Скажи, что я уплатой пренебрег За все добро, каким тебе обязан, Что я забыл заветный твой порог, С которым всеми узами я связан, Что я не знал цены твоим часам, Безжалостно чужим их отдавая, Что позволял безвестным парусам Себя нести от милого мне края. Все преступленья вольности моей Ты положи с моей любовью рядом, Представь на строгий суд твоих очей, Но не казни меня смертельным взглядом. Я виноват. Но вся моя вина Покажет, как любовь твоя верна. ©
Чонгук, познавший так много омежьих ласк, впервые чувствует себя словно влюбленный подросток, окрыленный взаимным признанием. И плевать на проигранные бои - он бы отдал всю землю, которой владел, лишь бы Чимин вот так же снова коснулся его губ своими. - Ты что, подросток, в самом деле? - отвешивает себе звонкую пощечину. – Ну, поцеловал. Ну, понравилось! Но нельзя же так терять голову, - смотрит на свое отражение, пытаясь ледяной водой привести себя в чувство. - Чонгук, - звонкий голос раздается в дверях, и альфа внутри буквально рвется наружу, чтобы вновь почувствовать тепло СВОЕГО омеги. - Уймись, - рычит сам на себя Чонгук, а после осторожно выглядывает из уборной, сверкая наготой мускулистого тела, - я сейчас. И учтиво делает вид, что не замечает, как алый румянец тут же расползается по щекам омеги. - Если будешь вести себя, как глупый юнец, запру на тысячу замков! Будто такая угроза действительно сработает, когда ты уже ощущаешь влюбленность буквально кончиками пальцев. - Идем на процедуры, - тушуется недавнего события Чимин, - доктор ждет. - Минуту, - Чонгук тоже мешкается, будто не зная, куда себя деть, а после все же целует омегу в щеку, словно снимая с того всю ответственность за произошедшее ранее. Чимин прикладывает пальчики к щеке, вновь заливаясь румянцем, и это так Чонгуку нравится. Среди всей пошлости, разврата и доступности он, кажется, отыскал самое чистое и настоящее. Только вот сомневается теперь, заслужил ли он от судьбы такой подарок? - Давай пройдемся немного? – предлагает Чимин, покидая его палату. А Чонгук лишь молча кивает, готовый согласиться на все ради еще одной совместной минуты. - Тебе уже, наверное, не терпится вернуться на фронт? - Я не жажду войны, Чимин. Ее начали не мы. Но у меня нет выбора. Клянусь, Король несколько раз садился за стол переговоров, чтобы заключить перемирие. Только, кажется, не это было их целью. - Я верю тебе, - шепчет омега, пряча слезы в глубине глаз, - просто мы все устали. Только и всего. - Знаю. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу все скорее закончить. И если б я только мог.. Чонгук с таким сожалением говорит об этом, что Чимин безоговорочно верит – семья Чон действительно не причастна к началу этой войны. Непроизвольно ведет их дальней дорогой, не ускоряя шаг, словно окутывая альфу спокойствием, хотя и сам не до конца понимает, почему именно сейчас чувствует такую необходимость в таком простом действии. - Что ж, Ваше Высочество, Ваша рана почти затянулась. И восстановление проходит хорошо. Я думаю, еще неделька - и Вы полностью будете здоровы. - Неделя? - вопрошает Чонгук. - Так мало? - в унисон с ним поражается Чимин. Оба замолкают, раздумывая каждый о своих ощущениях, а врач направляет Чонгука на очередной осмотр, чтобы быть уверенным в своих заключениях. Чимин с ним не идет, решая, что на этом, наконец, поставлена их точка. Чонгуку пора возвращаться на войну. А Чимину - к своим раненым.***
