***
Дэниель никогда прежде не пробовал себя в рисовании, раньше он попросту не думал об этом развлечении, как о чем-то, чему люди учатся многие годы и стараются постичь. Теперь же, вглядываясь в белые паруса кораблей, столпившихся на пристани или на те, что стремились к прохладе моря, на огромные коконы веревок, повисшие на каждой мачте непостижимо тяжелым грузом, он никак не мог понять, как перенести на лист это ощущение свободы. Он чиркал по холсту, стараясь в точности перенести то, что он видел, но только марал лист. Тогда он взял новый и новый и еще один. Вдруг в каюту вошли. Дэниель слегка вздрогнул и обернулся, отрываясь от работы. На пороге оказался Шон с развернутой картой в руках: — О… Бонни здесь нет? — Она ушла… с Роцци, кажется, — отмахнул Дэн. Он снова посмотрел за окно, на кусок пергамента и тяжело вздохнул. Все было не так. — Ты… рисуешь? — Как видишь, — Дэн слегка отклонился на спинку кресла, показывая свои посредственные каракули. Шон выглянул из-за его плеча и взглянул на листы. — Я мало в этом смыслю. Но здорово… ну, знаете, все эти мачты и линии… — он неопределенно махнул рукой. — Тебе нравится? Честно скажи. — Да, ты точно определил размер того флага. Дэниель неудовлетворенно выдохнул. — Понял. Шон задумчиво прикусил губу, осмотрелся в комнате и несколько неуверенно вымолвил: «Бонни бы, наверно, подсказала лучше меня. Но здесь есть еще ее картины, может что-то подсмотреть?». Дэниель заинтересованно повернулся. Шкипер отлично знал, где Бонни хранила свои рисунки, потому что там же прятались и свертки карт, изрисованные схемами и маршрутами. Шон сказал о них только: «Мы искали, где находится «Рок» и рисовали маршруты кораблей» — и убрал в сторону, оставляя связанные стопки бумаги, свертки и конверты. Да, Бонни любила оставлять после себя такие островки творчества, где каждый лист исписан от одного угла до другого. Шон достал целую стопку и вывалил на стол. На первом листе была нарисована палуба какого-то корабля. Было непонятно, какого именно, но в силуэте, стоявшем на носу, было ясно, что это Виски, его было легко узнать по округлой фигуре. А на следующем листе даже красовался слой краски. Яркие пятна складывались в картину, словно какая-то головоломка: через пару секунд Дэн разобрал в фигуре на бумаге пирата, сидевшего на ступенях, в руках которого была зажата отрубленная голова, кровь из которой текла по палубе. Шон встал рядом с ним, глядя на рисунки. — Карты она хорошо рисует. — Карты, значит, — Дэниель перебрал рисунки и вдруг достал несколько кусков пергамента, заметенные слоем угля, это был портрет Элизы. Она смущенно улыбалась, сидя за шитьем. А рядом с ней на листе располагалась статная, выпятившая грудь чайка. — Эти она давно нарисовала. В последнее время она совсем не садится за рисование, — объяснил Шон. Дэниель кивнул. Вдруг на стол запрыгнула Игла. Уши ее навострились от шелеста бумаги, а зрачки округлились: она готовилась к нападению на куски пергамента. На следующих листках была написана чуть ли не вся команда. Отрывисто, экспрессивно, не было ни одного завершенного холста, но в том и была неуловимая прелесть этих этюдов. — Она вас любит, — отметил Дэн, перелистывая листы. — И не только нас, — Шон бросил это между строк, как нечто незначительное и уже ясное, но Дэниель зацепился за эти слова и поднял глаза на Шкипера. Шон даже не сразу заметил это еле заметное движение. А когда он встретился с этим прямым взглядом, то на мгновение замер. В нем не было страха. После того, как он увидел рану Роцци, по его телу максимум побежали мурашки, но это не отпугнуло его от бывшего капитана. Он еще помнил, с кем начинал этот нелегкий путь. С таким же мальчишкой, который боялся потерять свою кошку и крови. — Она и тебя рисовала, — пояснил он и перевернул несколько листов, после чего