Что за чертовщина?

      Марк медленно поворачивает ключ в замке, точно каждый новый оборот приближает его к неминуемой смерти.       Дверь открывается бесшумно, а вот хлопает, когда он её закрывает, оказавшись в квартире, очень громко. Квартира встречает его тишиной и холодом — другого он, впрочем, и не ждал. Второй час ночи — его личный антирекорд.       — Привет, — крайне сухо и бесцветно шелестит Юлин голос со стороны арки между прихожей и гостиной. — Ты поздно сегодня, — сонная — кажется, он умудрился её разбудить — Паршута, закутанная в мягкий плед, вяло перебирает ногами, оказываясь рядом с ним и коротко целуя в щёку.       — Прости, пожалуйста, телефон сел, — он демонстрирует отключившийся гаджет, спешно оправдываясь, — а я не заметил, что мы долго на съёмке были, и забыл предупредить, что задержусь. А как только хотел написать, он вырубился, — Юлин взгляд в ответ безэмоциональный, уставший, не выражающий ни капли злости или обиды. В глазах нет вообще ничего.       Марк невольно ёжится от него — лучше бы кричала, обижалась или высказывала свои эмоции в любом другом формате, чем реагировала вот так: без эмоций, равнодушно, словно ситуация не задевает её вовсе. Словно это его девиантное поведение — самая что ни на есть настоящая норма. Словно они чужие.       — В следующий раз, пожалуйста, следи за зарядкой, — всё в том же тоне просит она, ведя себя максимально холодно и отстранённо — защитная реакция на изменяющиеся условия и последствия вечера. — Или попроси у коллег написать мне или позвонить. Ты обещал, что приедешь к половине десятого, а сейчас второй час ночи, — голос звучит всё так же сухо и ровно, не повышаясь ни на йоту, — я не хочу заострять внимание именно на опоздании, на том, что обещание ты не сдержал — это уже мелочи. Я лишь хочу прояснить один момент: я ужасно волновалась за тебя, переживала, вдруг что-то случилось, — как бы девушка не старалась держаться, голос всё равно дрожит на последних словах, и Марк только сейчас замечает высохшие дорожки слёз на щеках, чуть покрасневшие глаза и едва заметно распухший нос. Юля плакала — за тот факт, что причиной её слёз стал он, было стыдно. А если учитывать вид, то плакала она как минимум час — за это стыдно вдвойне. Мерзкое чувство растекается по венам, заставляя мужчину повести плечами, чтобы хоть немного сбросить гложащее ощущение вины.       — Юль…       — Утром поговорим. Во мне сейчас несколько бокалов вина и бешеная усталость — со мной говорить бесполезно. Я пойду дальше спать, прости. На столе курица с картошкой и роллы. Поужинай, пожалуйста, — она уже было разворачивается туда, откуда пришла, как вдруг вспоминает важную вещь, — на диване ночевать даже не вздумай, иначе спина спасибо не скажет.       Юля, еле передвигая ногами, семенит в спальню. В другой раз он бы тут же подскочил и донёс её на руках, но сейчас это сделает только хуже — Паршута его оттолкнёт.       На кухонном столе обнаруживается сожжёная почти наполовину свеча, тарелки с запечёной картошкой и курицей и парочка коробок с роллами — любимый сет обоих.       — Чёрт, — шипит Марк сам на себя. Так больше продолжаться не может.       Он кидает грустный взгляд в сторону спальни, откуда видится угол кровати и торчащая Юлина нога, очевидно, выползшая из-под одеяла.       С его поздними возвращениями определённо нужно что-то решать. И без Юлиных просьб не задерживаться Марк понимал одно: он стал катастрофически мало бывать дома. Из этого следовали не менее очевидные последствия: он редко видел жену, не имел возможности прикоснуться к ней в любой момент и сказать о любви. Не мог банально взглянуть в её горящие живой энергией глаза и увидеть мягкую улыбку, что теперь всё чаще скрывает маска хладнокровности.       Кусок в горло не лезет — Марк убирает еду в холодильник, делает глоток вина, оставшегося на дне Юлиного бокала. Их любимое. Как и следовало ожидать, Юля помнила всё.       Он медленно проходит в спальню, с особой нежностью обводит жену взглядом и с тяжестью на душе уходит восвояси. Прикоснуться к её телу сейчас не кажется возможным, будто он может осквернить ее.       