Становление Бесстрашным.

Джанин была вне себя от счастья, когда один из разведчиков, который предпочёл спокойной жизни службу тирану, доложил о том, что группа беглецов осела во фракции Искренности. Она была преисполнена вожделением, мечтала и считала секунды до того, когда же ей всё-таки приведут этих троих идиотов, которые посмели пойти против неё, но и к тому же оказались как нельзя полезны. В частности бедная мученица Трис Прайор. Конечно же, она призвала к себе Макса и Эрика — тех, кто по пятам следуют за группой, настигают их и, благодаря одному пронырливому немцу, успевают сбежать. Он был причиной прошлой неудачи, и теперь блондинка точила на него зуб, чем злила Коултера всё сильнее. Он тоже начинал скалить зубы, злился и чувствовалось, что скоро или убьёт её сам, или убьёт того, кто попадётся под горячую руку. — Так как группа скрывается в Искренности, — начала женщина, когда её верные псы прибыли, — Джон явно решил пойти против меня и устроить взбучку… — она на мгновение закусила губу, глядя на закрытый бокс через стеклянное окно и стоя спиной к солдатам. — Интересно… — Мы должны продолжать слежку за Дивергентами или переключиться на главное управление фракции? — спросил Макс, прекрасно зная, что Эрик не скажет ни слова, подчиняясь только потому, что учитель принуждает его к этому. Светловолосый стоял молча, думая только о том, что сказал ему Роан в их последнюю встречу. Он явно боялся, но чего? — Нет. — Уверенно произнесла эрудитка. — Ваша обязанность — привести ко мне Трис Прайор. Всё остальное только моя забота. — Есть, — отчеканил темнокожий, и оба отправились вон из кабинета. Место солдат заменил мужчина. Твердой походкой подходя к женщине, он соблюдал гробовую тишину, остановившись на её уровне и глядя на сокровище сквозь линзы очков. — Госпожа Джанин, нам стоит поторопиться с продолжением опытов, если мы не хотим потерять время. Солдаты явно некомпетентны, раз до сих пор не справились со своей задачей, — произнёс твердый, но спокойный мужской голос. — Нет, Ричард. Мне нужна именно она. По результатам предыдущих испытаний ясно, что человек с дивергентной процентностью ниже девяносто пяти не подходит для того, чтобы открыть послание. — произнесла Мэттьюс, но потом запнулась. Её уголки губ вдруг опустились вниз, а сама она явно помрачнела. — Если бы не твой сынок, она бы сейчас была здесь. Мужчина тоже притих, понимая, что вообще зря сюда пришёл. Слышать о младшем чаде ему было неприятно, так же, как теперь о бывшей супруге, которая его оставила. Яблоко от яблони. Роан не знал, сколько проспал после допроса. В комнате матери ему было спокойно, он ощущал безопасность, словно до сих пор был пятилетним ребёнком, с которым собственный отец обошёлся крайне жестоко и который пришёл просить защиты у матери. Джулия всегда берегла и защищала его, сколько могла, но не позволяла вырасти под своей юбкой и держаться за неё дальше. А Бесстрашие закалило в её сыне мужчину, который сейчас имеет смелость огрызаться на Лидера фракции и бросать вызов своей судьбе. — Милый, ты как? — спросила бывшая эрудитка, стоило заметить, как карие глаза немного открылись. — Ты спишь уже около суток. — Сколько? — вдруг испуганно раскрыв глаза, не поверил брюнет, вскинувшись, но тут же схватившись за голову, пронзенную тысячей игл. Кстати об иглах, после той инъекции на шее остался видимый след, небольшая впадинка, покрытая коркой, но ещё дающая о себе знать. В тот момент парень точно не завидовал тем, кому приходилось получать сыворотку. — Тише, лежи. Нельзя так резко, — тут же вынуждая парня лечь, женщина накрыла его покрывалом. — Твои друзья ещё здесь. Они пока не собираются идти ещё дальше. Фор организовывает войско и придумывает план, по которому они ликвидируют Джанин. — Тогда мне тем более надо вставать, чтобы они не напланировали то, что