Алое, бьющееся

Первый раз, когда Астарион увидел угрюмого пепельного мальчишку, он бродил по одной из таверн Нижнего города в поисках новой жертвы. «Мертвецкий мёд». Как и подсказывает дурацкое название, не самое дорогое заведение, однако и не худшее. Вампиру не очень нравилось это место, но тогда он вытянул жребий, так что надо было просто сделать своё дело и продолжить бессмысленное существование. Глаза привычно скользили от одного лица к другому, с выточенным годами мастерством фильтруя и оценивая типажи, прикидывая свои шансы и необходимое время. Вокруг витали обрывки разговоров, запах пива и скрипичные мелодии. Просто очередная ночь в большом городе. Астарион быстро замечал на себе чужие взгляды, и этот был не исключением. Он посмотрел наверх, на лестничную площадку, и встретился с двумя разными глазами, скучающе уставившись на него оттуда. Мальчишка-дроу лет десяти лежал головой на руках, облокачиваясь на перила. Первой мыслью было, что он больной — почему ещё кто-то может иметь пятна на коже? Дроу не отвёл взгляда. Что-то было в этой спокойной, ленивой наглости, что одновременно не подходило ребёнку, но в то же время не могло быть ничьим другим. Пустое любопытство. Безразличный интерес. Астарион хмыкнул и хотел было заняться своими делами, как вдруг откуда-то взялась женщина и с остервенением ударила мальчика тряпкой. Он подпрыгнул, упал, вмиг ожив, в хороводе голосов эльф поймал возглас: «Я что тебе велела делать, паршивец?», и дроу бегом спустился в зал, исчезая где-то за стойкой. Астарион посмотрел на женщину, её тёмную кожу и светлые волосы, и понял, что это наверняка его мать. Что ж, забавное начало ночи. Отстранённо, продвигаясь дальше, вампир задался вопросом, что привело дроу на поверхность, но быстро выбросил его, сосредотачивая своё внимание на одинокой серой мышке в углу зала. Девушка была неумелой и жадной, и постоянно жаловалась на сестру. Единственное, что запомнилось Астариону с того дня, это два больших разных глаза и бескрайняя пустота, тянувшая оттуда холодные, обволакивающие щупальца. Второй раз, когда он их увидел, был несколько недель спустя. Снова жребий. Снова «Мертвецкий мёд». Мальчик подошёл к нему с бокалом вина и, кивнув в сторону смуглого юноши, бесцветным тоном сообщил: — Тот господин передаёт вам привет. Он отдал подарок и растворился в толпе. Того простофилю Астарион сумел не только принести Касадору, но и обокрасть. Всегда предпочтительнее иметь пару монет на ночь — Касадор не раскошеливается на доставку собственной еды. Третий раз мальчишка врезался в него на полном ходу, сразу поднялся и, не сказав ни слова, помчался дальше, наверх, исчезая в комнатах. Старшая дроу холодной фурией спешила за ним. Четвертый раз случился на этом самом этаже. Астарион как раз провожал новенькую жертву в уединённое место. Он открыл дверь, и за секунду до скрипа петель раздался звонкий хлопок пощёчины. Разноглазка стоял перед матерью, его правая рука прикрывала щёку, а левая в защитном жесте сжалась у груди. Женщина, не замечая гостей, взяла мальчишку за шиворот, однако вампир издал громкий кашель. Его сегодняшняя пассия прижалась к нему сильнее. Отлично, подумал он, как насчёт партии героя? Дроу встрепенулась и отпустила сына. — Не знал, что в стоимость комнаты входит представление, — хмыкнул эльф. — Извините, — буркнула женщина. — Мы сейчас уйдём. — А, мальчонку требовал бармен, кажется, — соврал Астарион легко. Дроу злобно зыркнула на разноглазку. — Слышал? Мальчик быстро закивал и прошмыгнул вон из комнаты. Проходя