Три месяца войны
Чонгук, оказавшись, наконец, довольно близко к боевым действиям, каждый день теперь просыпается и засыпает под раздающиеся в разных местах выстрелы. Вся военная мощь их государства подтягивается с разных концов страны, чтобы встать на защиту границ, пусть даже путем своих жизней. И если бы альфа мог изменить хоть что-то, он бы никогда не допустил таких сражений. Ему хочется злиться, но больше всего на себя самого - ведь он, от части, является тем самым правителем (пусть и в будущем), что не смог уберечь свой народ от такой беды. Война никогда не была для него чем-то романтичным, даже на страницах книг. - Ваше Высочество, вести с полей, - солдат протягивает свернутый клочок бумаги, низко кланяясь после и покидая его палатку. Их лагерь разбит чуть вдалеке, таково указание отца (будто это сможет остановить Чонгука). «Ваше Высочество, сегодня ночью были попытки проникнуть на нашу территорию, но мы выстояли. К сожалению, не без потерь..» Каждая жизнь, оставленная здесь, будет сниться Чонгуку до конца его дней. - Джинхен, зайди, - альфа устало потирает глаза, разглядывая текст перед собой. - Слушаю, Ваше Высочество, - солдат прикладывает руку к голове, отдавая честь. - Что слышно с границ? Нужна помощь? Усиление? - Пока таких вестей не поступало, Ваше Высочество. - Хотя бы один на один отбрось эти формальности. И без того тошно. Если на нас нападут ночью, сколько там смогут продержаться? Есть понимание, где самые слабые точки? - Сегодня Генерал и Первый Советник Его Величества составили план, но мне не удалось узнать, насколько он точен. И вообще полезен, - добавляет после небольшой паузы тот. - Что никак не облегчает нам задачу. Что слышно про переговоры? Его Величество уже вернулся? - Никак нет. Прибыл вчерашним днем, но встреча все еще не закончилась. - Так долго? – Чонгук в удивлении приподнимает брови. - Не думаю, что они смогут договориться, - Джинхен вновь позволяет себе откровения, разглядывая лицо напротив. - Почему порой мне кажется, что ты знаешь больше, чем говоришь? - Потому что был знаком с одним влиятельным человеком, воюющим сейчас на противоположной стороне. Этот план зрел слишком давно. И, к сожалению, ни Вам, ни Его Величеству не под силу остановить начатое. Даже если Вы приложите все мыслимые, и нет, усилия. Мир никогда не будет прежним. - От чего люди так жадны до власти? Может, и на этот вопрос ответ знаешь? - Всевластие всегда привлекало сильных мира сего. Иметь возможность править страной или миром – есть разная возможность. Сделать омег рабами или превознести до небес. Заставить их подчиняться или править нами. Но сделать это везде, в каждом сантиметре земли. Наверно, такие перспективы привлекают того, кто, сидя на своем месте, разжигает конфликт между государствами. Я не слишком силен в таких вопросах, но для себя успел усвоить одно – тот, кто хоть раз получил в руки власть, никогда не согласится на меньшее. Джинхен оказался прав, и договориться отцу Чонгука, как тот ни старался, не удалось. Он бесконечно долго (как ему казалось) просидел за столом переговоров, пытаясь хоть как-то уговорить прекратить конфликт, пока каждая из сторон не понесла потери. Пока удалось избежать кровопролития. Но стороны были непреклонны. И хотя официальной версией начала и послужило покушение на жизнь одного из наследных принцев, Его Величество понимал, что проблема кроется гораздо глубже. - И как я раньше этого не понимал? – первое, что скажет он Паку-старшему, вернувшись в лагерь поздним вечером. – Я оказался втянут в войну, и втянул свой народ, пойдя на поводу глупых амбиций Франка. - Ваше Величество, Вы не могли предвидеть многое. В том числе и эту ситуацию. Все мы знали, каким человеком он является, но никто из нас и думать не смел, что он развяжет войну с кровными родственниками. - Этот альфа поистине сын своего отца. Он даже не постеснялся организовать покушение на супруга своего кузена-омеги, так ловко вывернув ситуацию в дальнейшем и обвинив ни в чем не повинную сторону. И посмотри, где мы сейчас? Мы, которые столетиями избегали воин, оказались втянуты на годы вперед. - Вы думаете, война затянется? - Теперь никто не намерен отступать. И мы не сможем. Нам нужно укреплять границы. - Наши