goatmeal

— Я хочу, чтобы ты был моим парнем. Всецело. Тебе не разрешается быть с кем-то ещё. — Это… да, я думал, что ты изначально это подразумевал, — сказал Марк, немного насмешливо. — И ты тоже. Типо, если я действительно твой парень, то ты тоже будешь моим. Ты не можешь иметь интрижки на стороне, — он сделал паузу. — Ты же не… — Нет, — ответил Хэчан, поставив на этом точку. — А ты? Когда он начал спать с Хэчаном, то ему и в голову не приходило увлечься кем-то другим. Во всяком случае ничего преднамеренного. — Нет. — Так не весело, — надулся Хэчан. — Камень-ножницы-бумага, а победитель получит возможность заниматься непотребством с кем-то ещё. Марк уставился на него. Хэчан сильнее выпятил губы. Его брови перестали умоляюще хмуриться, он громко вздохнул. — Маколли, не будь занудой. Марк фыркнул: — Тогда не пытайся заставить меня ревновать. Хэчан зевнул и потянулся, демонстрируя роскошный изгиб своего позвоночника. Нижнее белье было спущено достаточно низко, чтобы Марк мог рассмотреть две идеальные, едва заметные впадинки над выпуклостью его задницы, гладкой, как камень, отшлифованный водой многократных прикосновений больших пальцев Марка. — О'кей, — сказал Хэчан, — так пригласи меня на свидание, бойфренд. И выгнал Марка на ночь из своей комнаты. Уравнение с переменными: секс и любовь. Марку хотелось бы сказать, что он уже давно избавился от последствий детской вины, вбитой в него в разных обличьях: Библии, воскресных церковных проповедей, фрагментов наставлений пасторов из рекламных роликов. Но всё это было на месте. Только утопало глубже в сумрачной бездне. Марк был тактильным человеком — любил обниматься, похлопывать по спине и дергать людей за уши. Своей готовностью прикасаться он показывал, как сильно они ему нравились. У Марка были связи на одну ночь, и он не мог рационализировать это, как часть своего очаровательного хорошего характера. Он надеялся, что сможет солгать самому себе и превратить всё в инверсию рассуждениями: «мне так нравится Хэчан, но единственный способ выразить это — секс». В некотором смысле это было правдой. Если говорить поверхностно, то Марк спал с Хэчаном, потому что он ему нравился, и он доверял ему — это было весело. С ним также было легко: он доступен и не требовал ничего взамен. Но чем глубже копать, тем становилось тревожнее. Теперь он понял, что это было неизбежно и они попались в ловушку растущего семени любви задолго до того, как переспали. Секс против любви и любовь против секса. Они вращались вокруг да около, одно вечно преследовало другое, как порхающие воробьи гоняются друг за другом на предрассветных полях. Любовь может включать в себя секс. Однако секс может существовать отдельно. Но дело не в том, что это плохо. (Первородный грех, наследование от рождения искаженной природой, склонность к злу). Это человеческая потребность, естественная и животная. Марк научился не чувствовать себя виноватым. Это было нормально. Но почему-то сейчас ощущал себя плохо. Обычно Марк испытывал от этого кипящую гордость, глубокую и тугую, проникающую до позвоночника. Он наполнялся этим до кончиков пальцев ног, когда трахал Хэчана и девушек, которые были до него. В нём чувствовалась самодовольная роскошь, что-то вроде: «да, я получаю сучек». Марк не был неуважительным. Он обращался с девушками вежливо. В его постели они чувствовали себя комфортно. Такие встречи были редкими, но они случались, и Марк хорошо проводил время. Он не считал ни Хэчана, ни тех девушек суками. По крайней мере, точно не в том смысле, что он может просто ебать их. Скорее это было разговорное пафосное выражение. Они нравились Марку прежде всего как люди. Однако это было то, о чём он думал про себя и никогда не высказывал вслух. Хэчан был первым и единственным парнем, с которым он переспал. Хэчан знал, где и как он хотел Марка. Он понимал, что делать, и давал Марку указания в успокаивающем тоне. Всё делилось поровну: Хэчан учил Марка, а потом Марк возвращал ему вдвойне. Так, что Хэчан начинал извиваться и кусать толстое мясо на ладони Марка, слюнявя запястья в попытках не шуметь. Их секс был не без любви, потому что она всегда была рядом, коварно запрятанная под кроватью. Она поджидала момент, когда можно будет схватить их за лодыжки. Наблюдала за ними из щели в шкафу. Они делали это вместе с любовью, высказанной в форме их встречающихся губ. Для того, чтобы это знать, надо было точно обозначить её. Марк не хотел. Соединить «ласточкины хвосты» деталей пазла. Любовь против секса и секс против любви. Эти мысли вечно крутились в его воспалённом мозгу. Каждый раз, когда он ловил себя на мысли, что неправильно смотрит на Хэчана, на него накатывала новая волна тошноты. Две недели спустя у них выдался свободный вечер, они записались в караоке. После свидания Марк проводил Хэчана до двери, поцеловал в сомкнутые губы и оставил на ночь одного. Хэчан начал проявлять себя через неделю. Он кипел, в нём чувствовалось электрическое напряжение. Он не мог долго стоять на месте и постоянно сбивался на орбиту Марка. — Ты действительно хочешь меня, не так ли? — мурлыкал Хэчан, пьянея от удовольствия, пока Марк, причмокивая, прокладывал дорожку из поцелуев к местечку за ухом, стараясь не облизывать. — Я чувствую это, — продолжал он. — Даже когда ты не прикасаешься ко мне, я знаю. Марк укусил почти непреднамеренно. Жар между ног. Приторная дегтярно-пузырящаяся тревога стала комом в горле. Он напрягся в ожидании удовлетворения: Хэчан вот-вот расстегнет молнию на его джинсах. Тот так возбуждён, что не мог открыть глаза, одурманенный и трясущийся, когда всё, что Марк сделал для него — это поцеловал и обнял за талию. Марк втянул в рот большой кусок кожи под его челюстью. От ощущения между своими зубами его передёрнуло. Как тёплая кровь. Мягкая и бархатистая, солоноватая от его пота и немного горькая от духов. Прежде чем он смог удержаться, его рука сама скользнула вниз и легла на член Хэчана. Уютная знакомость: его форма и то, как Хэчан задыхается и напрягается от прикосновения, приподнимаясь на цыпочки, чтобы выгнуться навстречу. Хотя Марк предполагал, что его будет мучить чувство вины, то самое, которое преследовало его после испачканных простыней, это все равно заставило его удивиться. — Да, — пробулькал Хэчан. Его рот был полон скользкой слюны Марка. Он дернул тазом, прижимаясь головой и плечом к стене, обхватив одной ногой бёдра Марка. Он выставил бюст на показ, напоминая непристойных девиц с обложек журналов. Марк сжал. Слишком грубо, он знал. Хэчан пискнул и весь вытянулся, напрягая ноги, чтобы перетерпеть боль. Он понял, что Хэчан примет всё, чтобы он ему не предложил. Он соглашался на всё, даже до отношений. Хэчан позволил ему брать себя без защиты и становился для него в обратную позу наездницы. Прыгал на нём, жалуясь, как сильно болят бёдра. Сосал так, что текло из носа. Удерживал Марка в себе, глотал снова и снова, давясь и кашляя, задыхался и краснел ещё больше. Поскуливал, когда Марк игрался. Хэчан схватился за штаны Марка. — Давай сделаем это вместе. Я хочу кончить одновременно с Мэлом. Марк поймал Хэчана за запястья и отвёл от себя, этим самым заставляя того встать на обе ноги. — Я не в настроении сегодня. — Ох, — выдохнул Хэчан. Марк снова поцеловал его, медленно и сладко, ставя точку. Жар плоти отпечатался на ладони и всё ещё обжигал. Марк почти дрожал от желания снова схватить, но отстранился первым и увидел растерянные глаза напротив. Он прислонился к нему лбом, притянул к себе и крепко обнял за талию. Лицо Хэчана стало более расслабленным под давлением его тела. — Думаю, мы ещё увидимся, — сказал Марк ехидно, с той уверенностью, которая нравилась Хэчану. Тот бессознательно сглатывает, загипнотизированный формой его губ. — Возможно. Ты действительно не стоил моего времени. — Пока нет, — сказал Марк и поцеловал с таким напором, что голова Хэчана откинулась назад. Он вдавил своё бедро в пах, и тот громко застонал. Этому не могло быть никакого приличного оправдания. — Перестань! — прорычал Хэчан. — Ты ведешь себя подло. — Я просто хочу сделать всё правильно, — ответил Марк и всю дорогу до своей комнаты пытался убедить в этом самого себя. Укладываясь в постель, его голова гудела от мыслей, которые он не мог себе позволить. Было весело. Хэчан, как обычно, зашёл в своей игре слишком далеко. Он выбрал Доёна в качестве мишени, одного