Алое, бьющееся

Скарлет был полон решимости бороться. Снова, это было что-то из снов, из сказок, которые слышал когда-то давно, из мечт, что не могли никогда сбыться. Злодей, что обретает искупление… Юноша чувствовал себя героем, получившим вдохновение. Второе дыхание. Он был не просто шестерёнкой большого механизма, разящим мечом абстрактного и непонятного, он ощущал себя частью коллектива. Команды. Дайте ему любого монстра — он порвёт его на части во имя своих друзей! Они поверили… Они поверили в него… «Можешь быть лучше». Они сказали, «можешь быть лучше». Что он может быть лучше. Скарлет хотел смеяться и плакать. Он редко когда чувствовал столько эмоций разом и таких сильных. Он ощущал себя всемогущим. Непобедимым. В этот раз у него не просто была цель, у него была причина, чтобы сражаться. Он не представлял, что такого сделал, чтобы заслужить это… люди, которым небезразлична его судьба, к которым он может обратить спину, к которым не страшно протянуть руку, признаться, что боишься… счастье… Возможно, глупо и опрометчиво, но Скарлет решил, что пойдёт за ними, куда угодно, и сделает всё, чтобы защитить их. Он представлял только такой равноценный обмен. …он чувствовал себя и немного тревожно, грызла совесть, ведь такое же обещание дроу давал Храму Баала во Вратах Балдура. Жизнь за жизнь. Всё за всё. Он клялся им, Ему в верности, но предал своего Бога, когда тот отдал неудобный приказ. Скарлет понял метания Гейла в ту же ночь, как голос Баала велел убить жрицу Селунэ. До этого всех жертв назначал Трибунал, и юноша беспрекословно подчинялся их воле, не спрашивая, не вникая. Это никогда не было личное. Просто работа. Но в этот раз… у убийства были бы последствия, ощутимые последствия, помимо иллюзорного горя иллюзорных родственников и друзей, всегда сокрытых от него занавесом холодного невмешательства. В этот раз Скарлету была ведома цена своего поступка заранее. Баал — это господин, тёмный благодетель, что дал ему вторую жизнь, дом, единый Бог, чьё слово — закон, но… …пёс, виляя хвостом, ластится к ноге, голоса у костра шумно обсуждают день, звонкий смех, тёплая еда, белокурые локоны распластаны по коленям, алые глаза, сузившись, нарочно придирчиво разглядывают ногти, без сомнения внутренне насмехаясь над смущением, порождённым подобной позицией… Баал имел право приказывать, Скарлет не имел права ослушаться. Но разве это преступно — желать лучшей жизни? Желать… любви и… не понимания, но хотя бы участия? Разве преданность абстрактной божественной цели — то, чего Скарлет желал от жизни по-настоящему? Не имел права ослушаться, но ослушался. Виновен. Предатель. Еретик. Но юноша не чувствовал греха. Он сожалел о многом, только ночью сегодня рыдал об одном из таких грехов, Скарлет знал, осознавал, он плохой человек, но разум не ощущал отторжения новой цели. Было сложно лишь свыкнуться с ней. Предательство Баала — не предательство себя. «Ты можешь быть лучше». Ты можешь быть больше. Дав крышу над головой и профессию… Лорд Убийств, тем не менее, забрал взамен… душу. Личность. И теперь, вдали от него… Скарлет понимал, как сложно наверстать упущенное. Но он хотел. Так сильно хотел. Когда Даммон вставил Карлах новое сердце, Скарлет был первым, кто дотронулся до неё. Затем, осмелев, подгоняемый своим новым внутренним зарядом, он обнял её. И улыбнулся, когда сильные руки сжали его в ответ, а голос, говорящий: «Спасибо» дрогнул, однако вовсе не от страха. Ты мой друг, и ты делаешь меня счастливым, и я хочу сделать тебя счастливой в ответ. Это