— Стоп, снято! — проносится по съёмочной площадке голос режиссёра.
— Ну что, друзья, по домам? — с улыбкой уточняет Лазарев, поднимаясь с места. — Или ещё версии обсудим немного?
— Версии! — прилетает от Аиды раньше, чем Серёжа успевает закончить мысль. — Я, конечно, хочу побыстрее к дочери попасть, но десять-пятнадцать минут погоды не сыграют, надо всё-таки пользоваться моментом, пока к Марку Пинкертон пришёл.
— Пинкертон ненадолго, — смеётся Марк, выглядывая в зале знакомую макушку, — и её главная цель — не дать мне задержаться, а то мы в кино не успеем.
— Кино? — Ида тут же выхватывает нужное слово из всей речи, одаряя Марка шипперским взглядом.
— Да, а что? — рядом неожиданно для всех материализуется Юля и, не успев опомниться, оказывается затянута в объятия соскучившегося за несколько часов мужа. — Мы не можем сходить в кино? — она вопросительно изгибает бровь, окидывая взглядом жюри.
— Ну вы же друзья… — аргумент слабый, и Ида это прекрасно осознаёт, но слова успевают слететь с губ раньше, чем она успевает подумать.
— А что, друзьям нельзя сходить в кино? — на лице рисуется издевательская усмешка — что-что, а колко отвечать на стереотипы о дружбе мужчины и женщины за четырнадцать лет этой самой дружбы — а для окружающих все пятнадцать — привыкли оба.
— Не слушайте её, Юлия, — тепло смеётся Аида, в очередной раз выступая примирительной стороной. — Ида у нас очень активная, когда влюблённая.
— Чего? — Галич в изумлении округляет глаза, недовольно поджимая губы. — Аида!
— Ничего, — не меняя выражения лица, отмахивается Гарифуллина, вновь переключая внимание на гостью. — Очень рада наконец видеть Вас вживую, а не через экран. Наслышана о Вас.
— Может, на ты? — миролюбиво предлагает Паршута.
— Без проблем, — легко пожимает плечами Гарифуллина. — Син матур чәчәк, — неожиданно улыбается она, окидывая гостью тёплым взглядом.
— О, Аида, да Вы по-татарски говорите! — не скрывает восхищения Тимур. — Если что, она сказала, что ты прекрасный цветочек, — с улыбкой поясняет он непонимающим коллегам.
— Всю малину испортил, — ворчит оперная певица, но на губах всё равно продолжает сиять та же улыбка, что у Юли невольно возникает ассоциация с солнцем — Аида светится ничуть не меньше, и эта деталь вразрез идёт с образом, который появляется при включённых камерах. Аида на публике — подчёркнуто вежливая, правильная, не боящаяся говорить то, что реально думает, а Аида вне камер и толпы зрителей — мягкая, нежная, точно недораспустившийся бутон пастельно-розового тюльпана, светлая, готовая окутать всех теплом и заботой. — Пойдёмте собираться потихоньку?
До гримёрки доходят в непривычном молчании, от которого за время съёмок отвыкли очень быстро. Паршута залетает в помещение одной из первых, занимая небольшую часть с левого, дальнего от выхода края дивана, и тут же проверяет мессенджеры, на скорую руку печатая кому-то ответ. И судя по тому, как хмурятся брови и поджимаются губы, разговор идёт не о самых приятных вещах.
Марк, навалившись спиной на дверной косяк, к жене благоразумно не подходит. Если год брака и четырнадцать лет дружбы его чему-то и научили, так это тому, что Юлю в таком сосредоточении при рабочих разговорах лучше не трогать. Она сама расскажет, если захочет, а излишние вопросы лишь выведут певицу из себя. Юля привыкла разговаривать о проблемах, Марк — слушать и решать. Простая геометрия, которая действует далеко не первый год и которая, казалось бы, никогда не сможет дать сбой.
Не сможет ли?
— После кино домой? — уточняет Юля у Марка, листая ленту соц.сетей. Вопрос срывается машинально, без задней мысли, что не все окружающие в курсе реального положения дел в их отношениях. Привычка — вторая натура.
Марк, крепко задумавшись, в ответ отстранённо нечленораздельно мычит, продолжая листать свою «красную книгу», и в этом ответе Юля улавливает что-то похожее на согласие. Домой так домой.