из своих любимчиков. Тот никогда не знал, как реагировать на поддразнивания и легко срывался. Хэчана встал на цыпочки, чтобы крепко прижаться к нему и обнял. Доён же, встревоженный близостью, в раздражении отвернулся. И это было забавно. Хэчан являлся некого рода дренажным отверстием, проделанным на дне котла, где варились лягушки; их легкомыслием, которое нарушало привычную панику, нагнетаемую практикой, репетициями и недостатком сна. Стало ещё смешнее, когда тренер прикрикнул на него, и тот, оступаясь, упал на колени, опустив голову, и вытянул руки в мольбе. — Воу-воу-воу, — пропищал на английский манер Хэчан. — Мне очень жаль. Казалось, комичном то, как Хэчан хватается за Джонни, чтобы спрятаться, едва успевая заглядывать ему через плечо. Это поразило Марка. С изменением настроения Хэчана вернулась прежняя нормальность. Не только он задыхался от разлуки, но и все остальные тоже. Чувство вины тяжелым грузом лежало на его плечах, словно средневековый бес чугунными ботинками пританцовывал там. Подобные мысли преследовали до самого дома, не давая покоя. Он катализировал изменения в поведении каждого мембера, пока те спорили о чём-то. В первую очередь Марк и Хэчан были друзьями, они оставались ими даже тогда, когда начали спать вместе. Он и без того подпустил Хэчан ближе, чем следовало. Однако это был его собственный выбор. Хэчан ластился и убаюкивал. Ему нравилось быть комфортным точно так же, как быть непринужденно, умеренно грубым. Обе эти стороны эффективно вызывали эмоциональный отклик. Марк горько соскучился и по этому, и по другому. — Ты мне очень нравишься, — внезапно пробормотал Хэчан. Они незамеченными либо вежливо проигнорированными выскользнули из кухни после ужина и сейчас, лежа в неубранной постели, смотрели фильм. Хэчан крепко прижался к Марку, перекинув свои горячие золотистые бёдра через него. — Ты мне тоже нравишься, — сказал Марк, немного нахально произнеся «нравишься». Хэчан надул щёки и поднял подбородок, намереваясь поцеловать. Марк поддался, обхватил, нежно посасывая, кончик его верхний губы: прикосновение сладкое, словно сахарная вата. Миленько. По-бойфрендски. — Мм, — Хэчан облизал губы и навис над ним. Его ноги настойчиво придавили Марка к матрасу. На айпаде прогремело несколько взрывов, эхом отдаваясь в такт биению сердца Марка. — Почему ты больше не используешь свой язык? — спросил он прямо. — Что? — Свой язык, — повторил Хэчан. — Ты не суешь его в мой рот. Марк вытаращился, насупившись. — Я пытаюсь быть романтичным. На лице Хэчана появилось что-то странное. Он смотрел на Марка сверху вниз с размеренной игривостью. Но спустя мгновенье выражение его лица превратилось в совершенно чистый холст. Затем его глаза прищурились, уголки губ приподнялись, натянулись сухожилия на горле, напряглась челюсть, как будто она ухватилась за что-то надвигающееся. Марк на долю секунды бессознательно вздрогнул, приготовившись к нападению. Но его глаза вновь стали большими и эмоциональными, оленьими. Марк успокоился. — Милашка, — хрипловато пролепетал Хэчан и размашисто лизнул его от подбородка до кончика носа. Он снова улёгся рядом и прижался теснее. Радостно сжимая рёбра в объятиях, как любимую гигантскую плюшевую игрушку. — Можешь продолжать в том же духе. Мне нравится. Хэчан перемотал фильм, фыркая на подзависшую полоску прокрутки. Марк слизывал слюну со своих губ: с верхней и нижней поочередно, пытаясь насладиться вкусом. — Спрей-сыр, — это чертовски отвратительно, чувак, — сказал Марк. — Это мерзко. — Я просто говорю, что никто здесь его не ел. Так откуда ты знаешь? Скажи мне! Откуда ты знаешь, если ты его не ел? — Джонни откинулся на стуле, расслабив руки, брови приподняты в ожидании контраргументов. Марк пробормотал: — Оно в банке… я типа… как ты вообще можешь с этим спорить? Это должно быть супер отвратительное дерьмо. — Спрей-сыр, — задумчиво и с акцентом произнес Чону. Он беспорядочно обмакивал курицу в соус, роняя в него крошки кляра. Марк скорчил гримасу. — У нас здесь продают такой, — перебил Хэчан. — «Из-и чиз Американ» его можно купить в магазине на углу. — Что? — вскрикнул Марк. — Ты же его не пробовал, верно? Хэчан приподнял одно плечо, просто чтобы позлить, и продолжил аккуратно обсасывать куриную ножку. Марк засунул одну руку в противоположную подмышку, как бы отгораживаясь, другой продолжил жестикулировать. — Но это даже не сыр. Это все химия. — Как ты думаешь, что они добавляют в «Доритос»? — спросил Джонни. — «Доритос», — выделил Марк, начиная говорить громче, — покрыты порошком, что отличается от жидкого сыра из банки. — Пустословие, Марки, — сказал Джонни, спокойно жуя и поглядывая в свой телефон. Марк в отместку стащил его картошку фри. Коарктация. Он погружался все глубже, словно в мультфильме: мимо скелетов и сундуков с сокровищами, пока не обнаружил огромных чудовищных зверей в лишенной света земле, в метрах от расплавленной породы. Именно там он начал застывать. — Я действительно хочу заняться сексом. Марк подпрыгнул и чуть не отрезал себе палец, выронив яблочную дольку. Он поймал её бедром, сильно прижавшись к шкафу. На его штанах осталось влажное пятно в форме месяца. Марк съел этот кусочек, оттягивая время. Он догадывался, что именно эта встреча станет концом застенчивых нервных приставаний Хэчана. Тот явился в общежитие в застиранной рубашке, которая подчеркивала темную упругость его сосков и тонкую талию. Наживка желающая, чтобы её схватили. Хэчан взял неровный ломтик яблока и откусил его, устремив на Марка не моргающий взгляд. — Э-э, — сказал Марк, — прямо сейчас? Ребята могут вернутся в любую секунду. — Да, — он прошептал практически неслышно, кивая. Марк окинул его взглядом с головы до пят, сжимая нож так сильно, что тупые углы рукоятки стали больно впиваться в мягкость ладони. — Я очень хочу, — он подошёл к Марку сзади, просунул одну ногу между его, положив ладони ему на его живот, медленно ведя носом по чувствительному затылку. Руки жадно хватали. Губы, мягкие и плюшевые, когда он ловил и тянул ими, оставляя жгучие следы, которые быстро остывали. Марк прижал язык к твёрдому нёбу, позволяя напряжению с челюсти прокатиться вверх к черепу и нырнуть вниз по позвоночнику, заканчиваясь горячим и тягучим импульсом у основания его набухающего члена. — Ты был так мил ко мне, — продолжал Хэчан, говоря на ухо липким медовым голосом. — Возможно, ты заслужил награду. — Так вот почему ты нарядился? Хэчан улыбнулся. Марк не мог видеть этого, но он почувствовал, как изменилась форма его губ: менее пышные и более упругие, шелковистые, но в том месте, где он обычно покусывал их, они были чуть шероховатые. — Я соскучился по тебе. Я хочу тебе подрочить. Марк задержал дыхание в попытках не задохнуться. Звук. Болезненно невежественный и слишком знакомый. Мутная неоновая лампа на вытяжке вне поля его зрения зловеще замерцала лучиками света, позволяя теням погрузить свои когти в планировку вокруг, визуально поднимая все углы вверх. На его периферии — внезапно гнетущая болотная чернота, похожая на сон. Как будто она была там всегда, а Марк просто не замечал. Запертая в смене тональности звука. Ужас подкрадывающегося кошмара. Ошибка всё больше и больше, пока вдруг ты понимаешь, что вообще не собирался сюда приходить. Единственной твердой опорой был Хэчан позади него. — Мне нравится заставлять тебя кончать, — продолжал Хэчан. Холодный нос коснулся кончика уха, прежде чем он положил голову на его плечо. Хэчан взглянул вниз на тело Марка, наблюдая, как он натягивает ему спортивные штаны. — В такие моменты ты весь дрожишь. Как сейчас. — Да? — Мрр-х, — он издал уже почти мужественный изысканный рык зверёныша, но всё еще сиропно-сладкий благодаря его естественному тону голоса. Он пробрался обеими руками под рубашку Марка, чтобы прощупать его живот. Кончики его пальцев тык-тык постукивали под поясом. Процедура дыхания Марка: «вдох-задержка-выдох» только больше подталкивала Хэчана усилить хватку. Он достаточно глубоко проник под нижнее белье, чтобы играть пальцами в близости от члена, но не касаться. Просто подразнивал, ожидая, что Марк сам потянется к нему. Посасывал и кусал его ухо, демонстрируя остроту своих резцов. Марк положил нож дрожащей рукой, чувствуя боль от костяшек пальцев до места распятия на запястье. Индикатор RSI. Крючковидная, головчатая, трехгранная и полулунная кости были