Кто мы на самом деле

Указывает ему, дерзит! - да как она смеет! Впрочем, он сам избаловал её своим отношением. Ему надо побыть одному, чтобы остыть. Он вернулся наверх, к тихому пруду с лотосами и начал медитировать. Медиатор снова заработал, начиная расставлять по полочкам его мысли. Вторя звукам воды, он начал шептать известную ему очень давно мелодию. - Кихотао зарится на проходящих по его лесу людей. Даже мне, его единственному другу, не всегда понятны его поступки. Похоже, ему нравятся люди, но он заставляет себя их презирать. Нас. Образ, в котором он предстал сейчас перед тобой, - его настоящая личина. Но чаще всего он выбирает подражание человеческой внешности - какая ирония. Во всяком случае, для меня. Жирар медленно отходила от шока, влача ноги за болтающим де Реналем. Только сейчас до неё начало что-то доходить. Вид Кихотао с толстой красной кожей только сейчас начал вызывать у неё зачатки ужаса. Она всего-лишь хотела почитать книгу на своей излюбленной поляне... Неужели она не имела на это права, потому что это владения Кихотао? И всё-таки мотив его поступков остаётся неузнанным. Желал бы он прогнать её, сделал бы это сразу, зачем же всё усложнять? Возможно, он присматривается к каждому человеку, прежде чем утащить его под землю. Но так страстно пытаться изменить её отношение к книгам... - Знаешь, - де Реналь вырвал её из своих мыслей, - я думаю, он пытается сохранить местную догму... О, мы уже пришли. Они остановились у одного из жестяных ящиков. Де Реналь открыл дверь в бесконечный коридор и шагнул вперёд. Они шли мимо комнат без дверей, в которых висели люди в масках, каждый в своём сюрреалистичном пространстве, состоящих из чёрно-белых кубов, квадратов, линий и всего, что только можно. Продолжая идти мимо этих комнат, Жирар чувствовала, как в ней укореняется страх, как под кожей шевелится отчаяние, ползает безысходность. Рот кривился от сдерживаемых рыданий, глаза болели, как и голова, уставшая пытаться понять происходящее. Перед одной из комнат де Реналь остановился и схватил её за руку до боли, чтобы она точно запомнила его слова. - Здесь всё зависит от тебя. Ты попала в другой мир, и это не только пугающе, но и удивительно. Ты можешь узнать много интересного, а можешь забиться в угол и рыдать. Твоё появление здесь может означать твою гибель, а может - крах "эксперимента." Надеюсь, моя надежда не окажется бесплодной. Сказав это, он толкнул её в одну из комнат. - Во всех же прошлых случаях она оказывалась именно такой... Кажется, она падала. Или висела в воздухе. Человек может висеть в воздухе? Желания шевелиться не было. Сознание плыло по воспоминаниям и фантазиям. Она видела бабушку в цветастом халате и белом фартуке, стоящую у распахнутого окна с платочком в руке. "Вьтеянминские женщины живут дальше, несмотря ни на что" - повторяла она сама себе, как всегда говорила своей внучке, но всё равно продолжала смотреть на улицу и ждала, когда Жирар вернётся. В тщеславии она, потерявшая мужа и детей, находила своё утешение, и люди восхищались её стойкостью. А Жирар это раздражало. Чем глубже она погружалась в эту мысль, тем интенсивней по телу расходилось странное покалывание. "Вьтеянминской девушке нужно жить дальше, несмотря ни на что!" Где же найти выход, как начать двигаться? Что писал романист о той женщине, добровольно отправившейся на войну, о матери, ушедшей следом? "Когда человек позволяет себе идти за сердцем, он остаётся самим собой в любых обстоятельствах. И если все вокруг считают его путь бесчестным или даже самоубийственным, он должен продолжать. Он должен это лишь самому себе и больше никому. Только так и никак иначе." В животе и груди что-то заклокотало. В голове замелькали книги, закладки, подчёркнутые карандашом слова. Обычно разрозненное превратилось в нечто структурное и как никогда ясное, почти осязаемое. Перед ней предстали мать и дочь с протянутыми к ней руками. "В чём эти двое поразительны, так это в верности самим себе. Жирар, - обратилась она к самой себе, - станешь ли ты такой?" Различия в их жизнях были кардинальными, но и без войн у человека на пути возникнет множество трудностей. Желания быть сильной, вернуться к бабушке, вернуться к книгам переполнили её, и она схватила женщин за руки. Покалывание прошло, в груди было тепло и спокойно, но что важнее всего - под ногами была твердь. Не веря своим ощущениям, она распахнула глаза, обнаруживая себя стоящей в коридоре. - Неплохо, - раздалось рядом, - ты выбралась из пристанища собственных мыслей и фантазий, что выбирают немногие, ведь оно служит им прекрасным местом для забытья. - Эти комнаты служат камерами для всех, кого Кихотао желает проверить? - Верно. Только не расслабляйся, это лишь начало.