Алое, бьющееся

Следующий день во Вратах Балдура был не менее красочный, чем предыдущий. И не менее изматывающий. Снова отряд разделился и снова принялся вынюхивать по городу слухи и проблемы себе на голову. Скарлета забрал к себе в группу Уилл (ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось), и они, плюс Джахейра, отправились на охоту за начинающим нечестивым убийцей. Астариона втянули в магическую авантюру. Гейл взял его и Лае’зель в башню местного мага искать какую-то НУ ОЧЕНЬ редкую книгу, которую их волшебнику кровь из носа надо было прочитать. А потом взорвавшиеся фолианты (откуда эльфу было знать, что эта странная дамочка не драматизировала?), очередной козёл с зудящим комплексом Бога в заднице (Гейл стал с ним спорить, не замечая параллелей в упор), куча грёбанных элементалей (определённо больше, чем хотелось бы) и… заколдованное… хранилище… Астарион упоминал, что ненавидел гореть? Он блять ненавидел гореть. Хм. По крайней мере, ему тоже досталась книжица. Дополнение к Некромантии Тхая. Но Гейл на своей после всего этого кошмара обязан как минимум жениться. Волшебный мудак. Вечером после зализывания ран Астарион, демонстративно метнув в волшебника самый свой осуждающий взгляд, взял оба своих проклятых тома и, как заправский ботаник, зарылся в недра своей палатки. Расшифровывать мрачные секреты загробной жизни удобнее всего в куче бархатных подушек. Надо взять на заметку. На будущее. …не то, чтобы обстановка помогла этим развалинам быть полезными и иметь для планов Астариона какое-либо значение. В конечном итоге запретный фолиант оказался не более, чем бесполезным научным трактатом. Астариону стоило серьёзно заняться своим магическим образованием. Не отдавать же эти сокровища Гейлу… Вампир был так сосредоточен на чтении, что не сразу уловил звуки суматохи снаружи. Острые уши дёрнулись лишь после громкого рычания. Он в спешке выбрался из палатки. Практически все собрались у костра, напряжённые фигуры, готовые бежать за оружием и выпускать заклинания, медведь наступал на ближайшего к нему Скарлета, что стоял с кинжалами наголо. Шкряб лежал на земле. Первой мыслью было: «О нет, это опять происходит». И только когда со сдавленным стоном Хальсин перевоплотился обратно, растерянный, эльф понял, что ситуация совершенно противоположная. И ещё более безумная. Потому что, закончив сбивчивую речь про удушающий город, друид приставил к шее собственный клинок. Началась натуральная паника. Все принялись кричать и перебивать друг друга, махать руками и заикаться — таких дилемм им ещё не давали. Астарион разобрал главное. — Красная сучка, — едва слышимо в этой суете произнёс Скарлет и в следующую секунду сделал выпад. Это было быстро. Вспышка, движение, и Орин Красная прибивает дроу к земле, свернув его руку. Пальцы второй конечности сжимают пепельные волосы, впечатывая юношу челюстью к тверди. Ещё секунда ошеломления. — Хватит играть со мной, — прорычал Скарлет. — Но это так весело! — воскликнула Избранная Баала со знакомой безумной улыбкой. — Отпусти его, — прошипела Шедоухарт. — А то что? — Мало не покажется, — ответила вместо неё Карлах. Орин оторвала лицо Скарлета от земли, как бы демонстрируя ему лагерь: — Аа, новая семья, да, зубастичек? Так легко купить твою преданность, не находишь? Пару ласковых словечек, может, несколько хлопков по плечу. Твои услуги дёшево стоят, Алый Клинок. — Иди нахер! Орин расхохоталась так, как могла только она. — Ты знаешь, где меня найти, подкидыш. — Она снова потянула его за волосы, приблизилась, юноша стиснул зубы. — Ты всегда был моей любимой игрушкой. Не придёшь — я сломаю одну твою новую. — Опять безумное хихиканье, начинающееся в гортани. — Косточка за косточкой, я буду ломать, я буду кромсать, я буду мучить, я буду упиваться, — протянула она с наслаждением. — Иди домой, Скарлет. Папочка ждёт объяснений. Поворот кольца — и Избранная Баала исчезла. Скарлет выпрямился, секунду он сдавливал губы и хмурил брови, всё сильнее и сильнее, пальцы сжимались и разжимались. А затем схватили ближайший кинжал и с остервенением вонзили его в каменную кладку, и ещё раз и ещё раз, звон стали и скрежета раздался в воздухе, наряду с яростным: — Сука, сука, СУКА! На четвёртый раз дроу бросил нож и закричал. Карлах уже села рядом, на ходу сгребая юношу в охапку. — Тихо, тихо, всё нормально, мы справимся, солдат, мы его вытащим, мы всем там