Am Hers, She Is Mine - Ramin Djawadi
Быть частью Королевской семьи означает всегда оставаться на виду. Быть примером для всех. Быть правильным. Соблюдать этикет, следовать традициям. Жить скучной жизнью и жениться лет в двадцать. Чон Чонгук был точно не готов к этому. Он слыл известным повесой, меняющим свои увлечения, но строго следовал одному правилу – никому и никогда ничего не обещать. Проведя сотни скучнейших официальных вечеров, он видел тысячи лиц, чувствовал столько же различных запахов, но ни один из них не привлекал его настолько, чтобы сумел себе сказать – вот тот, ради кого стоит изменить все. Даже себя самого. Хотя, признаться, он и сам не особо хотел с этим торопиться, ведь свободная жизнь, как известно, утягивает быстро и глубоко, а доступность всего, что пожелаешь, хоть и наскучивает, но все же прельщает. Его отец, занимаясь большую часть времени государственными делами, лишь изредка заводил разговоры об очередном омеге, тогда как папа все чаще настаивал на свадьбе – так сильно ему не терпелось понянчить внуков. - Какие внуки, - отмахивался всякий раз Чонгук, - я только начинаю жить. Что, в общем-то, было правдой – он только начинал изучать серьезные науки, в том числе и - правильность ведения Государственных дел. Какая уж тут может быть семья и женитьба? Целыми днями он усердно осваивал все, что может пригодиться ему, как только закончится правление его отца. Он часто встречался с простыми людьми (этакий рабочий класс), выслушивая их проблемы, и старался отмечать для себя необходимые изменения, чтобы народ, которым он будет править, был им доволен. По вечерам же, сбегая из дворцовых стен, Чонгук всенепременно направлялся в очередной так называемый бордель, для лиц из высшего общества. Омеги там всегда были ухоженными, чистыми, имея своих врачей и проходя все обязательные осмотры. И хотя такие места были легальными, общество в любом случае не одобряло их, а потому никто не хотел иметь проблем с различного вида болезнями или нежелательными беременностями. - Какие люди к нам пожаловали, - статный альфа, немногим старше самого Чона, выходит на встречу, распахивая широко объятия. - Ты же знаешь, я всегда с удовольствием посещаю твои шоу. - Ой ли? – вопрошает тот, ведя Чонгука в вип-ложе. – А, может, соскучился по своей земляничной омеге? - Не без этого, - ухмыляется брюнет, обводя взглядом зал. Народу всегда необычайно много в этот день недели, ведь сегодня самые красивые омеги закрытого клуба выступают со своим известным шоу. И самый главный из них, самый сияющий – Ким На Ыль, сегодня снова ведущий танцор. И по совместительству вот уже больше шести месяцев – омега Чонгука. Это значит, что никто, кроме Первого наследника, даже и в сторону его смотреть не может. - Надеюсь, не устроишь шоу, как в прошлый раз? - Брось, Сон Чель. Ты же знаешь, как я не люблю, когда трогают мое. - Ты даешь На Ыль надежду. Каждая омега в этих стенах мечтает выйти замуж за своего покровителя. И многим это удается. Не держи его, раз не планируешь ничего серьезного. - А я никого и не держу, - начинает раздражаться Чонгук от чужих нравоучений, но после смягчается, замечая, как из-за кулис на него посматривает знакомое лицо. – В этом клубе вообще обслужат меня? - Всенепременно, - кланяется Сон, подзывая официанта, после чего, вновь кивая Чонгуку, уходит, оставляя того наедине наблюдать за происходящим на сцене. Чонгук же, прикуривая сигару, прикрывает глаза от удовольствия – так сильно запах табака ему нравился. Ни с чем не сравнимый, едкий, оседающий на легких, пусть даже и разъедающий их. И хотя сам он курил крайне редко – это был его запах. Запах табака и древесины. Вино, принесенное официантом, оказывается на редкость не вкусным, от того решает не мучать себя больше, отставляя бокал в сторону. Земляничный омега уже заканчивает выступление, а, значит, и ему здесь делать больше нечего. - Уже и не надеялся тебя увидеть, - утонченное тело, лениво растянувшись на шелковых простынях бардового цвета, томно потягивается, зазывая альфу к себе. Чонгук, улавливая запах земляники, облизывает губы, предвкушая, как снимет напряжение в ближайшие пару часов. И хотя он чувствовал нутром, что этот омега совершенно точно не его, все равно от чего-то продолжал эти встречи, по-собственнически завладевая омегой в каждой из них. На Ыль вытягивает стройную ножку, откидывая нижнюю часть шелкового халата, а Чонгук неспешно расстегивает запонки, не сводя жадного взгляда с хрупкого тела. Предвкушает, как оставит на нем свои следы, пусть и временные, чтобы, наконец, отдаться инстинктам. Омега не ждет, срывая с себя одежду, и утягивает Чона в поцелуй, зарываясь руками в волосы. Все еще надеется отыскать в табачном запахе древесный, но Чонгук будто запер его на тысячу замков. «Все равно будешь