Шоссе 6.0 для Смерти

Только ответа так и не последовало. Оба ее двойника шагнули вперёд, а позади них появилась стройная женщина в чёрно-белом костюме с длинными волосами цвета меди и повязкой на глазах. Смерть попыталась, зная, кого видит перед собой. Неважно, что думала обо всем она сама. Сестра, известная как Правосудие, будет видеть в ее действиях вину. И, наверно, будет права. У Вечных не должно быть слабостей. Они не должны делать исключений. В эту же секунду по глазам ударила яркая вспышка, заставившая ее зажмуриться. Горло пронзила вспышка боли, заставившая ее прижать к ране руку. Рана вспыхнула пламенем, от жара которого перехватывали дыхание, а в голове на разный лад загремели голоса: «Виновна, исключений не бывает, наказать незамедлительно. Лишить голоса, дыхания»! Пытаясь протолкнуть воздух в лёгкие, Смерть тихо застонала. Но понимала, что это наказание было заслуженным. Шевеля губами, она тихо произнесла: — Да, сестра, при… Приз… Признаю и по… Понимаю. Но… Неожиданно давление на горло ослабло, а уши заложило от пронзительного визга шин. Смерть вздрогнула, жадно глотая воздух. Голоса, звучавшие на разный лад, начали затихать. В тот же момент машина на полном ходу выехала из города, оставляя Марлоу позади. Хамелеон, оставивший ее на какое-то время, чтобы заправить машину и встретиться кое с кем на заправке, с силой сжимал руль, давя на газ, отчего визжали шины, теряя соприкосновение с асфальтом. Видеть то, как белый шарф на шее окрасился темным пятном, как рука схватилась за горло, а после слышать каждый хриплый прерывистый вдох, а потом сдавленный тихий стон, который сорвался лишь однажды, но заставил его желать быстрее выбраться отсюда. Да, с ним в машине была Смерть, но… Он вновь вдавил педаль газа, резко дернув руль влево. Нужно убираться отсюда, да поскорее. Открыв глаза, отняв руку от шеи, Смерть шумно выдохнула и, качнувшись влево, задела плечом своего водителя. От резкого движения тетради посыпались с ее колен, но это сейчас было не главным. Водитель гнал так, словно за ним гнались самые жуткие создания из ночных кошмаров. Вцепившись двумя руками в сидение, все ещё пытаясь придти в себя от погружения в атмосферу города Морлоу. Из-за этой раны на горле опыт был иным: более болезненным, тяжёлым. На миг она думала, что ее существование прервется. Но, похоже, за спасение ей стоит поблагодарить водителя. Бросив взгляд в его сторону, она прохрипела: — Хамелеон, что ты творишь? Ты спас меня от силы сестры, но решил угробить нас сумасшедшей ездой? Не забыл, что я сейчас не совсем Смерть. Осторожно! Машину резко занесло вправо, чиркнула крылом по ограждению, протаранив его и зависнув передними колесами над обрывом. Выкручивая руль, чертыхаясь, раскачиваясь из стороны в сторону, отчего слетела шляпа, Хамелеон все же смог сдать назад и вернуться на дорогу. Тяжело дыша, глядя на нее светло-серыми глазами, мужчина произнёс: — Я подумал, что за нами погоня. Даже тот, с кем я встречался, не смог отвлечь внимания хозяина Морлоу. Ты… Стонала, а твоя рана снова сильно кровоточит. Вечные не должны чувствовать боль, это против всех законов природы. Вас создали совершенными. Но Смерть не слышала. Она снова чувствовала зов умирающей души. Тихий, странный, чуждый. Открыв дверь, выйдя на дорогу, она подошла к ограждению и заглянула за него. Внизу была странная картина. Несколько машин полицейских, спасателей одна машина скорой и… Их машина — груда искореженного металла, которую перевернули на колеса спасатели, работавшие инструментами по металлу. Склонив голову набок, она стала искать возможность спуститься вниз. Спустившись по какой-то шаткой, ржавой лесенке, Смерть стояла в стороне и наблюдала за тем, как спасатели положили на носилки сначала тело ее водителя, а потом и ее. Это