, что каким-то чудом она попадёт к тебе.        уже поздняя ночь, и я просто сбежал. снова. не потому, что тереза плохой человек или что-то в этом роде, просто я думаю, что должен думать, как ты, и взять дело в свои руки. это может быть глупо, и за это, я надеюсь, ты меня простишь, но в данный момент я на автобусной станции, следую карте, как ты мне показывал. я выполню твой план, микки, думаю, это мой единственный оставшийся вариант.        о, и я люблю тебя. я люблю тебя я люблю я люблю тебя. больше всего на свете.        -йен              Часть II                     Приближался конец лета, когда им оставалась всего неделя до того, как они сядут в автобусы и отправятся на работу, учителя разрешили им проводить меньше времени в классах и больше времени играть на поле или бездельничать в саду. На них не было возложено столько ответственности, сколько было возложено на младших, на этих ясноглазых ребят, которые так сильно напоминали Йену его самого.              Мальчики играли в футбол, Йен среди них, в то время как другие дети сидели на краю поля, просто наслаждаясь теплом. Микки сидел на траве с Амандой и остальными девочками, и Йену всё больше и больше хотелось оказаться там, вместо того чтобы пинать мяч с мальчиками.              Он засекал время каждой игры, ожидая, когда кто-нибудь объявит её завершение, чтобы он мог плюхнуться на траву рядом с Микки и завязать лёгкую беседу, всегда чувствуя возбуждение от секрета, который разделяли эти двое; каждое лёгкое прикосновение или смех над чьей-то шуткой в присутствии других действовали как своего рода тайная прелюдия, понятная только им двоим.              Солнце уже клонилось к закату, когда их игра наконец закончилась, и все мальчики вытирали пот со лба подолом футболок по пути в душ. Микки всё ещё сидел у поля, остались только он и Аманда, поскольку остальным стало скучно, и они разбрелись по своим комнатам.              Йен отошёл от остальных мальчиков и сел на траву перед Амандой.       — О чём вы, ребята, болтаете?              — Ты, — прямо ответила Аманда.              Микки легонько пнул её.       — Нет.              — Я просто спросила Микки, не хочешь ли ты…              Микки попытался толкнуть её, но у него не хватило духу сделать это слишком сильно, поэтому она только пожала плечами и продолжила то, что собиралась сказать:       — В любом случае, я просто спросила Микки, собираетесь ли вы спать вместе в коттедже, а он сказал мне заткнуться.              Йен мог видеть, как покраснел весь Микки, особенно уши и щёки. Как бы Йену ни нравилось это видеть, он знал, насколько чувствительным может быть брюнет к любым проявлениям публичного унижения.              — Аманда, разве у тебя нет библий, которые нужно сжечь? — спросил Йен.              Она многозначительно посмотрела на него.       — Ладно, я могу понять грёбаный намёк. Не делайте ничего такого, чего бы я не сделала. — Она остановилась, чтобы подумать, прежде чем добавить: — Или сделала. — И ушла, оставив двух мальчиков на поле.              Йен занял пустое место рядом с Микки, растянулся на спине и посмотрел на фиолетовое небо. До окончания школы оставалось так мало дней, что любое беспокойство о том, что тебя заметят из открытого окна, просто не имело такого значения, как могло бы иметь когда-то. Скоро они окажутся так далеко ото всех, что ничто из того, что они там делали, никак не повлияет на их жизнь.              — Жаль, что мы не можем сходить в лес в последний раз, — сказал Йен.              С тех пор, как он получил травму, он больше никогда не пытался перелезть через забор с колючей проволокой, как и никто другой — даже младшеклассники, которые, казалось, становились всё безрассуднее по мере того, как достигали половой зрелости.              — Мне кажется, мы могли бы это сделать, — добавил он. — Будет проще, если мы поможем друг другу для равновесия.              — Или мы можем просто пролезть под забором, — заявил Микки.              — Под?              — Да. — Микки смотрел в сторону забора с мечтательным выражением лица. — Возьмём лопаты из сарая для инструментов и просто выкопаем яму прямо под ним.              Йен никогда не думал о подобном, и идея сразу же заинтриговала его.       — Ты прав. Как тебе вообще пришла в голову эта мысль?              — Раньше я фантазировал о подобном дерьме, — засмеялся Микки, и нервный тик, когда он выдёргивал травинки, предупредил Йена о том факте, что ему собираются рассказать что-то довольно личное. — Я всегда хотел вырыть длинный туннель из этого места. Например, однажды все проснутся, а на поле будет большая яма, а меня не будет.              — Куда бы вёл этот туннель?              — Куда угодно, только не сюда.              -----              Это было жуткое чувство — оказаться ночью одному, с картой в руке, снова в бегах, но без единственного человека, который был рядом с ним с самого начала. Йен не знал, может ли он доверять себе, чтобы справиться, но знал, что это единственный оставшийся вариант.              Пока ночной автобус ехал вверх и вниз по холмам, всё ближе и ближе к желанному месту назначения Йена, он взглянул в окно на проплывающие деревья и подумал, сможет ли разглядеть Марселин вдалеке, эту высокую крепость школы и маячащий крест, торчащий из крыши часовни. Но было так темно, что даже деревья казались всего лишь танцующими тенями.              Когда он, наконец, добрался до своей остановки, он вышел из автобуса на прохладный ночной воздух, на этот раз в большом шарфе, который украл из шкафа Терезы, и коричневые варежки тоже.              У него не было определённого плана. Всё, что он знал, это то, что хотел подобраться как можно ближе к Маунтин-Вью, как будто Микки волшебным образом будет там, чтобы поприветствовать его на окраине города.              Было поздно, и в обычную ночь он должен был чувствовать усталость; примерно в это время его веки начали бы тяжелеть. Однако в эту конкретную ночь у него был такой неограниченный запас энергии, что она практически сочилась из его пор.              -----              Проходя мимо незнакомых людей на улице, он ещё ниже надвинул бейсболку, постоянно ожидая увидеть признак узнавания в чьих-нибудь глазах. Но было темно, и люди, мимо которых он проходил, казались либо пьяными, либо собирающимися напиться.              Район был милым, намного приятнее, чем городок рядом с яйцефермой и мотелем. Бары и рестораны были элегантными, люди хорошо одетыми. В тот момент он был всего в часе езды от Марселин и задавался вопросом, существовало ли всё это тогда, не слишком далеко от того места, где он вырос.              Ему захотелось выпить, и он вдруг вспомнил о фальшивом удостоверении, которое лежало у него в рюкзаке — том самом, что подарил ему Микки. Тогда на него накатила ещё одна волна вины. Но, тем не менее, он продолжал сражаться. Маунтин-Вью всё ещё находился далеко, и добраться туда на автобусе или пешком будет непросто.              Он подумал про себя, что было бы неплохо выпить глоток виски или чего-нибудь покрепче. Это сразу согрело бы его. Но он не заботился о том, чтобы согреться, на самом деле нет, поскольку он едва мог даже ощущать холод. Он хотел заглушить ураган чувств, бушующий внутри, сделать что-нибудь немного глупое и опасное, показать гигантский средний палец всем, кому он так старался угодить.              И вот так он обнаружил, что бродит по улицам в поисках бара, тёмного и не слишком многолюдного, уединённого места, где у людей, казалось, были свои заботы.              Мигающая неоново-зелёная вывеска, указывающая путь к маленькому чёрному зданию, привела его к двери с надписью КАБАК, выгравированной на деревянной табличке сверху. Он был удивлён, увидев, что никто не стоит у двери, чтобы проверить его удостоверение личности; хотя, когда он сел за стойку и заказал пинту пива — то, что Микки нравилось больше, чем Йену, — бармен попросил показать его, но лишь мельком взглянул на маленькую пластиковую карточку, прежде чем отдать Йену заказанный напиток.              