всё ещё было слишком сложное предложение, чтобы произнести вслух, но дроу надеялся, что он донёс смысл жестом. …Дамон сказал, что это временное решение. Что двигатель рано или поздно взорвётся на поверхности, и Карлах стоит вернуться обратно в Преисподнюю. Все тут же начали уговаривать её сделать это. — Я хочу жить, — возразила тифлинг. — И жить прямо сейчас. И прямо здесь. Будь, что будет. Она отказалась обсуждать ситуацию с двигателем и решила сосредоточиться на сиюминутном счастье. Скарлет беспокоился, но он не мог делать выбор ни за кого, кроме себя. Нужно уважать чужие желания. В конце концов, такая политика была ему знакома, была ему близка. Хватайся за это чувство, пока можешь. Несправедливо, но реалистично. В поисках Усыпальницы Тормов отряд много болтал. Накопилось много вопросов, в основном, именно к Скарлету. Всем интересен культ Баала, конечно. Дроу отвечал, однако без энтузиазма — он решил быть откровенным, но понимал, что слишком реалистичные детали его товарищам всё ещё не по зубам, и замалчивал некоторые подробности. Всё ещё присутствовал страх отвержения, что бы он там ни ощущал. Будто они вот-вот передумают, и он снова останется один, окружённый лишь презрением. У Усыпальницы стоял Рафаил. Приманивал их очередным загадочным стихотворением. Метафизическим, кажется? Мета… каким-то. Гейл говорил, это частый приём в поэзии. Когда есть скрытый смысл, у этого есть какой-то термин, заумное название. Ещё одна причина, почему Дьявол юноше не нравился. Он заставлял его чувствовать себя тупым. А Скарлету отнюдь не нравилось это чувство. Карлах съязвила по поводу стихотворения, дроу этого было достаточно. Также, он отодвинул неприязнь в сторону, когда Рафаил, предупреждая об опасности, выделил из толпы Астариона и дал, наконец, вампиру чёткий договор. Чудовище в обмен на информацию о шрамах. Отлично. Скарлет запомнил. Скарлет встал на старт. Скорее всего, расположение Астариона безвозвратно кануло в небытие — не после всего, что рассказал дроу, не после открытого отвращения, что он получил тем вечером, и гнева. Однако вампир вступился за него, он тоже поверил, а значит, равноценный обмен всё ещё ждёт. И снова он понял Гейла… Я всё ещё люблю тебя, и мне всё равно, что ты думаешь обо мне. Это не было преступлением против гордости, так что Скарлет был спокоен. Никто не запрещал ему быть тёмным рыцарем. Под Усыпальницей был Храм Шар, именно внутри него располагалась реликвия, поддерживающая бессмертие Кетерика Торма. Как оказалось, совсем не заурядная часовня: это был Вызов Шар — святилище для испытаний Тёмных Юстициаров, место, где может исполниться мечта Шедоухарт. Отряд позволил ей одной проходить одиночные испытания, и вмешался только на Повторении. Убивать себя было непростой задачей. Совсем не из-за психологической дилеммы, не для Скарлета уж точно. Тень, обладающая его способностями, выскальзывала сквозь пальцы, не давалась к удару, юркая и смертоносная. Никакой психологической дилеммы — было невообразимо приятно убить себя хотя бы в качестве испытания. Они нашли в библиотеке Копьё Ночи, оружие несказанно обрадовало Шедоухарт, она всё повторяла про честь, оказанную Госпожой. Скарлет не мог не тревожиться. Как никто другой, он знал, что преданность тёмному божеству имеет свою цену. Чудовищем, необходимым к умертвению, оказался демон ортон, сразу опознанный Карлах, как невероятно опасный противник, он поджидал отряд в засаде со своими миньонами. Охранял последний тёмный самоцвет. Ситуация была не в их пользу. У