— А вы чего, в одном доме живёте? — ехидничает Лазарев, падая на диван рядом с Паршутой и закидывая руку позади неё на спинку мебели. Девушка мгновенно отрывается от экрана, одаряя певца взглядом, где так и читается недовольное: «А нельзя ли поменьше руки распускать, Сергей Вячеславович?»
— Да я ненадолго у Марка остановилась, — девушка, надев на лицо маску, под которой не видно ни единой посторонней эмоции, кроме тех, что можно выдавать окружающим, и лихорадочно перебирая варианты ответа в голове, смотрит на стоящего в паре метров от неё Тишмана — он изо всех сил старается скрыть напряжение, но в ожидании продолжения её мысли взгляда от исписанных страниц так и не отрывает. Ответ находится неожиданно быстро. — У меня трубы текут, там всё затопило, теперь вот сохнет. А пока сохнет, Марк приютил у себя по старой дружбе.
Ну да, настолько старой, что она уже год является браком.
— Трубы, говоришь? — Сережа смотрит подозрительно, но тему дальше не развивает, решая оставить всё как есть. — Беда, когда трубы текут, хуже только, если крыша, — мужчина ударяет ладонями по коленям, а затем упирается в них ладонями, резко переводя тему разговора, — ну-с, господа, какие варианты на Джина?
— Товарищ Пинкертон? — Аида с лёгкой улыбкой бросает вопросительный взгляд на Юлю, не упуская возможности услышать мнение со стороны, раз уж они со своей работой пока не особо справляются — вон, Леший даже предложил их поменять.
— Пока оставлю при себе, — жмёт плечами Паршута, не отрывая задумчиво-напряжённого взгляда от телефона. — Хочу дождаться следующего выпуска и убедиться в своём варианте, либо окончательно отбросить его. Пока единственная, в ком я уверена, — это Зара в Красной Шапочке. В Русалочке, мне кажется, кто-то из пародистов или что-то в этом духе. Воробей, возможно, но это так, пальцем в небо, — накидывает варианты Юля, задумчиво уставившись в одну точку, — Воробей, Тимурчик, а не Воробьёв, если что, — с беззлобной усмешкой поддевает она Батрутдинова — тот отзывается лишь поднятым вверх большим пальцем, мол шутка зачтена. — Есть мысль по поводу Лешего, но её пока тоже не озвучу, тоже хочу кое-что проверить, надеюсь, что не ошибаюсь в своих предположениях.
— На следующую съёмку тебя тоже ждать? — раздаётся сбоку — Лазарев пристально разглядывает малейшие изменения мимики. — Или походы в кино случаются не так часто? — острит он.
— А что, Сергей Вячеславович, надеетесь пригласить? — Юля, не потерявшись, копирует его тон, скрещивая руки на груди. Брови в ту же секунду вопросительно взмывают вверх, а губы изгибаются в усмешке. — Не хотелось бы Вас огорчать, но, во-первых, я женщина несвободная, а, — во-вторых, увы, не Вашего поля ягодка, так что, пожалуйста, держите себя в руках, — обезоруживающе улыбается она, дерзко отшивая популярного певца. По гримёрке проносятся тщательно скрываемые смешки.
— Юль, а ты специально цитатами Марка говоришь? — не выдержав, со смехом уточняет Ида и, заметив непонимающий взгляд Паршуты, поясняет, — он Серёже сегодня тоже самое сказал на одном из первых аватаров. Вот слово в слово.
— Четырнадцать лет дружбы, что ты хочешь? — смеётся Юля, надеясь, что смех звучит не слишком напряжённо. Ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу.
— А не пятнадцать? — уточняет Тимур, не подозревая, что закапывает Паршуту ещё сильнее.
— Пятнадцать, пятнадцать, — быстро подхватывает Марк, замечая, как на лице жены медленно расплывается растерянность. — У Юли просто иногда бывают проблемы с подсчётами.
— И с памятью, очевидно, как у рыбки — со смешком отзывается она, взглядом благодаря за спасение от провала, к которому они были так близки.
Трель звонка раздаётся из динамиков лежащего на Юлиных коленях телефона неожиданно для всех. Сама Паршута, словно ожидавшая звонка, не пугается, бодро рапортуя в трубку:
— Если ты надеялась довести кого-то до инфаркта, то, поздравляю, тебе удалось.
— Не язви, Юляш, — елейно тянет Карина, — я по серьёзному вопросу, — Юля отчётливо видит, как собеседница хмурит брови, устало массируя виски — судя по голосу, разговор и правда предстоял не из простых и весёлых, какие бывали обычно. — Но обещай не визжать раньше времени.