покажем. — Сука, сука, — продолжал тихо бушевать Скарлет. — Точняк, сука. Ты убьёшь её завтра. Она сдохнет. Ты отправишь её к Баалу. Тяжело дыша, дроу прижался к Карлах и закрыл глаза. — Она за всё заплатит, — заверила девушка. — Все они. Он больше ничего не сказал. Астарион не заметил даже, чтобы он плакал. Шедоухарт привела в чувство Шкряба, и Скарлет переключился на пса, обнимая его весь оставшийся вечер, полный осторожных, взволнованных шепотков. Горташ был прав всё-таки. Упустили хамелеона. Завтра не будет разделения. Завтра они все идут на Трибунал. Астарион вернулся в палатку, но ему больше не хотелось разбирать пыльные фолианты. Он хотел чего-то другого, но не мог понять, чего. Знакомое чувство поселилось в груди. Чувство… бесполезности? Беспомощности? Он желал… сделать что-то, но всё казалось ненужным, партия — предрешённой. Твоя рука на его плече ничего не изменит. *** …определённо, Скарлет так не считал. Шёпот вывел вампира из транса. Из темноты на него смотрели два разных глаза, тёмная фигура застыла на пороге. Тело напряглось. Однако Астарион заставил себя усмехнуться: — Пришёл убить меня снова, милый? Дроу покачал головой. В тусклых ночных красках его лицо было полно тоски и одиночества. — Можно…? — он прикусил губу, опустил взгляд. — Мне грустно… Я ничего не сделаю, я просто… Астарион моргнул, в замешательстве. Он не был знаком с подобной ситуацией, однако вдруг вспомнил… ему четыре года, и он дёргает одеяло старшей сестры, прижимая к груди любимую игрушку, он боится темноты, а она… О боже, у него была сестра. …что она сделала? Эльф раскрыл одеяло. — Иди сюда, солнце. Скарлет, снова в своём конфликте, забрался к нему на спальник, однако оставил между ними несколько сантиметров. Он сжался, но так, чтобы не соприкоснуться коленями, сложил руки. Астарион почти улыбнулся. Это было так мило… но так печально. — Будешь говорить или медитировать? Скарлет укусил щёку. — Я не возражаю, — добавил вампир, ему показалось, слишком быстро. — Не возражаю насчёт обоих вариантов. Боги бы знали, как он хочет иметь для него значение. Скарлет молчал несколько секунд. Астарион уже было смирился и приготовился уплывать обратно в мир грёз, когда он сказал: — Мне кажется, всё хорошее, что было во мне, умерло там. У Баала. И опять вампир совершенно растерян. В этот раз ни одно воспоминание не пришло на помощь из недр полумёртвого мозга. Вот что говорят в таких случаях? Как, как иметь значение? В голову приходили только обесценивающие шутки и кривляния. Слова, которые Астарион произнёс вместо этого, ощущались на языке чужеродно. Неудобные, соскальзывающие. — В тебе много хорошего. Ты… ты не обязан быть… святым, знаешь? Чтобы… чтобы тебя любили. Или просто чтобы быть — я не знаю, в чём именно проблема… Скарлет поёжился, и эльф на инстинкте подвинулся ближе, колени всё же соприкоснулись. …чёрт, ты же холодный — какой в этом смысл? Тупица. Дроу смотрел куда-то в его шею, таким же обречённым выражением. — Мы не просто убиваем людей, знаешь? — прозвучало тихо. — Мы делали много… ужасных вещей. Существует много ритуалов. Все заканчиваются смертью, но начала разные. Есть… — Астарион слышал тяжёлый стук его сердца. Скарлет прикрыл глаза, собираясь с духом. — У нас иногда… получаются дети. Если ребёнок здоровый, мы его воспитываем: так… так появилась Орин — она дитя Культа, там не может вырасти никто нормальный… А если не здоровый… такое чаще бывает — не то, чтобы у нас там охрененные условия… и… — Он сглотнул. — Тогда мы их съедаем. Эльф застыл, всё тело словно покрылось толстой коркой льда, сковывая мышцы. Блять… — Я правда не то, что ты думаешь, Астарион. Не то, что вы все думаете. Знаешь, какой у баалистов любимый ритуал? Мы обожаем убивать, для многих, почти для всех там — это… это как секс. Поэтому такие идут к Баалу. Добровольно. Это ужасно логично… что они считают, что, кончая в ножевую рану, они общаются с Лордом Убийств. Улыбка Скарлета была сжатой и горькой, а слюна во рту вампира отливала тошнотой. Он хотел взять слова назад, хотел поморщиться и накрыться одеялом с головой, причитая про испорченную ночь, про чокнутых культистов, про дурацкие истории, стряхнуть с себя всю эту больную чушь и вернуться в транс, в собственные кошмары, которые были полны несправедливости и жестокости, но, по крайней мере, не были такими мерзкими. Он не мог даже выдумать подобное. Что за