Две прямые

— О, вот эта песня хорошая, оставь ее. — С каких пор она тебе нравится? — Пристрастился. Палец Сугуру замирает над кнопкой переключения песни, и он оставляет играть Аюми Хамасаки в плеере. Сам Гето добавлял ее песню «Blue Bird» еще когда она была популярной в момент выхода, но, как и любой тренд, рано или поздно он наскучивает, но раз Сатору эта песня нравится до сих пор (или только начала), он ее оставит. Сугуру откладывает плеер с играющей песней на стоящую рядом парту, лишних телодвижений особо не делая, чтобы друг не почувствовал неудобств. Годжо, стул которого стоит рядом со стулом Гето, лежит на нем задницей, одну ногу закинув на подоконник старого окна, вторую ногу перекинув через колено, а верхнюю часть тела удобно устроив на ляжках Сугуру — он специально на манер друга закинул ногу на другую, дабы друг не проваливался. Лицо Годжо скрывает тетрадка по химии с оранжевой обложкой, чтобы солнце не светило. Гето положил ее, когда понял, что Сатору отключился. Летнее солнце не щадит никого. За распахнутым окном колышутся лиственные деревья, переливаясь сверкающими бликами, вздымаются занавески под легкими порывами свежего ветра. — Я думал, ты спишь, — замечает Сугуру, глядя на тетрадку, из-под которой раздается: — Я спал. Тихо. Если не в мире, то в горах сейчас по-летнему тихо. В плейлисте начинает играть череда спокойных песен Томоко Аран. — Кстати, — начинает Сугуру, раз уж друг проснулся. — Нам на завтра задание вручили. И на этот раз чья-то защита, как я понял, — делится частичкой информации, которую узнал. Из-под тетради слышит скептическое: — А? — Что за недовольство? — Гето не способен расценить реакцию друга как нечто хорошее. — Геморрно это, — выдыхает Сатору в тетрадку, на что Сугуру с абсолютно буддистским спокойствием проговаривает, прикрыв веки: — Это наша задача. Годжо на этот раз без настроения разводить спор, поэтому лишь стягивает листы с химическими задачами чуть ниже, чтобы открыть сузившиеся глаза и саркастично подметить: — Ты там на вершине своих моральных принципов не замерз еще? Друг мягко улыбается, накрывая своей улыбкой будто пуховым одеялом: — Я же Гето. Не замерз, — отсылает к давним словам Сатору про значение его фамилии. Невесомая шутка. — А раньше ты говорил по-другому. — Раньше и девки были моложе. От того, с каким неприкрытым умиротворением это произносит парень, Сатору становится крайне забавно, поэтому он пускает смешки, стягивая тетрадь со своего лица неподобающе громким шелестом страниц. Вытянутая теплая рука, попадающая под солнечные лучи, тянется вверх, обхватывая оголенную из-за заколотых в пучок волос шею Сугуру. Тянет на себя настойчиво быстро. Целует. Спокойствие Гето дает сбой, когда взгляд медово-горчичных глаз упирается в нарочито закрытые веки друга, но сдается моментально, ответив на легкий, слегка лишь углубленный поцелуй. Сатору так делает постоянно. Он не ждет каких-то подходящих моментов, если в их жизни они вообще существуют, постоянно срывая шаблонные сценические картинки своими действиями. Сатору целует его, лежа на кровати, пока Сугуру сидит на ковре, прислонившись к ней спиной и читая новую купленную мангу. Сатору целует его, когда Сугуру сидит за партой позади него — специально откидывается назад ради этого действия. Сатору чмокает его в губы на тренировках, если Сугуру злится, и этим самым выводит его еще сильней специально. Сатору целует его, если ест что-то сладкое, чтобы измазать десертом Сугуру. Сатору целует его невпопад, но прямо, лезет своими длинными прохладными пальцами под рубашку с униформой, проходится по косточкам в позвоночнике с хирургической точностью, чтобы Сугуру потом стоял и заправлял все вещи обратно, приводя хаос в порядок. Лишь единожды на памяти самого Сугуру был раз, когда проявил инициативу он. Это был крайне абсурдный и спонтанный случай в его комнате, с парой газировок на столе, не выключенной игрой на телевизоре, брошенными на ковер джойстиками и последним оставшимся Чернышом, спящим на столе среди редких вещей. Гето не знает, как это пришло в голову другу, но, валяясь среди перевернутой и скомканной кровати при сумерках, щекотя друг друга, кусаясь и целуясь, Сатору решил помериться хуями. В самом прямом значении этого слова. Линеечном. Он был нацелен найти сей канцелярский предмет посреди комнаты, и, чтобы избежать этого идиотизма, Сугуру его поцеловал. И целовал дальше. Целовал и целовал, возмущался и что-то говорил неразборчиво, слышал в ответ смех и легкость, как прохладные руки жгли теплую кожу, пускали мурашки, и Гето ничего не оставалось, кроме как шептать одними губами: «Ты уже заебал…», елозя на чужих коленях и чуть ли не сводя руки в молитве. Перешедшее в какой-то непонятный и странный акт интима, или, если выражаться по-человечески, акт дрочки, Сатору высрал нечто издевательско-привычное по типу: «Ты хоть постони, я не знаю», и в ответ ему Сугуру выкатил раздраженно-тяжелое: «Я тебе, блять, девка на панели?». Получив первое место в рейтинге странностей, Гето не может сказать, что ему не понравилось и не соврать при этом. Раз уж бред следовал за бредом, становясь константой, наверное, бредом уже это и не назовешь. Ни Сатору, ни Сугуру никогда не