Йен сразу понял, что находится в гей-баре. Возможно, он бессознательно искал его. Он понял это по макияжу, который носил бармен, по его накачанному телу в обтягивающей футболке с мужским именем «Бенджи», вытатуированным на предплечье, и по количеству мужчин, совершающих интимные действия вокруг него, что это было именно такое место.              Конечно, прошло совсем немного времени, прежде чем мужчина чуть постарше скользнул на сиденье рядом с ним.       — Позволь мне угостить тебя выпивкой, — прощебетал он.              — Водка, — уверенно сказал Йен.              Мужчина рассмеялся, подзывая бармена.       — Ты угадал, рыжик.              Йен поморщился при этих словах, ещё ниже надвинув бейсболку, изо всех сил контролируя выражение своего лица. Его тело быстро нагревалось от только что выпитого пива, и теперь мысли о Микки заполнили его голову, проникая в кровь, пока он не обнаружил, что по-настоящему зол на незнакомца рядом с ним — зол на то, что мужчина явно пытался флиртовать, зол на то, что мужчина думал, что Йен когда-либо вообще обратит на него внимание, зол на то, что этот мужчина не Микки.              Он окинул мужчину беглым взглядом и мог сказать, что костюм у него дорогой, золотые Rolex на запястье позорили часы Йена на липучке. Даже у одеколона этого мужчины был насыщенный мускусный аромат, который ошеломил Йена.              — Так что же такой молодой красивый парень, как ты, делает в таком месте совсем один? — спросил мужчина после того, как заказал им обоим водку.              Йен пожал плечами.       — Пытаюсь добраться до Маунтин-Вью.              — А, — сказал мужчина. — Что тебя ждёт в Маунтин-Вью?              — Мой парень, — холодно ответил Йен.              Казалось, это нисколько не мешало усилиям мужчины.              — Что твой парень делает там, пока ты здесь?              — Отличный вопрос, — сказал Йен, залпом осушая стакан с водкой, который появился перед ним.              Он почувствовал, как мужчина провёл рукой по его спине.       — Если бы ты был моим, я бы позаботился о том, чтобы ты никогда не был так далеко от меня. Никогда.              Йен ничего не сказал, просто крутил стакан в руке, пока кубики льда позвякивали внутри.              — У меня есть летний дом в Кайлуа, вилла на севере Италии и таймшер в Лос-Кабосе, а также квартира в городе. Куда бы я ни поехал, я бы брал тебя с собой. Всегда. Видишь ли, я езжу по работе, и мне становится довольно одиноко. На самом деле, я прилетел только сегодня утром.              Когда Йен не ответил, мужчина наклонился ближе, коснувшись губами правого уха Йена.       — Пойдём со мной ко мне вечером. Твой парень не будет возражать. Хорошего стоит ждать, а ты… ну, ты просто совершенство.              Йен взглянул вверх, через бар, где все бутылки с ликёром выстроились вдоль задней стены, которая представляла собой не что иное, как большое зеркало. В нём он поймал своё отражение, увидел пустоту в своих глазах, похудевший, и даже поредевшие волосы. Он больше не узнавал себя.              Но именно из-за того, что он больше не чувствовал связи со своей физической формой, он смог подавить свои мысли и отбросить всякую логику и рассуждения. Он прямо тогда и там решил, что в ту ночь был не в себе. Мальчик, чьим телом он управлял, был совершенно другим человеком.              — У меня есть хороший матрас с эффектом памяти и каберне совиньон, лофт с видом на весь город, — сказал мужчина, наклоняясь ещё ближе. — Всего одна ночь — всё, о чём я прошу. А утром поедем на машине в Маунтин-Вью.              Йен в последний раз взглянул на своё отражение, но в ответ наткнулся на пустой взгляд. И хотя в его голове звенели тревожные звоночки, он проигнорировал их.              — Да? — промурлыкал он, одарив мужчину страстным взглядом, который, как он знал, даст ему то, чего он хочет. — И что тебе нужно, чтобы отвезти меня туда сегодня вечером?