жуткими, но человеческими: мокрыми внутри него. Они становились ощутимее, когда он сильнее напрягал кисти. Заблудившись где-то между мыслями о Хэчане, который действительно тратит на него своё время, и о фильме «Пункте назначения», он укусил себя за щёку. Он не мог перестать фантазировать о том, что сейчас поскользнется, зацепится о стальную острую ручку шкафа и разорвёт кожу. Открытые вены, сухожилия, неправильный блеск белой кости среди всего этого мяса. — Я хочу, — сказал Марк. Джэхён вернулся домой. Дверь с глухим стуком ударилась о стопор, прежде чем он вошёл в прихожую. Сердце забилось в стаккато и забурлило молочной кислотой, которая оставляла больные ожоги. Марк подпрыгнул, схватив Хэчана за оба запястья. Нож зацепился за его локоть, медленно пролетел по полукругу к краю столешницы. Марк замер всем телом, крепко зажмурив глаза, в ужасе ожидая, что нож вот-вот упадёт и воткнётся в верхнюю часть его тапочка. Но он с резким гулким звоном ударился о кафель рядом с ногой Марка. Хэчан плавно убрал его руки, прильнул ближе, разомкнул губы и жадно сомкнул их на шее Марка. Член запульсировал в сильном ритме, рот открылся для стона, но Марк не позволил себе выпустить его наружу. Затем Хэчан отстранился. К тому времени, когда Джэхён завернул за угол и появился в поле зрения, он стоял у холодильника, лениво заглядывая внутрь. — Хэй, — сказал Джэхён. Марк кивнул ему, резко развернув бёдра, присел на корточки, чтобы поднять нож. Его штаны задрались, плотно облегая стояк. Непрошеное воспоминание о том, как Хэчан закручивал туда костяшки пальцев, накатило на него, словно лихорадка. Он положил нож в раковину и услышал, как захлопнулась дверь в комнату Джэхёна. — Я не... извини. Полагаю, нам придётся перенести мероприятие, — сказал Марк. Хэчан пожал плечами. Окруженный зелено-сине-беловатым ореолом из электрического гула и мерцания света. На фоне послышалось низкое урчание стиральной машины. Он оглянулся через плечо и посмотрел на Марка затуманенными глазами, в которых читалось неприкрытое разочарование. — Раньше ты бы не остановился. Марк покраснел. Это правда, он не остановился бы: тихо удержал бы Хэчана в своей комнате, и опасность быть пойманным заводила бы до предела, что стало бы почти больно. Чтобы не издавать звуков, грудь, удерживая воздух, горела бы от напряжения. Хэчан закрыл холодильник. — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя секретом, — сказал Марк. Хэчан замешкался. Посмотрел на него, действительно посмотрел, пристально и проникновенно. — Ладно, ты такой мило-сладкий, Марки. Кто бы мог подумать? — протянул он. Джэхён с перекинутым полотенцем через плечо вернулся на кухню, чтобы тоже взять ломтик яблока. Хэчан забился подальше от них в угол рядом с микроволновкой и скрестил руки на груди, прикрыв ладонями виднеющиеся соски. Марк предпочёл не двигаться. Очевидно Джэхён не смотрит на чужой член в первую очередь и… конечно же, он выходит, зажав яблоко в зубах. Слышится звук включения душа. Не ожидая сопровождения, Хэчан направился в комнату Марка. Ему не требовалось разрешения для того, чтобы рыскать в его пространстве. Марк смотрел ему вслед, разглядывая тело, видимое сквозь тонкую ткань рубашки, линию его плеч, фигуристый изгиб талии. Он был разочарован, когда тот вернулся в одной из его толстовок. Хэчан, погруженный в свои мысли, свернулся калачиком рядом с ним на диване. Прижавшись к его боку, он практически мурлыкал. Низко, счастливо, удовлетворено. Он издавал эти хрипловатые, почти хныкающие, прерывистые стоны, когда был уютно устроен и по-настоящему расслаблен. Марк про себя подумал, что это немного похоже на озвучку хентай-девочки, но благоразумно промолчал и продолжил ласкать себя под его сладостные щебетания. — Так тоже неплохо, — вдруг кротко сказал Хэчан. — Мне нравятся такие вещи. Марк посмотрел на него сверху вниз. Его большие, блестящие глаза, нервные и вызывающие. Отдавать, брать, убегать, прятаться. Закольцовано. Марк целовал его, пока не выключился душ. — Что ты ешь? — спросил Марк. Хэчан вернулся с вылазки за водой с несколькими закусками, которые ему не полагалось брать. Сейчас они вдвоём нежно теснились на кровати за просмотром дорамы, и она в значительной степени завладела вниманием Марка. Хэчан медленно расправлялся с едой, иногда подкармливая его с рук. У Марка не вызывало никакого интереса, когда тот вскрывал новый пластиковый пакет и рылся в нём, но теперь он сосредоточился и изо всех сил старался не обращать внимания на то, как стало сводить желудок. Мокрый, подлый рот Хэчана начал посасывать найденную им карамельку. Марк слышит, как она щёлкает по зубам. Липкие звуки фальшивых поцелуев, когда он приоткрывает рот, чтобы покатать конфету по языку. Его шея и уши стали покалывать и покрылись мурашками, стали чувствительнее. Особенно громкое причмокивание и что-то, что можно было бы назвать прерывистым стоном, стало его последней каплей. Он был расстроен, что потребовалось так мало для того, чтобы он начал сверх меры намокать в трусах. Марк поправил себя, и головка члена потекла на бедро... словно пускает слюни. — Конфетка, — сказал Хэчан. — Видишь? Он широко раскрыл рот и высунул заостренный язык, розовый по краям и будуарно-бархатно красный в центре. Конфета, гладко отполированная и сверкающая, словно рубин, была аккуратно уложена в углублении. От его клыка тянулась загустевшая от сахара розовая ниточка слюны. Марк наблюдал, как она оборвалась и прилипла к уголку губ. Хэчан закрыл их и облизал. Медленно. — Ты хочешь одну? — спросил Хэчан. — Конечно, — ответил Марк, и в следующую секунду на его коленях сидел юноша, и клубничное дыхание обожгло губы, прежде чем его поцеловали. «О, черт», — подумал Марк, и порнографически застонал в святости собственного разума, пока Хэчан деликатно поливал его язык сахарной слюной. Марк боролся с желанием сглотнуть, он хотел удержать всё это в себе, дождаться, пока комок слюны тяжело и всенаполняюще соберется в гландах. А потом Хэчан выплюнул конфету ему в рот и Марк подавился ею. — Ого! — Хэчан взвизгнул и железной хваткой перевернул Марка. Он явно сильно испугался за него, стал жестко бить по спине, пока карамелька не поднялась обратно. — Господи! — Марк закашлялся, переходя на смех. Хэчан широко раскрыл глаза и прижался к нему, цепляясь достаточно крепко. Однако когда Марк потянул вниз и перевернул его, то он снова сладко замычал, постанывая. Розовая пастила, лежавшая на кровати, образовала идеальный круг возле его разметавшихся волос. Опыт близкой смерти и наволочка, засунутая в мусорное ведро, были бы небольшими жертвами. Марк легко согласился бы на них, если бы это означало, что ему не придется заниматься сексом с Хэчаном. Встречаться с айдолом было трудно, но не невозможно. Было несколько категорий: от «обреченных на провал» до «разрушающих карьеру». Вы можете встречаться с не айдолами, если те будут готовы пройти через боль тайных полуотношений и не иметь шанса выйти в свет. Но если вы расстанетесь, то могли прожить остаток своей жизни в страхе, что однажды они продадут вас прессе: ваши грязные секреты, тайные желания или даже тот дурацкий единственный случай, когда вы нахамили официанту. Менее опасно было встречаться с другими айдолами. Здесь больше понимания с обеих сторон. Вы знаете о рисках, на которые идёте. Но вас всё равно могли поймать, и тогда по всему интернету разлетятся ваши нечеткие фотографии, на которых вы подозрительно тесно обнимаетесь в одежде, за которой вы думали, что вас не узнают. Самым большим табу были отношения с коллегой по группе. Было множество причин почему и Марк часто перечислял их про себя, считая вместо овец перед сном: 1. Однополые отношения; 2. Приходилось выбирать: держать это в секрете от мемберов группы (практически невозможно) или просто надеяться, что все отнесутся с пониманием; 3. Если вы останетесь вместе, то это может разрушить группу; 4. Если вы расстанетесь, то это может разрушить группу; 5. Потерять лучшего друга; 6. Потерять всех остальных друзей; 7. Потерять своих фанатов при массовом исходе и терпеть хейтерские комментарии до конца своих дней; 8. Потерять карьеру; 9. Что подумает его семья? 10. Что подумает семья Хэчана? 