Учителя лгут
.
.
.
.
Быть одному всегда непросто. Хотя медленно, но верно начинаешь привыкать к тому, что никто не хочет быть рядом с тобой. Это как неписаный закон: Никто не должен осмеливаться сидеть за обедом с этим чудилой, иначе будут последствия. Я правда верю, что не все подростки плохие. Многие просто боятся, что их могут увидеть со мной. Увидев на собственном опыте, к чему приводит то, что ты похож на меня, стараешься держаться как можно дальше. И я не виню их за это. Я бы не хотел, чтобы моя дурная репутация принесла вред тем, кто относился ко мне с добротой. Даже если они еще не сделали этого. Я знаю — если бы они могли, они бы помогли мне, когда я нуждался в помощи. Правда ведь? Когда над тобой постоянно издеваются, начинаешь ожидать, что люди будут относиться к тебе самым худшим образом. Я стараюсь избегать детей моего возраста или младше, даже если я никогда не встречал их раньше, из чистого страха перед тем, что они могут сделать со мной. В последние несколько лет мое общение с людьми ограничивалось мамой и, может быть, парой человек на кассе в магазине. По правде говоря, мне было не так уж трудно в конце концов стать таким замкнутым. Разве можно ожидать, что кто-то ни с того ни с сего подойдет к тебе и начнет разговор? Я бы так не думал. Знакомства с новыми людьми происходят тогда, когда люди вынуждены находиться в ситуации, когда они неоднократно видят друг друга и от них ожидают какого-то приличного взаимодействия. Вот, например, работа. Сотрудники, хотят они того или нет, должны как-то общаться между собой, чтобы компания работала нормально, но и чтобы они не чувствовали себя отрезанными от внешнего мира. Школа работает точно так же. Вы общаетесь с людьми, знакомитесь с ними, потому что знаете, что в будущем вам может понадобиться рука помощи, которая напомнит вам о домашнем задании. Или кто-то, кто сможет поддержать вас эмоционально и с кем вы сможете подружиться. Так устроено человеческое общение, а я, признаться, в этом не разбираюсь. Но это ладно! Кому вообще нужны друзья... Как я уже говорил, я потерял всякое доверие к подросткам. Конечно, это не говорит о том, что взрослые заслуживают доверия. Нет, далеко не так. Но, когда человек взрослый, у него есть свое мнение, которое он чаще всего не показывает окружающим. То есть то, что я беспричудный, их жутко раздражает, но они не смеют ничего сказать, потому что знают, что выражать это мнение неполиткорректно. Даже если они знают, что все вокруг считают точно так же. С учителями у меня всегда были сложные отношения. Для меня они просто существовали. И все. В смысле, они ведь должны быть такими знающими профессионалами, единственная цель которых — передать свои знания следующему поколению. Но большинство из них даже не знают, какой предмет они преподают. Другие просто предпочитают не вести занятия по каким-то своим личным причинам, и остаются лишь единицы, которым достаточно просто передать обрывки того, что написано в учебнике. И, конечно, когда наступает время экзаменов, они все равно ожидают, что вы каким-то образом получили информацию, необходимую для сдачи зачета. Я никогда не понимал, почему это работает именно так. Но, думаю, не я один с этим сталкиваюсь. Все с этим сталкиваются. Учителя — это тоже люди, которым ученики должны доверять. В конце концов, кто будет поддерживать учеников, если не они. Они не должны вставать ни на чью сторону, должны всегда стараться помочь слабым ученикам, тем, кто не справляется с нагрузкой на уроках, тихоням, над которыми издеваются. Они должны уметь поставить вас на ноги и вернуть на правильный путь. Подтолкнуть вас вперед, помочь осуществить вашу мечту. И, к счастью, в моей школе они именно так и поступали. Но не со мной. Беспричудность — настолько недуг коварный, что даже учителя не скрывают, насколько им противно мое существование. Не скажу, что они не стараются. Просто