Военный трибунал, созванный для вынесения наказания Рою, состоялся на нейтральной земле, и многим сестрам милосердия пришлось, так или иначе, принять в нем участие. Чонгук же, будучи главным свидетелем, отложил свое возвращение еще на несколько дней, осознавая про себя, что расставаться с Чимином и вовсе не готов. Этот омега так прочно и глубоко проник в его ледяное сердце, что оно уже не готово было даже биться без него. - Господа, прошу тишины, - военный прокурор, находящийся на земле, названной нейтральной, был непоколебим в своем приговоре, хотя многие и считали, что Рой заслуживает и более сурового наказания. - Ваше Высочество, - прокурор Ки Сон, обращаясь к Чонгуку, заставил обвиняемого содрогнуться в его титуле, - я разделяю Ваше желание отстоять права потерпевшего. Но суд над всеми виновными в полной мере должен проходить по окончании войны. До тех пор мы можем заключить под стражу гражданина страны-союзника и направить его в военную тюрьму. Мы не можем судить чужих граждан по нашим законам без присутствия представителей его государства. - Вы же понимаете, что эти омеги жертвуют всем, находясь здесь? А вынося такой, - Чонгук невольно морщится, - весьма смягченный приговор, Вы даете повод каждому альфе думать, что любое его действие в сторону беззащитных омег останется безнаказанным. Мне неважно, союзник он или враг. Эта земля признана нейтральной, а эти омеги каждый день спасают жизни таких вот подонков! И наша обязанность оберегать их, а не подвергать опасности их жизнь, честь и достоинство. - Ваше Высочество, военные законы для того и существуют, чтобы их соблюдать. Никто здесь не оспаривает правоту Ваших слов, мы лишь призываем провести всю процедуру в соответствии.. - С чем? В каком из законов написано, что насильник может быть оправдан? В законе какой страны сказано, что за совершенное преступление на земле, признанной нейтральной, смягчается самая суровая мера наказания? - Но.. - Я разделяю Ваше желание избежать усугубления конфликта, но в таком случае я буду вынужден лично обратиться к Главнокомандующему, как Вы сказали, страны-союзника, чтобы этот вопрос решился как можно скорее. Пока Династия Чон стоит во главе этого государства, в ней всегда будут действовать законы, соответствующие морали и чести. Ни один омега не заслужил такого отношения. А тем более тот, кто жертвует всем. Наравне с воюющими солдатами. - Но ведь по факту акт насилия не был совершен, - бросает последний аргумент прокурор, с ненавистью вглядываясь в лицо Чонгука. – Есть только Ваши показания и показания омеги, но Вы не были там с самого начала и не можете знать всего. А обвиняемый вину не признает. Чонгук бы с удовольствием раскрасил лицо Роя парой синяков, но сдерживается из последних сил, крепче сжимая челюсть. - В таком случае, предлагаю дать право голоса каждому здесь присутствующему и всеобщим голосованием принять решение касаемо дальнейшей судьбы обвиняемого. Кто за то, чтобы выслать солдата на его землю для соблюдения всех процедур расследования – поднимите руку?.. Альфа не желает и дальше слушать этот фарс, покидая заседание, громко хлопнув дверью. Внутри все кипит от чудовищной несправедливости, но у Чонгука связаны руки и он, к сожалению, вынужден свое поражение признать. - Чонгук, - Чимин окликает альфу, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, - злишься? - осторожно подходит ближе, впервые видя в альфе его влиятельность и статус. - Прости, это все из-за меня. Втянул тебя в такой скандал.. - О чем ты говоришь, Чимин? - Чон все еще тяжело дышит, хотя и пытается взять себя в руки. - Ты хоть понимаешь, что вы каждый день подвергаете себя опасности находясь тут, а эти люди.. Единственное, чем они это оценили - передачей виновного на суд в его страну? Не таким государством я хотел бы править. - Чонгук.. - Мне очень стыдно, - альфа, наконец, смотрит на него, подходя ближе, - что я не могу защитить свой народ. И очень страшно, что не могу защитить тебя. Ты каждый день спасаешь