заводы уже работают в дополнительные смены. Многие омеги изъявили желание взять на себя работу альф, пока те отправились на фронт. - Не такую жизнь я хотел для нашей страны. - Но мы там, где мы есть. Уже слишком поздно сожалеть о случившемся. Мы должны теперь бросить всю нашу военную мощь и приложить все усилия, чтобы победить. - Иначе от нашей страны останется одно лишь название.. - Ваше Величество,- солдат отдает честь, протягивая свиток, - с грифом «срочно» и «секретно». Король принимает бумагу, заведомо предвидя плохие новости. - Что там? - Пак замечает по лицу напротив, что новости явно превзошли их худшие ожидания. - Его Высочество Генрих IV все же погиб.***
Шесть месяцев войны
- Прости, папа, но я ухожу на войну. Чимин не смеет поднять на родителя взгляд, для себя решив, что ни за что не отступит. - Чимин, - старший омега прикрывает рот руками, не веря в услышанное, - что ты такое говоришь? Омегам разве место на войне? - Сестры милосердия, - протягивает листовку, все же решаясь посмотреть на папу, - им очень нужны люди. - Чимин, - слезы скапливаются в уголках глаз, готовые вот-вот скатиться по щекам, - как же так? Что за глупости? Твой отец никогда такое не разрешит. - Мой отец на войне, там, где и должен быть. И я тоже больше не могу смотреть на происходящее, оставаясь в стороне. - Чимин.. - Папа, прошу тебя, - омега осторожно берет старшего за руку, стараясь успокоить, - береги себя. Ты не останешься один, я позаботился об этом. Поэтому прекрати плакать и дождись нас. И я, и отец обязательно вернемся. А до того момента заботься о себе. Внимательно слушай все вести, что будут приходить, и при необходимости – отправляйся в укрытие. Не изматывай себя пустыми страхами и переживаниями – с нами все будет хорошо. Со всеми. - Выходит, ты давно это планировал? - Всего несколько месяцев как узнал об этом, - младший, от чего-то, не решается сказать папе правду. – Я не сразу принял такое решение, но теперь оно кажется мне единственно верным. - Я не осуждаю тебя за это. Ты очень смелый, мой Чимини. И очень особенный. Мы с отцом так долго ждали тебя, что теперь я наверняка могу сказать – это ожидание стоило всего в этом мире. Я горжусь твоей храбростью. Твоей добротой и таким отважным сердцем. И как бы страшно мне не было, я отпускаю тебя, хоть и с тяжелым сердцем. Обещай, что место, в которое ты отправишься, будет для тебя безопасным. - Папа.. - Обещай! - Я сделаю все, чтобы выжить. - И вернуться домой. Обещай писать мне, иначе я сойду с ума без весточек от тебя. От отца и строчки не получил за это время. - Конечно, я буду писать, как только будет возможность. Я знаю, как тебе страшно, мне страшно ничуть не меньше, но что-то внутри подсказывает, что я должен поступить именно так. Старший омега тяжело вздыхает, а после крепко прижимает Чимина к себе, словно хочет отдать любовь и тепло всего мира. - Я обязательно вас дождусь. Ступай. Ты, должно быть, еще не все собрал. Сонгю отворачивается, подходя ближе к камину и сдерживая подступающие слезы. Обещает себе не плакать, чтобы не расстраивать и без того напуганного ребенка. А тот лишь крепко обнимает со спины, целуя в плечо, а после отправляется наверх, чтобы закончить со сборами. На рассвете ему предстоит отправиться в путь.No man’s land
Лагерь, разбитый на нейтральной земле, как ни странно, вызывал ощущение какого-то спокойствия. Словно все омеги, не сговариваясь, окутывали все вокруг своей особой возможностью – дарить покой и мир. Даже в такое время. Первые дни Чимин подолгу лишь наблюдал за всем, стараясь для себя как можно скорее обучиться мастерству врачевания. Ему, безусловно, было не по себе от мысли, что лечить и ухаживать ему предстоит за альфами, и хотя для особых омежьих дней был расположен еще один лагерь вдалеке, тревожные мысли иногда занимали его голову. - Не беспокойся, - приставленный к ним омега Чжиен, проводя очередной инструктаж, не мог обойти стороной такой важный вопрос, - это нейтральная территория. Любой альфа, попадающий на эту землю, знает, что не имеет права трогать омег. Иначе быть беде. Но все мы понимаем, что естественных потребностей не избежать, потому используем довольно сильные подавители. Не бойся, они не вредят здоровью и