— Пять месяцев назад —
— Экспеллиармус! Джон не поверил в свою удачу, когда наконец-то у него вышло выбить палочку у этого проклятущего аврора. Дазай на пару со своим рыжим чёртом вывели из строя всех их с Лавкрафтом подчинённых. Кстати, где был последний? Ладно, об этом можно подумать и позже. Схватка завела их на обрыв неподалёку от места, откуда обычно Стейнбек отправлял транспорт в Америку. Трансгрессировать на столь большие расстояния ещё и с грузом было невозможно, поэтому приходилось немного поплавать. В целом побережье с его галечным пляжем было даже аристократично красиво в обрамлении сдержанной английской флоры, но о любой прелести забудешь зимой, ещё и когда на тебя нападают. Противник обезоружен. Этот факт словно делал его ещё более жалким на фоне океана, но Дазай смотрел прямо и без страха. Солёный воздух порывом бил аврору в спину, заставляя мантию обволакивать тощую высокую фигуру. Всё тело шевелилось в такт тяжёлому дыханию. Пора это кончать. Джон поднял палочку, готовый сотворить последнее заклинание. Рука дрожала. То ли из-за усталости, то ли из-за ветра, гуляющего уже и под одеждой, то ли из-за осознания ситуации. Ему не приходилось убивать людей. Обычно их просто не находили, схемы Фицджеральда были слишком выверенными временем и лощёнными, как примерно всё у Скотта. Осечки казались невозможными, наверное, поэтому часть ответственности возложили на девятнадцатилетнего, и вот расплата за самоуверенность — долгожданные большие проблемы в числе двух штук. И одну Стейнбек должен прикончить. Авада Кедавра? Нет, непростительное — это слишком даже для преступника. Джон от такого не отмоется, не забудет, не простит себе, не сможет потом спокойно гладить по голове и плечам сестру теми же руками, которыми выбил из человека душу. Он просто скинет Дазая, а дальше всё сделают волны и скалы. Волны и скалы. Не он. Решено. Не медля больше ни секунды, юноша воплотил свой план в жизнь. После долгого и выматывающего боя у него получилось выйти победителем. Последним из четырёх, с кем бился вторженец, но победителем. Он сам видел, как Грим аврората, Осаму Дазай, падает со скалы, пусть и ликования так и не получил. Слишком ныло плечо. Каким вообще заклинанием в него тогда запустил этот придурок? В отсутствии врага адреналин спадал, боль из-за этого становилась всё острее, сжимала кольцом сустав. Джон позволил себе схватиться за него и выругаться прежде чем развернуться. Кроме плеча досталось голени. Её повредили последней, практически перед самым разоружением и, чёрт возьми, это было единственной причиной, почему Стейнбек дошёл до сюда. Сейчас же каждый шаг был угрозой вывиха ноги. Или просто чувствовался так. А ему ведь ещё напарника искать… За мыслями о возможном местонахождении Лавкрафта и своих увечьях, Джон не подумал об одной вещи — звука от падения тела аврора не последовало. Ни плеска волн, ни гулкого шума удара о прибрежные скалы, ни хотя бы человеческого крика — ничего. Если до Стейнбека эта странность и дошла, то было уже поздно.***
Дазай не шибко изящно висел, перекинутый через ручку метлы, которой управлял Чуя. Не то, чтоб это его сильно смущало, но задетый в бою бок немного ссадило. Напарник, который мгновение назад поймал его с помощью Мобиликорпуса, уже обезвредил мальчонку, перед которым пришлось разыграть почти шекспировский сюжет и точно поймать момент, дабы спрыгнуть быстрее, чем долетит заклинание, но не слишком, чтобы себя не выдать. Американские контрабандисты где-то вербовали себе хороших людей (по крайней мере в руководители, рядовые бандиты были бесталанным сбродом), если бы не вовремя подоспевшая страховка для шоу, Осаму пришлось бы с ним ещё прилично повозиться. — Помнится, со снитчами ты был явно аккуратнее, Чуя, — заметил Дазай, когда услышать их уже никто не мог. — Не помню, чтоб хоть один из них весил, как ты, — огрызнулся бывший ловец Слизерина, рывком поправляя лежащее перед ним тело за шов на спине. Осаму продолжил бы их очередную перебранку, но давление на рану в новом положении стало противнее, так что он просто потребовал дать ему слезть и подобрать палочку. Накахара подлетел к земле и заботливо спихнул с древка того, кто по бумагам два месяца значился его подчинённым, но, судя по тону, упорно игнорировал этот статус. Поиски не заняли много времени. Тем не менее не слезавший с метлы Чуя успел отправить в аврорат патронуса с посланием о защищенном незаконном складе, теперь их работа точно была сделана. Скоро всех находящихся без сознания арестуют уже другие сотрудники министерства, а они пока могут отправляться в больницу святого Мунго. — Почему ты был так уверен, что я закончу первым? — Чуя говорил уже с ним, но всё ещё смотрел, как вдаль уплывает его собственное заклятие в бестелесной форме. Дазаю в целом был безразличен светящийся бледный шар, он вытирал о плащ Стейнбека палочку. Всё равно окоченевший от заклинания преступник ничего ему за это не мог сделать. — Ты всегда мог колдовать разве что со всей дури, и чтоб во все стороны, как собака без намордника — бурчал Осаму не поднимая головы от процесса. — Чаще всего, это абсолютно безвкусно, но против толпы эффективнее моего стиля. Договорённость о том, что Накахара хватает одну из метел контрабандистов и летит к обрыву