Этой ночью Юля заснуть уже не может, лишь создавая видимость, но слыша каждое осторожное движение во тьме — он тоже не спит. Она слышит, как Марк ходит из комнаты в комнату и шепотом корит себя, чувствует на себе пристальный взгляд из дверного проёма, ощущает, как он, сев на пол, облокачивается лопатками о кровать рядом с ней, но не ложится, чтобы потом, привычно обнявшись, заснуть.       Сам мучает себя. Сердце сжимается от его страданий, но Паршута не хочет сейчас ничего выяснять: ей тоже больно, она тоже ощущает уходящую из-под ног землю и перевернувшийся внутренний мир.       Она лежит к нему спиной, не шевелясь, смотрит в одну точку на стене — акт бокетто держит её на грани между деланным спокойствием и мощной истерикой — и, вслушиваясь в слова, произносимые вполголоса, бесшумно роняет слёзы на подушку, стараясь дышать ровно — «спит» всё-таки.       — Каков же идиот! — тихая усмешка перебивается звуком плещущейся в стеклянной бутылке жидкости: видимо, взял открытое вино. — Я думал, всё будет иначе. Как это бывало раньше, — Юля не видит, но уверена, что муж в этот момент улыбнулся, — новый проект, наши с тобой посиделки до утра, бесконечные разговоры. Ты смеёшься, а я счастлив лишь от того, что ты рядом, — большой глоток, лёгкий кашель, которые он тщательно пытается заглушить, чтобы не разбудить её ненароком, следом минутная тишина, и исповедь продолжается. — Когда после долгого молчания, мы стали вновь близки, я был так рад, что боялся что-то испортить. Задумывался, что, быть может, я всего-то путаю любовь с большой привязанностью к тебе — больше десяти лет рядом как-никак. Убеждал себя, что мы друзья. До тех пор, пока ты сама меня не поставила перед фактом, — его слова возвращают девушку в август двадцать первого, когда она сама призналась ему в чувствах, и волна ностальгии окутывает её мягким жаром. — Меня поразила твоя смелость. Ты оказалась гораздо смелее, чем я, — теперь Юля явно слышит в голосе теплую, но печальную улыбку. — Я тогда растерялся, а ты просто смиренно ждала ответа, словно приговора. Когда осознание накатило на меня, я был на седьмом небе, — позади раздаётся тяжелый вздох, и певица почти повторяет за мужчиной, но одергивает себя, продолжая притворяться. — Я помню тот наш поцелуй, — её рука, покоившаяся на подушке у лица, непроизвольно тянется к пересохшим губам, едва касаясь, будто тот поцелуй произошёл только что. — А потом и ночь. Чудесную ночь. Когда я проснулся утром в холодной постели, боялся, что это был лишь сон. А ты всего лишь стояла на балконе в моей футболке, и я клянусь, это была лучшая картина в моей жизни. Сказала, что наблюдаешь за прекрасным видом. А я промолчал. Тоже наслаждался прекрасным видом, разрываясь между желанием продолжать смотреть на тебя такую… мою и желанием обнять и никогда не отпускать. А сейчас думаю, что, возможно, лучше бы ты так и осталась моей недосягаемой мечтой, — Юля слышит, как он вновь жадно глотает обжигающий алкоголь, пока её сердце, кажется, замирает, девушка даже не дышит: она бы ни за что не отказалась от Марка, от своего друга и самого близкого человека, от своего мужа, от своей любви. Она не жалеет ни о чём. Зачем он так? — Я не лучше остальных, я лишь ещё одна причина твоих слез. Включение в правило, а не исключение из него, — это признание сочится горечью: он винит себя. — Но я эгоист, потому что не хочу тебя отпускать. Я хочу быть счастливым рядом с тобой, рядом с нашими детьми, я очень мечтаю об этом, надеясь, что однажды… — изнутри Юлю разрывает на мелкие кусочки, она, зажмурившись до белых кругов перед глазами, думает, что вот-вот закричит. Она хочет прижать Марка к себе, обнять так, точно они одно целое, простить ему всё, сказать, что любит его, но тело словно парализовано, Юля не способна пошевелить даже пальцами, крепко сжимающих одеяло около груди, или выдавить из себя хотя бы слово. Звук пустой бутылки на полу заставляет вздрогнуть, Паршута улавливает шуршащую ткань и ощущает на себе взгляд родных глаз. Она уже хочет сказать мужу лечь к ней в постель, но он внезапно продолжает. — Я так боюсь, что наши отношения были ошибкой, — он наклоняется к ней, едва касаясь губами плеча — кожу в том месте тут же прошибает током, — а затем просто уходит. — Прости.       Это последнее, что она слышит перед оглушающим звоном в ушах.       О-ш-и-б-к-а.