никак не отражаются на будущей возможности иметь детей. Просто облегчают течные дни и притупляют запах. Во всяком случае, из того места, где ты будешь находиться в течку, до сюда запах уж точно не дойдет. Идем, покажу еще одно место. Чимин покорно следует за старшим, оглядывая пустующие палаты внутри большого шатра. За все время здесь побывала всего пара альф, а потому он тихо про себя надеется, что война закончится скоро, не принеся с собой много жертв. - Это место предусмотрено, скажем так, для более важных персон. Если, конечно, таковые сюда попадут, - Чжиен заводит Чимина в здание поменьше, оборудованное словно под отдельные палаты. - Как Вы умудрились найти такое место? - Эта земля давно была заброшенной. Конечно, было не так просто ее найти, но мы немного владеем информацией о таких вот местах. Когда-то это было поместьем одного очень богатого альфы. Он отстроил тут целую деревню, а в месте, что сейчас отведено для нас на особые дни, выращивал дивные розы, выводя необычные сорта. - Розы, - шепчет Чимин, ища взглядом то самое место. - Он был очень мудрым и добрым человеком, но, как гласит история, не смог пережить предательства от любви. Его последний сорт, так называемая «черная роза», был выращен в единственном экземпляре и был посвящен той самой омеге. Альфу так сильно поглотила печаль, что он скончался в весьма раннем возрасте, выпив смертельный яд. По завещанию его поместье вместе с деревней должно было достаться омеге, его возлюбленному, но тот скончался немногим позже, не выдержав бремени, упавшего на его хрупкие плечи. - В чем же было его предательство? - Говорят, тот омега был невероятно красив, и вскружил голову многим важным альфам того времени. Он принял ухаживания Чхве, а после тот застал его с другим. Истории ходили разные: кто-то утверждал, что омегу напоили снотворным и все было подстроено; кто-то – что омега был ветреный и с удовольствием пользовался своей красотой. Уж не знаю, какая из историй правдива, вот только Чхве без него долго не смог и забрал с собой на тот свет. Наследников, само собой, ни у кого из них не было, а потому местные жители примкнули к деревням покрупнее, а поместье так и осталось заброшенным. Красиво, правда? - Красиво, - повторяет за Чжиеном Чимин, оглядываясь вокруг. Кто бы мог подумать, что месяцы спустя это место будет переполнено ранеными, нуждающимися в помощи омег. Месяцы сменяли друг друга слишком быстро, каждый проходящий день напоминал предыдущий. Наступила зима, а с ней и ужесточенные бои, после которых многие раненные попадали в лагерь сестер милосердия. Омега трудился изо всех сил, стараясь охватить как можно больше альф, перевязывая их раны, помогая справиться после трудных операций и выхаживая тяжелораненых, а иногда и омывая тела погибших. Он уже больше суток работал без сна и чувствовал, как ноет каждая клеточка его тела, но все равно не позволял себе останавливаться. - Чимин, - Чжиен окликает его, кажется, уже не в первый раз, - иди, отдохни. Ты и так тут за двоих работал. - Все в порядке, - устало отвечает омега, заканчивая очередную перевязку. – Еще пара раненых и я закончу. - Я закончу сам, отправляйся спать. Если будешь работать на износ, подорвешь свое здоровье, а нам такое ни к чему. Рук пока достаточно, да и на днях приедет пополнение. Отдыхай. И чтобы до завтрашнего утра я тебя здесь не видел. Чимин устало вздыхает, но все же не осмеливается ослушаться старшего, лишь кланяется и отправляется в комнату. Их помещение, хоть и не было большим, имело камин в каждой комнате и специально отведенное место для купания, чтобы снять с себя тяжесть прошедшего дня. Он нагревает воду, решая, что все же не сможет уснуть, не смыв с себя кровь и боль, накопленные за эти сутки, а потому молча благодарит омегу, живущего с ним в одной комнате за то, что услужливо разжег огонь и оставил несколько емкостей с водой, чтобы Чимину не пришлось ее таскать после такой тяжелой ночи. Омега в предвкущении опускается в небольших размеров чан, прикрывая глаза от удовольствия. Прошло не так много времени с момента, как он оказался здесь, но это место стало ему, от чего-то, родным. Будто это именно то, где он должен находиться сейчас. Будто он сделал единственно-правильный