противников преимущество высоты и числа, непонятно, есть ли и силы. Карлах знает демонов в бою, её предостережению можно доверять, так что, скорее всего, бой будет не легкий — для начала нужно хотя бы не позволить себя расстрелять. Чар защиты ни у кого не было. Смертельная опасность. Тогда Скарлет и подумал, возможно, впервые, что нужно искать иной способ борьбы. Сегодня был особенный день. Он вспомнил, как расправлялся с большими говорящими монстрами Астарион. Однако сегодня вампир не спешил обнажить лучшее своё оружие — его руки беспокойно тянулись к мечам, у него на уме, без сомнения, был лишь скорый разговор с Рафаилом. Тогда, стоило Югриру в ходе разговора произнести: «Время умирать» Скарлет выпалил: — Подожди! К нему обратились изумлённые взгляды. Думай, думай, давай. Как это делал Астарион? Контакт, установить контакт. Блять как же сложно разговаривать. — Может… мы сможем друг другу помочь? Он слегка склонился в знак подчинения. Юргир большой и угрожающий — такие любят главенствовать, устрашать. Или думать, что они главенствуют и устрашают. Нервозность только расположит к себе. …так ведь? — Чего ещё? — рявкнул демон. — Торговаться со мной вздумал? Размышляя над следующей репликой, дроу услышал шипение Астариона: — Что ты делаешь? Юноша подавил порыв шикнуть на него, чтоб не отвлекал. — Ты страдаешь по вине Рафаила, я правильно понял? Что конкретно держит тебя в этом месте? Ты не можешь… просто уйти? Юргир злобно рассмеялся. — Не принуждение держит меня здесь, крысёныш — договор. Если б я мог уйти — давно бы меня в этой яме не было! Либо я исполняю договор и становлюсь свободен, либо моя тушка будет принадлежать дьяволу на веки вечные. Страх коммуникации отступил. Пришло любопытство бывалого аналитика. — Каковы условия твоего договора? Ортон нахмурился, придирчиво осматривая юношу. — На что он тебе, сопляк? — Ты, очевидно, что-то упускаешь. Скарлет почти ощутил холодное, яростное дыхание вампира у своей шеи, его убийственный взгляд. — Не смей, неблагодарное дерьмо. Дроу воздержался и в этот раз, не оборачиваясь и огрызаясь в ответ за узколобость. Всё нормально, успокаивал он себя, это для его же блага. Юргир хмыкнул и прочёл стихотворение. Суть договора проста — перебить слуг Богини Ночи, всех до единого. — Объясняет, куда пропали юстициары, — пробормотала Шедоухарт. — Зачем Рафаилу их смерть? — задумался Скарлет, шестерёнки в голове крутились, пытаясь составить нужный механизм. — Мне не платят за вопросы, мне платят за охоту и убийства, — отрезал демон. — Так что тебе с этого договора? Меня всё бесит, парень — чёртова песня не выходит из головы, ублюдок Рафаил заставил меня помнить о ней вечно, пока не выполню условия сделки! Говори, что предлагаешь, или сдохни! — Он дьявол, — голос слегка дрогнул, но дроу восстановил самообладание — не время теряться из-за навыков общения. — Дьяволы всегда оставляют подвох. — Подвох? Юноша закивал. Идея лихорадочно крутилась внутри черепной коробки. Астарион делал так, он видел, это возможно. — Там… там было про слушанье, да? Каждый, кто… слышал песню, должен умереть, так? — Ну. — Твои приспешники, — указал Скарлет, — они тоже слышали песню. Как объяснить твоё заточение иначе? ты ведь убил уже всех здесь. — Да! — загорелись глаза у Шедоухарт: она поняла. — Это же очевидно! Я тоже об этом подумала. — Вооот, — согласился дроу, неотрывно наблюдая за ортоном. Юргир нахмурился, размышляя. — Меррегоны? Да у них и своих мыслей-то нет… ну да ладно. Скарлет услышал стук сердца в собственных