мимо вампира, он бросил ему взгляд, непохожий ни на один из его предыдущих — наполненных бесцветной бессодержательностью. Астарион не смог разобрать, о чём он. Заметил лишь красную отметину ладони на щеке. Дроу вышла из комнаты следом, коротко поклонившись. — Не люблю, когда обижают детей, — прошептала девушка, обнимая руку эльфа. — Я сделал, что мог, дорогая. С отточенной лаской он провёл пальцами по её волосам. — Она чокнутая, ты знаешь? — Хм? — Дроу. Линея. — И почему же? — праздно поинтересовался Астарион, играя с золотистыми локонами. Они будут пропитаны кровью через пару часов. — Она психованная. Видел её глаза? Она всех как будто зарезать хочет. Только её уволят, если она будет грубить клиентам. — Девушка хмыкнула. — Сучка, — усмехнулся вампир, предугадывая мысли блондинки. — Точно. Слезинка ребёнка совсем не убила настроение, судя по царапинам, кровоточащим на его шрамованной спине всю последующую ночь. Он не только голодал, но и мучился от боли, хотя, чёрт возьми, выполнил свою задачу. В тот день он долго стоял в тёмном коридоре, методично ударяясь лбом о стену, сжимая саднящие зубы, пока думал о том, как хотел бы выдрать болтливой мерзавке горло за эту дерзость, за то, что выпустила его кровь и ничего не дала взамен, ни единой блядской капли своей. И даже никакого гнилого обмена на тухлую крысу. Всё впустую. …вся жизнь — гнилой обмен. В пятый раз мальчишка вновь принёс алкоголь. Стакан вина. Астарион оглядел зал в поиске добровольной жертвы и спросил: — От кого? Щёки разноглазки вспыхнули, и, пробормотав: «Пейте», он убежал куда-то на кухню. Вампир усмехнулся и подвинул стакан к себе. Красное. По крайней мере, угадал с цветом. Можно пить и представлять, что вкус этот совсем не уксусный, а отливает так необходимым металлом, и… и он сыт, и всё в его жизни как надо. Приходя в «Мертвецкий мёд», Астарион раз за разом ловил на себе взгляд разных глаз. Это было и его маленькой игрой: кто из них найдёт друг друга первым? Мальчишка не путался под ногами — этого достаточно, чтобы не вызывать раздражение, так что ничего плохого в его маленьком любопытстве вампир не видел. Это было просто ощущение чужого присутствия тут и там — Астарион не знал, могли ли дроу сливаться с тенями, но этот малыш определённо что-то такое практиковал. Его почти не было слышно. Вот его крикливую мать — ещё как. Вообще, эльф заметил, она действительно была словно… не от мира сего. Её глаза часто блуждали где-то за пределами таверны, однако не расфокусированные, а скорее резкие, острые, будто цеплялись за несуществующие предметы. Испуганные или же гневные. Худые руки никак не желали свободно висеть у бёдер: вечно теребили ткань платья, царапали подносы, сжимались в кулаки. Вечно чесались. Будто она переживала что-то совсем иное, нежели работу прислугой. Прошёл, наверное, год, прежде чем разноглазка, выглянув из-за пустой барной стойки, спросил вампира: — Куда вы отводите всех тех людей? Астарион, сидящий к нему спиной — жертва сама себя не найдёт — глянул на него из-за плеча. — Неплохо прячешься, — ухмыльнулся он. — Вы всегда ищете человека, а потом уходите с ним. И он не возвращается. Эльф пожал плечами. — Их личные дела, малыш. — Вы пьете их кровь? Астарион подавился вином, что пригубливал для вида. Он повернулся к мальчишке. — Что ты несёшь? Дроу наклонил голову. Многие постояльцы, он слышал, шептались о нём. О том, какой он странный. И жуткий. Как почти не моргает, как глаза его будто бы высасывают душу, как будто бы он болен чем-то неизлечимым и магическим, наверняка