— Ребят, простите, я удалюсь, нужно обсудить пару рабочих моментов, — и, не дожидаясь ответа, Паршута уходит за дверь.
— У Юли концерт скоро, — терпеливо поясняет Марк, ощущая на себе несколько пар глаз, смотрящих на него с вопросом. О том, что жена сейчас решает вопросы не по поводу концерта, а обсуждает с Кокс подкинутую на почту демку для совместной работы, он даже не догадывался. — Она решает какие-то организационные проблемы. Да и по поводу записи нашей недавней тоже ей звонят — до меня дозвониться не могут из-за съёмок. В общем, нарасхват мадам.
— Может, мадемуазель? — поправляет Тимур.
— Может, — не спорит Тишман, — с французским у меня по-прежнему не очень, — в конце концов из присутствующих только он знает об изменившемся год назад статусе Юли.
— Ребят, на следующую съёмку точно не приду, не ждите, — разводит руками вернувшаяся Паршута. — У меня неожиданно наметилась запись дуэта.
— Ты записываешь дуэт не с Марком? — лицо Батрутдинова выглядит по меньшей мере так, словно ему сообщили, что инопланетяне действительно существуют. Хотя иногда даже ей кажется, что в существование зелёных человечков на летающей тарелке поверить гораздо легче, чем в возможность того, что у неё будут дуэты с кем-то, кроме Тишмана.
— Ну да, — смеётся она, — с Кариной хотим записать. Желание давно есть, а тут песня, похоже, подвернулась, — предвкушающую улыбку Юля с лица даже не думает стирать. Да и нужно ли? — Дружочек, я хочу тебе напомнить, что у нас сеанс через час, и если ты сейчас не поторопишься, то мы на него благополучно опоздаем.
***
— Ты прям уверена, что в Красной Шапочке Зара? — скептически выгибает бровь мужчина, взглянув на размеренно шагающую рядом жену
— Да, — Юля, не переставая смотреть под ноги, чтобы ненароком не споткнуться, пожимает плечами, спрятав одну руку в карман уже не особо согревающей кожаной куртки, а второй держит ладонь Марка, переплетая пальцы между собой.
— Я после сегодняшнего дня вообще в этом не уверен, — самая обычная констатация факта, не более — на таких шоу уверенным нельзя быть ни в чём до тех пор, пока артист, скрывающийся за маской или аватаром, не явит публике своё лицо, — но Юля почему-то чувствует прилив раздражения и обиды от того, что в её версию не верят.
От того, что не верят ей.
— У тебя свои версии, у меня — свои, — тяжело вздыхает девушка, стараясь не реагировать слишком резко и не разжигать ссору на пустом месте: Марк ведь не виноват, что его мнение отличается от
правильного её. Юля пинает попавшийся под ноги камушек, решая высказать мысль, крутящуюся в голове ещё с самого выступления аватара Шапочки. — Но теперь ты, судя по всему, волк.
— Да? — Тишман искренне удивлён, но он, продрогший с ног до головы, даже не уверен, услышала ли его Юля: ночная Москва всё такая же шумная. Только вот сентябрьские ночи холодные, и мужчина не понимает, как кожанка, надетая поверх однотонной белой футболки, может согревать его девочку: он ощущает жар ее ладони через слои одежды. Марк уже почти решает, что пойти домой пешком было ошибкой, как осознает, что его вопрос остался без ответа. — И почему ты так решила?
— Ну… Зара, точнее Красная Шапочка, в которой находится Зара, — предупреждая протесты мужа, Паршута смотрит в скрытые ночной тьмой глаза, приподнимая брови и заставляя Марка не перебивать и продолжать слушать, и они оба останавливаются посреди тротуара в паре кварталов от дома, — сказала, что её друг — волк — сейчас смотрит за ней. Конечно, это мог быть кто угодно, но здесь я уверена на сто процентов, что обращение это было направлено в твой адрес.
— Ладно, — мужчина, вскинув руки в жесте «сдаюсь», капитулирует под давлением непоколебимой уверенности жены, лишаясь тепла руки, на которую после съёмки было возвращено кольцо. — Предлагаю компромисс: мы не будем спорить, а дома я переслушаю её выступления ещё раз. Идёт?
Юля отвечает лишь кивком головы, снова направляясь в сторону дома, не желая продолжать бессмысленый спор: они оба и так устали. Вопрос лишь в том, от чего именно.
