Шоссе 6.0 для Смерти

Жадно сделав несколько глотков горячего кофе, зашипев от странного щипавшего ощущения на языке, Смерть ощущала себя очень странно. Обычно холодная и сдержанная, сейчас она чувствовала то, что описала бы как пребывание в центре урагана. Но ураганом была она сама. Подняв голову, увидев свободное место рядом с ещё одним стаканчиком кофе, она поставила его и, порывисто наклонившись, зашарила руками по полу под сиденьем. Нащупав тетради, Смерть вытащила их и произнесла: — Мне нужен свет, проверить кое-что. Но такое невозможно. Нет, это противоречит всему, что я знаю. Тяжело вздохнув, притормозив у обочины, ее водитель коснулся потолка машины, заставив включиться небольшую лампочку. Взяв стаканчик кофе, отпив глоток, он наблюдал за тем, как Смерть спешно открывает первую тетрадь и с жадностью вчитывается в каждое написанное слово. Как тонкие пальцы, скрытые кожаными перчатками, перелистывают страницы, а бледные губы шевелятся, поджимаются. Наконец, как она хмурится, когда находит что-то, что ей не нравится. Почувствовав на себе пристальный взгляд, она, не отрывая его от открытой тетради, спросила: — Что ты так пристально меня разглядываешь? Не каждый день происходит то, что было в этом кафе. Смерть не может, слышишь, не может возвращать тепло жизни. Поцелуй выпивает ее, обрывает течение песка отмеренного времени. А этот Майкл-сластена остался жить, когда я оставила ему свой поцелуй. Так, нам надо попасть в город, известный как Тресхолд. Там есть тот, с кем мне нужно переговорить. И тот, кто, как мне кажется, что-то сделал с моим оружием в свой последний визит в мое царство. Хотя, перед тем, как ты снова тронешься с места, назовешь мне свое имя? Я не могу понять, кто ты. Ты меняешься, словно хамелеон. В ответ послышался тихий смех, машина тронулась с места. Сидевший на месте водителя, поправив шляпу, ответил: — Можешь звать меня именно так — Хамелеон. На нашу удачу Тресхолд будет на нашем пути. Но зачем тебе город, где живут люди, которые являются рабами своих желаний и удовольствий? Закрыв тетради, сложив их на коленях, Смерть прикоснулась к шарфу на шее и ответила: — Будешь много знать — не сможешь менять цвета, Хамелеон. Раз уж наши пути пересеклись, придется нам терпеть друг друга. Ты не говоришь многое мне — я не говорю тебе. Путь продолжился в молчании. Изредка она снова брала стаканчик с кофе, но остывшая жидкость, хоть и приятно пахла, на вкус стала слишком неприятной. Но были вкусными колечки в белом сладком, похожем на снег, порошке. Сама того не замечая, Смерть съела их все. Хамелеон же, скрываясь за полями своей шляпы, наблюдал за тем, как обычно бесстрастное лицо оживало, когда очередной сладкий кусочек исчезал во рту бессмертного существа. Неожиданно ее лицо снова застыло, превратившись в бледную неживую маску с бездонными темными глазами. Сунув руку в карман, она достала хрустальный шар с молочной дымкой внутри. Сжав его, она встряхнула его и произнесла: — Я изменилась? Под ее взглядом дымка стала лиловой, а потом в глубине что-то блеснуло. С тонких губ сорвалось фырканье, а потом кашель. Откашлявшись, Смерть произнесла: — Не принимать близко к сердцу? Как ты это представляешь, стекляшка? Но я сама это на себя навлекла. Но этот совет… Сколько я его слышала от смертных. Но не задумывалась, что оно значит. Решил поучить философии? Нет уж, не сейчас. Сунув шар в карман, скрестив на груди руки, она смотрела перед собой. Холод в глазах никуда не исчез, но постукивающие по обложкам тетрадей пальцы, выдавали явное нетерпение. В свете фар начали появляться первые рекламные щиты, обещающие то изысканные угощения в лучшем городе Тресхолде, то