Психиатрическая лечебница

      – Зрение мне повредил мой любимый человек. Ничего не спрашивайте.       Гэто ничего не сказал, но взглядом дал понять, что его пациент был услышан. Он не был уверен в том, что парень готов это обсуждать. Да вряд ли и Сатору до конца осознал, что сейчас сказал. Не похоже было, что это какое-то обдуманное решение, скорее, эмоциональный порыв. Так и получилось…       Годзё посидел, посидел в молчании, поработал ещё немного, а потом понял, что чувства накрывают его с головой, поэтому лучше бы ему поскорее остаться в одиночестве. Такое с ним случалось уже, и не раз – в особенности после того, как его, наконец, выписали из больницы, где наблюдали за его зрением.        В моменты ярчайшего проявления аффективного расстройства дома он обычно уходил к себе в комнату и что-нибудь ломал, потому что безопасно выплескивать свои чувства он не мог и не умел, даром что сильнейший. Чаще всего под удар попадали какие-нибудь школьные кубки, которые ему теперь уже были не нужны – какая в таких вещах вообще ценность? В лечебнице кубков не было, зато рядом сидел мозгоправ, так что парень даже представить побоялся, что он с ним сделает, узнай о его истерических припадках. Будь он девчонкой, ему бы такое простилось, но Годзё был воспитан в классических патриархальных традициях, и мужские слёзы – проявление слабости, а не здоровое проявление эмоций, – так он думал. А врач небось выпишет такие страшные седативные, что он будет сидеть и ловить приход, как когда однажды попробовал травку покурить. Как это правильно называется? Изменённое состояние сознания?       – Я, наверное, пойду, – произнёс белобрысый, после чего кое-как запихнул ещё не разобранные документы в шкаф, при этом совершая слишком много лишних и резких телодвижений и злясь на самого себя, что привлекает чрезмерно много внимания. Руки немного дрожали, потому что хотелось поскорее отсюда смыться. Да и пускай. Пациент он, в конце концов, или где?       – Хотите помогу? – голос доктора звучал мягко. Да хватит уже быть таким сахарно-приторным!       – Не надо, – довольно резко перебил его Сатору, после чего хлопнул дверцами архивного шкафа, дернул на себя дверь кабинета и был таков.        Он постарался как можно быстрее добраться до своей комнаты, где, закрыв за собой дверь, дал себе волю и выпустил чувства наружу. Тяжело дыша, молодой человек уселся на кровати, закрыв лицо руками, и попытался успокоиться, но куда там. Он и сам не знал, хорошо ли, плохо ли сделал, что необдуманно рассказал правду, вот только это все обрушило на него волну воспоминаний. Попробовал сконцентрироваться на дыхании, но не смог, и в итоге просто обхватил себя руками, раскачиваясь, баюкая самого себя в надежде, что приступ скоро завершится.       Пронаблюдав за всем этим, Гэто отложил в сторону все свои бумаги, сложил руки в замок и начал думать. Тема больная, именно этим психика и была травмирована, но обсудить её придется, так или иначе, – выбора нет. Лучше раньше, чем позже, иначе ни к чему хорошему это не приведёт.       Оценив масштабы катастрофы, доктор откинулся на спинку стула и уставился в потолок, медленно покачиваясь на стуле. Он размышлял – следует ли ему вмешиваться сейчас или нет. С одной стороны, ковать пока горячо – тактика хорошая, а с другой, Сатору запросто может начать показывать зубы и скалиться, не зря же он вообще ушел из его кабинета.        Сугуру научил его медитативному дыханию, но вряд ли он сейчас об этом вспомнит, нужно выработать привычку и вообще почаще обращаться к эмбодимент-практикам, но этим они займутся позже. В конечном итоге доктор решил, что на сегодня с Годзё действительно хватит – решение проблем семимильными шагами ничего не упрощает, на самом-то деле. И он решил позволить белобрысому пареньку отдохнуть и остаться одному.        Набрал по внутреннему телефону медсестре Нанако и вкратце описал, что случилось, та подтвердила, что Сатору вернулся в палату. Доктор попросил прислушиваться к происходящему в комнате, просто на всякий случай, но беспокоить без надобности его не велел.       