моим» - обещает себе земляничный омега, нетерпеливо расстегивая рубашку альфы. Тело дрожит, зная, как хорошо им будет, но он ждал слишком долго – успел соскучиться, а потому терпеть сейчас и вовсе не намерен. И Чонгук слишком сильно любил в нем это. Он сам срывает с себя остатки одежды, а после подхватывает омегу, бросая следом вглубь кровати. Нависает, целуя алые губы, а после кусает их, едва сдерживая рык. Проводит носом по запаховой железе, втягивая земляничный аромат, и делится своим, перемешивая их запахи. Омега любит думать, что Чон принадлежит ему, и в такие моменты он позволяет ему эту маленькую шалость. Добирается пальцами до текущего члена, а после – сходу ныряет во влажную дырочку, прикусывая твердеющий сосок. Его движения не отличаются нежностью, но омега привык и к этому, давно готовый отдаваться такому грубому альфе без возражений. - Ты всегда так сильно хочешь меня, - шепчет Чонгук, балансируя на грани сознания, - всегда такой податливый. Нетерпеливо расстегивает брюки, выпуская, наконец, давно набухший член, и подносит его к анусу, закидывая ноги омеги на плечи. Входит без церемоний, до упора, все же выпуская животный рык, от которого все нутро омеги начинает дрожать. С ним хорошо каждый раз, от того не страшно, даже если Чонгук совершенно не нежен с ним. Их спаривание всегда такое страстное, что На Ыль уверен – этот альфа ему предначертан, нужно просто подождать. И обязательно случится свадьба, о которой так мечтает земляничный омега. Чонгук же мечтает кончить, не позволяя себе полностью отключить сознание и довести их до сцепки (что было бы так на руку омеге), а потому – кончает не в него, не позволяя узлу набухнуть. Омега вскрикивает, получая и свой оргазм, и откидывается на шелковые простыни, позволяя Чонгуку накрыть его тело своим. - Вина? – уточняет омега, переводя дыхание спустя каких-нибудь пару минут. - Только если оно не такое же паршивое, как в вашем клубе. - Всегда только лучшее, - отвечает тот, неспешно поднимаясь с кровати и направляясь к комоду. – Не желаешь навестить меня завтра? - Я бы с удовольствием, но завтра у меня семейный вечер. Омега зависает над бокалом, но лишь на несколько секунд. - Выбор будущей омеги? - Всего лишь выход в свет на какую-то новую постановку. Ничего важного, - отмахивается Чонгук. – Неси вино. На Ыль улыбается, возвращаясь к постели. - У меня скоро течка. Не хочешь провести со мной? Чонгуку все эти уловки известны доподлинно, но обижать омежку не хочется, поэтому предпочитает ускользнуть своим излюбленным «если у меня будет время». Омега лишь дует губы, прижимаясь ближе к Чонгуку, и легонько ведет по венам, словно желает повторения только что произошедшего. - Мне уже пора, - чмокает наскоро в висок альфа, допивая в два глотка содержимое бокала. - А я все мечтаю, что ты хотя бы раз до утра останешься. - Я бы хотел. Правда, - лукавит брюнет, - но ты же знаешь, как много всего мне приходится изучать сейчас. - Знаю, - грустно вздыхает омега. – Тогда до встречи? - В самое ближайшее время, - Чонгук подхватывает верхнюю одежду, посылая воздушный поцелуй, и покидает комнату, желая поскорее принять ванну.***
Чимин никогда не мечтал о жизни маленькой принцессы, всегда считая, что омеги заслуживают гораздо большего, чем просто вынашивать чьих-то детей. Мечта танцевать с самого детства была неотъемлемой частью его самого, а потому он твердо знал, что от нее не отступится, даже если родители будут против. Но папа в нем души не чаял, а отец обожал двух своих омежек и совершенно точно не умел им противостоять, не смотря на серьезность служебного положения. Пак Минхо являлся Первым советником Его Величества, пройдя к такому высокому званию сложный и тернистый путь. Он знал, что вполне может рассчитывать и на помолвку своего ребенка даже с королевской семьей, но ни в коем случае не настаивал, зная, как сильно Чимин желает выступать на сцене. - Я просто не умею быть с вами строгим, - ворчит глава семейства, усаживаясь за свое место на ужине. - И за это мы тебя очень любим, - Пак Сонгю все с таким же обожанием поглядывает на супруга, словно они поженились только вчера. И Чимин невольно в который раз задумывается, что если на него не будут смотреть с такой же любовью, то вряд ли он вообще захочет впускать в свою жизнь кого-либо. - Чимин, завтра твое выступление. Нервничаешь? - Безусловно, - тут же отзывается омега, подкладывая в тарелку овощей. - Я так мечтал об этом. И так благодарен вам, что вы в меня верите. Вы же придете завтра? Отец? - Почему ты спрашиваешь только у меня? - Потому что ты всегда очень занят. - Ни за что не пропущу. Расскажу всем в королевской ложе, что на сцене мой омега – самый сияющий из всех! Чимин смущенно улыбается, разглядывая свою семью, а после возвращается к ужину, желая сегодня лечь пораньше.***