жизни, а в итоге любой из них может оказаться таким вот ублюдком. - Я это понимал с самого начала. Тебе не стоит беспокоиться. Я обещаю, что впредь буду очень осторожным.. - Чимин, - Чжиен окликает омегу, подходя ближе и кланяясь Чонгуку, - прошу прощения, что прервал вас. Почему ты ничего не сказал мне? - обращается к младшему, крепко сжимая его плечо, - я должен знать, если такое случается. Это же серьезно, Пак Чимин! - Чонгук помог мне тогда и все разрешилось. Я не думал, что ситуация зайдет так далеко. Не хотел доставлять беспокойства. - О чем ты говоришь? Он ведь мог, - старший замолкает, не желая даже вслух произносить все, что могло случиться, не окажись Чонгук рядом, - мы поговорим вечером. Тебе необходим выходной сегодня. - Я в порядке, не беспокойся. Дай мне немного времени, и я приступлю к работе. - Как знаешь, - не решается настаивать старший, коротко кивая и отправляясь к вновь прибывшим раненым. - Как вы вообще тут справляетесь, с вашими омежьими днями? – Чонгук лишь на мгновенье задумывается об этом, представляя Чимина и его насыщенный аромат в течку, как альфа внутри тут же просыпается, распушая хвост и готовясь утащить свою добычу. - У нас есть отдельное место для этого. Да и лекарства сейчас довольно хорошо помогают со всем этим справляться, - лицо омеги все же заливается румянцем от неудобности поднятой темы. – Извини, я должен вернуться к своей работе. - Я увижу тебя позже? - Всенепременно, - улыбается тот, взмахнув на прощанье рукой.***
Чимин точно знает, чего хочет, не впервые ощущая такое сильное проявление омежьей натуры именно рядом с Чонгуком. Осторожно ступая по темному коридору, замирает перед дверью его палаты, позволяя себе лишь пару секунд, глубоко вдыхая кислород, словно на жизнь вперед насыщая ароматом альфы легкие. - Чимин? - Чонгук от чего-то не спит в столь поздний час, и появление Чимина заставляет альфу разволноваться не на шутку. - Что-то случилось? Кто-то тебя обидел? - в два шага оказывается рядом, заглядывая Чимину в глаза, хотя по ощущениям - прямо в душу. - Ничего. Я просто.. я.. ты скоро уедешь. И эти дни.. я.., - Чимин слишком сильно нервничает, а потому не может связать и двух слов, прикрывая после глаза и шумно сглатывая. Он ни капли в своем решении не сомневается, и это вновь придает ему смелости, когда он в следующую минуту обхватывает чонгукову шею, прижимаясь к его губам своими. Ему так сильно хочется раствориться в этом поцелуе, в этом моменте и в этом альфе, что он буквально не позволяет тому даже понять произошедшее, проскальзывая внутрь своим горячим языком. Это его первый настоящий поцелуй и Чимину он ощущается таким особенным. Наверно, потому что он дарит его кому-то правильному. Чонгук же и вовсе задыхается от такого напора, прижимая Чимина к себе, но в какой-то момент все же заставляет себя остановиться, разрывая такой сладкий момент. - Что ты делаешь? - произносит, улыбаясь и прижимаясь лбом к чиминову. - Я ведь не железный, - его грудь тяжело вздымается и Чимину кажется, что он слышит, чувствует, как бьется его сердце. - Я хочу тебя, - шепчет омега, вновь целуя его губы один раз, второй, не желая больше никогда от них отрываться. – Я так сильно хочу провести с тобой эту ночь. - Чимин.. - Не надо. Я знаю все, что ты скажешь. Все, что ты возразишь мне сейчас, будет чертовски правильным, кроме одного.. - Чего же? - Я больше всего на свете боюсь сейчас уйти из этой комнаты и больше никогда не почувствовать то, что я чувствую рядом с тобой. Чонгук впервые ощущает что-то искреннее. И ощущения эти сродни чему-то прекрасному, словно после долгой зимы распускаются, наконец, первые цветы. - Что ты чувствуешь? – хочет услышать, будто боится довериться