***

      Юля не помнит, когда всё же провалилась в царство Морфея и провалилась ли вообще. Хотя сон был не таким уж долгим — на часах всего пять утра, — но до ужаса беспокойным: она металась по постели, с тревогой открывала глаза, смотря в потолок и пытаясь заснуть снова. Голова гудит от всего произошедшего.       Поднявшись с кровати, она направляется в гостиную, где на диване спит Марк: не взяв подушку, плед и даже не переодевшись. Юля с горечью вздыхает: просила же поберечься и не ночевать тут.       В следующую минуту артистка возвращается с большим одеялом, под которым они должны спать вместе, укрывая мужчину. За эту долгую холодную ночь она слишком вымоталась.       Юля бросает грустный взгляд на мужа, наблюдая, как он кутается в одеяло, мимолетом гладит его по растрёпанным волосам.       — Ты никогда не будешь моей ошибкой, — шепчет она еле слышно, — а если и будешь, то только самой счастливой.       Марк хмурится во сне, и девушка принимает решение оставить его, чтобы не нарушить сон. Когда-нибудь всё вернётся на круги своя — это она знает точно. Но когда ожидать этот момент, даже не подозревает.       Ей тяжело чувствовать сейчас, потому что если впустит эмоции, то не выдержит.       Ноги плетутся на кухню: там всё осталось так, как и было накануне, за исключением отсутсвующих тарелок и бутылки вина. Игнорируя напоминание о вчерашнем, Юля находит таблетку, запивая оставшейся в кувшине водой, пока пульсирующая тупая боль в голове отвлекает её от боли душевной.       Юля, тихо ступая по паркету, уходит в ванную, умывает лицо холодной — почти ледяной — водой и смотрит на своё отражение. Доверия не внушают ни потухшие заплаканные глаза, ни опухший от слёз нос.       — Сколько ты, девочка моя, выплакала слёз? Соли бы хватило, — напевает себе под нос девушка, усаживаясь на бортик ванны и цепляясь за неё пальцами. — Не плачь! — велит она себе вспоминая недавно записанный дуэт с Марком.       Чтобы хоть немного успокоить себя и переключить внимание, девушка обводит взглядом ванную — на полу бесформенной тряпкой всё ещё лежит чёрное платье: ещё одно напоминание. Она кидает его в стиральную машину, лишь бы не мешалось, проходит к ванне и включает душ, скидывает всё белье и делает шаг, оказываясь под теплыми струями.       Юля, стараясь не думать ни о чём, стоит под водой, словно пытается смыть с себя всё случившееся. Она не задумывается, сколько времени проходит, когда внезапно ощущает холодные ладони на талии, осторожно притягивающие к себе. Она не сопротивляется, поддаётся.       Крепкие руки надёжно обвивают её тело, она кладет свои ладони поверх его, откидывая голову на плечо Марка. Теперь с него тоже бежит вода, пока он трепетно касается губами её виска, ощущая терпкий привкус шампуня.       — Прости меня, — шепот почти не слышен из-за шума потока и барабанящего пульса. — Я очень виноват. Дай мне ещё один шанс. Позволь попытаться исправиться, — его глаза закрыты, как и её.       Юля молчит, долго обдумывает каждую мелочь, мысленно рассуждая: она просто не может его не простить после всех тех слов, что услышала ночью. Девушка продолжает любить его вопреки всему. Но в то же время она так устала. Сейчас им сложно вдвоём, но без него ей ещё тяжелее.       Паршута разворачивается в его объятиях так, что теперь струи хлещут её по спине, но всё ещё не говорит ни слова. Ответом Марку служит поцелуй — сперва нежный, а затем плавно перетекающий в требовательный.       Ещё один шанс на их будущее. Юле хочется верить, что последний, которым они оба воспользуются. Раз и навсегда.

***

      — Я сегодня точно сорву голос, — фыркает баба Яга после часовой записи песни на новый номер. — Чтоб я ещё раз взялась за что-то подобное? Да ни за что!       — Не зарекайся, принцесса, — с ухмылкой тянет подруга, наблюдая за записью и периодически внося поправки.       — Я баба Яга, — устало поправляет женщина, вновь беря в руки текст выбранной на пятый выпуск песни. — Говорили мне мудрые люди не заигрываться с оперой.       — Хватит причитать, принцесса, — не обращая внимания на гневный взгляд участницы, с теплотой, но присущей ей твёрдостью в голосе чеканит подруга. — Чем быстрее ты соберёшься, тем быстрее поедем домой. Финальный рывочек сделай, и если сейчас все будет как надо, то на съёмку принесу тебе контейнер моего фирменного салата.       — Намёк понят.