Чонгук буквально в последнюю минуту входит в ложе, когда на сцене меркнет свет и раздаются первые звуки музыки. - Отец, прости, - шепчет, пробираясь к своему месту. - Ну, хотя бы омегами от тебя не разит, - беззлобно подтрунивает Король, поглядывая на сына. А тот лишь цокает в ответ, усаживаясь, наконец, поудобнее. И застывает взглядом на омеге, что плавными движениями, в такт звучанию музыки, начинает рассказ своей истории. Чонгук придвигается ближе, жалея, что не успел взять бинокль, от того приходится напрягать глаза сильнее, чтобы разглядеть это юное дарование как можно лучше. Он лишь урывками слышит, что этот омега – единственный в семье Пак, и что родился таким вот талантливым, все остальные разговоры теряются где-то среди оркестровых звучаний и движений танцора. Движений, которые так сильно отдаются внутри. Чонгук буквально не сводит с Чимина глаз, ловя каждый его жест. Каждый взмах. Ему так хочется сейчас оказаться рядом. Почувствовать его запах, что наверняка заставит сердце биться чаще. Он и сам не совсем понимает, что именно сейчас привлекло его в этом танцоре, ведь его земляничный омега ничем ему не уступает. Но Чонгук впервые чувствует себя растерянно. Во рту пересыхает, а руки невольно начинают трястись, словно он – глупая влюбленная девчонка, а не альфа, которого хотят многие. Чимин продолжает порхать, а зрители – не сводить с него глаз. И это сейчас совсем не нравится Чонгуку. - Сколько лет Вашему омеге? – обращается к Паку-старшему, не глядя. - Девятнадцать , Ваше Высочество. - И Вы позволяете ему заниматься этим? – мажет рукой в сторону сцены. - Я всегда буду поддерживать своего ребенка, - гордо отвечает тот. - Похвально, - отзывается Король, впервые видя своего сына таким, по-настоящему, увлеченным. - У него уже есть истинный? - Чонгук, - возмущенно бросает папа, - где твои манеры? - Оставил перед входом. - Простите его, Господин Пак. Не знаю, что на него нашло. - Я не имел ввиду ничего плохого, - переводит, наконец, взгляд на Пака-старшего, - так, праздное любопытство. - Нет, Чимин не встретил кого-то, кто смог бы украсть его сердце. Он всецело принадлежит танцу. - Вы, наверно, переживаете об этом? – Чон Минсоль, папа Чонгука, решает перевести разговор в более деликатное русло. - Нисколько. У него впереди целая жизнь, я не хочу торопить его со свадьбой. Хочу, чтобы он был счастлив. И если то, что он делает, приносит ему удовольствие, то я никогда не позволю себе разрушить это. - Прошу меня простить, - Чонгук откланивается, замечая, что выступление подходит к концу, и торопится поскорее к выходу, в надежде найти в это время хотя бы одного цветочника. - Простите его, мы слишком разбаловали своего сына. - Ничего страшного, - отмахивается Первый Советник, - мы ведь тоже были молоды. Чимин заканчивает свое выступление на грустной ноте и зал взрывается аплодисментами, позволяя омеге ощутить всю красоту его танца. Он бы безумно хотел увидеть себя со стороны, узнать свои недочеты и слабые стороны, но все, что он может, доверять себе и своему учителю, от того такая вот реакция всех тех, кто пришел на сегодняшнее выступление, все же позволяет ему поверить, что справился он вполне достойно. А после встречи с Чонгуком и вовсе впадает в какие-то незнакомые для себя эмоции, не решаясь оставить подаренную розу в одиночестве пустой гримерки. - От кого цветок? – интересуется Сухо, присаживаясь рядом с Чимином в ресторане, куда отвел их художественный руководитель. - Я не знаю, - врет с ходу Чимин, не желая придавать огласке произошедшее, - обнаружил в своей гримерке после выступления. Но там, к сожалению, никого больше не было. - И даже записки? - И даже ее, - Чимин пожимает плечами, делая после вид, что погружается в изучение меню, а Сухо решает не приставать к нему дальше, останавливая выбор на мясе под брусничным соусом. Чимин же позволяет себе бокал вина. А вечером обнаруживает в своей комнате огромный букет ярко-алых роз. С нотками ванили, древесины и табака. Примерно в пять утра следующего дня Чонгука будят перепуганные слуги, сообщая, что его хочет видеть Король. Ничего не понимающий Чон наспех накидывает халат и торопится в кабинет отца, понимая, что добрыми вестями этот визит не закончится. - Сегодня началась война, - шепчет белеющими губами Король, разглядывая перед собой бумаги. – Нам нужно срочно собирать армию.. - Ты знал об этом? – перебивает Чонгук, все еще оставаясь на ногах. - Я знал, что назревает конфликт. - Тогда почему об этом не знал я? - Потому что я все еще правлю этой страной! – ударяет по столу Чон-старший. – Я отдал приказ, через полчаса проведем совет, соберем все наши силы. Я возглавлю армию.. - Я возглавлю армию. А ты продолжишь править, - разворачивается на пятках и покидает кабинет, не позволяя отцу возразить своему решению. .