сразу же, как покончит с Лавкрафтом, была брошена в спешке, почти на автоматизме. И всё равно сыграла. Этим, наверное, можно было гордится, но Дазай уже распробовал должность аврора заново и ждал возможности выкинуть реально стоящий трюк. Мелочи, как сейчас, веселили, но не более. Очистив от грунта палочку, он встал и полной грудью вдохнул морской воздух. Лёгкие почти забыли, каким он может быть отдельно от городского смога. Треклятый Лондон, какое сокровище ты прятал от людей. Океан капризничал. Это не было настоящим стоящим штормом, но вода беспокоилась и даже местами шла пеной, серая от отражения пасмурного неба она о чём-то переговаривалась с крикливыми чайками. Несмотря на противный ветер, Дазай тут остался бы чуть подольше, не будь пары мелких, но досадных ран. Накахара вдруг без слов начал движение по воздуху. — Эй! — не без возмущения позвал Дазай. — Вы снитч обронили, дорогой ловец. Отсутствие реакции тоже было реакцией, причём непривычно холодной для обычно горячащегося аврора. Нет, напарник не обиделся, Осаму это чувствовал. Да и тогда Чуя начал бы ему отвечать. Он просто снова заводил свою надоевшую пластинку о том, что как раньше не будет. Обещанного Ада на земле так и не случилось, как и предполагалось. Всё-таки Накахара был вспыльчив, но по большей части отходчив, однако показные дистанцирование и холодность в их сотрудничестве периодически сквозили. Дазай чувствовал сразу ничего и слишком много по этому поводу. Он не мог сказать, что не понимает Чую, но это же было таким бредом. Двенадцать лет не перечеркнуть одним годом. «Так больше не может быть…» Может! Да так, мать вашу, и есть, пока кое-кто не начинает вставать в позы после каждого задания. Им нравилось работать вместе. Нравилось до блеска в глазах и зудящего в руках азарта. Они знали в дюймах области действия заклинаний друг друга, угадывали каждый шаг и любой выпад — всё было ожидаемо, знакомо, почти уютно. Осаму это всегда пьянило, практически нездорово вело от каждой мелочи, которую понимали без слов. Он любил натыкаться спиной на чужую ровно в те моменты, когда ему было не до защиты тыла, не уставал удивляться тому, как легко им не путаться друг у друга под ногами. И он знал, что это взаимно. Всё читалось на слегка веснушчатом лице Чуи, когда он, не удержавшись, хвастался, что уложил на одного больше. Даже дурацкая стена Накахары в такие моменты сыпалась по кирпичам, но только затем, чтоб он снова начал гнать Осаму после. И самым паршивым была мелочность, которой всё достигало. — Просто вынеси меня за пределы антитрансгрессионных чар и дальше сам, — Дазай старался сказать всё это с фирменной улыбкой, максимально дружелюбно и запихнув поглубже раздражение. — Тут метров сорок до их границы, — прикинул Чуя глядя на место, откуда они и накладывали заклинание. — Дойдёшь. Создание щита от трансгрессии было стандартным, практически банальным, но эффективным стратегическим приёмом. Из-под сферы, которую образовывала магия, становилось намного сложнее сбежать, а значит с большей вероятностью получалось схватить всех преступников разом. Однако теперь это досадная причина, по которой Осаму нужно было какое-то время неуклюже ковылять, держась за бок. Напарника было уже не уговорить. Они ведь уже две минуты и не напарники вовсе, так, настоящий работник Министерства и кто-то ещё. С человеком без определённого статуса Накахара любезничать не желал, ещё и рванул на метле так, как любил — до свиста в ушах. Как только чёртову шляпу умудрился удержать при такой прыти.***
Акико Йосано никак не поменялась за год, что он отсутствовал. Изменилась лишь расстановка сил. «Перчаточное дуо», как ласково Дазай звал её дружеский альянс с Чуей, выродилось в полноценную социальную единицу, а не умерло шуткой назло ему, как ожидалось. Теперь они, по слухам, собирались вместе каждую вторую пятницу месяца. А ещё Накахара завёл привычку обращаться к ней по имени тет-а-тет. Ну, тет-а-тет и при Осаму, потому что напарник мог хоть десять раз от него отречься, но они всё ещё мало различали, где в их дуэте кончается «я» и начинается «мы». Понять подобное было по силу разве что сиамским близнецам. Госпожа лекарь уже готовилась взяться за сбежавшего на метле аврора, когда Дазай возник в палате, которую ему услужливо подсказали в приёмной этажа. Чуя его взглядом не одарил — слишком старательно закатывал штанину. На стопе и чуть выше пузырился ожог магической природы. Несмертельно и быстро лечится, но досадно и жутко чешется. Пара отметин была и на руках. Вроде от заклинания магического хлыста, однако тут Осаму не был уверен. В остальном напарника можно было причесать и отправить работать снова. — Мисс Йосано, я тоже к вам, — певуче поздоровались перед тем, как занять указанную кивком соседнюю койку. Возможно, ему чудилось, но в прошлый раз Акико показалась несколько враждебной из солидарности товарищу. Вероятность ложной тревоги была даже более чем ненулевой, так как у девушки случались приступы просто садистского настроения, но для верности Дазай решил пару визитов побыть паинькой. Стоя в лаймового цвета форме — которую сама Акико звала попугайской и излишне вычурной — с маленьким гербом в виде скрещенных палочки и кости на белом переднике, Йосано меняла свои обычные