недостаточно. Помните учителя, который ударил меня? Думаю, вы уловили суть. По большей части они просто пытаются притвориться, что моя беспричудность их не волнует. За все годы обучения в средней школе учителя ни разу не использовали отсутствие у меня сверхспособностей в качестве причины, по которой они на меня кричали. Всегда было «Изуку слишком громко разговаривал» или «Изуку мешал вести урок». Некоторые даже доходили до того, что говорили: «Изуку так раздражал других учеников, что у них не было другого выбора, кроме как применить к нему физическую силу». Надеюсь, вы разглядели закономерность, потому что для меня это заняло некоторое время. Я всегда считал, что это я не прав, и в большинстве случаев до сих пор так думаю. Все те обещания, которые они давали нам с мамой в первый день, когда мы пришли в школу, проигрывались в моей голове каждый раз, когда кто-то из них специально придирался ко мне, когда я, очевидно, делал все возможное, чтобы не создавать проблем. «Эта школа не поддерживает никакой дискриминации по отношению к любым причудам», — заявляли они. «Ваш сын здесь в безопасности». Но, думаю, они никогда не лгали. В конце концов, у меня нет причуды, которую можно было бы подвергнуть дискриминации. Так что это дает им полное право не выполнять свое обещание по обеспечению моей безопасности. Иногда даже взрослые лгут. Если это поможет им выйти из неудобного положения, то они сделают это без задней мысли. Я видел, как это происходило каждый раз, когда я пытался донести до директора поведение учителя по отношению ко мне. В итоге я всегда получал еще больше проблем. Посещения моей мамой школы были нечастыми и ограничивались первыми месяцами моего первого года обучения. Она приходила поинтересоваться моей школьной жизнью и тем, справляюсь ли я в этой новой школьной обстановке. По крайней мере, так она сказала. Всем было очевидно, что единственной причиной ее визита было желание узнать, не подвергаюсь ли я очередным издевательствам. Конечно, учителя отрицали это. Они даже утверждали, что я очень популярен. Что, в очень нездоровом понимании этого слова, было правдой, должен признать. Все в школе знают мое имя, просто не по тем причинам, по которым следовало бы. Позже учителя показывали моей матери отчеты о том, каким плохим учеником я был, и убеждали ее заставлять меня учиться еще усерднее. Они пытались промыть ей мозги, чтобы она «помогла» мне найти более подходящую для меня профессию, поскольку сочетание моих оценок и плохих показателей на уроках физкультуры заставило их поверить, что геройство — это не то, чего мне суждено достичь. Не упоминая моей беспричудности, мама всегда считала, что люди в школе — отличные профессионалы. И от этого ей было еще легче поверить во всю ту ложь, которую они наговорили ей обо мне. Они потихоньку подталкивали ее к тому, чтобы настроить против меня, утверждая, что это для моего же блага и что однажды я буду благодарен им за все, что они для меня сделали. Спасибо, конечно, но вряд ли. То немногое доверие, которое я осмелился им оказать, было вырвано, как только я понял их истинные намерения. В их безумном стремлении обеспечить лучшее будущее для своих причудливых и талантливых учеников я был для них бесполезным отбросом, которым они могли воспользоваться. Они формировали из меня все ступени лестницы к своей мечте, а я оставался позади, истекая кровью после очередного дня избиений, за которые хулиганы получали поздравления. Однажды в школу заглянула тетя Мицуки. Мама Каччана, для тех, кто не в курсе. Вопреки мнению многих из вас, мои отношения с матерью моего обидчика были очень даже хорошими. В детстве эта женщина была для меня фактически второй матерью, и я навсегда останусь благодарен ей за все те вечера, которые она проводила со мной дома, пока мама была на работе, пытаясь в одиночку содержать семью. Это был неожиданный визит. Как она потом сказала, она