***

      — Марк! — кричит Юля, зазывая его в гостиную, — иди сюда, тут мультики твои начались!       — Мультики? — непонимающе хмурится мужчина, выглядывая из спальни, где третий час корпит над новой сольной песней. — А, эти мультики? — Марк хрипло смеётся, наблюдая на экране говорящего Макарова.       — Ага. Они же мультяшные все, — улыбается Паршута, в глубине души довольная своей мелкой проказой. С момента примирения прошло всего полтора дня, и пока всё шло хорошо. И Юля искренне хочет верить, что ключевым словом в данной фразе будет не «пока». — Заземляйся, — она приглашающе хлопает по пустой стороне дивана рядом с собой, — помогу тебе поотгадывать этих вредин, чтоб ты быстрее всех назвал в следующий раз и вернулся раньше.       — Там сейчас аватар новый должен быть, — сообщает Марк, присаживаясь рядом и утягивая Юлю в объятия. Она не сопротивляется, укладывает голову ему на плечо и вдыхает родной запах. Удивительно. Пока ему кажется, что Паршута теперь всеми фибрами души возненавидит этот проект, его девочка сама тянет его на совместный просмотр, чтобы помочь. Удивительная девчонка!       — Ты мне так ничего про него и не рассказал, — с плохо скрываемой каплей горечи в голосе вздыхает Паршута.       — Про неё, — поправляет он. — Сейчас всё сама увидишь, — с улыбкой шепчет муж, кивком головы указав на экран телевизора — там улыбающийся Слава уже объявлял нового персонажа. Несколько секунд — и на сцене появляется баба Яга.       — На Карину похожа чем-то, — смеётся Юля. — Карина так же выглядит, если её разозлить.       — Проверяла? – выгибает бровь Тишман.       — Скорее была сторонним наблюдателем. Она однажды чуть не прибила звуковика из-за какой-то мелочи, мне аж самой страшно стало, — девушка замолкает на секунду, вслушиваясь в речь жюри, через секунду заливаясь смехом, — хотя версия с Воробьёвым мне нравится больше! Лёшка может на такое пойти.       — Лёшка? – отчего-то имя оседает на языке горечью, пока мужчина пытается сохранить самообладание, сжимая челюсти.       — Не ревнуй, он мне брат… сестра… собутыльник дубайский, короче, — Юля легко и играюче целует мужа в щёку. — А эта ваша сладкая парочка куда-то собирается двигаться? Или у них передружба-недоотношения до победного будут? — смеётся она, намекая на вечный флирт и двусмысленные фразы в диалогах Иды с Тимуром. — Заяц влип.       — Влип, — соглашается Марк. У Галич с Батром и правда было что-то непонятное даже им самим: не то заигрались на камеру, не то между ними действительно есть чувства, от которых оба пока отнекивались. — Что по диалогу думаешь?       — Пока похоже на Карину, — поразмыслив, кивает девушка, и Тишман в очередной раз поражается тому, как они похожи: он ведь тоже после разговора был уверен, что баба Яга похожа на Кокс. — Мне ждать Queen или танцы Волка?       — Просто смотри, — он тянет уголки губ в лёгкую улыбку. Юля буквально повторяет его мысли со съёмки, словно сидела в тот момент в его голове и скрупулёзно записывала каждое слово.       Но едва звучат первые ноты мелодии, всё веселье резко пропадает, становится явно не до него. Артистка на сцене выдаёт исполнение на разрыв аорты, вновь доводя его до табуна мурашек и слезящихся глаз. Паршута весь номер сидит в оцепенении, еле сдерживая слёзы — она и тут едва ли не в точности повторяет его состояние.       — Она что творит вообще? — срывающимся голосом шепчет Юля, вцепляясь пальцами в его запястье. — Ты знаешь, о чём вообще песня?       — Посмотрел после выпуска перевод, — кивает Марк, бережно очерчивая пальцами предплечье девушки. Жена этот перевод явно знает: вопрос был неспроста. И как Юля сейчас сдерживает готовые хлынуть по щекам водопады, он не имеет ни малейшего понятия, — но тут и по эмоциям всё было ясно. Флешбэки, да?       — Горький привет из прошлого, — поправляет она. — Блин, она крутая, без шуток! — кивает сама себе Паршута, поднимая взгляд на Марка — влага в глазах к этому моменту почти высыхает. На удивление, крайне быстро.       