самую лучшую вечеринку в самом веселом городе Тресхолде. Заскрипев зубами, Смерть прищурилась: — Вот же… Наркоман чертов. Зависит от всех блестяшек, мишуры большого города. Хотя на самом деле это просто городишко. Наконец, после особо яркого рекламного щита, приветствовавшего путника в самом веселом городе Тресхолде, машина остановилась. Водитель заглушил двигатель и, нахмурившись, спросил: — Итак, ты закончила со своими тирадами? Куда нужно теперь? Открыв дверь машины, она заявила: — Насчет тебя не знаю, но мне необходимо отыскать одного заигравшегося бессмертного братца. Тебе же, наверно, не стоит выходить из машины. А то наткнешься на свои соблазны и не сможешь расстаться. Но выбор за тобой, Хамелеон. Выйдя на улицу, она прикрыла глаза, пытаясь нащупать того, кто был ближе всего к смерти. Ее брат любил находиться рядом, когда кто-то слишком впадал в зависимость от своих слабостей. Пусть на улице никого не было, но нити жизни тянулись в различные помещения, из окон которых пульсировал разноцветный свет. Подняв руку, касаясь то одной, то другой, Смерть чувствовала отголоски чувств, испытываемых обладателем в этот миг. И она никогда в этом не признается, но… Но была зависима от вот этих вот нитей, вибрировавших столькими вспышками и цветами в разуме древнего существа. Ведь именно из-за этой зависимости она захотела побыть смертной? Может, стоит признаться в этом себе? Уловив нужную нить, приблизившуюся слишком близко к краю, она выпрямила спину и пошла вперед, свернув лишь один раз влево. Остановившись перед двухэтажным кирпичным особняком, поднявшись по нескольким ступенькам к входной двери, выкрашенной в багровый цвет, Смерть дернула ручку, легко открыв ее. Шагнув в полутемный, освещенный лиловым светом, коридор, она произнесла: — Здравствуй, братец. Я зависима от нитей жизни. Мне нравится через них знакомиться с новыми впечатлениями, ловить вспышки ощущений. Ты уловил это, когда посетил мое царство в последний раз. И ты подселил эту мысль, верно? В ответ из глубины дома послышался мелодичный смех, а потом низкий мужской голос произнес: — Для начала подойди ко мне сестрица Смерть. Мне так интересно услышать от тебя это снова. Дай мне услышать эту фразу, и, возможно, ты услышишь ответ. Вновь ощутив рывок на линии жизни, она поспешила. Кто-то должен был умереть, но сможет ли она дать этому кому-то перейти в посмертие? Или снова вернет к жизни на грани удовольствий? Увидев приоткрытую дверь в конце коридора, Смерть быстрым шагом зашла внутрь. На диване, закинув ногу на ногу, полубоком к двери, сидел высокий, болезненно худой, бледный парень со спутанными волосами. Лихорадочно горящий темный взгляд, тонкие алые губы, изогнувшиеся в усмешке, нервно порхающие по зубчикам молнии на расстегнутой кожаной куртке, а потом низкий голос, так не вяжущийся с этим обликом, требовательно протянувший снова: — Итак, сестрица. Дай мне это услышать. Не думай о том смертном, что где-то здесь утоляет свою зависимость. Иначе не узнаешь ответа. Прикрыв глаза, сосчитав до десяти, она встретилась с братом взглядом и сказала: — Да, я зависима от прикосновений к нитям жизни. Мне нравится ощущать эти вспышки, а от поцелуя, когда я вижу всю их жизнь перед глазами, по телу пробегает дрожь. Я видела то, как когда-то в юности старуха лежала на сеновале с прекрасным юношей, который обнимал ее и шептал что-то на ухо. Или как пожилой старик, упав в своем яблоневом саду, видит перед смертью себя маленького, откусывающего от спелого красного яблока. Я вижу все это, мне хочется попробовать это. Ощутить себя живой на миг среди этого серого бесконечного существования. А теперь ты дашь мне ответ?