своим ощущениям. - Так много, - Чимин краснеет, боясь показаться совсем неопытным. – Я так много чувствую, что всякий раз думаю, как же мое бедное маленькое сердце умудряется выдерживать так много любви. Тот Чимин, которого, как мне казалось, я знаю, никогда не мечтал о чем-то подобном, но вот я здесь, перед тобой, готовый отдать все, что у меня есть, и даже больше, потому что мне впервые так сильно страшно. Страшно проснуться и больше никогда тебя не увидеть. Страшно не знать, как скоро закончится война. Страшно больше никогда не взять твою руку и не иметь возможности коснуться. Я хочу познать твою любовь, потому что, как бы ужасно это не звучало, мы оба не знаем, выживем ли в этой войне. - Я даже не знаю, выживу ли после такого твоего признания, - Чонгук все еще не верит, что в его руках сейчас – самый нужный омега на свете. – Позволишь? – слегка касается его подбородка, приподнимая лицо чуть выше, и лишь после короткого кивка припадает к губам, мягко сминая их своими. Не торопится, желая насладиться каждым мгновением, что им перед долгой разлукой осталось. Целует нежно, обхватывая пухлые губы, и понимает, что в жизни не испытывал даже близко похожего чувства. Это так сладко и так больно – целовать того, кого ты только что обрел, но будешь вынужден потерять уже в следующую минуту. Чимин же, осторожно обхватывая лицо Чонгука ладошками, прижимается ближе, словно это сейчас – единственный способ выжить. Растворяется в поцелуе, полностью позволяя альфе вести. Позволяет крепко сжимать себя в сильных руках, издавая самый желанный первый стон наслаждения. Чонгук неспешно стягивает его рубашку, откидывая в сторону, и медленно, почти невесомо, проводит кончиками пальцев по стройной талии вверх, заставляя мурашки разбегаться по нежной коже. Аромат ванили наполняет легкие, и среди них, словно это какое-то волшебство, пробивается запах розы, как первый росток на иссохшей земле. Чонгук не знает, слышал ли запахи слаще этого, а потому углубляет поцелуй, прижимая Чимина крепче, чтобы омега почувствовал, наконец, как сильно от него сносит голову. Подхватывает на руки, делая пару шагов, пока не упирается в свою постель, опуская осторожно на нее Чимина. - Ты слишком красивый, чтобы быть правдой, - ресницы омеги подрагивают, бросая тени от пары горящих в комнате свечей, и Чонгук замирает от столь прекрасного зрелища, все же позволяя себе коснуться его лица, чтобы убедиться – это все не сон. Осторожно проводит носом вдоль запаховой железы, утопая в омежьей сладости, а после – целует, чуть засасывая кожу и оставляя следы. Чимин дышит рвано, поджимая от удовольствия пальчики на ногах, и притягивая Чонгука, чтобы вновь почувствовать вкус его губ. И прямо сейчас, в эту самую минуту, ему вдруг становится абсолютно наплевать на войну, на людей, на усталость и боль – кажется, он впервые за долгое время чувствует себя в безопасности. Чонгуку же так сильно нравится целовать его, что с удовольствием припадает к губам, желая запомнить их вкус, чтобы в самые сложные моменты позволять этим воспоминаниям всплывать в памяти. Целует скулы, опускаясь к ключицам, а после – прокладывает дорожку к груди, захватывая губами сосок, чем вызывает еще один стон омеги. Прикусывает, а после зализывает, оглаживая свободной рукой плоский подтянутый живот и чувствуя, как возбуждение накрывает с головой. Ему уже так сильно хочется стать еще ближе, но знает, что торопиться уж точно не будет. Не в этот раз. Не с ним. Чонгук не умеет быть нежным. Но с Чимином иначе не получается. Словно все, что случилось с альфой до него – было в какой-то другой вселенной. - Ты хорошо себя чувствуешь? – нежно проводит по лицу костяшками пальцев, осторожно целуя кончик