ушах. Получилось. Получилось. Невероятно. Демон приказал слугам умереть, и те превратились в пыль, однако тут же, ожидаемо, последовало: — Нет! Всё ещё слышу! — Тогда кошка! — подключилась Шедоухарт. — Кошка тоже тебя слышит! Юргир убил и Ускользающего Зверя, но вновь остался недоволен и раздосадован. Взвинчен и в отчаянии. Скарлет постарался не улыбаться, когда выдохнул: — А, вот оно что. Даже прикрыл рот, имитируя задумчивое поглаживание подбородка. Свёл брови. В этот раз и Шедоухарт осталась в неведении. — Чего ещё?! Хватит играться со мной! — взревел демон, но дроу не поддался устрашению. — Все, кто слышит песню… но ведь ты тоже её слышишь. — …что? Ортон растерянно уставился перед собой. — Вот он подвох, — продолжил Скарлет, стараясь играть серьёзность и экспертность. — Дьявол обвёл тебя вокруг пальца с самого начала. Юргир издал отчаянный рык и достал меч. Юноша окончательно прикрыл рот — плохой, ужасный лжец, уголки губ так и стремились вверх, выдавая радость от остроумной шалости нечестивого убийцы. — Если ты солгал мне, я найду тебя на любом конце земли. Последние слова, и клинок впивается в живот. Демон превращается в прах. Скарлет обнажает усмешку и даёт волю хулиганскому смеху. Он сделал это. Он не вырезал себе путь кровью, он обхитрил врага. Без единой раны, без единого движения кинжала. Он обернулся к изумлённым товарищам и, захлёбываясь этим чувством гордости и всесильности, проговорил вслух мысль, что сегодня сладостно разрывала его на части: — Я могу, я могу быть больше. Глаза встретились с потрясённым Астарионом, что пялился на него, казалось, не дыша. Юноша послал ему широкую улыбку, однако через секунду осёкся и уголки губ потянулись вниз, он отвёл взгляд. Непозволительно. Ему не разрешали ещё улыбаться ему, не разрешали смотреть на него. Не после того, что было. Если он захочет, он позволит. — Что ж, — прочистил горло вампир, — будем надеяться, это считается, что мы его убили. — Это было круто, — объявила Карлах и легонько стукнула дроу по плечу. — А ты хитрющая задница, — ухмыльнулась она. Он хотел сказать: «У меня был хороший учитель», но передумал и ответил: — Есть много способов убить. Тифлинг хохотнула и сгребла его в охапку, растрёпывая волосы. — Если какой придурок скажет тебе, что ты тупой, плюнь ему в лицо. Освободившись, поправляя причёску (хотя, она всегда примерно такая — Карлах мало чего поменяла), Скарлет усмехнулся. Без стеснения и полумер — он был счастлив, и желал показать всю свою радость, вместе с ужасающими зубами, миру. — Обязательно. После этого приключения было решено закончить день. Они поставили лагерь в Храме. Завершив дела, Скарлет наблюдал, как Астарион опять ищет самое освещённое место (в данном случае — единственный луч света, падающий через разломанный витраж) и методично раскладывает там свою, полную подушек и украденных украшений, палатку. Все соглашались, что вампир походил на кошку. Надменная лень, любовь к чистоте и ухоженному виду, солнцу и вниманию, и коллекция игрушек/сокровищ. Жаль, правда, этому коту совсем не нравилась ласка. Не без причины. Всё красивое, Скарлет знал, охотнее всего ломают. Рафаил появился в лагере час спустя. Снова харизма во плоти, начал объяснять свои планы на Юргира, который переместился к нему в Дом Надежды, однако Астарион — не менее обаятельная капризуля — напомнил ему о сделке, и тот, смакуя подробности, сообщил, что на спине у вампира дьявольский договор. Касадор заключил сделку с Мефистофелем, желая стать Вознесённым вампиром. Все преимущества