11. Хэчану придется пройти через тоже самое, что и Марку, хотя вероятнее, ему будет даже сложнее, ведь его уже сейчас оскорбляли за кожу, вес и характер. И последний пункт был самым худшим из всех. Это вызывало тревогу до заикания, когда он оставался один по ночам в своей новой одноместной комнате. Пытался дышать в такт раскрывающемуся цветку лотоса в приложении для борьбы с панической атакой. Казалось, дьявол сидел на его грудине, не давая воздуху пройти в легкие. Ему потребовалось две недели, чтобы сломаться: в темноте ночи постучать в дверь к Джэхёну, заползти в чужую кровать и прижаться к нему, в отчаянии нуждаясь в прощении человеческого прикосновения. Он почти хотел укусить его, впиться зубами в выемки позвоночника и удерживаться таким образом. Он не мог обременять этим Хэчана. Не после того, как расколол его сердце пополам и потом гонялся за прощением, пытаясь склеить его обратно. А Джэхён ничего не спросил и впустил Марка, нежно обнимая до тех пор, пока его шумные вздохи не стихали. — Всё будет хорошо, — очень тихо сказал Джэхён. Марк задрожал, уткнувшись носом в воротник его пижамы, стараясь не прижиматься слишком сильно. Ко всему прочему, он беспокоился и о том, что прервал чужой сон. Но единственное, что по-настоящему успокаивало боль, было всё то, что связано с Хэчаном. От голубого свечения приложения для сообщений в предрассветные часы, до давления его подбородка на плечо во время тренировки. Он натягивал его, словно переживания Марка были водяным колодцем, завязанным в мятом шёлке, который расправлялся и наполнялся до краев, подвешенный на улыбке Хэчана. Марк почувствовал, что смог стать прагматичным в этом вопросе. Делал ли Хэчан его счастливым? Да. Всегда. Даже когда он ничего не делал, почти не разговаривал, а просто сидел в той же комнате, просматривая на своём телефоне видео сборки ПК. Марк застал его в таком положении на следующий день после того, как провёл ночь, свернувшись в клубок в двухместной кровати Джэхёна. — Эй, — Марк прервал тишину, — я люблю тебя. Хэчан покраснел, розовый румянец загорелся на его скулах. Скривившись, он натянул толстовку на нос. — Смущаешь, — захныкал он. Но пальцы его ног удовлетворенно поджались. Он не мог перестать улыбаться. Перед самым уходом Марка он притянул его к себе, приложил руку к уху и прошептал «саранхэ» так легко, что это показалось нереальным. Марк решил, что ему нужно стать более честным. После изнурительного дня пре-рекординга Марк последовал за Хэчаном на его этаж. Пока тот принимал душ, он, как дворняга, рыскал по холодильнику в поисках закусок. Наслаждаясь тишиной, он мирно задремал на диване. Хэчан подкрался к нему и разбудил, приложив к затылку влажную от конденсата банку газировки. — Господи! — вскрикнул Марк, вскакивая на ноги. Хэчан так смеялся, что упал на колени, вцепившись в подлокотник. Его волосы были влажными на концах и уверенно держали свою плоскую форму. Он был очень красив — простота этого утверждения всё ещё шокировала Марка. И не столько сам факт, сколько легкость его признания. Хэчан был красив, и ему нравился Марк, а он нравился Марку в ответ. Марк схватил его за предплечье, отбирая банку. Перевернул его лицом вниз, опустил на пол и задрал рубашку, прислоняя банку к основанию позвоночника. Хэчан завизжал и задёргался, сильнее вжимаясь в ковёр, в попытках вырваться. В гостиной показалась голова Доёна. — Я пытаюсь заснуть вообще-то, — недовольно сказал он. — Разве тогда ты не должен быть в кроватке? — отреагировал Хэчан, в поисках снисходительности округлив глазки. Марк пробормотал извинения, на что Доён закатил глаза, а Хэчан повелительно махнул рукой в сторону ванной комнаты и поплелся туда явно без всякой другой причины, кроме желания близости. — Я переживаю о сексе, — проговорил Марк. Хэчан прекратил рассматривать свои брови в зеркале. Его нос почти пуговкой прижался к стеклу. Сегодня визажист энергично старалась их подравнять. Хэчан не переставал трогать брови всю дорогу домой, явно недовольный результатом. — Что? — Не то чтобы я не хотел, — забормотал Марк, — ну… как обычно. Я вбил себе это в голову. Хэчан посмотрел на него, затем прошёл мимо, чтобы закрыть дверь с тихим щелчком. Марк отрешённо подумал, что ему нужно было сделать это самому, прежде чем начать разговор. — Ты вбил себе в голову заняться со мной сексом? — парировал Хэчан, срывая слова со своего острого языка. — Ты вбил себе в голову и целовать меня? — Я не это имел в виду… — Я знаю, — прорычал Хэчан слабо, словно измученное животное. — Ты никогда не говоришь то, что имеешь в виду, — его глаза из безучастно-настороженных стали блестяще-чувствительными. Так случалось редко, потому что Хэчан умел держать свои эмоции в узде, особенно когда дело касалось того, что причиняло ему боль. Может быть, он тоже стал более честным. — Я знал, что что-то не так. Я знал, что ты ведешь себя странно. Но я подумал, может быть, ты говорил правду насчёт ожидания. Если ты не хотел меня всё это время, тогда зачем ты врал? Марк, пошатываясь, подошёл к нему сзади и обхватил руками за талию, влажно целуя в шею и вдыхая запах, который всё ещё сохранял что-то горячее и глубокое после душа. — Я хочу тебя, честное слово. Хэчан посмотрел на него и закусил внутреннюю сторону щеки. Это контрастировало с его показным раздражением перед камерами, когда он, наоборот, тыкал туда языком. — Я не думаю, что смогу без секса, — тихо сказал он. — Всё в порядке, это не навсегда, — выдохнул Марк, жалея, что вообще начал этот диалог. Отчаянно желая всё исправить, он сказал: — Хочу всегда только тебя, ты же знаешь? Хэчан усмехнулся: — Значит, тебе казалось забавным то, что я продолжал ставить себя в неловкое положение. Так унизительно. Ты позволял мне бросаться на тебя и ничего не говорил. Марк застыл, и это обрекло его на погибель. Хэчан скинул его прикосновение с себя, освобождаясь, подошёл ближе к двери, скрестил руки. Марк старался не обращать внимания на то, что стены стали сильнее давить. Неминуемый психоз водной пытки нарастал со звуком каждой разбивающейся о кафель капли из душевой лейки. Возможно, часть проблемы заключалась в том, что Марк так и не научился разговаривать с Хэчаном. Коммуникация — ключ к здоровым отношениям! Банальная фраза каждого самодовольного гуру любви. — Что изменилось? — Я просто думал о некоторых вещах. — О некоторых вещах? — Я беспокоюсь, — признался Марк грубее, чем он рассчитывал, и провёл рукой по призраку щетины, будто она появилась в моменте и нависла над его губами, мешая словам выходить наружу. — Я, наверное, слишком накручиваю себя. — Ты не хочешь прикасаться ко мне, потому что накручиваешь себя, — сказал Хэчан, прозвучав болезненно обиженно. — Подумай, что я должен чувствовать при этом. — Я знаю, и это не то, что я… это, ну, как бы в моей собственной голове. — Это ещё хуже, — подавленно прошептал Хэчан. — Для меня это только хуже. Боже мой, Марк, ты попросил меня встречаться с тобой, а теперь тебе невыносима идея со мной спать! Марк вспыхнул от этих слов. Он знал, что было бы нечестно не согласиться, ведь это именно то, о чем он думал в последнее время, но он просто не знал, как выразится сейчас. — Это не так, не надо вызывать во мне чувство вины. Я рассказал тебе, потому что мне было чертовски плохо из-за этого, и я подумал, что если я поговорю с тобой, мы сможем всё уладить. Я просто... это ощущается неправильным. — Это ощущается неправильным? Повторение. Безжизненное выражение лица Хэчана, словно он уже перестал слушать и принял окончательное решение. Всё это слилось в тяжелую раскаленную вспышку и взорвалось внутри. — Я думаю, что я дерьмовый человек, — выпалил Марк. — Я ненавижу себя. Я продолжаю причинять всем боль, и я не знаю, как прекратить. Это, блять, ты хотел услышать? Тебе это нравится? Может тогда ты просто заткнешься и дашь мне уйти, если ты не хочешь со мной разговаривать? Тут же среагировав, Хэчан отступил в сторону, пропуская Марка к выходу. — Ты такой тупой! — рявкнул он. — Это ты должен был заткнуться, если не хотел, чтобы я вообще это услышал. Иди нахуй! Марк рассмеялся, шокировано, злобно и холодно. Он прижал Хэчана, зажав его между собой и стеной у двери. Но он уже жалел об этом, понимая, что такими действиями отстаивает свою правоту. — Хотел, блять, просто с тобой поговорить, но тебе насрать! Злишься, потому что тебе нужен только мой член и ничего больше, да? Тебе плевать на то, что я чувствую! Тебе нужно только это, — Марк приподнял брови и демонстративно схватил себя через штаны. Хэчан сглотнул, его