давно собиралась зайти и узнать об оценках сына, да все никак не решалась. И вот, представьте себе мое удивление, когда, войдя в здание, она обнаружила меня лежащим у шкафчика, разумеется, избитым. Одно вы должны знать: тетя меня ооочень опекает. Поэтому мы отправились к медсестре, которую она заставила перевязать меня, а затем потащила в кабинет директора для объяснений. Конечно, они сказали, что я, наверное, споткнулся. Типично для меня. Они утверждали, что я довольно неуклюжий и всегда попадаю в самые невероятные ситуации. Конечно, тетя была не глупа, и она потребовала, чтобы я рассказал, что произошло. И в этот момент я ощутил себя всесильным. Ведь от того, какой ответ я дам сейчас, зависело все в этой школе. Судьба каждого была в моих руках. Если бы я осмелился сказать правду, многие (если не все) мои одноклассники, потеряли бы всякую надежду попасть в школу героев. Миссис Мицуки позаботилась бы об этом. Я мог бы разрушить жизнь каждого, как они разрушали мою. Переступая через мои мечты каждый день моего жалкого существования. Это был бы мой идеальный шанс отомстить. И все же я солгал. Почему? Ну, вы, наверное, уже поняли, что я слишком добр для своего собственного блага. И как бы мне этого ни хотелось, я не мог разрушить мечты этих детей. Все они когда-то были такими же детьми, как я. И никто из них не был виноват в том, что они делали со мной. Их убеждения о беспричудности были навязаны им обществом и тем, что в наше время считается нормой. Потому что все, чего они хотели, — это вписаться в общество, как и я. Если издевательства надо мной привели к тому, что их приняли, значит, так тому и быть, к черту мораль. Облегчение на лицах моих учителей в тот момент, когда я сказал, что споткнулся, было безмерным. Они одобрительно улыбнулись и поспешили подкрепить мою ложь еще большей ложью, медленно, но верно ослабляя беспокойство моей тети и успокаивая ее, пока я медленно ускользал. Я только что отбросил свой единственный шанс на спасение, чтобы пощадить всех тех людей, которые никогда не проявляли ко мне ни малейшей доброты. Я отбросил свою жизнь и свое достоинство ради лжи моих учителей, которые медленно, но верно настраивали против меня другого близкого мне человека. Мне хотелось плакать. Хотелось кричать. Но я ничего не мог сделать, потому что на этот раз виноват был я сам. Я сам навлек на себя беду. Я сам отказался от своего шанса. И вот теперь я снова стою один в классе и наблюдаю за тем, как другой учитель смотрит на меня пронзительным взглядом, не позволяющим мне не согласиться с его словами. Они отваживают меня говорить, чтобы потом я мог столкнуться с последствиями, которые, как я знаю, наступят. Ведь Изуку теперь заклеймен как лжец. Плохой ученик. Жестокий человек. Дефект во всех отношениях. И кто поверит моим бессмысленным словам о том, что я ищу внимания, а не словам этого властного учителя, который извращает сознание моей тетушки так же, как извратил сознание моей матери. «Было бы жестоко раскрывать то, что делает со мной ее сын», — пронеслось у меня в голове, и я замолчал, наблюдая, как она еще больше разочаровывается. Как же я это ненавижу. Ложь, ложь, ложь. Все всегда лгут. Никто не говорит правду. Правды не существует. Тот, кто ищет ее, — всего лишь еще одна глупая душа в нескончаемом путешествии в небытие. Я так ненавижу это. И все же я так много лгу, чтобы спасти других. Я наблюдая за тем, как другие лгут, чтобы спасти себя, и угасаю. Учитель, будьте вы все прокляты, потому что вы мерзавцы, считающие, что использовать в своих интересах хрупкого подростка — это приемлемо. Каждый лжец может пойти к черту, и я в том числе, даже если это делается ради других. Потому что это всегда приносит больше вреда, больше вреда для меня, больше вреда для вас, больше вреда от всех, кто находится в моем положении. Боже, как же я ненавижу эту маску лжи, которую они для меня соорудили.