потом не смогут исправить, — снова сделав рывок, брюнет снова же опустился на кровать под давлением чужой руки. Лицо матери вдруг погрустнело и окрасилось пониманием, она знала, о ком так сильно переживает её сын. — Meine Liebe, я знаю, о ком ты так печешься, — произнесла она. Сначала карие глаза округлились от удивления, затем, когда стало приходить осознание и аргументирование, они опустились перед собой, словно он ждал осуждения или наставничества. Джулия прикоснулась пальцами к его подбородку и подняла чужую голову, вынуждая посмотреть на себя, — и опять же, я не твой отец, чтобы тебя осуждать. Этот парень сошел с верного пути, и я больше чем уверена, что он уже безвозвратно поглощен… — Ты не права, — твёрдо произнёс немец, нахмурив густые брови и поджав губы, — он просто не понимает своей ошибки. Мы с ним встречались два дня назад, — добавил он потише, чуть наклонившись вперёд, чтобы его не подслушали, — Эрик делает это ради нас, но не понимает, что делает страшные и ужасные вещи. Я не могу донести ему обратное, потому что он слепо верит в свой мотив. — Милый, это и означает сойти с дистанции. — Нет, мама, это значит, что ему нужен тот, кто откроет ему глаза, — с тяжелым вздохом произнес брюнет, раскрываясь и принимая сидячее положение. — Он хочет, чтобы я был с ним. Я… я до сих пор помню, как он ко мне прикасался, как прижимал к себе. Он тоже не верил в то, что я позволю так просто себя убить. — Надеюсь, твои усердия в конечном счете будут оправданы. — Я и сам хотел бы в это верить, — вздохнул брюнет, привычно зачесывая волосы назад. Женщина невольно взглянула на остриженные локоны и грустно улыбнулась. Она до сих пор помнила те непослушные пряди, чудом державшие объём даже при старательной укладке. Теперь её сын не нуждался в помощи, не был вынужден терпеть раздражающую процедуру и не имел нужды держать презентабельный вид. Целый день Роан провёл на крыше корпуса здания, в которое они вошли два дня назад. Он смотрел на корпус Эрудиции, в котором свободно разгуливают Бесстрашные, и ощущал, как ему обидно и тяжело это видеть. Когда-то давно они были командой, были одним целым, построенной иерархией в волчьей стае, где каждый знал своё место и исправно выполнял свои обязанности. А теперь… теперь они словно не знакомы. Теперь враги друг другу, сражающиеся за место под крылом. Благодаря своему мастерству маскировки его не нашли. Он сидел на бортике крыши, совсем не боясь того, что его столкнут. Если и так, значит, это была его судьба. После всех событий ему особо не было смысла продолжать своё существование для того, чтобы быть одним из немногих желающих вернуть былой порядок и равенство между фракциями. Темнело. Солнце садилось, и внутри начала зарождаться тревога. После той встречи встречать ночь на улице становилось опасно как минимум потому, что Эрик снова мог настигнуть его и тогда уж анонимно точно не получится. Пусть даже Роан и сказал ему, что ещё рано, он поступает всегда по-своему. Глядя в сторону Эрудиции, за небоскребом которой скрывается летнее солнце, брюнет пропускает тревожный вздох и ещё сильнее притаивается, чтобы его уж точно никто не нашёл. Не хотелось сразу после пробуждения вливаться в тревожные реалии. Так же было страшно за мать. Она не могла оставаться в Искренности, которая подчиняется Эрудиции. Если отец снова её настигнет, то будет наверняка безудержен. Прошёл ещё один день. Роан присоединился к парочке и они вместе смогли разработать хотя бы подобие стратегии. Верных Бесстрашных было немного, сто восемьдесят человек ничто против целой орды предателей. Они были заняты весь день, заседая в одном из помещений, отдалённых от управленческих, чтобы ни одна живая душа не услышала их намерений и не донесла тиранше в юбке. Ковин был один, он не стал привлекать свою мать к организации рискованной