глаза горели. Он гордо вздёрнул подбородок, нарочито не смотря вниз. Его лицо так близко, что Марк мог видеть секреты в маслянисто-розовых слезных протоках, чувствовать дрожащее дыхание на своей челюсти. — На столько сильно хочешь отсосать мне, что не можешь услышать, что я говорю, — продолжил Марк. Он сделал шаг назад и поднял руки в стороны: скованные, ожидающие гвоздей в суставах. Расставил ноги пошире, и мерзко двинул бёдрами вперед. — Kill yourself, — сказал Хэчан на безупречном английском, выражение его лица преобразилось в абсолютный шок ровно в ту секунду, когда эти слова слетели с его губ. Марк уставился на него, потрясенный. Он знал, что Хэчан неосознанно заучил это с «Лиги Легенд», но от этого не становилось лучше. Стоило только взглянуть в ужас в глазах напротив. — Боже мой! — затрясся Хэчан. — Я не это имел ввиду! Марк уже был за дверью, игнорируя всех по пути к лифту. Его телефон стал жужжать в кармане, и он понял, что забыл рюкзак в прихожей, но сейчас ему было всё равно. Пока он добирался до своей постели, он ощущал онемение во всём теле, кроме свинцовых ступней. Шесть пропущенных звонков. Девять. Двенадцать. Хэчани: пожалуйста возьми трубку Хэчани: прости я не хотел Хэчани: я просто хочу поговорить с тобой я так боюсь что ты меня бросишь Марк поднял трубку на пятнадцатом звонке, на экране телефона бесконечная череда торопливо набранных сообщений сменяла друг друга. Он промолчал. — Мне очень жаль, — прокаркал Хэчан так близко к телефону, что его дыхание почти заглушали слова. — Я скажу всё, что ты хочешь. — Хэчан-а, — послышался голос Джонни слабо и приглушенно. Кажется он был за комнатой. — Что происходит? — Я никогда не имел бы этого в виду, мне так жаль, пожалуйста, не бросай меня. Марк слушал, сжимая горло. Хэчан плакал, но никогда так отчетливо, никогда в такой вопящей одержимости, которая сейчас лилась через динамик. Марк лёг, положив голову на подушку, и позволил тому продолжать умолять, пока сам он пытался сообразить, что может сказать. — Ты здесь? Макы, пожалуйста, просто скажи мне хоть что-нибудь, мне так жаа-ль. Даже когда он плакал у Ченле, в нём чувствовался контроль. Долгая перколяция, ровное кипение и, наконец, пар потока слез. И во время выпуска Марка из юнита было такое же медленное просачивание и он опускался на колени, плача на сцене. Никогда не навзрыд. — Я хочу умереть! — на выдохе прорычал Хэчан. — Я хочу сдохнуть, по-жа-луй-ста, хён, пожалуйста, Марк! — он разразился рвотными всхлипами, из которых вырывались обрывочные полуслова. — Открой! — вдалеке прокричал Джонни. Раздалась череда дребезжащих ударов по двери. — Перестань плакать, — прохрипел Марк. — Я знаю, что ты не хотел этого. — Тогда позволь мне прийти, — в рыданиях произнёс Хэчан, запинаясь на гласных и всхлипывая, не в силах отпустить эти звуки. — Да, — сказал Марк. Он резко обессилел на столько, что не мог пошевелить даже пальцами ног, и так и остался сидеть лицом к стене, повинуясь пронзительной просьбе Хэчана не вешать трубку. Безвольно подслушивал попытки Джонни допросить его. Хэчан скулил в ответ, всё ещё сильно плача: «Оставь меня в покое!», «Занимайся своими делами!», «Какая разница, куда я иду?». Затем из динамика полилась вереница звуков: щёлканье его зубов, шум лифта, шуршание ткани и его жалкое прерывистое дыхание. Он сбросил трубку и его шаги послышались у двери. Хэчан ввалился внутрь, натянув толстовку на волосы, но его опухшее лицо, покрытое пятнами, всё равно было видно. Он рухнул на Марка, извиваясь, пока не прижался к нему настолько близко, насколько мог, уткнувшись ему в шею. — Извини меня, — пропищал он. — Ты тоже прости меня, — вздохнул Марк. — Мы должны стать лучше в этом. Хэчан захныкал, слегка кивнув головой. — Это потому что я так часто использовал тебя, — начал Марк. — И я не знаю, ну… до нашего перелома, ты понимаешь меня, типо где оно заканчивается? Мне кажется, что я должен доказать, что люблю тебя, прежде чем смогу обладать тобой снова. И это не так работает, я знаю, но всё равно… Я плохой человек просто потому что хочу тебя: Вот что я чувствую. — Но ты всё ещё хочешь меня? — спросил Хэчан, его голос диссонансом прошёлся через его напряжённое горло и эхом отдался в рёбрах Марка, доходя до самого сердца. — Да, всё время. Хэчан с отёкшим лицом посмотрел на него, уставившись глаза в глаза. Марк принял взгляд, надеясь увидеть там проблеск неуверенности, чтобы если что, быть готовым, но смог разглядеть лишь выпуклое искривленное отражение собственного лица. Хэчан прильнул обратно и долго дышал, превращаясь в длинную тяжесть от шеи Марка до его голеней. — Тогда всё в порядке, — произнёс он. — Я подожду тебя. Детская наивность была милой чертой, особенно для айдола. Поклонники любили ворковать по этому поводу, но Марк просто чувствовал себя глупо. Ему хотелось верить, что извинений и конкретного обсуждения будет достаточно, чтобы скрыть всё остальное. Заглушить проблему, замазать её, как затирку поверх плесени. Они сели за стол, как взрослые люди, и согласились на том, что оба виноваты. Но это не устранило тревожности. Марк злился на себя за предположение, что его признание пойдет на пользу и Хэчану. Они оба не ожидали такого взрыва. Хэчан после ссоры бродил вокруг, отстранённый и смущённый, тихо обдумывая случившееся. В последний раз он выглядел таким же, когда был близок к своему соло, но так ничего и не получил. Марк никогда не знал, как его утешить. Он очень переживал, что может переборщить и обидеть неуклюжим комментарием или невовремя вторгнуться в его личное пространство. Хэчан чувствовал себя плохо, уходил в себя, а Марк стоял и наблюдал за этим, слишком опасаясь сказать или сделать что-то не то, чтобы протянуть ему руку помощи. Поэтому просто ждал, когда он очнётся и вернётся сам. Он даже не сумел ничего сказать, когда Хэчан получил травму и не выступил с ними на гастролях: самый тяжелый удар в его карьере. Марк оказался не в силах его успокоить. В то время он рассуждал так: Не в его силах было исправить эту ситуацию, и было бы лицемерно просто подойти, похлопать его по спине, выразить свои сожаления, а потом выйти на сцену и получить незабываемый опыт, который он запомнит на всю жизнь. Софиты, крики, возбуждение, искрящееся по его коже, как клубничное шампанское. Грубо было бы просто зайти за кулисы и сказать Хэчану, что всё в порядке, он не пропустил ничего особенного. В гримерке «Инкигайо» Марк сел рядом с ним на диванчик около торгового автомата, который стоял за пределами комнат для переодевания. Там создавалось ощущение чуть большего уединения. Хэчан обычно не сидел в одиночестве, но прошло только два дня с тех пор, как он выплакал все глаза, прибегая к Марку, чтобы прижаться и начать плакать снова. Успокоившись только когда он задремал, убаюкиваемый руками Марка под его рубашкой, что гладили его по спине размашистыми круговыми движениями. Поздней ночью, стоя в тесной прихожей рядом с чужими ботинками, он смотрел на Марка так, словно хотел поцеловать, и выглядел крайне несчастным: стеклянные глаза, растертая розовая опухшая кожа, хриплый голос. Но он не сделал этого и Марк тоже. Чуть позже Марк получил одно единственное сообщение с пожеланием спокойной ночи, что высветилось на экране под потоком завывающего горя. Марк отправил ему ответное сообщение и, совершенно измученный, лёг спать, чувствуя боль глубоко в костях. Но он не возвращался обратно. — Всё ещё грустишь? — спросил Марк очень тихо. Он положил свою руку поверх руки Хэчана, крепко стиснул и сразу убрал, опасаясь, что кто-нибудь подсмотрит. — Ммха, — ответил он, глядя на свои белые ботинки. Его маска скрывала большую часть лица, но глаза были мутными, жалостливыми и огромными, подчёркнутые подводкой и тенями. — Давай поговорим, когда вернёмся домой, хорошо? — он сжал плечо Хэчана, затем шею и завис ненадолго там. Она достаточно маленькая, чтобы большой палец мог дотянуться до сонной артерии, но плотная, мужская. Марк напоследок снова виновато прощупал затылок и привалился телом к его боку. Было уже практически за полночь, когда Хэчан вошёл к нему. Не специально. У всех у них был долгий и тяжёлый день. Марк при таких случаях часто отключался, даже не принимая душ. Однако в последнее время засыпать стало трудно, он чувствовал себя более уставшим. Сейчас веки не казались тяжёлыми, но зато он ощущал, как свинцовое