носа. Чимин кивает слишком часто, что вызывает невольный смешок, но Чонгук вмиг становится серьезным, опуская, наконец, ладонь на выпирающий бугорок омеги. Очерчивает через ткань, а после – стягивает спальные штаны, убирая, наконец, последнее препятствие. Его глаза темнеют от представшей красоты омежьего тела, и Чимин от такого взгляда теряет, кажется, последние частицы разума, сильнее вцепляясь в чонгуковы плечи, словно прося того о чем-то. И Чонгук точно знает, о чем. Целует его шею, слегка прикусывая нежную кожу, а после опускается ниже, оставляя дорожку из поцелуев на каждом участке чиминова тела, пока не доходит до пупка и выпирающих тазобедренных косточек. Целует каждую, прикусывает, а после – зализывает, опускаясь, наконец, к маленькому аккуратному члену, опаляя чиминов живот горячим дыханием. Целует головку, разводя чуть в сторону ноги и добираясь, наконец, к сочащейся смазкой дырочке. Запах ванили перемешивается с табачным, не борясь за лидерство, а лишь желая слиться воедино, и Чонгук неспешно вводит первый палец, стараясь двигаться как можно аккуратней. - Ты доверяешь мне? – едва сдерживается от узости омеги, но все же ждет его кивка, словно разрешения продолжать. – Я обещаю, что буду самым нежным. - Пожалуйста, просто люби меня, - шепчет Чимин, ощущая впервые себя так, словно парит над землей. Чонгук не торопится, медленно растягивая, добавляя второй палец, и прокручивая внутри, пока не добирается до заветной точки, толкаясь в нее и получая тихий вскрик. Знает, что это не от боли, но все равно с беспокойством за Чимином наблюдает, ловя в сменяющихся выражениях каждую эмоцию. Вновь проходится по простате, получая мольбы не останавливаться, и тонет в моменте, вновь восхищаясь красотой омеги, и совершенно в эту минуту не думая о своем собственном диком желании. Альфа внутри буквально мечется от необходимости обладать этим омегой, но Чонгук запрещает себе все животные инстинкты, желая как можно дольше наслаждаться впервые появившейся в нем нежностью. - Чонгук, пожалуйста, - молит омега, царапая кожу и прижимаясь ближе, и Чонгук все же внемлет мольбам, освобождаясь от пижамных штанов и притягивая Чимина ближе. Приподнимает за ягодицы, а после осторожно входит, боясь, что Чимин все еще не достаточно для него готов. - Будет немного неприятно. Мне жаль, - целует осторожно, словно прося прощения за боль, которая всенепременно случается в первый раз, как бы сильно омега не был готов. Чимин прикусывает пухлую губу, прикрывая глаза и откидывая голову, когда понимает, как невероятно Чонгук ощущается внутри него. Альфа же замирает, давая привыкнуть к размерам, но Чимину уже не терпится подняться выше, а потому он двигается сам, давая понять, что готов продолжать. Чонгук никогда и никому не позволял управлять собой в постели, но сегодня ему очень хочется, чтобы этот омега скорее оказался сверху, и после пары толчков он все же меняет их позиции, заставляя Чимина широко распахнуть от неожиданности глаза. Переплетает их пальцы, делая первый толчок и сходя с ума от того, как красиво Чимин смотрится сверху. Как правильно. Омега подвиливает бедрами, откидывая назад голову, и шумно выдыхает, когда чонгуков член находит ту самую заветную точку. Чимину хочется больше, глубже, от того движения становятся уверенней, а стоны – громче. - Как хорошо, что в этом здании больше никого нет, - умудряется шутить Чонгук, когда в следующую минуту входит глубже, сходя с ума от чиминовой узости. Их взгляды встречаются, переплетая в себе и нежность и страсть, и заставляя мурашки разбегаться по коже от желания друг в друге утонуть. Сильные руки альфы, обхватывая тонкую талию омеги, сжимают крепче, позволяя войти глубже и заставить