было так странно — оно вроде принадлежало, а вроде и не принадлежало. Та же тонкая рука в черной перчатке, тот же черный сюртук. Но слипшиеся от черной крови грязно-серые волосы и изрезанное осколками мелкого стекла лицо было странно чужим. Похоже, что здесь сработал некий временной парадокс, заставивший ее чувствовать чуждый ей страх. Отшатнувшись, развернувшись, спешно поднявшись наверх, она бросилась к машине, упала на сидение и, жадно глотая воздух, прохрипела: — Пожалуйста, просто поехали отсюда. Почему? Почему все так происходит? Отец, почему ты так поступаешь? Почему ты решил помочь брату? Я не могла поступить иначе. Я не могла не забрать его Лесли. Ее линия жизни истончилась, ее было ничем не спасти. Она звала меня, хотя любила его. Почему мне нельзя было один раз поступить также? Водитель ничего не спрашивал, но подчинился. Заведя мотор, он плавно тронулся с места. Изредка он бросал взгляд на Смерть. Та сидела, сгорбившись, запустив пальцы в волосы, оттягивая их, часто дыша, срываясь на кашель. А потом она начала смеяться, и от него Хамелеону стало жутко. Убрав одну руку с руля, он коснулся ее колена и тихо спросил: — Все не может быть так плохо. Хотя я не особо понимаю, о чем ты говоришь. Но тебе надо успокоиться. Покачав головой, она коснулась рукой горла и, оборвав смех, тихо произнесла: — Может, это не так плохо для тебя. Хотя, давай поговорим гипотетически. Однажды Смерти нужно исполнить свое предназначение — забрать последний вдох у одного юноши. Ему всему двенадцать лет, и он талантливый балерун. Уже тогда его называют принцем, который своим талантом растрогает и каменное сердце. Что, когда он станет взрослым, он осветит своим светом весь мир. Несмотря на хрупкое здоровье, юноша упорствует в своем пути к совершенству. И организм подвёл его. Смерть склоняется над ним, готовая забрать его последний вдох. Но, прикоснувшись к его линии жизни, чувствует столько тепла и света, что ее холодное сердце дрогнуло. Она не могла забрать его, погасить этот свет. Потому не забрала его, исправив запись в его тетради, а потом укрепив линию жизни, оставив свою метку, оставила его. Запретила и своим помощникам к нему приближаться. Но, похоже, где-то на своем пути он встретил моего брата. Аддикция или зависимость. Он заметил метку, нашел возможность отыграться за Лесли. Теперь, похоже, юноша этот зависим от смерти. Ищет ее, но я не знаю, зачем. Но я знаю, что через два месяца я встречу его снова. Чтобы вернуть силу, забирать последний вдох, мне его придется убить. Но… Этот свет… Я вспомнила, не хочу гасить его. А знаешь, почему это плохо? Вечные, если привязаны к чему-то, слишком быстро забывают о предназначении. И, если что-то совершено однажды, то где гарантия, что этого не будет снова. И, что, если Смерть вновь найдет кого-то похожего, спасёт его, а он во взрослой жизни станет тираном, который будет убивать тысячи тысяч. Это же будет преступлением верно? Хамелеон задумчиво смотрел на дорогу. В машине повисла тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием Смерти. Убрав руку с ее колена, положив ее на руль, он спросил: — Но он же тоже, выходит, не живёт? Ты говоришь, он ищет смерти. Это же… Его свет уже мог погаснуть. И ты подаришь покой ему, а себе вернёшь силу? В ответ снова послышался смех, но он был пустым, холодным: — Как легко об этом говорить. Давать советы, зная лишь часть. Я вновь почувствую то тепло и свет, не захочу отпускать его. Но он угаснет, как только последний вдох перейдет ко мне. Я вновь почувствую холод и пустоту. А я… Я этого не хочу, это пугает меня. Мне кажется, что этот холод будет губителен. Но… Я же Смерть. Ей положено быть бесстрастным и холодным палачом. Она не должна интересоваться, как это — чувствовать как смертный. Что ж, едем дальше.