напряжение поселилось в его плечах и спине, такое сильное, будто оно вот-вот придавит его, добираясь до подреберья. Он помылся, переоделся в одежду для сна и стал ждать, когда придёт Хэчан. И старался избегать всех остальных. Джонни подслушал их ссору, а это означало, что Доён знает об этом, следовательно Тэён тоже был в курсе. Никто ничего не сказал, но они знали, что именно Марк заставил Хэчана плакать так сильно, что его чуть не стошнило. Это было худшим проявлением эмоциональности, которое кто-либо из них видел со времён подростковых истерик до дебюта. Но сейчас ситуация казалась хуже, ведь все за это время полюбили Хэчана. Даже если он был груб или заходил слишком далеко со своими шутками, по привычке не желая сдаваться, когда он вонзался куда-то зубами. Он всё равно оставался их ребёночком, и они заботились о нём. Марк тоже когда-то был всеобщим ребёнком, но потом он отдалился от опеки Тэёна, и всё прекратилось. Было больно повзрослеть слишком быстро, но ему пришлось это сделать. С ним иногда всё же нянчились, но он не был ребёнком. Хэчан был. Лёжа в постели, стараясь не думать о бестактном допросе, который, кажется, назревает на нижнем этаже, Марк задремал с телефоном в руке и не заметил, как у его двери послышались знакомые шаги. Он успел вскочить и отряхнуться, прежде чем Хэчан вошёл в комнату. На нём были остатки сценического макияжа, и одет он был в ту же одежду, в которой находился в студии. Марк встретил его размашистыми удушающими объятиями, просунув руки под его спину, чтобы обхватить как можно крепче. Хэчан тяжело выдохнул и прижался к нему, утыкаясь носом в шею. — Мне постоянно очень страшно, — шепотом признался Хэчан. — Ты мне так сильно нравишься, и боюсь, что я не нравлюсь тебе в ответ. — Ты мне нравишься. Я клянусь. — Я не думаю, что нравлюсь тебе так же сильно. Иногда кажется, что это просто невозможно, что бы я нравился тебе так же сильно, как ты мне. Марк отстранился и положил руки ему на плечи. — Поговори со мной. Что заставляет тебя чувствовать так? Хэчан уставился на него. Его губы были сжаты, глаза потухшие. Он ковырял палец, на котором был покрасневший от раздражения заусенец. — Ты такой непостоянный. Ты весь на мне, а потом говоришь, что не хочешь этого делать. Я не буду удерживать, если ты… знаешь, если ты передумаешь, — Хэчан закрыл лицо руками. — Это выходит не совсем правильно. — Это... нет, я понимаю тебя. Ты не принуждаешь меня. Это не ощущается так. — Ладно, — продолжил Хэчан, несколько успокоившись. — Тогда ещё… я не понимаю, почему иногда некоторые вещи для тебя нормальны, а иногда ты злишься на меня из-за них же. — Я не злюсь на тебя, — сказал Марк немного обиженно. Он опустился обратно на кровать, ожидая, что Хэчан устроиться удобно рядом. Однако тот сел по-турецки на пол возле его ног. — Ты злишься, — утверждал Хэчан. — Когда я играю с тобой, иногда ты присоединяешься, а на следующий день отталкиваешь меня. Я ненавижу это чувство. Трудно смотреть правде в глаза. Марк мог ворковать и смеяться над Хэчаном, называть его милым, но это работало только в одну сторону. Когда же Хэчан называл Марка милым, то он либо выходил из себя, показушно лез на стены, игнорировал его, либо же мило подыгрывал, чтобы получить двойную порцию комплиментов. — Это действительно ранит мои чувства, — пояснил Хэчан. — Это заставляет меня чувствовать себя так... как будто прямо здесь большая дыра, — он вонзил пальцы в мягкое место прямо под рёбрами. — Меня это пугает. Почему Марку так легко игнорировать меня? Я не так уж сильно нравлюсь Марку: вот о чём я думаю, когда ты так делаешь. Марк сглотнул, чувствуя себя чертовски ужасно. — Итак, я хочу знать. Почему ты так поступаешь? — Я не знаю, — прохрипел Марк. — Нет, я знаю, но это просто, как ну… у меня срабатывают все эти защитные механизмы, я думаю. — Я не могу решить эту проблему за тебя, — сказал Хэчан, — Мне хочется быть с тобой, но я должен следить и за собой тоже. Я не думаю, что смогу справиться со своими чувствами и пытаться помочь тебе. — Я не говорил, что хочу от тебя помощи, — огрызнулся Марк. — Окей? — Хэчан разжал напряженные челюсти и снисходительно продолжил. — Но ты не можешь ничего объяснить, но хочешь поговорить. Это какой-то странный разговор получается. Марк издал разочарованный звук. Хэчан благоразумно промолчал и поднёс руку ко рту. Марк шлёпнул по ней прежде, чем тот успел вгрызться в кончик пальца. Сам он с силой прикусил собственную губу и начал: — Это как бы всё связано. И до того, как я выскажусь, я действительно люблю тебя, и я не лгу. Просто я думаю… дело не в том, что ты мужчина. Отчасти, может и в этом. Но мы айдолы и работаем вместе. Меня беспокоит то, что я не могу быть рядом с тобой, когда ты хочешь этого. Заигрывать с тобой вот так перед людьми. Это просто не в моём характере. — Но это в твоём. Ты делаешь это со всеми. На практиках ты постоянно обнимаешь Ренджуна, Джемина и Джено, но меня игнорируешь. — Я не игнорирую. — Игнорируешь, — настаивал Хэчан. — Ты только изредка называешь меня милым и всё. Я имею в виду с Дримами. С 127-хёнами ты другой. С ними я тебе внезапно очень нравлюсь. — Это тоже самое, когда ты постоянно висишь на Ренджуне. — Я говорю не о себе. И ты не жаловался на это до сегодняшнего дня! — Ладно. Я не лидер в 127. Разве не логично, что я могу позволить себе дурачиться с ними больше, — Марк крепко зажмурился. — Но тебе не обязательно игнорировать. Ты не ведёшь себя так ни с кем, кроме меня. И я хочу поговорить о сексе. Я действительно... я боюсь. Мне ненавистна мысль, что ты хотел меня ради секса, а теперь я заставил тебя встречаться со мной, и ты больше этого не хочешь, — Хэчан сделал грубоватое ударение на слове «заставил», намереваясь придать ему беззаботности, но Марк увидел, как ужас дрожью прошёлся по его телу, стоило ему это произнести. «Я вынудил тебя к этому — это моя вина». Страх быть отвергнутым, страх совершить ошибку, что тот, кого ты любишь, отвернётся, решив, что больше не нуждается в тебе. Но Хэчан ничего не заставлял делать Марка. Он только спрашивал. Марк пришёл к нему сам. — Ты очень привлекательный, — сказал Марк. — Серьезно, дело не в том, что я не хочу. Я постоянно об этом думаю. Хэчан зажевал нижнюю губу. — Я так часто об этом думаю. Мне этого очень не хватает. Я хочу дождаться тебя, но я хочу знать, почему ждёшь ты. Когда мы сближаемся, ты отстраняешься, но всегда кажется, что ты хочешь. Ты возбуждаешься, пока мы целуемся, так что... — Хэчан сделал паузу, сглатывая слюну. — Это фетиш? — Нет, — сказал Марк на удивление спокойно. — Я даже не… я даже не предполагал, что такое есть. — Хм. Ладно. Марк посмотрел на него. Хэчан опустил взгляд в пол, потом поднял обратно на Марка и отвёл его в сторону, уставившись куда-то ему за левое ухо. — Стой, — сказал Марк, начиная чувствовать, что наконец-то ухватился за ниточку, связывающую что-то в единую картину. — Подожди.Ты... — Мне нравилось, — выпалил Хэчан, — поначалу, но чем дольше это продолжалось… Я по-прежнему расстроен тобой. Но когда ты уходишь и остаюсь только я, всё, о чём я могу думать — это ты. Все волосы на теле Марка встали дыбом, кожа покрылась мурашками, как от массажа подогретым маслом. Чувствительность всего тела обострилась: ощущение облегающей одежды, веса своего члена, ещё не твердого, но вполне способного стать таковым. Хэчан впился пальцами в лодыжки, сосредоточенно и пронзительно посмотрел на Марка. Взвешенное: «Я показал тебе, теперь ты покажи мне». Марк вспомнил своё торжественное обещание, данное самому себе перед их ссорой: быть предельно честным. Когда ты произносишь полную правду, то она отзывается болью в груди, вызывает жалкую тревогу. Словно ледяную глыбу выкатывают под жаркий дневной света. Ничего из этого никогда не должно было выйти наружу. Однако, если всё уже произошло, то он не хотел продолжать проглатывать переживания молча, пусть это и усилит его бессонницу. — Я беспокоюсь о том, чем это может обернуться в будущем. Я просто… я продолжаю думать обо всём негативном. О том, что может пойти не так. И, ну… дело не только во мне, я так боюсь за тебя. И до того, как мы поговорили, я думал обо всем этом и осознано пошел на риски. Ты стоишь этого. Но я до сих пор... — он сделал паузу и облизнул губы. Хэчан, сгорбившись в своей привычной позе для телефонных игр, не сводил с него глаз, — Я люблю тебя. Как