перчатки на рабочие. Она всегда это делала очень… Страшно. Так умели только люди врачебных профессий. С упоением, какой-то мрачной властью во взгляде, так, словно сейчас вскроют грудную клетку без наркоза или сделают… что похуже. Такое нельзя было объяснить, нужно было лишь видеть. — Всегда завидовал тому, как ты это делаешь, — вдруг подал голос Чуя. — У меня не выходит такой же взгляд проктолога-маньяка. Из хороших новостей было то, что Накахара больше не зол на весь мир, и что Дазай не один видел своеобразную манеру. Из плохих — ему ещё долго придётся прилагать усилия, чтобы не представлять Чую, натягивающего перчатки, как Йосано. — А ты думал на что уходит первый год обучения целителей? — кажется, у Акико тоже было хорошее настроение. Подкалывали друг друга. Впрямь спелись. Аж тошно. Йосано принялась рыскать по ящикам. Пузырьки полные, не очень и пустые, готовые зелья, ингредиенты для них, посуда для приготовления, бинты, вата и прочий хлам рядками стояли на полках пары больших шкафов напротив кроватей для больных. Спустя минуту у неё в руках были: ёмкость для воды, пара зелий в мелких бутылочках, всё для повязок и их фиксации. — Руки или плечи пострадали? — она внезапно оторвалась от сборов и обратилась явно к Дазаю. От резкого разворота головы, тёмное каре пошло волной, сверкнула в холодном цвете лампочки заколка. Осаму попытался вспомнить, но для верности окинул взглядом руки. Раны иногда давали о себе знать не сразу, он это знал не по наслышке. В этот раз он не заметил приличный кусок содранных бинтов и кожи на ладони. Судя по всему это получил механически, по крайней мере, на магию ничего не указывало. — По мелочи. Основное — левый бок. — Перебинтовывать всего тебя надо? — уточнила Йосано, косясь на запасы больницы. Чуя коротко глянул в его сторону, словно тоже задаваясь этим вопросом, но одёрнул себя и тут же вернулся к собственным заботам. Для пущей верности Дазай чуть пошевелил плечами, проверяя не отзовётся ли что в спине, но сюрпризов не было. Лавкрафт и Стейнбек их скорее вымотали, чем реально покалечили. — Нет, — подытожил он. Через минуту Накахара уже лежал, надвинув шляпу на глаза от света. Йосано наколдовала воды в подготовленную ёмкость и промывала его раны на предплечьях. Они спорили о месте, где встретятся через неделю, и о том, ждёт ли Рампо диабет от его текущего рациона. Осаму медленно стянул с себя рубашку и рассматривал область, где ныло всё это время. Неглубокая явно локализованная рана под свежим и ещё липким струпом. Из-за этого ткань пришлось аккуратно, но отодрать. Увечье странное для обычного человека, типичное для мага, гематомы рядом нет, всё-таки заклинание, а не удар. Может и шрама не будет. А если и будет, то его это уже не испортит. Другой вопрос в том, что рубашку жалко. В любом случае, его будни всё больше напоминали родную рутину. Даже появились силы жалеть одежду и раздражаться с того, что опять начали с Чуи, а сидеть топлес вообще-то холодно даже с бинтами. Наверное, это что-то значило. На середине процесса Акико пришлось сбежать от них. Кажется, бутылёк чего-то против ожогов оказался пустым. В целом обычное дело — в больнице святого Мунго всегда царил контролируемый хаос, но стоило Дазаю забраться ногами под одеяло и решить подремать, как тишину нарушил голос слева. — Не зови её «мисс». Сначала ему даже показалось, что оклик — это плод деятельности всё-таки ушибленной головы. Однако из-под полей шляпы на него явно смотрели знакомыми светло-голубыми глазами. — Если хочешь подлизаться к Акико поновой, то используй «доктор», — продолжил внезапные советы Чуя. — Она считает, что «образование говорит сильно больше чем то, есть ли при ней узаконенный мужчина». Последнее было явно авторской формулировкой. Аврор невольно усмехнулся. Не мог он подумать, что когда-нибудь получит за вежливость. — И ты действительно соблюдал это? — без яда и даже с удивлением спросил он. — По-моему, это немного фанатизм, но мне было несложно, а ей нравилось, поэтому я долго звал её «док Йос», пока не перешли на имя, — признался Накахара, уже полностью пряча лицо под головным убором. — Человека не обязательно во всём понимать, чтобы принять, Дазай. Судя по всему, ситуация была ещё запущеннее, чем казалось. У Осаму уже появлялось желание узнать, каким алкоголем подкупили напарника в его отсутствие. Исключительно в академических целях и из желания продегустировать самому, конечно. — Какая забота, Чу-уя, — намеренно пискляво протянул Дазай. — Не о тебе, а о ней, — фыркнули куда-то в шляпу. Осаму накинул на плечи собственную безнадёжно испачканную рубашку. Хотя может он и вспомнит пару моющих заклинаний. Грело не сильно, но хотя бы при открывании дверей никто не увидит лишнего. Накахара угрожал провалиться в сон. Рана ненавязчиво, но стабильно тянула. И всё-таки что-то во всём этом было.***
