Не будь слишком громким
.
.
.
.
Тссссссс...
Слышите?
Так звучит тишина
Как я уже упоминал в предыдущем шаге, у меня проблема с бормотанием. Бывает, что мои мысли настолько хаотичны, что единственный способ их регулировать — это позволить им выплеснуться изо рта в суматошном темпе, пока я не осмыслю то, о чем думал. По словам моей матери, я начал делать это, когда был еще совсем маленьким. Она говорила, что таким образом пятилетний я пытался понять окружающий мир. Видимо, я был не из тех детей, которые обо всем расспрашивают маму или учителей, а пытался разобраться во всем сам. Это звучит странно, пока не начинаешь понимать, что в юности я явно утратил доверие к учителям после того, как одноклассники начали бросаться обзывательствами в мою сторону, а они не вмешивались. Так что спасибо вам, учителя начальной школы, потому что именно вы подарили мне мой первый из множества тиков. Я знаю, что вы сейчас скажете. Бормотание — это не тик. Что ж, вы правы. Это действительно не так. Однако для меня это похоже на что-то подобное, поскольку теперь я бормочу именно тогда, когда нервничаю или волнуюсь из-за какой-либо ситуации. Видимо, регулирование своих мыслей перешло на другой уровень. Лично меня это никогда особо не беспокоило. Если это помогало мне лучше понять суть вещей, то бормотание было вполне приемлемым. Мои учителя никогда раньше не заговаривали об этом, лишь слегка раздражались от шума, но не более. Да что уж там, даже моя собственная мать называла это милым. Жаль только, что в средней школе никто этого не оценил. Если вы были достаточно внимательны, то я уже упоминал, что начал подавлять эту свою привычку. Я стараюсь быть более сдержанным, менее шумным, более нормальным и не таким жутким. Хотите знать, почему? Давайте я расскажу вам одну историю. На тот момент я заканчивал первый год обучения в средней школе. К счастью, мне удалось пережить все издевательства, поэтому я чувствовал себя вполне сносно. Не за горами были выпускные экзамены, и, казалось, все стали особенно волноваться, и я не был исключением. Правда, дело было не в том, чтобы сдать экзамен. Нет. Об этом мало кто беспокоился. Речь шла об идеальной успеваемости. Или, по крайней мере, достаточно хорошей, чтобы не потерять шансы быть принятым в престижную школу героев. Ведь, поверьте, не вы один рассчитываете на поступление, поэтому крупные школы всегда используют различные методы отсеивания претендентов еще до этапа экзаменов. И, конечно же, вы не хотите оказаться в их числе. Так что, когда все были сосредоточены на своем будущем, обо мне, можно сказать, забыли. Не совсем, конечно. Меня по-прежнему ежедневно били. Но это было уже не так страшно, как раньше. Видимо, они были настолько заняты учебой, что у них не было времени со мной возиться. И я был в восторге от этого. Поскольку экзамены проходили под строгим надзором, довольно быстро стало ясно, что задиры не смогут воспользоваться мной для получения лучшей оценки. Это означало, что теперь им придется сосредоточиться на собственной учебе, пытаясь наверстать упущенное за несколько лет. В то же время я, гораздо более подготовленный, чем они, планировал идеальный способ набрать высокий балл, но не выше, чем у Каччана. Эти несколько дней сильно давили на каждого из нас. И, поскольку уровень моего волнения был так высок, я практически не мог перестать бормотать. Во время уроков я повторял про себя слова учителя, стараясь все запомнить. Я делал записи, одновременно пытаясь решить уравнения на доске, и бормотал алгоритмы и сложные математические задачи. Честное слово, я не хотел никому мешать. Просто так устроен мой мозг, и, ради всего святого, я не мог заставить его отключиться. На этих уроках я слышал множество возмущенных вздохов. Многие мои одноклассники поворачивались и смотрели на меня злобными глазами, а я закрывал рот рукой и сжимал челюсти, чтобы больше не вырвалось ни слова. Я замолчал бы на некоторое время. Все бы смогли сосредоточиться. Но затем мой рот снова начинал двигаться, и это уже не прекращалось. А теперь скажите мне, вам когда-нибудь доводилось раздражать учителя? И если да, то какой самый жестокий поступок они совершили, чтобы наказать вас? Заставляли сидеть в углу? Выгоняли из класса? Может быть, задерживали после уроков?...