доставшимся от богини-паучихи. Астарион смотрел в его разные глаза и понимал все эти сплетни. Два цвета противоречили мыслям об одной душе — в миг ты не знаешь, куда именно смотреть, чтобы получить ответ. Стеклянная сфера с кусочком застывшего янтаря? Или чёрная бездна, затягивающая в неизведанные пучины? Это сбивало с толку, а прикованность к этому взгляду ощущалось, как нечто неестественное, словно бы тебя заколдовывают. — Охотница на монстров была тут недавно, — ответил мальчик бесцветно. — Много говорила. В историях про вампиров они были со шрамами на шее и с красными глазами. Астарион инстинктивно прикрыл шею. Неужели там всё ещё остались отметины от укуса? Чёрт, он не видел себя почти 200 лет… Он встряхнул головой и отвернулся. — Не пори чушь, крысёныш. Тебе нечем заняться? — Ну типа… Эльф хмыкнул. — Тогда спроси мамочку — она по-любому найдёт тебе занятие. Длинная пауза. — Я слежу за стойкой. Я не могу уйти. Они доверили бар несовершеннолетнему — боже, с каждым полвеком средняя статистика для интеллекта падает и падает. Ну где же сегодняшний неудачник? Тут за стойкой красавчик-эльф совершенно один, праздно проводит время — налетайте уже. Крыса, одна только уёбская крыса — неужели он так многого просит? — Вы похожи на вампира, на самом деле, — вновь раздался голос мальчишки. Астарион подавил желание вылить на него блядское вино. — Да что ты говоришь? — процедил он сквозь зубы вместо этого. — В вас… как будто цвета нет. Смотришь на вас и думаешь: «Мёртвый». Вампир обернулся и, демонстрируя клыки, прошипел: — Тогда, может, оставишь в покое чудовище, которое может разорвать тебе глотку за тупые вопросы? Мальчик не шелохнулся. Изучал его. — Нет дня, когда мне не достаётся, сэр. Тупые вопросы или умные — у меня один конец. Так что мне всё равно. Астарион почти что ощутил единение с этим крысёнышом. Однако фыркнул, ядовито. — Да что ты знаешь об «одном конце»? — Тише, он добавил: — Ты и боли-то никогда настоящей не чувствовал. Смешно. Вампир встал со стула и отправился вглубь зала. Сегодня здесь не было милых мордашек. Придётся довольствоваться собственной интуицией — блядский Касадор никогда не уточнял, как же должна ощущаться «приемлемая кровь» и каковы конкретные критерии к его идиотским капризам. Так и произошло. Ещё одна ночь сжирающего изнутри голода, потому что: «Разве такая трапеза достойна твоего господина, глупый мальчишка?» Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Иногда Астарион мечтал, чтобы разразилась какая-нибудь божественная война, и весь этот мир просто сгинул во мраке небытия. И остался лишь вечный покой. Но мир продолжал существовать, и Астарион продолжал бродить по тёмным улицам и ночным тавернам в поисках жертвы, которая никогда не будет предназначена для него. В следующий раз разноглазка вновь преподнёс ему вино без всяких комментариев. Сразу ушёл. Эльф тоже не стал задавать вопросов и молча пригубил стакан, внимательно изучая шумную толпу. Конечно, ему приходило в голову, что через дроу его так могут отравить, но, если честно, Астариону было побоку. А потом он что-то почувствовал. Что-то, что было не уксусной горечью, скользнуло ему в горло, что-то лёгкое и сладкое, вкус, который заставил его опрокинуть весь стакан залпом и вдохнуть полной грудью. На мгновение, краски словно вернулись в мир. Астарион посмотрел на разноглазку, и понял, что тот следит за ним с лестницы, любопытный. Левая рука, держащаяся за перила, была перемотана грязной тканью. «Не изопьёшь ты кровь думающих созданий», — ворвался