В квартире был полный кавардак уже… Нет, проще сказать, когда в ней был порядок. На прошлый новый год точно был. Дазай помнил, что тогда его что-то сподвигло поддаться порыву и сделать вид, что новый календарь мог изменить и его, что вылилось в генеральную уборку… И-или это был позапрошлый год? У него до сих пор не пришло в норму понимание времени и того, сколько же он провёл в апатии. Зато он выбросил копившиеся с возвращения в город бутылки. Почти все! Работы было ещё много. Бо́льшую часть он привычно откладывал, тренируя в себе пока главное — привычку вовремя пополнять холодильник. Наверное поэтому практически всё, кроме кухни, казалось серым и затхлым. Проветривания уже вывели всю пыль, что могли, но на уборку даже с помощью магии Осаму пока не хватало. Что иронично, он мог сотворить многие сложные заклинания с множеством тонкостей чисто из интереса, но скучные и простые бытовые чары в голове не задерживались. Когда-то радовавший отсутствием лишнего интерьер, теперь лишь раздражал тем, что глазу не за что было зацепиться. И всё-таки сквозь нездоровую припылёнось пробивался былой уют, пробивался дом. Приведённая в порядок полка с рабочей одеждой, отмытый керамический фартук на кухне, рабочий стол уже без хлама выглядели ростками на пепелище. Постепенно Дазай отвоёвывал и диван у стопок постельного белья, пижам с полотенцами разной степени чистоты, пары книг и прочего, но чаще всё-таки лежал поверх. Как и в этот вечер. Мешал лишь холод, что лизал спину. Хозяин дома уже пожалел, что снял с себя бинты, пока влез в домашнее. Откуда сквозило? Он осмотрел окна — все были закрыты, занавески не дрожали. Дверь тем более. К гусиной коже от холода норовились примкнуть новые мурашки. Тем не менее он пытался не становиться параноиком. Не здесь. Не сейчас. Не посреди Лондона. Это же бред. Это из окон других комнат, которые он не видит. Схватившись за палочку несвойственно крепко, Дазай заглянул в спальню. Половину не сильно большой комнаты съедали разбросанные вещи: последние бутылки, книги на самые случайные темы, которые только можно было представить, пара пузырьков с толченой мандрагорой из времён, когда он решил готовить себе зелья самостоятельно, и многое другое. Ещё треть — габаритная мебель, кровать и шкаф, остальное приходилось на письменный стол и две очищенные дорожки: к нему и к кровати. Тут шторы ожидаемо были плотными, тяжёлыми, чтоб не тревожить сон редкими ясными рассветами. Но даже они бы колыхнулись от ветра, однако нет, штиль. Вязкий, противный, пыльный, спёртый. От него становилось не спокойнее, а хуже. Это душило. Или всё-таки дышать стало труднее от страха? Последняя попытка. Бывший аврор прокрался по собственному дому, словно вор. Пересёк гостинную вновь, заглянул в кухню. Гарнитур без излишеств, куча ящиков, из всех них и в лучшие времена он использовал три, кафельный фартук, который слегка поблескивал от фонарей снаружи, на окне лёгкий тюль. Ни намёка на движение. Внутри всё падает. Дазай сам не знал, зачем он включил свет: приближение дементора и так было очевидно, но когда люстра замигала, то его стал бить озноб, сравнимый по интенсивности с припадком. Конечности ощущались тяжёлыми и холодными, точно отлитыми из свинца, сознание само дорисовывало крики в мерзкую тишину вокруг. Сердце звучало в висках, но не ощущалось собственным пульсом, субъективно казалось, что оно замерло, покинуло законное место, укатилось в пятки и теперь молчит там, а это какой-то инородный, чужой гул. Осаму не помнил, как трансгрессировал и видел ли непосредственно дементора. Но точно знал, что увидит, когда разожмёт глаза. У Чуи дома не было противного, оглушающего молчания. У него играл винтажного вида проигрыватель — подарок профессора Коё Озаки своему драгоценному любимчику на выпуск. Да, странно в наше время желать себе старомодный аппарат с иглой, но Накахара грезил им, что знали, кажется, только Дазай и декан Рейвенкло. Из винила у аврора имелось… Всё понемногу на самом-то деле, период убеждённого увлечения роком и панком остался в подростковом возрасте. Осаму и тут был в курсе, но над разнообразным вкусом было было сложно шутить, поэтому он клевал чужой плейлист во всё-таки преобладающее «британское нашествие» и более тяжёлую его часть. Чем более концентрированным металлом была композиция, тем сильнее она Чую успокаивала, по какому-то странному принципу. А нервничал он постоянно, из-за чего издевательства на тему криков в микрофон, раздолбанных гитар и призыва Сатаны в текстах всё ещё работали. Однако сейчас Накахара явно не нуждался в лишнем успокоении, играли классические саундтреки фильмов. Ни тебе гроула, ни скрима, просто оркестр и звуки возни на кухне. И слава богу. Под навязчивые тревожные скрипочки, которые он точно где-то слышал, и шипение масла Дазай пару раз вдохнул и выдохнул. Тело уже чувствовало себя адекватнее. Он осознал, что по сути своей сбежал с дивана на диван, что тут уже не холодно. Глаза медленно разомкнули. Свет горел только на кухне, но и по остаткам освящения из неё был заметно, что у Чуи довольно чисто для холостяцкой-то квартиры (особенно, если есть, с чем сравнивать). Тенями стояла у стен мебель, запаха пыли не чувствовалось, даже на диванном столике ничего лишнего. Но что важнее, было не то, что не холодно, а тепло. То ли на контрасте, то ли от плиты. Нужно было подать голос первым. Дазай чувствовал, что его вздёрнут, если найдут самостоятельно. Накахара был из тех, кто считал трансгрессию прямо в дом дурным тоном. А если помножить всё это на пребывание в его немилости, то получится как раз эшафот. Может даже на мыло к верёвке хватит. Ноги были ватные и непослушные, Осаму понимал, что