Скажите, а ваш учитель когда-нибудь давал вам пощечину? Мой вот да. В тот самый момент, когда я меньше всего этого ожидал, он подошел и дал мне пощечину. Я был настолько потрясен, что застыл на месте. Наступила абсолютная тишина, а потом все начали смеяться. Они смеялись с такоооой силой. На глазах у меня выступили слезы, когда я попытался повернуться и встретиться взглядом с учителем. «Поделом ему», — услышал я чей-то комментарий, и мне стало еще хуже. «Я -» Я попытался что-то сказать. Я хотел спросить, почему он дал мне пощечину. Я хотел извиниться за свой поступок, попросить прощения, пообещать, что впредь буду вести себя лучше. Но, не дождавшись ответа, он снова дал мне пощечину, и все снова замолчали. «Вот что случается с надоедливыми детьми, которые не научились затыкаться. То, что ты глупый и не понимаешь предмета, не повод мешать светлому будущему твоих одноклассников». Я старался не смотреть ему в глаза. Так это была причина, по которой он дал мне пощечину? За то, что я бормотал? Я хотел извиниться, но боялся даже открыть рот. А вдруг он ударит меня снова? Я был настолько плох? Неужели я был настолько ужасен? Нет, пожалуйста, я не хотел быть плохим! Прошу, не делайте меня плохим! «Итак -» Он снова дал мне пощечину. Я не посмел больше открыть рта. «Полагаю, твоя мать никогда не учила тебя проявлять уважение. С этого момента я не хочу слышать от тебя ни слова. Ни малейшего звука, слышишь меня? Пора тебе научиться соблюдать тишину. Не переживай, я буду давать тебе задания». Он заклеил мне рот скотчем. Весь оставшийся день я был вынужден ходить по школе с клейкой лентой, заклеивающей мой рот. Если бы я посмел ее отклеить, меня бы немедленно исключили из школы. И я знал, что он выполнит эту угрозу. В конце концов, если учесть все те случаи, когда меня обвиняли в том, чего я не совершал, мой послужной список был полон уродливых пятен, которые кричали об исключении как ни посмотри. Я никогда не забуду этот день. Этих людей, смеющихся в коридорах, ухмыляющихся учителей. Я заперся в кабинке туалета и разрыдался, ведь теперь в эту ситуацию меня загнал не ученик. А учитель. Взрослый же, черт возьми, человек, который должен был знать лучше. Возможно, вы зададитесь вопросом: почему ты ничего не сказал своей матери? Почему ты не рассказал об этом кому-то другому, старшему, имеющему более высокую власть, чем твой учитель? Разрешите спросить. Как вы думаете, они бы мне поверили? Это слово беспричудного, беспомощного, глупого, проблемного ребенка против слова знающего взрослого. Если понадобится, они сумеют настроить против меня даже мою собственную мать. Они спрятали бы свидетелей, заставили бы солгать одного или двух учеников, пообещав им более высокую оценку, и вот я снова был бы виноват. Я пообещал себе больше никогда не говорить на территории школы. Если все хотят, чтобы я молчал, значит, я буду молчать. Я перестану быть громким и раздражающим. Что бы мне ни пришлось делать, я не буду говорить. Даже если мне придется заклеить рот или вырвать свой язык. Если мое бормотание так отвлекает, тогда ладно. Они победили. Они всегда побеждают. Я найду другой спасательный механизм. Я умру, прежде чем снова издам хоть звук на уроке, ведь если я это сделаю, учитель вернется и снова заставит меня ходить по школе с заклеенным ртом. Он выставит меня на посмешище, чтобы все смотрели и показывали на меня пальцем. Вскоре я стал единым целым с тишиной. Научился любить отсутствие каких-либо звуков. Не только от меня, но и от всех остальных. Ибо тогда я знал, что нахожусь в безопасности. Я знал, что я один, спрятан в своем собственном маленьком мирке, что никто не сможет найти меня и заставить вернуться. Я делал все возможное, чтобы стать как можно более тихим. Чтобы стать частью своего маленького тихого мира. Я научился скрывать звук своих шагов. Тогда Каччан не будет стоять у дверей класса и ждать, когда я сверну за угол, чтобы наградить меня за то, что я самое бесполезное существо на земле. Я стал дышать более поверхностно, быстро, но тихо, чтобы это не раздражало и моих дорогих одноклассников. Я приклеил к полу свои собственные ботинки, чтобы не стучать ногами и не мешать. Я намазал подошвы клеем и плотно прижал их к полу класса. Я заставлял себя не шевелиться, учил свое тело отказываться от всех своих нервных тиков, пока мой мозг не начал бегать, грудь не заболела, пальцы не стали подрагивать, и я должен был найти способ стать еще более бесшумным, потому что я никогда не мог быть достаточно тихим. Я старался не переворачивать страницы учебника слишком резко, ведь тогда я мог бы помешать остальным ученикам сосредоточиться. Я перестал делать заметки, потому что мое письмо издавало звук, а я не могу быть тихим, если издаю звуки. Я перепробовал все, что мог, чтобы быть бесшумным, но был ли я достаточно тихим? Я всегда надоедаю, все, что я делаю, вызывает раздражение. Я задыхаюсь, но все равно мое дыхание раздражает. Может быть, лучше перестать дышать, зачем мне это вообще нужно? И мое сердце, оно издает слишком много звуков. Тогда оно тоже должно замолчать, чтобы я никого из вас не беспокоил, верно? Тогда я буду достаточно тихим? Этого будет достаточно? Вам этого достаточно? А меня вам достаточно? Потому что, как бы я ни хранил молчание, вы продолжаете доставать меня. Вы все еще избиваете меня. Пожалуйста, скажите мне, какой мой звук вас раздражает, и я немедленно прекращу. Обещаю, что прекращу. Просто скажите — и я замолчу. Еще больше затихну. Настолько, что вы даже не заметите моего присутствия. Настолько, что меня там не будет. Я могу быть очень тихим, если вы этого хотите. Смертельно тихим. ... Я стал одержим тишиной. Они разорвали меня на части и создали из меня это чудовище, только чтобы я был в безопасности. И я все еще не в безопасности. Но было бы хуже, если бы я продолжал бормотать? Да. Неужели отсутствие какого-либо защитного механизма приводит к тому, что мой рассудок рушится сам по себе? Может быть, да. Не знаю. Придется подождать и посмотреть.