Или от кого.
Задумываться об этом совершенно не хочется — страшно узнать ответ. Девушка отмахивается от назойливых мыслей, ускоряя шаг и совершенно не замечая, что Марк отстал, — он нагоняет её быстро, пребывая в полной растерянности от поведения Паршуты, вот только спросить не решается. Быть может, показалось? Вопрос вместе с любопытством заталкивается куда подальше, а решение вернуться к диалогу об «Аватаре» приходит само собой.
— Мне Аида ещё хорошую версию подкинула, пока мы смотрели фильм… — договорить Тишман не успевает: его сбивает нервное фырканье, сорвавшееся с женских губ.
— Да, я заметила, что ты смотрел не фильм, а диалог в телефоне, — Юля снова останавливается, пряча руки в карманах, и оборачивается на мужа, гневно сверкая карими глазами. Ей уже порядком надоело каждодневное обсуждение шоу — возникало ощущение, что оно вытеснило вообще все моменты их совместной жизни. Отснят ещё только третий выпуск, впереди ещё шесть. Это станет большим испытанием на прочность для их отношений.
И не дай Бог, будет второй и последующие сезоны — она скорее свихнётся, чем выдержит каждодневные разговоры об очередном аватаре, запутывающем всех.
— Да ты чего? — витающий в воздухе холод отступает на задний план — теперь Марк целиком сосредоточен на чертах родного лица. — Ничего такого не произошло. Это же работа, а Аида просто коллега.
— Коллега, — с губ певицы срывается нервный смешок, она складывает руки на груди и качает головой из стороны в сторону, всё ещё улыбаясь, словно ситуация её забавляет. — Конечно, ты для неё коллега, а вот она для тебя? — пронзительный потемневший взгляд и внезапно прилетевший вопрос вводит Тишмана в ступор: он непонимающе смотрит в ответ, желая получить хоть какие-то объяснения. Долго они себя ждать не заставляют. — Ты же буквально весь вечер касался её. Вы и танцевали, и обнимались. И это я ещё молчу про твои комментарии женским аватарам.
— Подожди, ты что, ревнуешь? — на лице Марка расплывается непрошенная улыбка, которая раздражает Юлю не меньше его знаков внимания чуть ли не каждой встречной на шоу, когда хочется махнуть ему перед носом рукой, недовольно бурча: «Дорогой, у тебя вообще-то жена есть, если ты не забыл», — Юль, — мужчина задорно хмыкает, касаясь предплечий, спрятанных в кожаные рукава, — я клянусь тебе, что ничего подобного и в мыслях не было. Слышишь? — он все ещё подвергается прожиганию искрящегося взгляда, чуть затуманенного влагой, но ощущает, что мышцы под его руками и слоем одежды слегка расслабились. — Ты же знаешь, что некоторые реплики мы обязаны включить в диалог при общении с аватарами. Я не буду отрицать, что я много импровизирую и стараюсь шутить, но и ты пойми: я не хочу потеряться на фоне остальных, да и мне нравится иногда… играть с людьми, которые находятся за этой графикой. Это нехило помогает, к слову, — глаза в глаза, немая борьба взглядов, в которой в итоге побеждает нечто большее, что до этого молча наблюдалось со стороны. Юля понимает, что речь искренняя, медленно, но верно начиная упрекать себя за слова, на эмоциях слетевшие с языка. — А что касается Аиды, то сегодня я просто старался её развеселить. Ты же наверняка видела, что почти всю программу она сидела поникшая, стараясь не показывать виду. У неё что-то случилось, вроде как, но она не стала говорить что именно, поэтому нам с Серёжей и не оставалось ничего, кроме как постараться поднять ей настроение. Она очень серьёзно относится к этой работе. Иногда чересчур… Это чем-то тебя напоминает периодически, поэтому она оттаяла, когда ты появилась, — Марк тихо смеётся и наконец видит, как тревога отпускает его любимого человека, его, как бы банально не звучало, вторую половинку. Именно половинку, потому что без неё он чувствует себя неполноценным. Даже песни, написанные им, звучат не так без её голоса. Она смотрит на сухой асфальт, покрытый опавшей листвой, пытаясь скрыть слезы. — Юль, — длинные пальцы бережно охватывают подбородок, вынуждая Паршуту поднять на него взгляд, — не прячь от меня своих прекрасных глаз, — его нежная улыбка становится её опорой в этот момент, а лёгкое касание большого пальца к горящей коже щеки стирает мокрую дорожку, — я люблю тебя.