дышать чаще. Чимин и вовсе не желает сдерживаться, утопая в таких невероятных для себя ощущениях (каково это – быть с ним в течку?), но все же не позволяет до конца Чонгуку вести, перехватывая одну его руку и опуская на свой член. Ему очень хочется, чтобы Чонгук был везде, чтобы он ощущался каждым кусочком его тела, каждой частичкой. Чонгук аккуратно ласкает его, чуть замедляясь в движениях, а затем вновь меняет позиции, опуская Чимина на постель, а после – переворачивая на живот. Оглаживает упругие ягодицы, чуть приподнимая, и позволяет, наконец, альфе вырваться наружу, входя глубоко, до упора. До вскрика. Но Чимину такое нравится. Он не ожидал, что инстинкты, заложенные в них, раскроются таким ярким букетом эмоций и чувств, где в танце огня и страсти будут переплетаться любовь и похоть, желание и чувства. Где разум навсегда их покинет, позволяя подняться куда-то за горизонты возможных удовольствий. Чонгук себя не сдерживает, с каждым разом учащая движения и точно попадая по простате, желая в эту минуту лишь одного – довести Чимина до лучшего оргазма в его жизни. Прихватывает за затылок, сжимая в кулаке волосы и вызывая громкий стон, срывающийся с пухлых губ чудесной мелодией. - Глубже, - молит Чимин, ощущая приближение каких-то незнакомых, уносящих еще выше, эмоций, и Чонгук не отказывает, доводя их обоих до такой желанной разрядки. В последнюю секунду все же заставляет себя выйти, не позволяя узлу набухнуть, а после – ложится сверху, накрывая хрупкое тело своим и ощущая, как горячая сперма растекается по спине омеги. Оба дышат в такт, боясь себе признаться, что с каждым из них такое случилось впервые. И если Чимин с его неопытностью просто благодарит судьбу за то, что это случилось с Чонгуком, то второй благодарит ее вдвойне – за то, что обрел, наконец, того, кого теперь не готов отпустить и на мгновенье. - Засыпаешь? – мягко шепчет на ушко, проводя по нему кончиком носа. – Я оботру тебя, потерпи, - нежно проходится поцелуями по лицу, подбородку, чмокает в плечо и нехотя отстраняется, подхватывая полотенце и направляясь в ванную, чтобы смочить его и стереть с Чимина свои следы. Осторожно проходится по нежной коже, словно боится ее нечаянно поранить, а после оставляет нежные поцелуи, словно благодаря за все, что между ними только что случилось. - Чонгук, - мурлычет омега, с трудом раскрывая тяжелеющие веки, - обними меня. И Чонгук обнимает. Ложится рядом, укрывая их теплым одеялом, и крепче прижимает Чимина к себе, не переставая целовать и перебирая спутанные волосы, пока мерное сопение юноши не убаюкивает и его самого.***
Чонгук уезжает следующим днем, от чего-то точно зная, что Чимин не придет с ним прощаться. Сердце омеги, и без того пережившее слишком много эмоций за столь короткое время, обещает просто не выдержать такого финала. А потому Чимин предпочитает не говорить такое страшное «прощай», желая сохранить в памяти каждую их совместную минуту. Сердце щемит тоска, когда издалека поглядывает за отрядом солдат, что возглавляет Чон Чонгук – его теперь любимый навеки альфа. Он отдал ему все, что имел, ни разу не пожалев о случившемся, про себя лишь молясь, чтобы альфа выжил и как можно скорее вернулся к нему. Чонгук пару раз оглядывается, все еще надеясь хоть на мгновение увидеть Чимина, а после, в очередной раз благодаря всех, кто вышел их проводить, все же отправляется в путь, оставляя в этом месте самое дорогое и ценное. Оставляя здесь свое сердце. «Побереги мое сердце, я оставил его в твоих руках» - немногим позже прочтет оставленные на подушке, в палате Чонгука, строчки на обрывке бумаги Чимин, а после позволит себе расплакаться, прижимая их к груди. Так закончится их третий год войны. .