показал портрет. Это был Дэниель, самый настоящий, но несколько размытый, словно Бонни не сразу вспомнила, как именно выглядело его лицо, как падали волосы и фантазировала. — Она хотела написать красками, но потом как-то отвлеклась на поиски «Рока». — Я уже находил свои портреты на корабле… Он всмотрелся в лист. Он был несколько раз сложен, но аккуратно с немалой долей нежности. В углу листа был нарисован кошачий силуэт, очевидно, Игла. Ему стало несколько неловко. Это ощущение, когда ты видишь на листе физическое воплощение того, как тебя видит другой человек… Вдобавок такой важный для него человек, как Бонни… Он поймал себя на том, что его это даже немного растрогало.***
— Но мы же не будем никого убивать? — взволнованно спросила Бонни, схватив Роцци за руку. — Это чертов швейный! Просто зайди и крикни: «Это ограбление! Запомните мое имя, я Бонифация Уинфред!», — Роцци раздраженно отдернул руку и скрестил ее со второй на груди. — Но зачем говорить свое имя? Меня ведь запомнят! — В этом и суть. Тебе нужна пиратская репутация или ты так и останешься подстилкой Дэна! — рыкнул Роцци и попал в самое яблочко. — Что ты только что сказал?! — вскрикнула она. — Что тебе надо выбрать: ты пиратка или просто баба на корабле. Уже даже Элиза сделала решительный шаг в сторону пиратства, а ты все маешься. — Я твой капитан! — это был ее единственный аргумент. Роцци парировал в ту же секунду: — Тогда докажи мне это! Сейчас же! Бонни тяжело и решительно выдохнула, после чего пробурчала: «Я тебе это припомню, говнюк однорукий» — а потом сжала в руках шпагу, врываясь в магазин. Испуганные швеи резко подняли свои глаза вверх и завизжали, услышав громогласное: «Вас грабит Бонифация Уинфред! Всем стоять на месте или лишитесь жизни!» Позиция Роцци была однозначна: если ты пират, то прежде всего ты вор. По его логике, если ты ни разу ничего не крал, то ты разве что грузчик на торговом судне. Но он солгал, сказав это Бонни. Изначально, и после этого маленького ограбления тоже, он считал, что настоящим пиратом ты становишься после того, как провел полгода в море, убил человека и ограбил несколько судов. Но по мнению Роцци, заставлять Бонни убивать было бы слишком жестоко. После потери руки он размяк, опять же по его личному мнению. С пунктом о воровстве Бонни вполне справилась. Хотя, ограбили они всего лишь швейную лавку, вынесли оттуда не мало. Интендант был уверен, что не будь там его, она бы и деньги взять забыла, потому что первым делом она вцепилась в шелковую ткань. Всего за 30 минут они вдвоем обчистили всю лавку, а после сбежали на корабль. Бонни смеялась как ребенок, унося добычу. Не сказать, что Роцци мог сдержать свою собственную улыбку, когда смотрел на нее. Вскоре они вернулись на судно. — Господа! Принимайте добычу! — объявила она и грохнула сундук на палубу. Пираты озадаченно оторвались от игры в карты. — Что…? Откуда это у Вас? — Бонифация лично ограбила… Судно каких-то торговцев, — солгал Роцци, поднявшись следом. Он потряс мешок в руке, тот соблазнительно зазвенел. — Да! — закивала она и подняла нос. Роцци тут же толкнул ее в бок. — Эй! Я твой капитан! — Разрешите откланяться, капитан, — отмахнулся Интендант, сунул ей в руки мешок с деньгами и ушел в трюм. На его лице невольно растянулась улыбка. Он правда старался никому ее не показывать, но ее увидели все. И это удивительное открытие шокировало команду, как гром среди ясного неба. По приказу Бонни команда распределила добытое и избавилась от старой, рваной одежды, а также купила 3 ящика рома.***