Паршута отпускает себя и крепко обнимает мужа, желая почувствовать тепло его тела как можно ближе. Артист аккуратно поглаживает спину одной рукой, волосы — другой, нежно целуя в макушку, пахнущую свежестью осененнего воздуха. Юлю всё ещё сотрясают редкие всхлипы, но она смеётся. Смеётся со своей глупости.
— Прости, — вибрация её голоса проносится по грудной клетке Марка, и его сердце начинает биться чаще. — Прости меня, пожалуйста. Я просто… — она отсраняется и смотрит в его блуждающий по её лицу взор кажущихся сейчас темно-синими глаз. — Я просто устала. Мне тебя очень не хватает из-за этих съёмок. Я слишком привыкла к твоему постоянному присутствию рядом.
Она выдыхает, будто скинув с себя гору, когда губы напротив снова изгибаются в улыбке, и Юля тянется к ним, чтобы оставить трепетный поцелуй, говорящий больше, чем любые слова.
— Идём домой, — хотя Марку не очень хочется прерывать этот момент, но промозглый ветер заставляет его говорить, — иначе я превращусь в аватар Кая, и моё сердце станет ледышкой.
— В таком случае я стану твоей Гердой и последую за тобой куда угодно, чтобы твоё сердце перестало ею быть. Ну или же стану Снежной Королевой, чтобы мои поцелуи тебя заставляли забыть обо всём и обо всех на свете, — тихий хриплый смех убеждает мужчину, что вопрос исчерпан, но что-то в глубине сознания всё же не оставляет его в покое.
***
Квартира бабы Яги.
— Принцесса, — в трубке звучит грубый голос, искусственно искаженный под мужской, — карета подана. Спускайтесь из своей башни.
— Дурилка, — смеётся женщина в ответ. Не знай она, на что способна подруга, то в жизни бы на неё не подумала, но в том, что это был именно этот человек, участница не сомневалась. — Ты слишком входишь в роль. Да и сколько раз говорить, что я баба Яга, и вместо башни у меня избушка на курьих ножках?
— Дай побеситься, не вредничай, — усмехаются на другом конце провода. — Меня-то туда ещё не скоро позовут, а так хоть почувствую на себе, что это такое.
— Не прикидывайся, — бурчит на неё женщина, забирая с зарядки наушники. — С твоими талантами позовут очень скоро.
— Принцесса, не сработает. Меня там ждут, и это автоматом исключает неожиданность, а я люблю удивлять, сама же знаешь.
— Знаю, — кивает она, запоздало вспоминая, что собеседница её не видит, — я уже бегу, буду через три минуты.
По лестнице она спускается быстро, не дожидаясь лифта, судя по звуку открывшегося на нижних этажах, вылетает из подъезда и подбегает к ожидающей за углом дома машине.
— Принцесса, привет, — машет рукой подруга, если судить по голосу, тепло улыбаясь при этом, и женщина садится рядом с ней на заднее сидение, коротко улыбаясь в ответ и натягивая зеркальную маску. — Ну что? Готова к новому этапу в своём творчестве?
— Всегда готова!
— Как пионерка прям. А, ты же не застала эти времена.
— Зато ты прям застала, бабуля, — ворчит участница, открывая файл на телефоне. — Мы с Сумачёвой и с педагогами на днях обговорили все детали, я хочу петь это.
Карие глаза быстро пробегают по строчкам песни и переводу. И пусть лица девушка не видит, но по тому, как рука сжимает её телефон, понять, что подруга не слишком одобряет её выбор, оказалось очень легко.
— Я прекрасно знаю, что ты сейчас скажешь, но я ничего не хочу слышать. Я всё решила, — она гневно сверкнула серо-зелёными глазами, запоздало вспомнив, что собеседница этого не увидит.
— Не надо меня сверлить таким взглядом, я его даже сквозь два слоя масок чувствую, — ёжится подруга. — Ты вольна делать всё, что захочешь, и я поддержу любые твои решения, потому что ты точно знаешь, что делаешь, но этот выбор я не совсем одобряю со своей позиции.
— Я знаю, что делаю.
— Не сбейся с пути, принцесса, — с доброй усмешкой советуют ей. — Сама говоришь, что твоя цель — финал.
— И я её добьюсь!
— Дерзай!