кровососущих мертвецов и ни одной слабости. Нужно было видеть, как загорелись глаза Астариона. Он поумерил свой пыл, однако, когда выяснилось, что его жизнь, как и жизнь всех отродий Касадора, стала разменной монетой для хозяина. Эльф в опасности. Зарр его никогда и ни за что не отпустит, ибо он — его билет к могуществу и свободе. Но Астарион, без сомнения, уже задумал перевернуть игру. Кусочки плана уже формировались в его голове, стоило Рафаилу раствориться в воздухе. Он пойдёт к Касадору. Он захочет отнять эту силу, как хозяин отнял у него прошлое и будущее. Но для этого ему нужна помощь. Скарлет не был разочарован, но ощутил треск в области сердца (ещё один, снова и снова — сколько ещё осталось до конца?), когда Астарион подошёл к нему вечером, пока все готовились ко сну. — Полагаю, я должен тебе извинения, — нагнулся он, почти задевая голосом острое пепельное-синее ухо. Поглаживая Шкряба, успокаивающе, Скарлет пожал плечами. Постарался сделать жест истинно безразличным. Приготовился контролировать мышцы лица, когда вампир обошёл его. — Что ж, извини — мне и в голову не пришло, что ты захочешь заболтать демона до смерти. — Да, это не мой стиль. — Верно. Астарион продолжал смотреть на него с неясным выражением, нечитаемым, и через секунду дроу опустил взгляд к посапывающему у него на коленях псу. Провёл рукой по белой шерсти, ещё раз. — Я… — неуверенность, в тоне нотка неуверенности. — Мне… я рад, что ты не убил меня, знаешь. Странно. Как же флирт? Его схемы манипуляций и планы по получению желаемого обычно включают флирт, обворожение. Астарион знает, что Скарлет уже поддавался ему, что он слаб перед ним, так почему бы не перейти к работающей махинации? Если ему настолько плевать, что на юношу, что на себя самого, и он действительно не видит иного пути, кроме как торговать собой, Скарлет решил, в этот раз он не заглотит наживку, но примет товар. Это будет сделка. Услуга за услугу. Скарлету не нравилась уязвимость, не нравилось надеется и ждать. Он мог терпеть много боли, но и она ему тоже не нравилась. Он любил, прямо сейчас любит, до сих пор, но расстаться с гордостью был не готов. Он был готов стоять в стороне и быть теневым рыцарем, мириться с презрением, которое заслужил, но это… В этом не было ни жертвенности, ни благородства. Скотство и грязь. Он плохой человек, но игра с искренними чувствами не представлялась ему путём к искуплению. — И я рад, что не убил тебя, — ответил Скарлет бесцветно, не поднимая взгляда. Смешок. Нервный. — Ах, вот, видишь, мы по-прежнему приносим друг другу радость. Чем больше вампир говорил, тем сильнее дроу хмурился. Странная стратегия. Он волнуется. Астарион не волнуется. Юноша молчал. Аура тревожности щекотала уши. Скарлет вздохнул. — Что ты хочешь? — поднял он голову. — Если тебе нужна помощь с Касадором, я её окажу. Но… от твоего отношения зависит цена… этой услуги. Астарион, теребивший ткань рюшек, тоже вздохнул, глубоко. — Я правда облажался с тобой, да? — произнёс он тихо, опускаясь рядом с юношей. Дроу продолжал гладить Шкряба. — Я думал, будет легко, — признался вампир, массируя висок. — Знаешь, я думал, сделаю всё, как обычно — только времени в этот раз побольше, просто сделаю свою работу, и жизнь в шоколаде… Я всегда… смирялся… — Он положил руки перед собой, пальцы перебирают друг друга. — Делай, что должно, что от тебя ожидают, потом немного… подавленного отвращения, затолкай его, куда подальше, и живи дальше. Я никогда не размышлял… в будущем времени… редко когда — всё это мечты, часть