Волны волнующе затихли под носом корабля, давая волю деревянному шуму на палубе. После неожиданно бодрящего ограбления Бонни заразила весь экипаж корабля своей энергией. Они с удовольствием подчинялись ее нежной воле и выполняли приказы нового капитана. Стол подняли на палубу, Бонни заставила его свечами, украсила палубу фонарями, пока вся остальная команда трепетала над праздничным ужином, как пчелы над самой сладкой каплей меда. Приятное ощущение окутало каждого, начиная от Тюленя и кончая Элизой. Они были семьей. Настоящей, без напускного веселья и вынужденного соседства. Боуи был так взволнован, что бегал по палубе, путаясь под ногами под Юджином, который перелезал с одних узлов на другие, вешая фонари. Элиза нарвала цветов и расставила их по палубе и вплела несколько в свои волосы. Она была подобна настоящей лесной нимфе. Даже Роцци на мгновение оттаял: он молчаливо наблюдал за суетой, пока Элиза не обнаружила лишний букет, который было попусту некуда поставить: все было занято. И вдруг объявился Интендант. Он отклонился от перил и взял букет, после чего развязал скрепляющую ленту и взял несколько душистых веточек. Под ее ошарашенным взглядом, он подозвал Виски. А когда боцман подошел, он аккуратно сложил веточку в нагрудный карман его рубашки. — Так-то лучше. — Кто научил этому вас…? — Элиза невольно онемела. Она с отвращением ощутила, что ей очень нравится его идея. — Дэниель делал так, когда камзол был цел. С остальными сделай то же, — Роцци вынул скромную веточку с желтовато-оранжевыми цветами и вставил в нагрудный карман, бережно распрямив листья цветка. Вскоре у каждого матроса в нагрудном кармане очутилось по цветку. Последний достался Дэну. Он вышел на палубу позднее остальных с грязными руками, перемазанными в угле. Элиза окликнула его и робко подошла ближе. — Вы не будете возражать, если я украшу вашу рубашку цветком? — она показала голубые бутоны в своих руках и скромно улыбнулась. Про себя Дэн подумал, что она улыбалась точно так же на портрете, написанном Бонни. — Да, конечно. — Бонни настояла на голубых, — Элиза кивнула в сторону Бонни. Она в это время расставляла кубки на столе, тщательно протирая каждый. — Сказала, что вам нравится… — И не ошиблась. Она аккуратно убрала цветок в карман. Дэниель наблюдал за каждым ее движением, ровно выпрямив грудь перед ней. И первое, что бросила ему в глаза — дрожь ее рук. Он перехватил ее руки своими и помог установить бутон. — Отчего ты так волнуешься? — Все в порядке, — она выдохнула. — Я не хочу, чтобы вы думали, что я вас боюсь. Это не так. На его лицо сама по себе натекла легкая улыбка. Он взял ее руки своими. — Мне это важно. Спасибо. Элиза слегка вздрогнула и наконец подняла глаза на него. Впервые за этот короткий разговор. Да и вообще впервые со дня их знакомства, они разговаривали так. Ощущение было такое, словно они стали знакомы только сейчас. Как будто бы они обменялись именами и теперь пожимали друг другу руки в знак приветствия. — Теперь у тебя тоже грязные руки, — он выпустил загорелые руки служанки из своих. — Эту идею с цветами Бонни предложила? — Нет, Мистер Роцци… — Элиза смущенно улыбнулась и стала вытирать руки, стряхивая с них крошки угля. Его эта новость удивила не меньше, чем Элизу. Он стал искать взглядом Интенданта, но на палубе его не было видно. Может, снова прятался где-то во мраке трюма? Они собрались все за одним столом, когда стемнело, в полумраке, озаряемые только светом свечей и фонариков, в окружении благоухающих цветов и вкусной еды. Бонни произнесла тост, предлагая выпить за нового члена команды. Все, поначалу, подумали, что она говорит про себя и свой новый статус капитана, но, когда она кивнула Дэну и подняла бокал, все поняли, кто был здесь новеньким. Наконец он стал тем, кем всегда хотел. Просто Дэном. Не капитаном самого быстрого корабля с кошкой на плечах, не ужасающей легендой об убийстве целого корабля испанцев. Он был мальчишкой, обхитрившим Рыжую бороду, протащившим котенка на корабль, без прошлого, но с невероятным будущим. Сын смотрителя маяка, Дэнни Одли.***