Положив трубку и размышляя о произошедшем, Сугуру отметил для себя, что их совместное времяпрепровождение сказывается скорее хорошо, чем плохо – в конце концов, Сатору многое пришлось терпеть до этого, переживать в самом себе целый водоворот эмоций и молчать, у кого хочешь от подобного крыша поедет, если не уметь обращаться со своими чувствами. Для раскрытия ему просто необходим толчок, коим послужил текущий нервный срыв. Оставалось лишь надеяться на то, что Сатору не подведёт сам себя и не замкнётся после такого снова, но Гэто постарается этого не допустить.       По окончании своей работы, уже ближе к пяти, доктор всё же осмелился заглянуть к своему пациенту – в первую очередь для того, чтобы поблагодарить за помощь с бумажной работой, потому что Сатору действительно очень помог и многое сделал. Во-вторых – нужно было лично удостовериться, в каком он сейчас состоянии. Если дела плохи, то ему, вероятно, придется подумать о привлечении лекарственных препаратов, но пока планировать так далеко он не хотел.       Сугуру звонко постучал в дверь.       – Можно войти, господин Годзё? Я на минутку. Хотел сказать спасибо за помощь с бумагами.       Громкий стук в дверь и голос доктора вывели Сатору из оцепенения. Он внезапно осознал, что сидит в углу палаты, а его лицо застыло и заветрилось оттого, что он не вытер слезы. Было ощущение, что лицо покрылось коркой, ещё и губы разболелись от соленых слез. Он пошевелил мышцами лица, чтобы оживить кожу – хотя неплохо было бы и умыться.       Сатору плакал очень долго, с надрывом, до икоты. Сильные приступы слёз заставляли его слоняться по помещению, как раненого зверя, и едва ли не лезть на стены в поисках какого-то успокоения. В такие моменты он хотел выть и реветь в голос, но тут уже приходилось сдерживаться: дома он не мог себе позволить реветь в голос при Масамити, а здесь не хотел привлекать внимание врачей. Зажимал себе рот рукой и рыдал беззвучно чуть ли не до тошноты. В какой-то момент он и вовсе оказался на полу, уткнувшись лбом в свои острые коленки.       Сложно определить, какие чувства переполняли Годзё в такие моменты. Спектр эмоцией был чудовищным, но главным чувством, наверное, была боль от обиды и несправедливости. Впрочем, оно и понятно: мужчина, безответно полюбивший другого, строго гетеросексуального мужчину, это ли не достаточный повод для персональной трагедии? Его одолевала ужасная беспомощность, что, впрочем, неудивительно. Если бы не все те горестные события, что произошли сразу после признания в любви Сатору, то он, возможно, страдал бы не так сильно, да и лишать себя жизни, может быть, не стал. Если бы да кабы… Даже сейчас его собственное сердце оправдывало возлюбленного, ну вот и почему так происходит?       Дверь открылась, когда парень поднимался на ноги. Ответить он как-то не сообразил и не успел, да и голос после рыданий не восстановился, пришлось некрасиво прочистить горло, словно Сатору курильщик с сорокалетним стажем. Увидев врача, он резко отвернулся к окну – не хотел в очередной раз показывать свой плачевный внешний вид Гэто. Очки валялись на кровати, и Сатору поспешил их надеть, впрочем, это не помешало внимательному доктору разглядеть покрасневший нос, опухшее лицо и стеклянные светло-голубые глаза, не выражающие примерно ничего.       Как профессионал, доктор давно знал, что глаза – зеркало души. Глаза альбиноса были особенными не только потому, что он ими мало что видел ввиду генетических особенностей, но и ещё благодаря той цветовой гамме, которую они передавали. Знал ли об этом сам Годзё, пока оставалось загадкой. Гэто меж тем выявил как минимум три оттенка: равнодушно-усталый светло-серо-голубой, яростно-вспыльчивый глубокий темный синий и жизнерадостный яркий небесно-голубой. Последний вживую увидеть пока не довелось, но судя по фотографиям, такой оттенок – показатель душевного здоровья и хорошего настроение парня. Но до него пока, понятно, как до луны.       – Что-то случилось? – глухо спросил белобрысый, неловко потирая затылок.       – Ну, считается, что мой рабочий день заканчивается в четыре, но я порой имею наглость торчать тут до ночи и мозолить всем глаза, – Гэто добродушно усмехнулся, глядя на своего несчастного пациента, который виновато шмыгал носом, усаживаясь на кровати. Парнишку хотелось обнять и пожалеть, но приходилось подыскивать более нейтральные и разумные способы его утешить. – Вообще собирался уходить, но могу и остаться.       Брови Сатору поползли вверх. Он посмотрел на врача с неприкрытым удивлением, мол, да вы, да ради меня? Шутки шутите.        – А почему вы не торопитесь домой? К жене, к детям... Например, – спросил скорее с интересом, нежели из простой вежливости. Гэто даже не удержался и сдавленно хмыкнул, настолько такие простые вещи казались ему далекими.       – Я, к сожалению или к счастью, не женат. И детей у меня нет. Некуда торопиться, – он развёл руками, улыбаясь. Сатору не знал, что ответить, но, кажется, его язык остался прежним, потому что с него сорвалось:       – Что, совсем никакой личной жизни? Сплошная больница?       – Ну, можно и так сказать, но я вполне доволен, – Сугуру немного прищурился, разглядывая своего пациента. Решил воспользоваться случаем и стать немного более человечным в глазах пациента, да и его рабочий день, строго говоря, закончился полтора часа назад, так что можно было позволить себе некоторые вольности. – Если я и тороплюсь домой, то только чтобы покормить кота, но даже это можно легко пропустить, поскольку, если я работаю сутками, его кормит соседка. Дома довольно скучно.       Почему-то узнав, что у его врача есть кот, о котором тот заботится, Сатору стало смешно. Он был эмоционально опустошен, поэтому самая простая эмоция пришла к нему первой: смех. Скрыть улыбку он не мог, да и не умел никогда их скрывать, поэтому открыто улыбнулся Сугуру.       – Вместо того чтобы со мной сидеть, доктор, – белобрысый поднялся со своего места, – лучше бы сходили куда-то. На свидание, например.        "Вот это мы заговорили" – подумал Гэто, удивлённо вскинув брови.       – Хорошо. Я обязательно прислушаюсь к вашему совету. Когда всех вылечу, – Сугуру, улыбаясь, отклеился от дверного косяка и выпрямился. А потом внезапно и довольно строго сказал. – Я считаю важным сообщить, что вам совершенно необходимы антидепрессанты. После всего, что я услышал, и после поведения, которое я за вами наблюдаю, – пока доктор говорил, он делал круги по маленькой палате, – я прихожу к неизбежному выводу, что они вам очень и очень нужны. Как я понял, – он не дал Сатору себя перебить, – вы негативно относитесь к таблеткам. Я понимаю, почему. Однако я могу вам пообещать три вещи: во-первых, я подберу для вас самую маленькую дозировку, а во-вторых, вам станет гораздо лучше. Лекарство в данном случае будет работать на поддержку нервной системы, которой вам не хватает, со стороны серотонина и других нейронов, которые были разрушены из-за сильного стресса. Обещаю также, что при малейших неприятных побочных эффектах я тут же препарат отменю.       Сатору недолго сверлил взглядом своего врача. Ему, по правде говоря, не хотелось никаких таблеток, но он устал – страшно, а тут ещё нервный срыв вытащил из него все силы… Пусть доктор Гэто делает с ним, что хочет. Спорить не было желания совершенно никакого. Чёртов мозгоправ, вот он всё знает, когда и на какие точки надавить, едва ли не веревки из него вьет…       – Ладно, давайте, – махнул беловолосый рукой. Доктор Гэто мысленно возликовал. Он решил сразу же пойти и назначить лекарство со словами:       – По всему выходит, что вам от меня на сегодня больше ничего не нужно. В таком случае, я действительно ухожу домой к своему коту. Был рад видеть вас в хорошем расположении духа. До завтра, – он махнул рукой, уже закрывая за собой дверь.       – До свидания, – Сатору кивнул ему на прощание. Потом он подумал, что нехорошо было разговаривать со своим врачом о его личной жизни, ещё и с такими пассивно-агрессивными интонациями, а потом решил, что все правильно сказал. Тем более Сугуру докопался, пока он, Сатору, в таком уязвимом состоянии, еще и таблетки ему выписал.       