в разум голос хозяина, и желудок эльфа тут же скрутило. Его почти вырвало. Почти. Он зажмурился и закричал в сознании, заглушая властный тон Касадора: «ЭТО НЕ МОЯ ВИНА, ЭТО НЕ МОЯ ВИНА», кричал и кричал, скребя ногтями по столу, пока протест собственного тела не закончился. Отдышавшись, Астарион взял пустой стакан и направился к паршивцу-экспериментатору. — Ещё раз так сделаешь, и твоя матушка покажется тебе блядским ангелом, маленькая дрянь, — прошипел он, всучив дроу стакан. Мальчишка изо всех сил сдерживал улыбку, кивая. Вампир тут чуть внутренности не выблевал, а эта сука лыбу давит? — О, думаешь, ты тут самый умный, а? — наклонился он над ним. — Молодец, подловил меня — возьми с полки пирожок. — Вампир взял разноглазку за ворот рубашки и процедил угрожающе: — Пока руки целы. — Вы можете забрать её? — вдруг спросил мальчик. С надеждой. Светясь. — Она больше меня — в ней больше крови. А я буду говорить всем, что она уехала в гости — её не будут искать. Как минимум месяц. Никому до нас дела нет — это проще простого, я даже знаю, как заставить её пойти с вами, я… — Цыц. — Свободная рука Астарион сделала жест замыкающегося клюва. Мальчишка повторил его, закрывая рот. Предложение было заманчивое, верно, однако никто из отродьев никогда не приводил Касадору дроу. Никто не знал, как он отреагирует. Он любил аристократов — это все знали точно, человек должен быть минимум среднего класса, чтобы ему понравится. Ухоженный, здоровый, красивый. Эта семейка из Подземья не блистала благополучием. Мамашу вообще все подозревали в какой-то душевной болезни — хрен его знает, что у неё в крови. Слишком рискованно. Но об этом наглой мелочи было знать не обязательно. — Знаешь, я подумывал о том, чтобы избавить тебя от матушки, — источая ауру капризной сучки, заявил Астарион. — Но теперь, когда ты показал себя таким плохим мальчиком — забудь об этом. Да, забудь. — Он отпустил дроу и показательно вытер друг об друга руки. — А теперь скажи, как это чувствуется, м? Осознание, что как минимум век твоей никчёмной жизни пройдёт в мучениях? Хватка мальчика на стакане усилилась, затем ослабла. Лицо повторило движение: поджало губы, сведя брови, затем с выдохом расслабилось. Если можно так сказать. Его губы сформировали слог, но тут же застыли. Полное нормальных детских эмоций секунду назад, лицо вновь стало пустой, не выражающей ничего маской. — Как обычно, — ответил дроу. И ускользнул на кухню. С гордо задранным подбородком Астарион обернулся в зал. Многие глаза опустились к своим столам. Эльф сомневался, что кто-то из зевак уловил смысл беседы — слишком шумно, а вампир ни разу не повысил голос. Бессознательно, он облизнул губы. Вкус жизни испарился, оставив после лишь горечь уксуса и привкус рвоты. Но что за божественный это был за вкус… Нет. Астариону не удалось воссоздать его в воображении, не удалось сосредоточиться. Что-то мешало. Какая-то… другая горечь, совсем не уксусная. Какая же жизнь сука. В следующий раз, когда Астарион видел его, разноглазка сидел на ступеньках лестницы, его подбородок и нос спрятаны в исцарапанных руках, обнимающих худые колени. На одном из запястий, эльф заметил, был шрам, как от зазубренного ножа. Люди проходили мимо, словно он был частью декора. Вампир заказал вина у стойки и обернулся в зал, лениво играя с бокалом. Может быть, он ждал. А может быть и нет. — Зачем я ей? Если бы не острый слух ночного существа, Астарион бы его не услышал. — Хм, — издал он в качестве знака участия. — Она могла меня бросить ещё тогда, но взяла меня