Приятное и нежное пламя освещало палубу, когда, немного отстранившись от общего веселья, Дэниель увидел Роцци. Он пил в стороне, держа бокал единственной рукой, и слегка улыбался, наблюдая за командой: Немец и Ик громко рассказывали о том, как однажды они видели самого морского дьявола, глядящего на них из воды. Линкольн громко возразил, что такое бывает только в состоянии сильного опьянения. Завязался шутливый спор. Дэниель взял бутылку с ромом и подошел к Роцци. Левая рука капитана несколько отшатнулась, всего на мгновение. Роцци мгновенно перевел взгляд на бывшего капитана, но пытался делать вид, что по-прежнему следит за спором. — Ты уже пуст, — с этими словами Дэн наполнил бокал Интенданта снова. — Как мило, — он хотел сказать «Капитан», но осекся, — Дэн. Одли встал рядом и сделал глоток прямо из бутылки. — Почему ты в стороне? — Я столько дерьма натворил… Но они уже попривыкли к моей компании, — Роцци тоже сделал решительный глоток. Потом взглянул на Дэна, он смотрел со стороны с тем же взглядом. Отстраненный, но вовлеченный. Как лес, глядящий на нового зверя. Они оба были здесь лишними, как им самим казалось, они оба натворили такого, за что обычные люди не прощают, но эти люди их простили и приняли в свою семью. Из-за этой доброты возникало такое ощущение, словно они этого не заслуживают, словно им одолжили большую сумму денег и теперь они должны не только свою благодарность… Только вот то, что они им дали стоило дороже любых дублонов. Роцци перевел взгляд снова на толпу. Бонни искренне смеялась, по-ребячески, когда Элиза смущенно завопила, что это вовсе не смешно, хотя она сама еле сдерживала смех, глядя на свою подругу. Взгляд Дэна был направлен точно на них. Вдруг Дэниель сам прервал наблюдения Роцци: — Ты запомнил эту штуку с цветами. — Ты любил так делать когда-то, — голос Роцци стал мягче. Он выпил еще. — Навивает воспоминания. Да, и правда навивало. Не просто навивало, волна еще больше, чем в шторм, накрывала их общий корабль. За штурвалом снова была левая рука, а Дэниель теперь уже не пытался драться за управление. — Я хотел извиниться. Прости меня за руку. — Жалеешь, что отомстил? — Роцци поднял одну бровь. Смотрел испытующе. — Нет. Не жалею. Но хочу, чтобы ты не держал на меня обиды. И не дергался, — Дэниель умело парировал его нападки, знал его как облупленного. Конечно, 15 лет в море бок о бок с этой мразью. Он и полюбить его успел, и возненавидеть. Каких только чувств у него к нему не было! — Главное, больше не руби мне руки… — они оба хохотнули. — И оставайся таким. Я сначала испугался, когда ты стал меняться… как мелодия, которая на 20-й раз вдруг становится другой. Это бесит. И я хотел все исправить… Последние слова он обронил, подняв свою обрубленную руку и взглянул на затягивающийся, ужасающий шрам, и некоторым принятием. Точно. Впервые за долгое время он так спокойно смотрел на то, что прежде было его рукой. — Хочешь сказать, что то, что со мной было — это я настоящий? — с некоторой опаской спросил Дэниель. Да, вот она суть, которой он так боялся. Вдруг он сказал это вслух и сам не поверил. — Нет. Ты настоящий здесь. А там… там был тоже ты. Не плохой. Я не считаю, что ты поступал плохо тогда, — он с пониманием поднял глаза на капитана. — Ты поступал так, как мог и все. Теперь же у тебя есть выбор. И я посоветую тебе выбирать ее. Роцци кивнул на Бонни. Дэниель взглянул на Интенданта с непониманием. — Она тебя уравновешивает. Ты как чертов монах! — Роцци рассмеялся. Не с издевкой, искренне и чисто, как смеются близкие друзья. — Это не так плохо, если вдуматься. Тебе даже идет. — Спасибо, Роцци. Ты меня успокоил. — Не стоит благодарности, — Роцци оттолкнулся от борта и встал перед бывшим капитаном, — Дэнни. И ушел к столу. Дэниель сделал новый решительный глоток и пошел следом.***