и ты, я всё время думаю о тебе, и я не лгал. Я знаю, чего хочу. Я не шучу, я хочу, чтобы у нас всё получилось, но меня беспокоит так много вещей, о которых ты вряд-ли задумывался. — О каких? — спросил Хэчан. Марк вскинул голову, расстроенный тем, что его носовые пазухи заложило. Он посмотрел на свои колени. — Например, ты уверен, что хочешь быть со мной? У меня такое чувство, что я не могу ничего сделать правильно, понимаешь? Возможно, ты будешь счастливее с кем-то другим. — Макы, — вздохнул Хэчан, — ты же знаешь, что это не то, чего я хочу. — Я зна-аю, — простонал Марк, — но это так трудно, чувак. Что если Диспатч, например... — Я не смог бы сделать ничего подобного с кем-то другим, — перебил Хэчан, явно уверенный в том, о чем говорит. — И даже если бы смог, то возникли бы все те же проблемы. Неужели ты предполагал, что я не думал об этом? Когда ты бросил меня за ужином, я всю дорогу домой думал, что всё не так уж плохо, я найду кого-нибудь другого, и всё будет хорошо. Но я знал, что этого никогда не будет достаточно. Хэчан прильнул к нему, он дрожал, с надеждой вливал свои слова прямо в Марка, всё его тело было напряженно. И Марк понял. Хэчан с его аккуратной манерой формулировать то, что Марку никогда бы не удалось, был прав. Не было никого другого — никого, кто знал бы Марка вдоль и поперёк с детства и любил даже его неприглядные стороны. То же самое было в зеркальном отражении: Марк любил всего Хэчана. Их идиосинкразии были связаны вместе, как веточки, переплетенные в куклу вуду. Если бы у Марка была такая кукла Хэчана, он бы любил её до самого конца, пока она окончательно не сломается. — Я знаю, что это не так, но секс кажется таким конечным, словно потом не будет пути назад, — признался Марк. Смертный грех: одно дело дурачиться с мужчиной, совсем другое — любить его. Он стиснул зубы и мысленно наступил каблуком на эту змеевидную мысль. Представляя себе её голову нанизанную на кожистый шнур. Крошечные полоски сухожилий растягиваются и лопаются одна за другой, смешиваясь с грязью всё больше по мере того, как эта полоска чешуйчатой кожи становится тоньше и тоньше. — Но я не хотел, чтобы ты чувствовал, будто я отталкиваю тебя. И мне жаль, что я заставил тебя ощущать себя неловко. Я должен был объяснить это раньше. — Да, — согласился Хэчан. Он поднёс руку ко рту и прикусил запястье прямо над синеватыми венами, раздражая кожу. Марк потянулся вниз, одергивая его снова. — Я хочу… я с удовольствием поработаю над этим. Хэчан встал и застыл перед ним, задумчиво потирая губы, а затем аккуратно наклонился и любяще чмокнул в губы. — Спокойной ночи, Марк, — сказал Хэчан, тщательно выговаривая каждое слово. Он провел тыльной стороной ладони по его челюсти и ушёл. Той ночью Марк резко проснулся в постели от тошнотворной, всепоглощающей мерзости своего кошмара. Чувствуя ледяной холод в самом глубоком изгибе позвоночника. Он был невыносимо горячим и распухшим в паху. Марк просунул ладонь между ног, ощупывая себя, и понял, что этого недостаточно и одновременно слишком много. Он чрезмерно чувствительный, чтобы выдержать прикосновение сухой, неуклюжей от сна руки. Поэтому он перевернулся на живот, зажал единственную подушку между бёдер и стал потираться снова и снова, двигаясь отрывистыми восьмерками, перегреваясь под своим одеялом. Марк пытался вспомнить свои ощущения во сне. Хэчан, пятнадцати метров ростом, загнал Марка в угол, подхватил его на свои мягкие ладони. Сначала он прижал его к своим губам. Любвеобильный романтизм — словно заботливый хозяин нянчится со своим питомцем. Прозвучало влажное чавкающее «мва», прежде чем он отстранил Марка, чтобы посмотреть на него своими огромными тёмными глазами. Он облизнулся, сладко и медленно. Губы заблестели от слюны. Всё это было пропитано острым как нож похотью. В тоже время она была густой и податливой, как слайм. Когда Марк бегал и прятался в переулках, ожидание стягивало его внутренности, собирая воедино всё от паха до нёбного язычка. Он был испуганный, но не смотря на это, желающий. Марк вслушивался в тяжёлые, отдающиеся эхом шаги Хэчана. Его огромная тень угнетала вид, охватывала целые здания. Закончив с поцелуями, Хэчан открыл рот и поместил его внутрь. Скользкое тепло и подвижная влага. Мелькнула розово-красная идеальная округлость горла, аккуратные острые коренные зубы, а потом Марк остался один в темноте, возбужденный от прикосновений повсюду. Язык прижал его к нёбу и стал теребить взад-вперед. Он не рассчитывал на такое количество стимуляции, его крыло. Марк попытался вскрикнуть, но был вынужден глотать слюну Хэчана, только чтобы иметь возможность дышать. Марк натянул одеяло на голову, прижался лицом к матрасу и позволил удушью овладеть им. Каждый толчок разжижал его внутренности, щекотал головку потёкшего члена. У него бурлило в животе. Волна удовольствия обрушилась на него, разорвав на части. Его пальцы онемели, левая нога, свисающая с края кровати, неконтролируемо задергалась, словно у пса в гоне. Марк тяжело задышал. Он перегрелся и терпел липкость в боксерах, испытывая отчасти шок, отчасти смирение и отвратительное желание повторить это снова. Он поджал пальцы ног до хруста, затем стиснул руки в кулак, но в них не было силы. Полуоткрытыми глазами уставился на свою комнату из крошечной щели между одеялом и матрасом. Уличного освещения было немного, и преобладал статичный синий, погрузивший всё в беспорядочную череду очертаний. Одежда, разбросанная по полу, казалась чёрными пятнами. Его полуоткрытый шкаф — логовом зла. Тишина манила пальцем, призывая: «Прислушайся повнимательнее — ты найдешь то, что тебе не понравится». Хэчан был сделан из более прочных материалов, чем ветки и бечевка. Он не сломается так легко. Но Марк до сих пор не сказал всей правды. Он не был отъявленным лжецом. Но после всех признаний и долгих бессвязных оправданий перед самим собой, шипящий голос в черепе не утихал. Однако Марк перестал ночевать у Джэхёна. Время лечит, и он чувствовал себя лучше. Это действительно было так. Неутешительное предположение Хэчана, что отсутствие близости было следствием отсутствия интереса, было неправдой, но Марк не знал, как его полностью разубедить в этом. Выходило как-то разбито и путанно, частями. Как айсберг, где вся угрожающая масса находилась глубоко под водой. Правда была в том, что Марк сходил с ума от желания заполучить тело Хэчана. Месяцы воздержания и он, как дикое животное, изголодался по нему. Они не могли позволить себе публичные свидания, хотя это не лишало возможности интима. Особенно теперь, когда Марк жил в комнате один. Хэчан принял его простые, холодные извинения и продолжил наряжаться, даже чтобы просто полежать рядом и поболтать. Целенаправленная пытка, а может и нет. Хэчан сказал, что будет ждать. Марк видел в нём приоткрытые глубины желания, но не был уверен, какую игру он ведёт. Только для того, чтобы мило спросить о намерениях, Хэчан заключал в боевом приёме «ножных оков». Марк трогал себя до мазолей, чувствуя себя злым извращенцем каждый раз, когда целовал Хэчан на ночь. Весь такой церковный парень на пороге супружеского ложа, а потом полз обратно наверх, чтобы выплеснуть своё желание насилия на оставшийся аромат одеколона. Надрачивал себя до боли в яйцах, держа на грани, загрузившись воспоминаниями о мягком теле Хэчана, его дырочке и члене, давлении его бёдер вокруг своей шеи, запахе его подмышек после тренировки, блядской дорожке, когда он не брился, и гладкости, если брился. Марк хотел съесть его. Ему хотелось даже чего-то похуже, чем просто съесть его. Какое-то глубокое, тёмное, безымянное желание вскипало внутри. Оно будило его посреди ночи, вырывая из влажных снов. Что-то первобытное и грязное, существовавшее ещё до появления греха и никогда полностью не инкапсулированное этим термином. Оно засело в стволе головного мозга и подкидывало Марку мысли и образы: Хэчан на спине с поднятыми коленями, рот открыт в сдавленном крике, глаза закатились, и слезы стекают вниз, к его вискам, затапливая Марка, пока он со звериным оскалом трахал его в темпе. Бесконечная порнография скармливалась ему снова и снова, пока его не тошнило, прежде чем он лопнет, наполнившись. Этого было слишком много и в тоже время недостаточно. — Открылся новый японский ресторанчик, о котором мне рассказывал Ренджун, — начал Хэчан. — Не хочешь пойти вместе, когда мы