выбор. Выбираясь из остывающей воды, Чимин ощущает, как разбегаются мурашки по коже, хотя и не чувствовал до этого холода в комнате. Насухо вытирает хрупкое тело, проходясь в некоторых местах даже слишком сильно, что наверняка оставит следы от жесткого полотенца. Словно боль физическая сможет заглушить моральную. Плотно задергивает шторы, оставляя одну-единственную лампу зажженной, и сходу проваливается в сон, позволяя, наконец, каждой мышце расслабиться. Ему снится дом. А еще – запах табака, перемешанный с запахом роз. Проснувшись на рассвете он понимает, что проспал без малого сутки – так сильно его организм был вымотан. И хотя он всегда тренировался долго и упорно – мышцы омег были гораздо слабее и тяжелее переносили любые физические нагрузки. Чимин позволяет себе еще каких-нибудь пару минут, а после осторожно поднимается, стараясь не разбудить омегу, вернувшегося, похоже, глубокой ночью. Спускается на первый этаж, решая воспользоваться общей ванной, умывается наскоро и отправляется на кухню, чтобы приготовить себе незамысловатый завтрак. Их еда была довольно простой, но обязательно – сытной, ведь иногда омегам приходилось работать сутками и времени на то, чтобы покормить себя, попросту не было. И хотя первое время Чимину было сложно привыкнуть к такому рациону (из-за занятий танцами он вынужден был питаться совершенно иначе) он уже не раз подмечал, как похудел за эти дни. Допивая свой кофе, он наскоро прибирается на кухне, а после отправляется на небольшую прогулку, позволяя себе откинуть все тяжелые мысли хотя бы на это время. Если бы не война, он бы никогда не узнал о таком прекрасном месте. Единение с природой, такое необходимое, буквально вытягивало его из пучины одинаково-болезненных дней, когда поступающие в лагерь солдаты все чаще рассказывали о том, как разрастался конфликт и что конца этому всему, кажется, не было. Его пугала неизвестность, еще больше – что это все может затянуться. Он безумно скучал по папе и отцу, по своему дому и танцам, а еще – по той беззаботной и счастливой жизни, которую успел прожить. Но за эти месяцы он словно вдвое повзрослел, напрочь позабыв обо всех своих слабостях.«Здравствуй, дорогой папа! И хотя я обещал писать тебе часто, Я впервые сажусь за перо и бумагу. В нашем лагере не очень получается отыскать даже одну спокойную минуту. Но ты бы гордился мной сейчас вдвое больше. Я научился многим вещам, встретил прекрасных людей, и если бы не война, никогда не побывал бы в таком красивом месте. Оказывается, бывший владелец этой земли выращивал розы. Розы разных сортов. Я бы хотел увидеть их. Ты все еще можешь не беспокоиться обо мне. Я хорошо питаюсь, сплю и нахожусь в безопасности, не смотря на то, что ухаживаю за альфами. Эта земля является нейтральной, а потому Никто не смеет обижать нас. Теперь нас называют розами ничейной земли. Я впервые не принадлежу никому и принадлежу всем. Я буду рад узнать, как ты поживаешь? Хорошо ли ты питаешься и заботишься о себе? Спишь ли или снова изматываешь себя? Я очень скучаю и надеюсь получить от тебя хоть весточку в скором времени. Пожалуйста, береги себя. Всегда любящий тебя Чимини»
Чимин перечитывает несколько раз, не решаясь добавить большего, а после аккуратно выводит адрес, опуская письмо в специальный для этого ящик. Каждый месяц к ним приезжали с весточками из дома, но поскольку Чимин так и не решался написать папе, тот не мог отправить ему письмо первым. Но дальше тянуть было нельзя – он знал, какими мыслями изводит себя сейчас в одиночестве старший омега, а от того, почувствовав, пожалуй, в сотый раз мучительные угрызения совести, все же заставляет себя набросать эти, пусть и немногословные, строчки. Дает себе пару минут, собираясь с мыслями, и отправляется в новый день, уже получив известие о том, что к ним доставлены новые раненые, а, значит, ему предстоят тяжелые сутки. Это значит, что время пролетит незаметно, лишь изредка отдаваясь отголосками сна с привкусом табака и древесной терпкости.***