слащавой сказки, что для меня просто… насмешка. Ты… куда более думающее существо, чем я. Скарлет поджал губы, уставившись эльфу в плечо, сквозь него, стараясь закалить своё сердце. Он проглотил все эти параллели, знакомости, что отдавались в его душе, но не спешил переваривать. Любовь любовью, но дураком больше быть не хочется. Его уязвимостью воспользовались, стоило ему обнажить её — ни за что снова. Он плохой, ужасный человек, заслуживающий страшной смерти, но он не мазохист, он эгоист, он выживший, и планирует выживать и дальше, только в этот раз с этическими оговорками, только и всего. Этическими оговорками, касавшиеся людей, что считали его равным. Он умрёт за Астариона, но это будет его решение, лишённое наивности и ложных связей, и надежды на глупые, несуществующие чувства. Решение, продиктованное холодным законом долга — не мечтами глупого одинокого мальчишки. Не получив отклика, Астарион продолжил. — Что я хотел сказать на самом деле, тогда… это… — Он сглотнул. — Сколько себя помню, я ощущал себя инструментом, и… ощущаю до сих пор. И я понял это, только когда ты… ты вступился за меня у той дроу… Ты сказал, я не вещь… — Вздох вышел какой-то рваный. — Знаешь, я такого никогда… мне никогда… Блять, — накрыл вампир лицо ладонями, — я превращаюсь в тебя. Вот что ты со мной делаешь? — Он убрал руки, Скарлет, теперь наблюдающий за ним открыто, видел конфликт в его выражении. Астарион переместил взгляд с каменного потолка к юноше, затем к его ладоням, гладящим собаку. Острожно, он дотронулся до одной и, не встретив протеста, сжал. — Ты единственный человек в моей жизни, который увидел во мне душу. И я… испугался… Я боюсь тебя, — признался эльф, всё не поднимая глаз, — но не потому что ты можешь зарезать меня во сне, а потому что… потому что… мне с тобой хорошо, — выдохнул он не без труда, затем поджал губы. — Я не знаю, что делать, когда хорошо. Собственные губы Скарлета уже тряслись. Размозня, размозня, ты умрёшь, он тебя погубит, размозня, размозня. — Скажи, что ты не врёшь. Астарион посмотрел на него, возможно, с ещё более болезненным выражением. — Я не вру. Дроу замотал головой, челюсти стиснуты. — Как я могу быть уверен? Ты играешь, мастерски играешь — откуда мне знать, что в этот раз всё по-настоящему? Вампир медленно убрал руку. — Никак, — тихо ответил он. Скарлет ощущал, что вот-вот расплачется. Опять. Сколько лет он не лил слёз, и вот, встретив этого мужчину, срывается, как пятилетний мальчишка. Счастье было так близко, так близко. Нужно его… — Клянись, — схватил дроу Астариона за запястье. — Поклянись, — процедил он сквозь зубы, — что позволишь мне убить тебя, если вновь предашь моё доверие. Это был единственный известный ему гарант. Изумлённый, вампир застыл, просто пялясь на юношу несколько секунд. Затем его губы сформировали слова. — Я клянусь, я не предам твоё доверие. Ты в праве убить меня, если я нарушу это слово. Сдерживая слёзы, Скарлет закивал, инстинктивно сжимая руку эльфа сильнее. — Спасибо. — Это… всё, что я могу для тебя сделать. И это… очень мало, по сравнению с тем, что ты сделал для меня. Юноша шмыгнул носом. — Я не имел в виду, что ты обязан любить меня вечно, кстати, — добавил он. — Я-я имел в виду, что ты должен быть честным по отношению ко мне. — Я понял. — В смысле, если ты захочешь уйти, ты уйдёшь, я не буду тебя держать. Ты должен просто сказать. Улыбка Астариона была печальной, но самой настоящей. Морщинки собрались в уголках влажных глаз. — Это всё, о чём я когда-либо мог мечтать, солнце.