будем свободны? — Конечно, — сказал Марк и широко улыбнулся, потом поубавил пылу, опасаясь, что показывает слишком много зубов. Он по-прежнему балансировал на острие ножа после их ссоры на прошлой неделе. Джонни до сих пор отказывался с ним разговаривать. — Мы могли бы так повеселиться, — пробормотал Хэчан. Пока они ехали в лифте, он, отвернувшись, просматривал уведомления на телефоне. Умеренная игривость. Он ничего не предпринимал после их ночного разговора, но Марк чувствовал это в запахе. Натянутая пружина игрушки, последний щелчок, и кто знает, что произойдет. Марк чуть не проглотил язык, желудок вскипал, как чайник. — Да? — Ага, — произнёс Хэчан и задрожал. Пальцы его ног скрючились в шлёпанцах. Они остановились на его этаже, и он с весёлым «пока» вышел прочь. Марк задался вопросом, а что он делает с собой, когда остается один. — Вы верите в судьбу? — спросил Доён — вечный романтик. После четырех бокалов в среднем на каждого, этот вопрос был встречен с меньшими насмешками, чем обычно. Джэхён издал снисходительный звук и стащил кусок говядины с тарелки Доёна. Но этот вопрос вызвал у них интерес. Они странно притихли. — Бэкхён-хён — нет, — многозначительно произнёс Тэён. — Он сказал, что мы сами создаем свою удачу. Доён сидел с нейтрально-пустым выражением лица, но с отяжелевшими от выпивки веками, совершенно не впечатленный очередной игрой в «кошки-мышки». Юта вмешался: — Разве не так? Если ты веришь в Бога, то и в судьбу, а если нет, то и не веришь, — пожал он плечами. — Бог дал людям свободу воли, — возразил Доён. — Это не то же самое. Некоторое время все охали и ахали по этому поводу. Марк же сосредоточился на том, как Хэчан старательно готовит ему сомаек. Он мог бы сделать его сам, но у Хэчана всегда получалось подобрать ему идеальную пропорцию. И в этом было что-то супружеское. Он передает мокрый от конденсата стакан со своими отпечатками пальцев. Стакан прохладный везде, кроме маленькой области, откуда он отпил, чтобы самому убедиться в качестве напитка. Марку действительно нравилось ужинать вне дома. В общежитии они могли есть в странное время, поочередно уступая друг другу обеденный стол, или же вовсе прятаться в своих комнатах. Выходить в свет всем вместе было хорошо, даже если появлялись внутренние разногласия и нарастала напряженность. Тогда они в очередной раз напоминали себе, что они действительно команда, нравятся друг другу и вместе могут преодолевать небольшие споры. А если же это выходило из-под контроля, то они просто напивались и все списали на это. В ресторане также было более интригующе чувствовать под столом пульс Хэчана. — Спасибо, — сказал Марк, беря стакан. Хэчан слизнул прилипшую пенку из пива и соджу со своей верхней губы и внимательно наблюдал за тем, как Марк пьёт. — Вкусно? Марк кивнул, крепко вцепившись за мягкую внутреннюю поверхность бедра рядом, сжимая. Желание стиснуть зубы стало совсем невыносимым. Хэчан сидел, по-мужски развалившись, и не подавал никаких признаков того, что его лапают, как девушку на заднем сиденье кинотеатра. Марк от к поглаживаний чувствительных мест под коленом, медленно перешёл на член, трогая легко, как перышко, дразня. И в этот момент Джэхён подставил свой бокал перед Хэчаном, чтобы он сделал ему напиток, тот по-прежнему с каменным лицом принялся за дело. Марк отпустил его, чтобы он мог приподняться, передовая стакан обратно. Когда он снова сел, привалившись к столу, его ноги раздвинулись, а потом сомкнулись, словно он не мог решить, хочет ли новых мучений. Марк втиснул свои пальцы между диваном и позвоночником в попытке просунуть их в задний карман брюк. — Прекрати, — сказал Хэчан. Он прозвучал очень тихо, никто больше не услышал, но Марк запаниковал и отдернул руку. Дрожь ледяной водой прошлась по его спине, скапливаясь в носовых пазухах. Марк открыл рот, но до того, как он успел что-то сказать, Хэчан встал. — Принеси нам ещё салфеток, — среагировал Джонни. — Я иду в туалет. — Они все равно будут там, когда ты будешь возвращаться, — сказал Джонни, не поднимая глаз со своей тарелки. Через две минуты телефон Марка зажужжал, прерывая полупережеванные извинения, застрявшие у него в пищеводе. Хэчани: чего ты ждешь? Никто не заметил, как Марк вышел из-за стола. В уборной была занята только одна кабинка. Марка смущало, что во многих ресторанах, где он бывал, туалеты казались более роскошными, чем фойе и зона столов вместе взятые. Этот ничем не отличался. На одной стене висело огромное полотно, сотканное из вихрящихся красок, без какой-либо реальной формы. Пол выложенный мраморной плиткой, позолоченные краны, зеркала во весь рост со знанием расположенные под таким углом, чтобы в них не отражались писсуары. Забавно, что они сделали всё это, но двери кабинок по-прежнему имели пространство внизу, так что Марк мог видеть, как трясутся тщательно вычищенные ботинки от Баленсиага. — Хэчан-а? — позвал Марк. — Открой дверь. — Нет, — выдохнул Хэчан, подавившись стоном. Громкий шлепающий влажный звук заставил член Марка наполниться так быстро, что он потерял свои запреты где-то между кабинками и алкоголем. Он ухватился руками за верхнюю часть двери и подергал её. — Ну же, — умолял Марк, переходя на низкий и грубый тон, — впусти меня. — Нет. — Почему нет? — заскулил Марк. Дверь приятно ощущалась на щеке, он был достаточно пьян, чтобы почти забыть, что это общественный туалет. Он откинул голову назад. — Ты заставишь меня кончить, — промямлил Хэчан. — Я не хочу... я буду держать это. — Вот дерьмо, — пробормотал Марк. Мокрые клацанья прекратились, но Хэчан стал задыхаться сильнее, послышались высокие болезненные звуки, похожие на щенячий скулеж. — Что ты сейчас делаешь? — Не твое дело, — огрызнулся Хэчан дрожащим голосом, полностью сломленный. Марк застонал. Он засунул руку в штаны и поправил член так, чтобы он оказался под ремнём. — Как долго ты хочешь ждать? — Столько, сколько ты сможешь меня заставлять, — выговорил Хэчан. Он с хрипом тяжело вдохнул. Послышался шорох ткани, и затем открылась дверь. — Чего ты тут торчишь? — спросил Хэчан. Он раскраснелся до самых ушей, его колени пошатывались. — Иди вымой руки. Марк подумал о том, чтобы схватить его и затащить обратно в кабинку. Давать ему снова и снова, пока он не сможет делать ничего, кроме как кончать. Но такова была игра. Хэчан будет ждать, но только если Марк сможет играть по правилам. Поэтому он отвернулся и стёр с пальцев слабые следы предсемени, наблюдая, как Хэчан задерживается у него за спиной и заправляет волосы за уши. Они встретились взглядами в зеркале, и в эту напряженную секунду, прежде чем Хэчан успел продемонстрировать свои сиськи, в голове Марка пролетела зловещая, катастрофически плохая идея. Сейчас Хэчан сунул футболку в зубы, чтобы выставить себя напоказ двумя руками, стал медленно поглаживать живот. Кончик его члена блестящий от желания, выглядывал из-за пояса. Дверь в уборную открылась, Хэчан выплюнул ткань и молниеносно стянул её вниз. Марк повернул голову в сторону раковины, наблюдая, как чужие руки перебирают друг друга под струей воды. Это был не из своих, а какой-то деловой бизнесмен с шумного стола в другом конце ресторана. Он одарил каждого из них пьяным взглядом, словно точно знал, что они задумывали, а затем, спотыкаясь, подошёл к писсуару и помочился на собственные ноги. Хэчан толкнул плечом дверь, спеша выйти. Марк неловко задержался, пересушивая руки, чтобы не выглядеть так, будто они пришли вместе. — Салфетки? — спросил Джонни. Марк и Доён остались ждать возле круглосуточного магазина, пока Хэчан и остальные покупали мороженое. Доён притоптывал ногами, спрятав руки в карманы. Марку было жарко в его куртке от Суприм, но его дыхание образовывало непрозрачные облачка, которые в свете уличных фонарей казались бледно-лимонно-желтыми. Он был приятно пьян и возбужден перспективой новой игры с Хэчаном и статично перекатывался с носка на пятку. Ему было куда двигаться дальше. — А как насчет тебя? — спросил Доён, слабо стуча зубами. — Ты веришь в судьбу? Марк пожал плечами. Он много думал об этом, в тайне перемалывая эти мысли снова и снова, пытаясь найти причины своих успехов и неудач. Он наделся, что если судьба работает для одного, то свобода воли для другого. Ни один из них на самом деле не чувствовал себя ответственным за что-либо — больше нет. — Кажется, я верю в сны, — сказал Марк.