прямо сейчас не встанет, поэтому одёрнул однотонную футболку из условно свежих, увёл голые руки за спину, повернулся направо к светящемуся дверному проёму и что осталось сил залепетал: — Чу-у-уя, не кипятись, я всё объясню, но можно переночевать у тебя? Тон карикатурно весёлый. Наперекор тому, что было внутри. В соседней комнате точно что-то уронили. После ругани и выключения уже раздражающих струнных, перед ним показался злой, как чёрт, хозяин дома. Оказалось, для себя Чуя до сих пор заплетал хвост, хоть на выход подобного не случалось года два как. — Дазай, у тебя минута, — не в его положении было бы замечать такое в слух, но пижамные штаны в чёрно-красную клетку и чёрная футболка не внушали ужас при всём желании. — Нет. Тридцать секунд, чтоб исчезнуть. Я терплю тебя на работе, но дома… Вытягивая улыбку от уха до уха, незваный гость попробовал пустить всё в более мирное русло: — Тише, не шипи. Я, может, самоубийца, но слишком боюсь боли, чтоб лезть к тебе без повода. Накахара скрестил руки на груди, но пока не предпринимал активных действий. Тем не менее в мыслях он явно уже наслал на Дазая пару сглазов. Свет со спины чёрным силуэтом очерчивает его фигуру. Не совсем пропорциональную из-за низкого роста, но крепкую. — Я жду. Нужное слово вертелось на языке. Осаму не хотелось его произносить. В голове вились варианты, то можно ляпнуть взамен, лишь бы не правду, но Чуя его пугающе хорошо знал. Ему он не решился бы откровенно врать, особенно в текущем положении, хоть это и означало расписаться в собственном бессилии. — Дементор, — более играть голосом не выходило. Слова произносили гулко и коротко, будто выплёвывали. — У меня в квартире. Хотелось сжаться в точку, исчезнуть насовсем, лишь бы не видели. В ушах звенело оскорбительное так и не прозвучавшее «… И я не знал, куда ещё идти» и сравнение с уличной собакой в свой адрес. Нет, Накахара не выгонет, это он знал наверняка, но обязан ведь был в это тыкнуть. Укусить, ужалить, напомнить, унизить. У него сейчас все карты, ведь всё правда. Куда он мог трансгрессировать зимой в пижаме? А переодеться дементор бы вряд ли дал. Дазаю оставалось лишь дальше изображать невозмутимость, пряча руки за спиной. — Ты ещё и без бинтов? — слышится в ответ как-то тихо. Открыв глаза, Осаму понял, что Чуя сделал шаг назад и косился на плиту. Видимо, огонь сильно убавили, но не потушили. Возвращал взгляд на собеседника он явно неохотно и на короткие промежутки, но уже без прежней агрессии. Там было что-то сложное. Что-то, в чём не было сил разбираться. — Зачем они мне дома? — как-то машинально вырвалось в ответ. Он на всякий случай сильнее отвёл в сторону правую руку. Едва ли не до боли в плече. Накахара снова пропал, сбежав к тому, что было на огне и начинало приятно пахнуть. Какое-то время они молчали. Этим вечером любая тишина грозила свести с ума, поэтому Дазай буквально физически почувствовал облегчение, когда снова зазвучал чужой голос. — Мой будильник звонит без десяти семь, к тому моменту ты должен исчезнуть. Мою еду не есть, шоколада нет, с дивана лишний раз не слезать. Говорить я с тобой не намерен. Перечисление звучало сухо, но не отталкивающе. Так или иначе его приютили. Спустя время даже крикнули, где искать одеяло. Большего не хотелось. Желудок ощущался завязанным узел, что не исправил даже запах еды, а голова просила провалиться в сон и всё забыть. Накахара вновь поставил иглу на винил. Снова взвыли скрипки, весь вечер они провели, не обменявшись больше ни словом. С кухни Чуя вильнул в ванную и оттуда сразу же в спальню, хоть время было детское. Дазай тоже старался быстрее уснуть, растянувшись на диване. Он действительно ощущал себя не Гримом, а лишь бродячим псом.***
Рабочий день шёл лениво и неспешно. Самое то после идущих практически подряд миссий, и при всё ещё побаливающей ноге. Появилась возможность разобрать накопившиеся бумаги и начать составлять рапорты. Даже убогие и громоздкие канцеляризмы официальной отчётности не мозолили глаза, а скорее вводили в транс. С ними можно не думать, просто жонглировать речевыми клише, вставляя в промежутки нужные слова. Дазай вёл себя ни тише и ни громче обычного. Даже не побрезговал потрепать Чуе нервы вместо приветствия. Последний уже был готов начать верить, что случай прошлым вечером ему приснился, настолько буднично и безынтересно на него поглядывали глаза напротив. Это было обычным делом. Осаму никогда не переваривал объёмную монотонную работу, по его словам, подобное отравляло мозги, тем более такие тонко организованные, как у него. Что-то кислое, безучастное, почти мёртвое отражалось в его глазах всякий раз, как день приходилось проводить за писаниной. Другие этого почему-то не видели за ужимками и попытками хоть как-то развлечься, досаждая всем вокруг, но Накахара считывал. Умение, правда, являлось абсолютно бесполезным, так как никак не спасало от чужих выходок. Скучающий Дазай вообще был достоин того, чтоб магические зоологи присвоили ему статус существа, требующего особой осторожности. По мнению Чуи, он бы очень органично смотрелся где-то между акромантулом и мантикорой, которые тоже были потенциально смертельно опасны для магов и не поддавались приручению. Однако следовало отметить, что на испытательном Осаму