Вот же гад.       Собственно, отчасти по этой причине перед сном, следуя какому-то непонятному порыву, молодой человек выбросил выданные ему снотворные в унитаз. Нанако по какой-то причине проверять, проглотил ли он лекарства, не стала, – человеческий фактор, врачебная халатность, – так что Годзё прошмыгнул в свою палату и выплюнул пилюлю. Сам удивился своему бунтарству, но лёг спать безоружен.        Как и следовало ожидать, кошмар вернулся вновь.       «Тодзи, иди сюда?» – неровной пьяной походкой Годзё сокращает дистанцию со своим возлюбленным.       «Сколько раз мне нужно повторять – не называй меня по имени! Кретин. Мы не друзья» – мужчина выражает крайнюю степень негодования, у него даже глаза потемнели, потому что он тоже был пьян. На кой черт, спрашивается, вообще решил выпить с альбиносом, если они не друзья? А ещё он неотёсанный и вспыльчивый мудак, но Сатору к этому привык, ему нравится это. Он считает, что заставить Тодзи проявить эмоции – уже большое достижение, доступное не каждому, а значит, у него есть шанс.       Парень смеётся пьяно и продолжает лезть к Фусигуро.       «Я же люблю тебя, Тодзи» – на сей раз того, кажется, проняло, и до него наконец-то дошел смысл сказанного, вот только отреагировал он совсем не так, как хотелось бы того Годзё.       «Не лезь ко мне, педик» – кажется, он не шутит, но Сатору это не заботит, он слишком много выпил, чтобы чувствовать страх и границы дозволенного. Он хохочет заливисто, пытается повиснуть на шее у мужчины и поцеловать его…       Сатору подскакивает на постели с негромким криком и лихорадочно дышит. Вся пижама и постельное белье пропитались его потом, но он пока этого не чувствует, пытается унять бешеный стук в груди. Вспоминает вдруг о медитативном дыхании, которому его научил Гэто, и старается дышать на четыре счета. Успокаивается легче и быстрее, чем обычно, но сон уже не идет.       За окном занимается рассвет, значит, время уже ближе к семи утра. Учитывая, что уснуть парень смог в лучшем случае к трем-четырем часа утра, то фаза сна-отдыха оставляла желать лучшего. Сатору встает и решает сходить в душ в надежде, что контрастные струи воды помогут организму перезагрузиться, и тогда он сможет поспать ещё немного. Так и произошло, но едва он коснулся головой подушки, – по крайней мере, по его ощущениям, – как тут же пришел врач.       На утреннем осмотре к своему белобрысому пациенту Сугуру решил в этот раз снова наведаться в одиночку. Отослав медсестру, он негромко, но настойчиво постучал в дверь палаты.       – Доброе утро, господин Годзё. Вы уже проснулись?       Сатору ещё досматривал свой утренний сон, но убедительный стук в дверь его разбудил.        – Ага, – простонал он из постели. – Просыпаюсь.       К нему заглянул доктор Сугуру Гэто, мысленно оценив масштабы трагедии – того, как сложно пареньку вставать. Опять что ли плохо спал? А почему, если пьёт лекарство? Надо будет сделать втык Нанако и Мимико, чтобы были с пациентами построже. А если и не их вина, то все равно всех надо построить – зря он что ли больницей заведует?       – Как чувствуете себя? – сочувствующе спросил он. – Хорошо спали?       – Ага, – соврал Сатору. Гэто мысленно закатил глаза: он уже заметил, что паренек, если врет, всегда отводит глаза влево.       – Хочется верить, – покачал головой врач. Он самолично принёс ему первую дозу сертралина, всего 25 миллиграмм, чтобы организму было легче адаптироваться под антидепрессант. Во временной перспективе надо будет поднять дозировку до 100 миллиграмм, а принимать их Годзё придётся по меньшей мере год. Ну об этом доктор говорить ему пока не собирался, да и не стоит пациенту об этом знать. – Я принёс вам лекарство. Пейте. Начнём с самой маленькой дозы, и будем постепенно повышать до оптимальной. – Он молча вручил ему два стакана: один с водой, второй с таблеткой. Сатору послушно выпил под пристальным наблюдением врача, и только после этого Сугуру позволил себе отправиться дальше дальше на осмотр. – Сегодня в десять, не забудьте.       Забудешь тут…