Golden boys

🎶 Три дня дождя, MONA — Прощание

      Чуя сидел на кровати в комнате, в которой провёл всю старшую школу. Он старательно вытирал слёзы со своих щёк и крепко сжимал в руке телефон.        Голос Фёдора в трубке говорил, что ему очень жаль, он искренне хочет помочь и может прилететь ближайшим рейсом.        Но все эти слова смешались в одну бессмысленную кашу. Истерика заполняла собой всё внутри, затуманивая разум. Он глубоко выдыхал, пытаюсь собраться и перестать рыдать, всхлипывая и скуля, пока наконец не смог выдавить из себя слова: — Замени меня в университете, утром напишу в деканат.  — Конечно. Так мне приехать, Чуя? — снова раздался голос Феди из телефона. — Нет, — ответил он, заканчивая вызов.        Накахара упал на кровать и сжался, прижимая колени к груди. Его всего трясло. Он не хотел сейчас никого видеть, слышать, ни с кем разговаривать. Он мечтал провалиться сквозь землю и пропасть из этого мира. Было очень больно, до дури страшно. Одновременно он злился на всё вокруг. И на маму, и на себя, и на обстоятельства, и на человека, который позвонил ему из больницы.  Как это могло произойти? Почему? Почему именно с ней? Почему именно сейчас?  Да, у них никогда не было с матерью близких отношений, но это совершенно не значит, что она его не любила, не заботилась, не поддерживала, не помогала в любой ситуации, не сделала для него лучшего, что могла. Он не мог смириться с мыслью, что они больше никогда не позавтракают вместе на кухне в этом доме. Что он никогда не услышит её звонкий смех. Что больше не сможет её обнять.  Он кричал и заливался слезами. Он был не готов её потерять.       В дверь осторожно постучалась горничная.  — Накахара-сан, я принесла вам ромашковый чай и воду, оставлю около двери на комоде поднос, — раздался голос из-за двери. — Сп… с-спа… с-спа-си-бо… — ответил Чуя.        Он медленно сел на кровати и запустил пальцы в волосы. Сердце бешено стучалось, ударяя пульсом по голове. Похмелье, взрыв адреналина из-за новостей, срочный перелёт и смена часовых поясов, диалоги с людьми — всё перемешалось внутри вместе с комком эмоций. Нужно было успокоиться и хотя бы немного поспать. Чуя вдохнул и выдохнул десять раз, набирая номер Феди. — Да, Чуя, я здесь, — тихо ответил он. — Ты один?  — Сейчас уйду на улицу, — сказал Фёдор. Раздались шаги, звук открывающейся двери, затем щелчок зажигалки и вдох. — Один.  — Поговори со мной, пожалуйста, чтобы я смог уснуть? — Хочешь, я почитаю тебе русские стихи?  — Да, — тихо ответил Чуя, переставляя телефон на динамик и снова укладываясь спиной на кровать.  — У лукоморья дуб зелёный; Златая цепь на дубе том: И днём и ночью кот учёный Всё ходит по цепи кругом; — убаюкивающим голосом Фёдор медленно читал стихотворение на русском.  —  … — Чуя слушал его голос и медленно расслаблялся.  — Идёт направо — песнь заводит, Налево — сказку говорит. Там чудеса: там леший бродит, Русалка на ветвях сидит; — продолжал он, переодически вдыхая и выдыхая дым.  —  … — Чуя искренне радовался, что он ничего не понимал, потому что мозгу уже было достаточно информации на сегодня. Он закрыл глаза и просто слушал бархатный голос своего друга.  — Там на неведомых дорожках Следы невиданных зверей; Избушка там на курьих ножках Стоит без окон, без дверей; —  … — Чуя глубоко дышал, зевая. — Там лес и дол видений полны; Там о заре прихлынут волны На брег песчаный и пустой, И тридцать витязей прекрасных Чредой из вод выходят ясных, И с ними дядька их морской; — чуть тише продолжал Фёдор, внимательно прислушиваясь к звукам из телефона.  — … — Чуя подумал о том, что Федя будет очень хорошим отцом. Надо будет как-нибудь ему об этом сказать, но не сейчас. Он медленно начинал проваливаться в сон. — Там королевич мимоходом Пленяет грозного царя; Там в облаках перед народом Через леса, через моря Колдун несёт богатыря; — полушёпотом говорил Фёдор, слыша тихое дыхание из телефона.  — … — Чуя уже не слушал его, он наконец-то смог уснуть и закончить этот адский день.  — В темнице там царевна тужит, А бурый волк ей верно служит; Там ступа с Бабою Ягой Идёт, бредёт сама собой, Там царь Кащей над златом чахнет; Там русский дух… там Русью пахнет! И там я был, и мёд я пил; У моря видел дуб зелёный; Под ним сидел, и кот учёный Свои мне сказки говорил. — полушёпотом закончил Фёдор стихотворение.        Он просидел ещё какое-то время, слушая спокойные вдохи и выдохи с другого конца. Друг точно уснул.  — Спи спокойно, Чуя, — прошептал он, улыбаясь, после чего завершил вызов и вернулся в дом. Теперь и сам Фёдор успокоился, точно зная, что всё в порядке.        Накахара провалился в сон на пару часов, просыпаясь в холодном поту и со слезами на глазах. Его мучал самый страшный кошмар — эпизоды реальной жизни. Внутри был арктический арктический лёд, разрывающий на куски. Трясущимися руками он нашёл телефон на кровати и снова набрал номер.  — Умоляю… — плакал он в трубку. — Приезжай… я не… — Я уже в аэропорту, Чуя, — успокаивающим голосом ответил Фёдор. — П… правда? — хлюпал он носом в ответ. — Я никогда не оставлю в беде свою семью. Утром буду в Париже. — … — Чуя разревелся ещё сильнее, не в силах успокоиться. — У тебя дома есть снотворное или успокоительное?  — Н… не… нет, — плакал он в ответ. — Федя, мне так… так больно, боже…  — Позвони в скорую. Тебе нужно поспать. Хорошо?  — Я… я не… м…  — Чуя, пожалуйста. Я не могу помочь тебе с другого конца света. С тобой дома есть кто-то? — продолжал тихим и спокойным голосом говорить Фёдор. — Д… да…  — Ты можешь отнести телефон? Я поговорю.  — … — раздалась ещё серия всхлипов, шуршание, звук открывающейся двери и шаги. Затем ответил женский голос. Он говорил на английском, внимательно выслушав всё, что говорили с другого конца. Чуя лёг на диван на первом этаже дома, наблюдая за разговором со стороны и вытирая слёзы с щёк. Его искренне поражало, насколько же много он оказывается может плакать. Никогда в жизни бы не подумал. Как будто запасы боли и слёз всех людей планеты сейчас были у него. Он получил обратно в руки телефон. — Всё будет хорошо, Чуя. Я скоро приеду. А пока о тебе позаботятся врачи.  — Сп… спа… спасибо, Федя, — наконец-то выговорил он в ответ.  — Я с тобой, Чуя. Мы вместе со всем справимся, я обещаю тебе.  — Д… да… — скулил он. — Ты скоро… вылетаешь?  — Уже приглашают на посадку. Как только проснёшься — уже буду у тебя. Выспись, хорошо? — успокаивал Фёдор.  — Да… Я жду тебя, — тихо ответил Чуя.  — До встречи, Чуя, — попрощался он.        Звонок завершился.        Горничная принесла Накахаре воды и сообщила, что скоро приедет врач. Он устало выдохнул и приложил бутылку к голове. Очень, очень сильно не хотелось раскисать, но эмоции накрывали и разум, и тело, сжигая изнутри и вводя в оцепенение. Чуя был бесконечно благодарен бизнес-ассистентке своей мамы за то, что взяла на себя все организационные вопросы. Ему оставалось только дожить до утра и поехать на похороны. Казалось, что даже с этим он едва справится. Он лениво хлопал глазами, с которых бесконечно текли слёзы. Дышать было так тяжело, будто на груди лежала бетонная плита.        