догадался себя сдерживать, ограничиваясь словесными перепалками и едкими комментариями по поводу примерно всего на полях документов. Все они были сделаны магическими исчезающими чернилами, так что до сдачи не доживали, но обычно Накахара их успевал увидеть. Примерно треть из них были адресованы ему, остальное походило на смесь личного дневника, заготовок к стенд-апу и чего-то для самодиагностики. Читать всё, а уж тем более вникать в это было бы утомительно, поэтому по импровизированным заметкам пробегались наискось, иногда цепляясь взглядом за ключевые слова. Периодически даже попадалось что-то толковое из разряда «Нужно как-то добраться до отчётов маггловской береговой охраны в том районе» или «Это зелье не имеет таких побочных эффектов, подсудимый врёт», но чаще это ощущалось порчей чернил уровня «Этот Фицджеральд такой американец, что будь он анимагом, превращался бы в белоголового орлана». Изливание потока мысли на бумагу явно не могло компенсировать весь моральный ущерб от рабочей волокиты, поэтому Дазай выглядел ещё более выжатым, чем в былые безвылазные дни. Он лениво выводил буквы, подпирая левой рукой голову, которая, если исходить не из здравого смысла, а из позы страдальца, весила примерно как гиря. Водолазка практически полностью скрывала его бинты, оставляя видимыми лишь пару витков, заходящих на ладони, светлый пиджак, накинутый на плечи немного перекосило, так как сидеть прямо его обладатель сейчас явно не хотел. Волосы напарника прибывали в своём обычном состоянии между беспорядком и чем-то причёсанным. Ничего не выдавало того, что он ночевал не у себя и что вчера вообще случилось нечто необычное. Почему Чуя в принципе выискивал что-то примечательное в напарнике сегодня, сказать сложно. Ему самому не по душе было замечать, что взгляд иногда невольно полз от выводимых абзацев. Раздражение и безрезультатность поисков позволили задушить навязчивое любопытство к обеденному перерыву. Он был уверен, что вторая половина дня пройдёт в полном погружении работу. Когда Куникида вернулся в кабинет, никто не шелохнулся. Дела он приносил как-то иначе. Не было почти агрессивного распахивания двери, шаг был слишком спокойный, не следовало окликов кого бы то ни было, а значит в этот раз поход по другим кабинетам носил сугубо бюрократический характер. Доппо умудрялся выглядеть консервативно даже на фоне других авроров. Виной тому были то ли педантизм в одежде, который никому из них и не снился, то ли очки. Крайне высокий рост всё это подчёркивал по какой-то причине. Вероятно просто не давал забыть и как-то автоматически заставлял обращать внимание на Куникиду, который словно слился воедино со стабильно накрахмаленными рубашками, брюками с идеальными стрелками и носками строго в цвет обуви, как того требовал этикет. — Дазай, Чуя, — после долгой тишины слышать чей-то голос было странно. — Отдел документации нашёл что-то постороннее в бумагах, которые вы принесли им утром. Попросили меня вернуть. Понятие «чего-то постороннего» виделось весьма и весьма растяжимым. Пока Накахара пытался придумать, что могло затесаться в отчёты, Дазай откликнулся без тени удивления или любопытства: — Моего там быть не может, передай шляпке. Бросил он это вальяжно, не меняя позу и не поднимая глаз, будто ему и это не нужно было, чтоб просчитать все события с самого утра и быть уверенным в своих словах. Чую подбешивало и это, и его издевательские прозвища, и то, что относил бумаги как раз Осаму, так что что-то забыть в них было проще именно ему. У Куникиды давно выработалось глубокое безразличие к злым взглядам между ними, поэтому он просто поднял в воздух находку с помощью заклинания и перенёс на чужой стол, после переходя к своим заботам. Посторонним обозвали несколько купонов с оплаченными часами в зале игровых автоматов. Странным было то, что Чуе они не принадлежали, так и просто факт нахождения чего-то настолько маггловского посреди Министерства магии. Нет, случайно они попасть сюда не могли. Только намеренно. И только одним путём. Накахара попеременно сверлил взглядом то глянец бумаги, то макушку напарника, который всё не менял положения, смотря исключительно на своё перо. И тем не менее это ведь был он. Что-то внутри пыталось спорить и обвинять Чую в паранойе, но этот голос тонул в других обстоятельствах и в том факте, что подкинуть благодарность в рабочее, чтобы её потом вернули через посредника и им не пришлось говорить о произошедшем лично — это определённо очень дазаевский поступок. Обсуждать данный вопрос не стали. Во-первых, Осаму был именно тем из-за кого он подсел в своё стажёрство на аркадки, так что выбор подарка уже выдавал всё с головой. Во-вторых, если Дазай не хотел о чём-то говорить, то это практически ставило на беседе крест, увиливать от заданной темы он мог куда угодно и как угодно долго. Терпеть всё это и тратить непомерно много сил на подтверждение очевидного — было глупо. Купоны молча запихнули в карман.***