ставили их отношения в рамки, ничего не говорили, не обязывали, но и не отпускали. Годжо был первопричиной всего происходящего, но не собирался становиться концом. Сатору стал тем, кто перешел грань дружбы, но при всем этом никогда не называл эту грань по-другому. То, что он чувствовал, не могло быть вычленено из человеческого языка, потому что Сугуру Гето больше, чем друг, больше, чем семья, больше, чем любовник. «Больше» — такое ограничивающее и цепенящее слово, обрекающее на невидимые оковы, но ни одной оковы сам Сугуру Гето на себе никогда не чувствовал. — Сатору, — парень хочет вложить в свой тон хотя бы немного недовольства, но, кажется, мать природа лишила его возможности звать друга жестче обычного. Его имя звучит исключительно как сладость. Гето не присуще небрежное отношение к нему. Годжо закидывает тетрадь на стол, и та приземляется прямо на плеер, после чего одним движением слетает с колен друга, потянувшись до хруста или даже ломки костей. Громкое мяуканье раздается прямо у окна, и оба парня обращают внимание на запрыгнувшую на раму Гоми. Пятнистая, разрисованная белыми, черными, рыжими пятнами мама-кошка смотрит на них зелеными глазами, шевеля лениво ушами. Сатору достает из кармана перманентный маркер, который Сугуру смывал со своего лица после поездки несколько дней, и приседает на корточки у окна. — Эй, ты что делаешь? Высунув бочком язык, отодвинув одной рукой занавеску, Годжо выводит что-то на старом дереве: — Оставляю след. — Ты гадишь. Эй, — друг поднимается с места, резко выхватив у друга несмываемый маркер, а после смотрит на выведенные три цифры. 748. — Что это? — хмурится, совершенно не понимая. Спасибо, что хотя бы не хуй нарисовал. — Код китайский, — с улыбкой отвечает Годжо, закинув голову назад, чтобы светящиеся старлитом глаза пронзили парня. — И что он вообще значит? — Сугуру с прожилкой раздражения глядит на парня в ответ. Какой же он… — «Иди к черту». Интересно, сколько за убийство шестиглазого наследника Гето ввалят денег? Сугуру наклоняется, нависнув над другом мостом, и дописывает какие-то случайные цифры. И делает это глупым образом. Он рисует над цифрой семь стрелочку, перетаскивая ее в конец после восьмерки, дописывает перед ними всеми ноль, и думает дописать что-то еще из цифр, но чем больше цифр, тем больше вандализма. Добавляет разве что еще одну цифру уже почти не пишущим маркером, поэтому та выходит очень тусклой. — Да ты у нас с творческим подходом, — Сатору усмехается. — Что ты написал? — А я знаю? Главное, что теперь смысл должен был как-то поменяться. Сугуру долго думает, стоит ли написать на лице друга «ты еблан» уже иероглифами перед тем, как закрыть маркер, или пожалеть? Но Сатору смеется невыносимо искренне, глаза, не прикрытые очками, прищурив и этим самым резким действием напугав кошку. — И че ты ржешь вообще? — Гето бьет сидящего на корточках друга по белоснежной макушке маркером, проигрывая своему раздражению. — Да ты тот еще идиот, Сугуру! Годжо Сатору миражи откидывают вдаль лишь на секунду. Его сознание — крепко запертая дверь, но существует в ней неумолимые пару трещин, пару пятен, портящих картину, пару несказанных слов и мыслей. Его рука держит занавеску короткое мгновение, выражение лица не меняется, взгляд намертво спрятан под бинтами, оплетающими часть его головы. Закат продолжает неумолимо стремиться к своему завершению без возможности на повторение. Перешагнув через порог двадцати семи лет жизни, ему кажется, словно прошла вечность с тех времен и ни секунды одновременно. Он отворачивает голову от вырисованных, подтершихся все-таки цифр, одна из которых растворилась со временем в дереве, и занавеска прячет их от лишних глаз. Мужчина снимает ноги с парты, но пока что не встает со своего места. Годжо Сатору — сильнейший маг в современной истории на данный момент времени. И он никогда не был против этого — ему было не трудно. Он даже наслаждался силой, которая у него была, хоть и изредка имел возможность ее использовать хотя бы на несколько процентов. Не так давно после того, как Секо допустила ошибку в своей работе, Сатору спокойно заявил, что это была не ее вина, и ей не стоит брать на себя слишком много. Она тогда сказала: «Ты сам это делаешь». В его ответных словах: «Мне по силам» не было ни капли цинизма. Он никогда не требовал ни от кого вокруг себя понимания. Не требовал ни любви, ни ненависти — ему было достаточно безразлично, какого мнения о нем окружающие, потому что это не было чем-то важным для него. Годжо Сатору, облаченный своей эгоистичной натурой, не требовал буквально ничего. Не тяжело быть сильнейшим, но жаль быть им в одиночестве. — Война, да? Сугуру Гето выбрал свой путь добровольно, только вот много ли добра в его воли? Навряд ли. Как и не так уж в ней было много и выбора, быть может. Сатору поднимается из-за парты, движением ноги криво задвинув за нее стул. Проходит мимо доски, мелом на которой выведена сегодняшняя дата. Химические колбочки смотрят на него из дальнего шкафа как свидетели преступления, которым являются выведенные его лучшим другом цифры. 0487. Годжо закрывает седзи кабинета, скрываясь от лучей солнца и от значения измененного маркером и временем кода. «Ты идиот».