В дверь позвонили, приехала скорая. Вместе с врачом и медсестрой они поднялись в комнату. Там его осмотрели, опросили, поставили капельницу. От укола иглы Чуя мгновенно взбодрился. В его голове поселилась шальная мысль о том, что физическая боль быстро переключает с эмоциональной. По венам побежала прохладная жидкость, левая рука немного затекала. Это было странное, но приятное ощущение. Ему легчало не от лекарств, потому что они просто не могли успеть подействовать. Этот момент хорошо отпечатался в памяти.        Спустя минут сорок, он начал наконец-то вырубаться. Все мысли успокоились, голова погрузилась в тишину.  Этот невыносимый день закончился, передавая эстафету новому.        На рассвете Фёдор Достоевский приземлился в Париже, прошёл паспортный контроль, неспешно позавтракал и приехал домой к Чуе. Он, естественно, спал, поэтому друг занял гостевую комнату, разобрал вещи и принял ванную.        Федя тихо прошмыгнул в комнату к рыжему и уселся в углу его кровати с книгой, периодически поглядывая за его чутким сном. Он выглядел очень спокойным и умиротворённым. Спутанные рыжие волосы растрепались по подушке, на лице был сильный отёк, судя по всему из-за истерики. Чуя тихо дышал и крепко обнимал руками кусок одеяла. Он спал в том же чёрном спортивном костюме, в котором приехал тогда на тусовку. Видимо ему было совсем не до того, чтобы раздеться.        Прошло два часа, прежде, чем он начал медленно разлеплять глаза и ёрзать по кровати, потягиваясь. — Доброе утро, Чуя, — тихо сказал Фёдор. — Ты уже приехал! — обрадовался он, подползая и укладываясь головой на его ноги. — Я же обещал, — ответил друг, откладывая книгу. — Как ты? Выспался? — Угу, — тихо сказал Чуя. — Спасибо, что ты здесь. У меня нет слов, чтобы выразить, насколько это для меня важно сейчас. — Я не мог поступить иначе, ты же мой лучший друг, — улыбался Федя. — Во сколько мы выезжаем на…  — Похороны в час дня, — тихо продолжил он. — Скоро придётся встать… — Успеем, отдыхай пока, — рука Фёдора мягко легла на его плечо. — Хочешь почитаю тебе Сэлинджера в оригинале? — Да, — тихо ответил Чуя.       Его друг снова взял в руки книгу и открыл на той странице, где закончил. Мягким, бархатистым голосом он читал на английском, пока рыжий тихо сопел, удобно устроившись на ногах. Час пролетел незаметно, уже было пора собираться. Фёдор вернулся к себе в комнату, переоделся и спустился вниз в ожидании. Вскоре появился Чуя. В чёрной классическом костюме и лоферах. Такая же, чёрная рубашка была расстёгнута на одну пуговицу сверху. Перчаток, шляпы и чокера на нём не было. Он взял в руки портмоне и телефон, направляясь к входной двери. — Накахара-сан, а как же завтрак? — спросила горничная. — Спасибо, я не голоден.  — Тогда едем?  — Да.       Они втроём вышли из дома и сели в чёрный Майбах с водителем. С заднего сидения Чуя сказал, что нужно заехать в цветочный и продуктовый магазин по дороге. В первом он купил большой букет розовых лилий, а во втором — две пачки вишнёвых сигарет. Одну для себя, а вторую для… Эта вредная привычка была у них с мамой общая. Вернувшись в машину, он снова заплакал. Это всё было просто невыносимо. Он крепко сжал кулак, до крови впиваясь ногтями в кожу, так погрузившись в этот процесс, что на подлокотник упало несколько капель.  — Чуя!  — … — он перевёл заплаканный взгляд на Фёдора. — Твоя рука…        Он разжал ладонь и увидел кровь. Его глаза расширились в ужасе, а изнутри затрясло.  — Дыши, Чуя. И не смотри на руку. Дай её мне, пожалуйста, — спокойно сказал друг. Он достал из небольшой сумки влажные салфетки и аккуратно вытер сначала ладонь, затем подлокотник.  — … — он тяжело вздыхал, откидываясь на сидение и закрывая глаза. Всё это было слишком. Слишком невыносимо.        