Йосано была официально лучшим собутыльником среди всех, что у Чуи были, вне любой конкуренции. Для начала, она давно влюбилась в вино и не требовала от него пробовать никакой экзотики с чарами. Только красное, белое, сухое, десертное и глинтвейн на основе любого из. Последний Накахара не особо любил ввиду слишком концентрированного, по его мнению, вкуса, но у Акико был какой-то свой секретный набор трав, из-за которого напиток пах так заманчиво, что он каждый поход в гости просил налить немного в надежде распробовать-таки. И каждый раз шёл разбавлять, чтоб было не так сладко и пряно, под беззлобные упрёки хозяйки. У данного обстоятельства, правда, была и обратная сторона. По ассоциации общественное сознание считало и Чую винным однолюбом. Всё-таки остальной алкоголь он пил скучно, в одиночестве на кухне, обнявшись с холодильником для бутылок, о таком никому не расскажешь, такое никто не запомнит. Как итог — восемь литров красного на день рождения. Однако Йосано винить было бы глупо (к тому же она-то подарила скотч приличной выдержки), поэтому никто ничего подобного и не делал. Ещё она была единственной, кто мог заставить его принять таблетки от похмелья. Чуя в штыки воспринимал лишнюю заботу и напоминания о собственном быстром опьянении, но возгласы «Пока я твой врач, ты с моих рук сожрёшь и крысиный яд» не походили ни на одно, ни на другое. А главное — такие аргументы не подразумевали возможность протеста. Приходилось просто принимать всё, что дают, и про себя благодарить, ведь просыпаться после попоек стало и впрямь легче. Вдовесок Йосано была полукровкой, а значит пребывала в курсе и результата последнего матча по квиддичу, и «штучек магглорождённых», что позволяло говорить с ней обо всём. Это не фигура речи, ведь она знала даже о ситуации с Дазаем. Сама спросила в первую вторую пятницу после возвращения упомянутого недоразумения. А в ответ на круглые от удивления глаза лишь рассмеялась: — Ты действительно думал, что лекарь не сложит новые шрамы и шоколад по карманам и в передачках от тебя? Чуя, я могу сказать даже в каком порядке он предпринимал попытки нас покинуть. Дальше следовало небольшое лирическое отступление на тему того, позволяют ли им совесть и врачебная этика обсуждать тему. Победил скучный рассудок, который диктовал, что хочет того кто-то или нет, но они оба знали, что под бинтами, и даже их обладатель это понимал. — Вы говорили об этом? — спросил Накахара, водя пальцем по ободку бокала. — Нет, — Акико тогда выглядела до завидного беспечно. — У меня своеобразные принципы на этот счёт. Доктор Йосано не имеет морального компаса и чувств, у неё есть тело и койка. И в идеале тело должно умереть где угодно, но на последней, остальное не важно. На Осаму всё заживает, как на собаке, так что ей его шрамы неинтересны, — глоток вина, по которому за длинную реплику успели соскучиться. — А своей сердобольной знакомой Акико Дазай ничего не говорил. Я не люблю в неформальном общении упоминать то, что узнала по работе. Прежде, чем спросишь — ты исключение только потому, что явно уже всё знаешь и волнуешься. Аврор насупился, что-то фыркая в бокал. Против последнего, с одной стороны, хотелось возразить, однако по взгляду Йосано была понятна глубокая безнадёжность данной идеи ещё в зачатке. С другой — можно было соврать, что шоколад был отравлен, но это означало опозорить свои оценки по зельеварению, ведь адресат ещё жив. В итоге Накахара просто повертел немного сосуд с вином за ножку и буркнул: — И как тебе с таким раздвоением живётся? — Лучше, чем жилось бы без, — уверенно парировала Акико, пока тянулась к закускам. Даже блеск в глазах был прежний и не выдавал, что она подшофе. — Иначе половина разговоров в моём окружении была бы про то, что я облапала весь аврорат и составила личный топ. От неожиданности Чуя чуть не засмеялся прям в полусладкое, но сдержался. Всё-таки давиться лучше чем-то подешевле. — Я обещаю не осуждать тебя, если нахожусь в первой тройке, — сквозь очень странное и явно пьяное хихиканье выдавил он и протянул ей руку. Акико без раздумий пожала её, лепеча что-то из разряда: «Приятно иметь дело с людьми без показной святости». Или около того. Накахара уже не помнил формулировку, только общий смысл. Весь остаток вечера они обсуждали, как жить аврору с внезапно открывшейся правдой о врачах. Подобная лёгкость, с которой девушка уводила даже серьёзные темы в глупые, но порой необходимые в общении шутки, была дополнительной причиной, почему он обожал пить с ней. И почему уже сегодня, спустя месяц с воскрешения жалоб на недо-напарника, Чуя без лишних угрызений совести бранился на ночных визитёров. — …ты представляешь эту наглость? Даже не смог передать всё лично, — с чувством прозвучала фигуральная точка в пересказе событий. Пару деталей в нём он всё-таки умолчал, но в целом это было подробно, живо и с должными эпитетами. Они сидели в винном баре, который давно облюбовали. Тут была приятная атмосфера: полумрак, интерьер, подобранный явно с большим вкусом, чем в львиной доле питейных заведений, тихая публика. Стилизовано всё было под, внезапно, эпоху сухого закона: мебель и шрифт меню в стиле ар-деко, репродукции фотографий из америки начала прошлого века и ненавязчивая смесь джаза, свинга и блюза в качестве музыкального сопровождения. Йосано периодически ехидничала, что здесь Чуя с его шляпой превращался в элемент аутентичного декора. Он настойчиво принимал это за комплимент. Вечер шёл в привычном русле, они размеренно делились наболевшим. Беседа шла живо, белое вино и рыба к нему из-за