с собой, сюда, она могла давно убить меня или отдать кому-нибудь, но она продолжает… — мальчик шмыгнул носом и вытер глаз. Астарион отметил большой синяк под скулой и ещё один на подбородке. — Какой в этом смысл? — слова были хрипом. И снова это чувство — непрошенное, чужеродное. Единение. Оно оцарапало глотку, когда эльф попытался его сглотнуть. Он заставил рот изогнуться в злой усмешке, оскалил в мир зубы ободранного и униженного хищника. — Были бы у тебя игрушки — понимал бы, какой. Мальчишка посмотрел на него с отчаянием, и Астарион объяснил с той же ядовитой ухмылкой: — Ты единственное, над чем она имеет полную власть, милый. От таких вещей не избавляются. У дроу задрожала губа, и он опустил голову обратно на колени, закрываясь сильнее. Что ж. Ещё одна жалостливая история в этом тёмном, сучьем мире. Астарион встал со стула, поставил едва тронутый бокал вина на ступеньку рядом с разноглазкой и ушёл. Ушёл из таверны. Дурацкое место. Можно и на улице поохотиться. *** Прошло несколько недель, прежде чем Астарион вернулся в «Мертвецкий мёд». Не без внутреннего усилия, однако это не обязательно упоминать. У дверей стоял стражник. Он сказал, это место преступления, и сегодня таверна закрыта. Эм… что ж… Эльф собирался было идти испытывать удачу на улицах, но что-то внутри остановило его, и он спросил, заглядывая в занавешенное окно: — А что за преступление-то? Пьяная потасовка, м? Драка за последний глоток эля? — Убийство, — исчерпывающе, ответил представитель закона. Астарион вскинул брови. — Да ладно? Я думал, от деточек надо прятать колюще-режущие предметы. — От этого не спрятали. Теперь он моргнул. — Что? — Слушайте, я не из тех, с кем можно посплетничать о работе, — сурово, сообщил стражник. — Я охраняю вход — идите своей дорогой. Тут полно таверн, где можно напиться. — Я пошутил, но вы сказали… — Мальчишка зарезал мать ножницами. Всё. Он сделал отгоняющий жест, и Астарион отступил, потрясённый. Мальчишка. Зарезал. Мать. Ножницами. В этой таверне не было других «мальчишек» и не было других «матерей». Речь о дроу, без сомнения. Честно, будучи свидетелем всей этой тихой бытовой драмы, Астарион всё равно не представлял, что всё закончится именно так. Он ожидал годы ненависти и отчаяния, закипающего, душного ожидания, которое вырвется… в побег. Мальчонка не дурак и не терпила. Он был здесь, только потому что не было выбора — он несовершеннолетний. Либо улица, либо опекун. В его случае опекун — меньшее зло. Но убийство… Просто не вяжется. Разноглазка вымотанный, опустошённый ребёнок, мыслящий критериями взрослого — не взбалмошная шпана. Он же понимал, что убийство — дело заметное, он буквально просил вампира сделать за него очевидно грязную работу. Он не мог сам убить мамашу. Может, это и не он?.. Так, стоп, что это ты делаешь? Астарион сам остановил себя посреди анализа. Это разве твоё дело? Вот именно — не твоё. Твоё дело — найти сегодня неудачника и преподнести его Касадору на золотом блюдечке, чтобы спасти собственную шкуру от свежевания. Всё просто. …мальчишка уязвим и один против всех — разве не просто будет сейчас стать его рыцарем? И обречь на гибель, естественно. Мысль пришла в голову безбожно быстро. Он — иное дело, нежели мать. Астариону было трудно вспомнить конкретный вкус тех пары капель крови, что он без собственного ведома смог вкусить, однако само воспоминание обладало неповторимыми красками. Он не знал, правда ли это, но ведь есть байки о том, что вампиры любят кровь девственников — может, здесь что-то такое? Касадор любил