Фёдор положил свою руку на его предплечье и слегка сжал. Через одежду чувствовался бешеный пульс. Это не могло не пугать. Сложно было представить, что творилось в этот момент внутри у Накахары. Вскоре машина остановилась около католического храма. На улице уже собралась большая толпа людей. Чуя выдохнул, вышел из машины и пошёл вперёд, находя глазами Луизу.  — Большое спасибо тебе, что всё организовала, — сказал он. — Это меньшее, что я могла сделать, Накахара-сан. Вот рабочий телефон вашей матери, — сказала она, протягивая новенький айфон. — Я перенесла оттуда всю важную информацию.       Чуя кивнул и взял его. Он прошёлся по толпе, здороваясь с присутствующими, принимая соболезнования и благодаря за то, что пришли. Друзей своей мамы он знал хорошо, бизнес-партнёров тоже, а вот сотрудников… Казалось, все, кто когда-либо работал на неё, пришли сегодня. Скорее всего в храме даже не хватит на всех сидящих мест.  — Накахара-сан, здравствуйте, — сказал низкий мужской голос откуда-то сзади. Чуя обернулся и увидел крепкого мужчину с портфелем в руках.  — Здравствуйте, а вы… должно быть, юрист?  — Да, после церемонии я должен зачитать завещание, но так как вы единственный наследник и всё переходит вам, нужна ли нам эта процедура?  — … — как же Чуе не хотелось всё это слушать и решать. Он выдохнул и максимально собрался, чувствуя руку Фёдора у себя на плече. — Да. Согласен с вами. Направите мне список активов на электронную почту? — Конечно. Только есть один момент, о котором вы должны знать, он касается бизнеса госпожи Накахары, — с грустью сказал он. «А можно не надо?» — быстро подумал про себя Чуя, слушая этот тон.  — Слушаю.  — Последняя воля вашей матери — продать бизнес. У вас останется доля в нём, но управлением будут заниматься другие люди, — начал он. Рыжему уже поплохело. Он не мог поверить, что его мама решила отказаться от дела всей её жизни. — Она написала для вас письмо, где объяснила своё решение. Но выбор остаётся в любом случае за вами, — юрист открыл портфель и протянул Чуе запечатанный конверт. — … — он стоял, как вкопанный, не в силах как-то отреагировать и, тем более, взять письмо. Совсем недавно казалось, что сюрпризы закончились… — Благодарю вас, Накахара-сан очень скорбит сейчас. Он позже обязательно примет решение и сообщит вам. Могу я пока забрать письмо? — включился Фёдор, спасая ситуацию. Чуя кивнул.  — Хорошо, — он отдал письмо Фёдору и откланялся. — Соболезную вам. Для меня было честью столько лет работать с вашей матерью.  Чуя снова кивнул, утирая слёзы из глаз. Друг крепче сжал его плечо.  — Как ты? — тихо спросил он. — … — рыжий тяжело вздохнул и кинулся ему на шею, начиная рыдать. Фёдор положил руки ему на спину и начал успокаивающе гладить. Чуя всхлипывал и скулил. — Я так… не хочу… я не хочу читать, что там, Федя… я не могу…  — Понимаю, — тихо сказал он в ответ. — Понимаю, Чуя.        Он опять начал сжимать кулаки до боли. Кровь капала на асфальт.  — Накахара-сан, пора начинать, — подошла Луиза.  — Да, — ответил он, размыкая объятия и снова глядя на свои руки. — О боже, Федя… — Сейчас, — он быстро достал ещё салфетки и отдал их Чуе. — Ты можешь не сжимать кулаки так сильно? — Я… я не… оно само, понимаешь? — смотрел он на него заплаканными глазами, вытирая кровь.  — Понимаю… — он протянул ему свою ладонь. — Сжимай мою руку, ладно?  — Федя, а если я…?  — Я не хочу, чтобы ты причинял себе боль. Решим всё после церемонии, ладно?        