И это мнение сохраняется ровно до диалога: там милая на первый взгляд старушка ведёт себя крайне дерзко и вызывающе, очевидно руководствуясь принципом: «Наглость — второе счастье». Будь у жюри уверенные версии на этого персонажа — открыли бы в том же выпуске. Но рабочих вариантов, как выдаёт закадровый секрет Марк, они насобирали штук пять, и ни в одном не были уверены. О том, что в какой-то момент туда затесалась версия участия Юли, он упоминает вскользь и то из-за главной путаницы первого сезона: Волк — Паршута или Кокс?       — Неоднозначная она очень, — выносит вердикт Юля, пока на сцене идёт анимация ухода героини. — Пока склоняюсь к версии, что там Карина, но слишком уж Яга наглая, и я не уверена в ней на все сто. Не в Карине, а в версии, — спешно поправляется она, ухмыляясь, — в Каро я уверена всегда.       Больше нового персонажа они не обсуждают, и до конца выпуска сидят молча, лишь изредка вбрасывая свои версии участников.       — Итак, — задумчиво тянет Марк после окончания выпуска, заваривая обоим чай, — что думаешь насчёт аватаров? Есть идеи?       — Во-первых, спасибо, что всё же послушал мои версии, — улыбается Паршута, размешивая сахар в кружке. — И что озвучил меня как главного помогатора, это и очень лестно, и приятно, не скрою. А во-вторых, вы не рассматриваете, что в Джинне кто-то, кто начинал в девяностых?       — Например?       — Я знаю, что ли? Я тебе даю направление, а ты иди сам, — на Юлином лице вырисовывается хитрая усмешка, а в глазах пляшут чёртики, — на остальных версии свои я тебе сказала во время просмотра. Я надеюсь, в Мэри ты меня больше не видишь и не слышишь.       — Не-а, — отрицательно мотает головой мужчина. — А на бабу Ягу больше нет идей?       — Я за Карину пока, но Машу с Ритой не сбрасывайте со счётов, посмотрите по следующему выпуску. Я думаю, там хоть какое-то понимание начнёт вырисовываться и складываться образ, – пожимает плечами Паршута, а на лице появляется лёгкая улыбка. – Только пытать Каро не проси, а то загнанный в угол волк гораздо опаснее.       — Запишу, — кивает Марк не то в подтверждение собственных мыслей, не то в ответ Юле. — Спасибо большое!       — Обращайся, — и вроде диалог ничем не отличается от сотни похожих в такие же уютные домашние вечера, но в голове дятлом стучит мысль, что что-то не так. Совершенно не так.       Всё как в старой песне: и ложки с чашками остались теми же, и вода в кране не изменилась, и у дальнего стула, отставленного в сторону, по-прежнему шатается одна из ножек. Но что-то неуловимо изменилось. Юле искренне хочется верить, что это не их крепкие отношения начали трещать по швам. Становится тошно от одной мысли, что что-то вновь произойдёт. Лишь бы не точка невозврата.       — Вы следующий когда снимаете? — переводит тему она, стараясь не думать о плохом и не настраивать себя на плохой исход. Всё у них будет хорошо, а иначе и быть не может.       — Послезавтра с утра и до упора, – отпивая глоток, отвечает Марк, тут же вспоминая их дуэт.       — А если уже упоролся, можно идти? – фыркает певица.       — Нет, — хохочет муж, — считай, что меня забрал в рабство Лазарев и не отпустит до тех пор, пока я не разгадаю всех.       — Досадно, но ладно, — кривит губы Паршута. — Надо к тебе на съёмку прийти опять, забрать тебя из лап злого дракона. В прошлый раз он был крайне обходителен со мной. Глазками похлопаю — не откажет.       — И почему тебя зовут не Алиса? — беззлобно поддевает Марк, хотя слова жены укалывают в область сердца. — Ты же стопроцентная лиса.       — Будем считать, что нашей дочери передастся мой характер и мы сможем назвать её Алисой, — шутит Юля, но судя по тому, как вытягивается лицо мужа, шутка не была оценена. Точнее фраза была воспринята явно не как шутка.       — Что? – веселье пропадает и с лица девушки, теперь напрягшейся от пристального потемневшего взгляда напротив.