молодых — может, это как-то связано? Ну, ему, разве что, редко когда доставались девственники — не от Астариона точно. Просто теория о связи свежести крови с возрастом. Мальчишка давно стал лёгкой жертвой, если так подумать. Сам же избрал вампира своим защитником. Всё это хождение вокруг да около, болтовня о дерьмовой судьбе — он определённо чувствовал с Астарионом какую-то связь. Наверное, проблема была в том, что эльф был единственный, кто вообще его… замечал. Как же всё херово, если такой, как Астарион становится в глазах ребёнка хорошим парнем. Впрочем, для ребёнка же и херово, для него — на руку. Это будет в какой-то степени даже справедливо, нет? Из-за него его сегодняшние охотничьи угодья закрыты — пускай он и расплачивается. Это будет самая лёгкая добыча за 200 лет. Боже, даже не придётся спать ни с какой болтливой клушей — разве это не предел мечтаний? Ничтожна вероятность, что дроу не захочет идти за вампиром. Он уже опрометчиво отдал ему своё доверие. Сейчас же рейтинг Астариона влетит просто до небес. Эльф обошёл здание несколько раз, прислушиваясь и заглядывая в окна, осматривая лучшие способы проникновения. Убийство наверняка произошло наверху — там возятся стражники, а стол, чтобы что-то написать, есть внизу, в зале и в комнате хозяина. Хм. Хм. Хозяин тоже внутри — это его заведение, он доверенное лицо, с него возьмут показания. Значит, его комната занята им. Мальчишке остаётся зал. Стражники с обоими. Неточное, но примерное расположение фигур. Астарион призвал Магическую Руку и стал тихо открывать одно из окон на первом этаже, которое, предположительно, вело на кухню. Просто логичный вывод, если судить изнутри, а там он был не раз. Завершив дело, той же призрачной конечностью эльф отодвинул занавеску и бросил взгляд внутрь. Кухня. Пустая. Отлично. Также тихо, вампир забрался в комнату. Дверь имела маленькое окошко наверху, Астарион помнил об этом преимуществе, и использовал его, незаметно осматривая зал. Разноглазка сидел за столом, угрюмо пялясь перед собой. С ним был один стражник. На лестничной площадке никого. Нужно действовать быстро — в любой момент сцена может измениться. Через видимое отверстие Астарион наколдовал Малую Иллюзию, заставляя стражника обернуться и сделать несколько шагов от мальчишки. Пока тот был отвлечён, эльф открыл дверь и прошептал под барной стойкой Невидимость, быстро и бесшумно продвигаясь в зал. Стражник успел произнести нечёткое «эй», похоже, намереваясь позвать коллег, но этот звук утонул у него в глотке, когда Астарион, материализуясь, в мгновение ока её перерезал. Аккуратно и всё в той же спешке, вампир уложил тело на пол и безмолвно, глазами, указал растерянному дроу на дверь в кухню. Тот не мешкал. Через минуту они уже стояли на улице. Кто бы мог подумать, что мизерная, но продолжительная практика в магии так хорошо окупится. Ах, да Астарион мог бы стать хорошим вором. …мог БЫ. — Вы… пришли за мной… — услышал эльф шёпот мальчика перед ним. И снова этот жалобный взгляд разных глаз. — Конечно, я пришёл, — подкинул Астарион нож, самодовольно. Затем приблизился и сказал тише, подмигнув: — Мы, кровожадные убийцы, должны заботиться друг о друге. Лицо дроу потемнело. А Астарион услышал крики. Их маленькая шалость была обнаружена. Не стоит тут языками чесать — прямо перед местом преступления. Он схватил мальчика за руку и побежал прочь, по улицам Нижнего города, остановившись, только когда таверны не видно было на горизонте. — Вот это у тебя проблемки, конечно, — отдышавшись, сказал