затеи. Она со своей гиперопекой быстро забудет о том, что не ребёнок перед ней. — Я должен уберечь свою мать на тот случай, если мы не справимся. Если до неё доберутся, то тоже убьют, — произнёс немец, ясно выражая свои намерения. Трис, конечно же, немного притихла, помрачнела, но ничего говорить не стала, лишь отвела взгляд. Брюнет видел её перемены и лишь прицыкнул, взбычившись: — Трис, прекрати копаться в себе! — потребовал он, прекрасно зная почему случилась такая реакция. — Я знаю, что для тебя эта тема болезненна, но ты ничего не сможешь вернуть. Родители тебя защищали, ты не убивала их и не вынуждала идти на пули. Натали отважно вырвалась тебе на помощь, если бы она думала о себе, то ты бы сейчас здесь не сидела. Прими то, что произошло, ты не сможешь вернуться в прошлое и изменить его. — Да, я знаю, — кивнула девушка, тут же принявшись стирать с глаз нахлынувшие слезинки. Фор не вклинивался, потому что отчасти поддерживал друга и был солидарен с его словами, просто уже не находил более мягких слов для того, чтобы не давить на блондинку и донести до неё выраженную мысль в мягкой форме. — Сейчас не время распускать сопли. Если мы действительно решили пробираться к Джанин, то должны сохранять хладнокровие, как Бесстрашные. Я иду на большую жертву, пойми это. Если бы Эрик мне был дороже свободы и равноправия, я бы был с ним, а не с вами. — Хорошо, — наконец произнёс Тобиас, поднимаясь со стола, на котором всё это время восседал с закинутой на столешницу ногой. — Если мы сё обсудили, то нам пора расходиться. Нужно выспаться перед подвигом. после отбоя сон всё равно не шёл. Тревога сохранялась, и с нею, уже изможденный, Ковин заснул под материнской рукой, ласково перебирающей пряди. Эта ночь несла ему новый сон, но теперь отнюдь не радостный, как на самом деле очень хотелось бы. Теперь ему снился не Эрик, отнюдь. Ему снился тот, кого он бы желал не видеть всю свою жизнь — отец. И мама. Он видел, как они ссорятся, о чем-то спорят, пререкаются и осуждают один одного. А потом мужчина позволил себе диковинную вещь — он дал матери пощечину. Сильную, размашистую, такую что та даже отлетела на пару метров в сторону, прикладывая руку к горящей щеке и постепенно заливаясь слезами. Внутри всё вскипело, малыш Роан хотел было кинуться, но Коул ему не позволил, явно занимая сторону отца. Попавшись под горячую руку и первые секунды вброса в кровь адреналина, брат был презрительно отброшен в сторону, а затем произошло покушение на родителя. Хватая его за пиджак, он остается с ним в руках, потому что ошарашенный и раззадоренный Ричард извернулся и снял его, повернувшись к сыну лицом с стиснув руки в кулаки. Третий страх — страх перед отцом. Карие глаза младшего сына округлились, он замер, словно кролик перед волком и уже готовился принимать удар, как вдруг преобразился в нынешнего себя и перехватил летящую руку, а затем ловким движением опрокинул отца на пол, удерживая его руку, и встал на спину одной ногой. — Niemand wagt es meine Mutter anzurühren, du Bastard, — выпалил он со злобным оскалом почти над чужим ухом, а потом вынудил мужчину повернуться на бок и пнул в живот. В следующую секунду ему в живот прилетело что-то острое, похожее на нож, от которого парень снова вскочил в холодном поту, схватившись в холодном поту. Матери рядом не было, она спала на другой кровати в нескольких метрах от него, но тот факт, что она была в комнате и была невредима, успокаивал не хуже какого-нибудь успокоительного. Глядя на неё, лежащую на боку с одной рукой под подушкой, он пришёл в себя и сомкнул раскрытые в ужасе губы, моргнул и однобоко улыбнулся. — Niemand wird es wagen dich anzurühren, Mama, — повторил он свои слова, после чего опустился обратно на кровать и теперь заснул пустым на видения сном, питая надежду, что ничего больше ему не привидится.