этого всё не могли закончиться. — Вот я и узнала, как благодарят на дазаевском, — удивительно серьёзно подытожила Акико, снимая зубами с длинной вилки кусочек рыбы, который долго вертела до этого. — Если это он и тебя не пытается склеить отдел документации, конечно. — Там не знают о моём порочном пристрастии, — видеоигры вообще были чем-то странным для общества, где преобладали чистокровные маги. — Точно он. Йосано не имела привычки излишне наряжаться, и выглядела как обычно просто и со вкусом: длинная тёмная юбка, светлый верх, перчатки в тон низу и контрастные бордовые остроносые туфли, волосы с одного бока собирала бессменная заколка в виде бабочки. Чуя сбежал практически с задания, поэтому сидел в рабочем. Жилетку с брюками менее чопорными делали разве что закатанные рукава рубашки и чокер. Хотя, их вполне могли нивелировать привычка носить перчатки и наглаженные стрелки. Можно сказать, что они почти попадали в образ гангстера и его сообщницы из тридцатых, так что составляли с окружением гармоничную композицию. — И в гробу я видал такие извинения, — продолжал возмущаться аврор, надеясь, что его не начнут тыкать в похожее поведение с шоколадом. Акико ударила более глобально. — Он хочет вернуться к былому, — она легко пригубила вино, целясь ровно в то же место, где уже был след помады. — И, мне кажется, ты тоже. Раздражение собеседник вымещал на рыбе. После пары туше минтаю, Накахара поднял глаза на подругу, которая терпеливо ждала ответа. — Чтоб он снова сбежал через полгода? Йосано про себя отметила, что он хотя бы ничего не отрицал, а значит с этим можно было работать. — Не сбежит, — произнесла она так вкрадчиво, что хотелось верить. — Ты недооцениваешь то, что сам для него значишь. Чуя чуть не подавился, хотя в филе не было ни одной кости. Пришлось даже запить противное першение в глотке. После он сцепил руки в замок, уложил на данную конструкцию подбородок и выгнул бровь, всем видом демонстрируя, что требовались пояснения. — Судя по всему, Дазай очень рано понял, что он умнее сверстников, это вылилось в то, что он по умолчанию считал и считает людей скучными, а позже в то, что я называю «проблема барного стула», — без спешки начала Акико. — …«Проблема барного стула»? — Накахара ещё более непонимающе посмотрел на неё. — Какой главный плюс барного стула перед обычным? — ответ Йосано явно был не нужен, так как она даже не выдержала должную паузу. — Правильно, в том, что он в баре. Какой главный минус? В том, что если отпилить одну ножку у стандартной табуретки, то у тебя ещё есть шанс удержаться на трёх оставшихся, а с единственной вариантов нет. Немного повертев бокал, Акико промочила горло очередным глотком, чуть приподняла руку и посмотрела на собеседника сквозь стекло и оставшееся вино. — У тебя всегда был кто-то близкий, кроме него, Чуя. «Овцы», «Флаги», Коё, Рембо с Полем… Я, чего уж скромничать, — её лихо изогнутую искреннюю улыбку не портила даже уже несколько размазавшаяся помада. — А Дазай всю жизнь сидит на барном стуле. Сначала считался только с рыжим мальчиком, который когда-то сравнился с ним в магии. Потом он воспринял как личное оскорбление то, что помимо его, такого сложного, интересного и талантливого, напарнику иногда хочется контактировать с простыми людьми. В довесок у Осаму наступил кризис идеологии в твой отъезд — лучший момент, чтобы вновь проникнуться Одой. Раскаявшийся Сакуноске был примерно всем, что наш нигилистичный принц отрицал, но во что в тайне хотел верить, именно поэтому Дазая к нему тянуло. А после недостроенная связь с Одой рухнула до того, как дружба с тобой ощущалась восстановленной. Ножку отпилили. Последнюю фразу она протянула как-то задумчиво, растягивая слова без явной надобности или эмоциональной окраски. Может отвлеклась на подвывающее соло на трубе из колонок. Блюз был сейчас иронично к месту. — …И вариантов у него не осталось, — завершил Накахара, глядя куда-то вниз. Рыба показалась менее аппетитной, чем была все прошлые полчаса. Йосано делала последний глоток и, видя это, Чуя поспешил проявить вежливость и достать пробку из прикрытой бутылки. Едва заметно кивнув в знак благодарности, она протянула бокал. — Приятно, когда понимают без слов, — зубы девушки вновь на секунду сверкнули в бледно-розовом обрамлении губ, пока ей наливали, и тут же лицо стало более спокойным для окончания рассказа. — Не подумай, что я возлагаю на тебя лишнюю ответственность. Осаму сам загнал себя в башню из слоновой кости. Я просто хочу, чтоб ты помнил, насколько плохо Дазай открывается людям и что доверие тебе на контрасте что-то значит. Это подскажет, прощать ли его. Вернув на стол бутылку, Накахара попробовал обдумать услышанное, но мысли не шли. Не то настроение, да и пейзаж не хотелось портить слишком осмысленным выражением лица. Он чувствовал, что слова Йосано ещё к нему вернутся когда-нибудь, когда он не будет ждать. Перед сном, там, или на крыше в обеденный перерыв, когда будет один и в лучшей кондиции в общем. Именно поэтому он позволил себе задвинуть сказанное подальше, а для верности залпом осушил свой бокал. — Спасибо, Акико. Не знаю, за что, но спасибо, — коротко бросил Чуя после переходя на более мажорный лад и голосом и внешне. — …так что там у тебя с драконьей оспой?