Астарион. — Ну, давай посплетничаем: как ты в это вляпался, м? Мальчишка пустым взглядом пялился перед собой. — Ясно, — вздохнул вампир. — Никаких грязных подробностей — и смысл был шкурой рисковать? Скука. — Теперь вы заберёте меня с собой? — М? Разные глаза исподлобья посмотрели на эльфа, и холодок пробежал по коже от пустоты, что обдала его в момент. — Вы заберёте меня, и я исчезну, как все остальные, верно? И снова холод, только в этот раз внутренний. Астарион приморозился к месту. Это была правда. Жертва, впервые за 200 лет, осознавала свою участь. — Вы выпьете мою кровь, и я умру… — его голос был ещё более бесцветным, чем обычно, безвольно констатирующий факты. — Или вы сделаете меня своим отродьем, и я застыну в вечности вместе с вами и буду делать то, что вы велите… Астариону в вены словно выплеснули ледяную воду. — Я сделаю, что хотите, в любом случае. Мне некуда идти. Только с вами. Неожиданно, его накрыла непонятная паника. Внезапно, он снова в той тёмной аллее, в лужи собственной крови, однако видел себя от третьего лица, приближаясь к умирающему медленно, вальяжно, дьявол, готовый купить отчаянную душу. Руки сами потянулись к горлу в приступе тошноты и отвращения, и захотелось сбежать. В этом не было никакой логики, это была потребность. Животный порыв, как голод — просто сделать что-то, чтобы удовлетворить его, вывести непрошенное чувство из организма, как токсин. — Какая… какая глупость… — выдавил эльф из себя. — Я не убью тебя, что ты… — Его рука дёрнулась к мальчику, но неловко остановилась на полпути. — Я… — На глаза попался канализационный люк, — я отведу тебя в безопасное место, а потом… потом вернусь, у меня тут дел невпроворот — ну, ты знаешь… Он старался не встречаться с дроу взглядом, подошёл к люку и Магической Рукой открутил крышку. В Нижнем Городе редко когда можно было найти уже не открытый люк — воры и беженцы шныряли туда-сюда. Спиной вампир ощущал на себе разные глаза. — Спускайся — там тебя не найдёт стража. Я вернусь. Скоро. — Спасибо. Уши словно разрезали ножом. — Давай-давай. Последнее, что Астарион видел, задвигая люк, были две следящие за ним сферы: чёрная и белая, свет надежды, что робко поблёскивал в них, когда они исчезали во тьме. Оставшись один посреди безлюдного переулка, Астарион ощутил себя, как человек, потерявший какую-то конечность. Несколько секунд просто беспомощно озирался по сторонам, словно бы она где-то здесь, валяется рядом, и её надо только подобрать. Как глупо. Так, ладно. Ладно, ладно, ладно. Ещё не конец ночи, и решение тоже ещё не принято. Миссия всегда одна — найти неудачника. Просто сейчас есть запасной. Запасной, да. Если до рассвета эльф не найдёт никого, он решил, то просто отдаст мальчишку. Проще простого. Успокоимся и пойдём на охоту. Всё под контролем. Он не смог найти никого в ту ночь, но и не вернулся за дроу. С тяжёлым сердцем, расцарапав все руки, Астарион ступил на рассвете на порог замка Зарр совершенно один. Один же и понёс наказание, с каждым ударом вытесняя из разума по одной детали, что заставили его в тот день променять себя на кого-то другого. Сначала исчез ровный, угрюмый голос, слишком осознанно равнодушный для ребёнка. Затем белые пятнышки на тёмной коже, похожие на рваную бумагу. Худые, исцарапанные руки, так схожие с его собственными сегодня. Последними на задворки сознания отправились большие, как вселенная, разные глаза, словно бы вмещавшие две души разом. Чёрную, глубокую бездну. И белое, хрустальное стекло, пустое, если бы не пойманный в ловушку камешек янтаря.