Чуя кивнул и взял его за руку, крепко сжимая. Они вошли в храм и сели на самую первую скамейку. Луиза с заботой предложила ему выйти в самом конце, он кивнул в ответ. По очереди к алтарю выходили все присутствующие, рассказывая о том, как для них была важна госпожа Накахара. Все, как один, заливались слезами и едва могли закончить речь. Затем подходили к открытому гробу и прощались. Предпоследняя выходила Луиза. Она держалась лучше всех и говорила, что это главное, чему она научилась у матери Чуи. Сохранять силу, стержень и самообладание в любой ситуации. Помогать другим людям, быть для них поддержкой и опорой. Делать лучшее, что можешь, как бы ни было плохо. Она горько плакала под конец, заканчивая свою речь словами «Вы научили меня правильно жить». Наступила очередь Чуи. Он отпустил руку Фёдора и медленно поднялся к алтарю, тяжело выдыхая и глядя на свои ладони. — Знаете… Моя мама всегда говорила, что единственная уважительная причина не выходить на работу — это смерть, — тихо посмеялся сквозь слёзы Чуя. Весь зал посмеялся вместе с ним.  — И, кажется, теперь она наконец-то сможет выспаться и хорошо отдохнуть. Об этом она тоже всегда много шутила, да, — все снова посмеялись и начали кивать.  — Честно, мне очень не хочется плакать, но… эти слёзы просто текут. У вас тоже, да? — улыбался он, утирая их с лица. — Моя мама была величайшей женщиной. Она всегда заботилась обо мне и во всём поддерживала. И больше всего любила, когда я улыбался и смеялся. Думаю, она бы очень хотела, чтобы мы не плакали. Прости, мам, мы не справились, — все посмеялись вместе с ним, начиная плакать ещё больше.  — Я не знаю, есть ли какая-то жизнь после смерти, но что бы там ни было — она всех построит вокруг себя. И станет самой великодушной, доброй, справедливой и прекрасной королевой. Мир потерял невероятного человека. А я потерял целый мир, — закончил он, подходя к гробу.        Она как будто спала у себя в кабинете. Светлые волосы кудрями спускались на плечи, на лице был идеальный макияж. Она лежала в гробу в дорогом брючном костюме серого цвета. Её любимом. Такая красивая. Казалось, что сейчас она откроет глаза, улыбнётся и отправит кого-нибудь себе за кофе. А потом побежит собирать срочное совещание. Чуя горько плакал и улыбался. — Мама, я принёс тебе подарки. Вот твой рабочий телефон. Думаю, тебе будет без него очень скучно. И твои любимые сигареты, — он положил в гроб пачку сигарет, зажигалку и телефон, проливая ещё один водопад слёз. — Спасибо, что подарила мне самую лучшую жизнь. Я буду очень по тебе скучать. Я буду навещать тебя и привозить тебе твои любимые розовые лилии, обещаю тебе. И я… я… я буду улыбаться, чтобы ты наблюдала за мной и была счастлива. Обещаю, ты будешь гордиться своим смелым лисёнком.        Он прикусил губу, не в силах остановить слёзы. Чуя вытирал их рукой. Раны на ладони щипало от соли.  — Прости меня, совсем я расклеился… — тихо сказал он, снова улыбаясь сквозь слёзы. — Ты была, остаёшься и всегда будешь самой лучшей. Потому что ты — моя мама. Спи спокойно. Я очень сильно тебя люблю. Я знаю, что ты рядом, поэтому не прощаюсь.        Он медленно отошёл от гроба и снова подошёл к алтарю, благодаря всех за присутствие и тёплые слова. Под звук аплодисментов он спустился на своё место и взвыл на плече у Фёдора. К алтарю вышел священник, он прочитал молитвы. Затем включили любимую песню госпожи Накахары — «Indila — Dernière danse». Чуя включал её каждый раз, когда скучал по дому. Она слушала её за завтраком, за работой, пела в караоке и даже в душе. Навевало приятными воспоминаниями об ушедшем времени. Времени вместе, которое невозможно будет повторить.        Церемония завершилась и все разошлись по машинам, чтобы поехать на кладбище. Фёдор с Чуей вышли самые последние, снова крепко держась за руки.  — Ты уверен, что не хочешь прочитать письмо, пока всё не закончилось? — спросил его друг.  — Я не… не знаю… — утирал слёзы он. — Ты бы прочитал?  — Да.        