Чонгук никогда раньше не задумывался о том, что в свои двадцать с небольшим окажется в самой гуще военных действий. Он так надеялся увести их страну от конфликта, прося Короля о еще одних переговорах, и хотя тот и отказывался напрочь, альфа не терял надежды. Сейчас же, проверяя свое оружие, он понимал, каким кровавым может оказаться это утро. Они впервые шли в наступление, не дожидаясь ответных действий от врага, и хотя по всем показателям преимущество было на их стороне, он не мог быть уверен точно в правильности такого плана. Солдаты уже выстраивались в линии, готовые в любой момент начать наступление, когда недалеко от их лагеря прогремел первый взрыв. - Неужели среди нас есть предатели? – шепчет Чонгук, наскоро покидая свою палатку. – Держать строй, - его голос даже не дрожит, хотя внутри все сжимается от возможного предательства кого-то из его окружения. – Двигаемся по намеченному плану, не сворачиваем, ряды не сбиваем. Возвращается обратно, хватая рюкзак и оружие, а после седлает коня, направляясь следом. Ведь в отличие от генералов и прочих военных с высокими чинами он планировал идти в каждый бой наравне со всеми солдатами. Страх сковывал легкие, заставляя дыхание сбиваться, от того быстрее гнал коня, опережая даже первые ряды и примыкая к конной гвардии. Ему казалось, что каждая секунда промедления может стоить дорого, и оставляя позади себя лагерь, он даже не догадывался, что возвращаться им, по сути, будет некуда. Будучи уверенным в том, что это отвлекающий маневр, он оставляет в нем всего лишь нескольких мальчишек, которых после и найдут убитыми, а все их вещи – сожженными. Но пока Чонгук об этом не знает, замечая на горизонте врага, а потому, откидывая все ненужные мысли, мчится вперед, не желая давать противнику фору. Первый бой, первая отнятая жизнь. Первая кровь на руках, первый застывший взгляд. Дрожащие ресницы, несказанные слова. Боль от потери своих солдат, горечь от утраты, но все же радость от победы – пусть и маленькой. Чонгук позволяет своему альфе вырваться наружу, напоминая себе, что убивает врага, защищая свой дом и своих людей, а потому, даже если приходится сталкиваться с мальчишкой, не позволяет себе и секундную жалость, словно соткан из твердого камня, а не крови и плоти. Кровавый рассвет действительно озаряет собой поле битвы, когда Чонгук понимает, что этот бой остается за ним, а, значит, он не зря не послушал отца и советников. Обратный путь в лагерь приходится преодолевать пешком, и силы, которых почти уже не осталось, вдруг возвращаются к нему, стоит окинуть выжженный лагерь взглядом. Дотлевающие угольки вызывают лишь одно желание – догнать врага и растерзать. Заставить голыми руками рыть себе могилу, а после – ими же себя в нее закапывать. Он останавливается возле тел погибших, опускаясь перед ними на колени и прикрывая глаза. Среди них тот самый юнец, которому Чонгук помог в самом начале, отпустив домой. Теперь его семья осталась без поддержки, и в глубине души альфа винил в том себя. Бежать было некуда, разбивать новый лагерь не представлялось возможным. Покидать это место, оставляя пустым, казалось неправильным – так могла образоваться брешь в их обороне, но что-то подсказывало, что и за помощью отправлять солдат будет опасно. Он не знал, кто именно из окружения был предателем, а потому оглядывая лица растерянных и уставших альф, принял единственно-верное решение – отправить десять – пятнадцать человек в соседний лагерь, дав перед этим им отдохнуть, пусть и на голой земле. Им почти не с чем было отправляться в следующий бой, и если сейчас на них бы кто-то напал, Чонгук пошел бы на противника с голыми руками. Хотя, возможно, враг был уверен, что им не одержать победы, а потому так уверенно разграбил лагерь, уйдя, возможно, уже довольно далеко. Чонгук позволил себе выдохнуть лишь когда встал на дежурный пост, усиленный на случай ночного нападения. Он провожал с тревогой в сердце этот бесконечно долгий день, а вместе с ним и надежду на скорое окончание войны. Пока они вели честный бой, их враг ударил в спину, а, значит, о мире можно было больше и не мечтать. Заканчивался их первый год на войне, когда жаркое лето в самом разгаре вдруг навеяло ему воспоминание об одном юном омеге, появившемся в его жизни как раз в это время. - Мне бы хоть на мгновение тебя увидеть, я бы все за это отдал, - прошептал себе под нос альфа, даже не подозревая о том, чем придется в итоге ради этой встречи пожертвовать. .