Они сели в Майбах. Чуя получил в руки конверт и распечатал его трясущимися руками, пока машина приходила в движение. — Мне так страшно… Трясёт изнутри, — скулил рыжий. — Я рядом, — ответил Достоевский.        Чуя выдохнул в очередной раз за день и развернул письмо. Увидев аккуратный подчерк своей мамы он снова начал реветь. Слёзы застилали глаза. Он вновь и вновь вытирал их, пытаясь хоть что-то прочитать. После ещё нескольких выдохов, удалось увидеть первые строчки:       «Мой любимый сынок, мне очень жаль, что ты это читаешь. Я бы хотела сейчас обнять тебя и поддержать. И я обязательно это сделаю. Моя любовь с тобой навсегда. И ничего это не изменит.» — Федь, я не… могу… — захлёбывался в слезах Чуя. Весь подбородок был уже мокрый и они капали на костюм. Его друг поднял подлокотник и обнял, укладывая себе на плечо. Теперь и костюм Достоевского был насквозь пропитан слезами. Автомобиль остановился у кладбища. — Я не хочу туда идти… не хочу… Пожалуйста…  — Чуя… — убаюкивающим голосом тихо говорил Фёдор, поглаживая его по спине, — Я с тобой. Мы справимся. Вместе.  — Х… хорошо, — проскулил Чуя. Он свернул письмо и убрал обратно в конверт, затем вышел из машины. Друг крепко взял его за руку, они достали из багажника букет и пошли вперёд.        Закрытый гроб медленно опускали в землю перед красивой мраморной плитой. Кажется, внутри Чуи произошёл сегодня ядерный взрыв, поэтому сейчас он наслаждался чем-то вроде радиации, которая медленно сжирала всё его тело изнутри. Он уже не мог срываться и кричать. Внутри осталась только тихая, ноющая боль. Его рука кинула первую горсть земли на гроб, после чего все присутствующие повторили за ним. Ещё какое-то время они все стояли и наблюдали за тем, как его закапывают, формируя сверху аккуратную горку. Чуя молча подошёл к могиле вместе с Фёдором и положил цветы, мысленно прощаясь со своей мамой.  — Ты огромный молодец, Чуя. Она бы гордилась тем, какой ты сильный, — тихо сказал друг.  — Да, это точно, — болезненно улыбнулся он в ответ. — Спасибо тебе.  — Не за что. Пойдём посидим на скамейке? — спросил Достоевский, кивая в сторону сквера неподалёку. Чуя кивнул. Они медленно дошли до него и сели. Письмо снова раскрылось.       «… Я знаю, что у тебя внутри есть вопрос, почему я решила поступить так со своим бизнесом. Не злись на меня, пожалуйста, за этот выбор. Я меньше всего хочу, чтобы ты жертвовал своими желаниями и мечтами, продолжая моё дело из чувства вины или долга. Я хочу, чтобы у тебя была возможность создать что-то своё собственное дело, даже если сейчас ты абсолютно не знаешь, что это могло бы быть.  Я хочу, чтобы у тебя была такая жизнь, которую ты выберешь сам. Я хочу, чтобы ты был счастлив, ни в чём не нуждался и не был ничем ограничен. Со всеми остальными активами поступай так, как считаешь нужным. Ты у меня очень умный и смелый мальчик, Чуя.  Это мой подарок тебе, лисёнок. Я очень сильно люблю тебя. И всегда буду любить. Улыбайся чаще!  Мама.»        Чуя не заметил, как дочитал до конца. Его охватило волной тепла изнутри. Будто она сейчас была рядом, говорила с ним и нежно обнимала.  — Хорошо, мама. Спасибо тебе. Я тоже тебя очень люблю и всегда буду любить. — тихо сказал он, снова проливая слёзы и складывая письмо обратно в конверт.  — Как ты? — спросил Фёдор. — Лучше. Спасибо тебе за то, что сказал прочитать. И за всё. В такие моменты начинаешь невероятно ценить жизнь и людей, которые рядом.  — Взаимно, Чуя.  — Съездим к психиатру? Я точно не вывезу что-то делать в таком состоянии. Мне нужна помощь, — неожиданно сказал он. — Пока я летел сюда, я вспоминал всю свою жизнь и понял, что у меня есть проблемы. Мне постоянно плохо. И это не проходит. Сейчас все эмоции вырвались наружу и меня кроет цунами.  — Хорошо. Поехали.