больное место? …ты бросил его там. Астарион зажмурился. — Прости меня, — прошептал он еле слышно. — За что? Боги, он даже не понимает. Вампир признался, но он всё ещё не понимает. Какое же это болезненное чувство — сочувствие, жалость к кому-то, кто не ты, вина. Этот микс, как удушение раскалёнными рукавицами. — За твою ужасную жизнь. Скарлет слегка пожал плечами, глаза пусты. Совсем не понимает. Астарион предпочитал не анализировать людей глубже, чем для цели подцепить и отдать хозяину на ужин, и себя в том числе (грани собственной личности имеют тенденцию не нравится), но сейчас он просто не мог не осознать — юноша и не знает другой жизни. Определённо, он не считает её сказочной или единственно правильной, однако… до иллитидов он считал её нормальной. Это причина, по которой он влюбился в Астариона ещё тогда, причина, по которой доверился ему, причина, по которой сейчас он говорит это всё и рассыпается на части. Дворняжка. Он думает, всё не так уж плохо. Он думает, живой и хорошо. Он думает, всё можно выдержать. Он думает, можно оправдать всё ради выживания. Он как Астарион. Он тоже никогда не был счастлив. — Я знаю, ты можешь рассказать мне больше таких историй, — продолжил эльф, — но, пожалуйста… не надо… — Видишь, о чём я? Ты отступаешь, ты затыкаешь уши. Ты тогда накричал на меня, когда я сказал, что не имею ничего против лжи, а сейчас сам хочешь иллюзию. — Прежде, чем Астарион вставил что-либо, юноша заговорил вновь: — Я могу солгать, я могу сказать, что это всё они, что я нормальный, что я ничего такого не делал, что я не такой, но просто… — Он всхлипнул, пряча лицо в темноте, в одеяле. — …просто я сам в это не верю. Это было невыносимо. В панике, Астарион притянул дроу к себе, слёзы окропили его шею, тело в его руках затряслось, и вампир не придумал ничего лучше, кроме как держать его, кроме как гладить по спине. Он не понимал, что делает. Лежать на одной плоскости с человеком и прижиматься друг к другу без намерения остаться без одежды, тяжело дыша, вообще было в новинку, что-то странное и чужеродное. Не из его жизни. Ничего не понимал. Он понимал лишь, что нужен. Поэтому начал говорить. — Всё хорошо, — выдохнул эльф дежурное. — Это всё неважно. Я… я тоже делал много ужасного, мне тоже плохо от этого, мне тоже. Но… — Это какая-то магия мимикрии, потому что и голос Астариона задрожал. — Но это нормально — чувствовать это. — Он не представлял, почему из всех людей вдруг стал говорить такое — это просто звучало безумно логично, безумно правильно. — Если тебе от этого плохо, значит, ты лучше, чем они. Скарлет как будто не слушал. — Орин права — я должен вернуться, мне там самое место, я только всех пугаю, я больной. — Он рвано вздохнул, громко всхлипнул. — Они моя семья, они, они назвали меня, они учили меня, я их сын, я их брат, я такой же, я сюда не подхожу, я вас не заслуживаю… Астарион скрипнул зубами. — Прекрати это. Эти подонки тебе не семья, а ты… И вообще, знаешь что? — Он зарылся в пепельные волосы. Обнимать юношу пусть и было странно, но ему нравилось. — Мне плевать: к чёрту хороших парней — терпеть их не могу, я выбираю тебя, мы оба ужасны. Я не хочу много думать о том, что было — ни со мной, ни с тобой. Я хочу, — произнёс Астарион более уверенно, — жить сейчас. Я больше не пойду продавать себя на улицы, а ты больше не убьёшь и не… съешь никого, потому что кучка чокнутых сказала, что это круто. Мы выжили. Это самое главное. — Астарион поцеловал дроу в волосы и добавил, решительно: — Никто нам больше не указ. Об этом он позаботится. Да… Мысль захватила сознание. Приятная мысль. — Когда я стану сильным, — обхватил вампир Скарлета крепче, палец заправил жёсткий локон за длинное ухо, — я убью каждого, кто заставил тебя плакать. Когда-либо. — Он улыбнулся, теперь поцеловал в это самое ухо, а затем прошептал туда, сладко: — Мы утопим их всех в крови. Они нас не щадили, и мы не пощадим их в ответ. Скарлет не отвечал. Судя по звукам, он успокаивал себя: становился всё тише и тише, всхлипы тяжелее и дольше, интервалы между ними — существеннее. Дрожь отступала. Естественно, он не позволит себе истерику дольше, чем на две минуты. Астарион даже завидовал: у Касадора он рыдал минимум дважды в неделю. Местное упражнение — на эластичность мышц лица. Другое дело — если возможно, уходил от публики подальше и давился слезами в тёмных углах. Часто печаль смешивалась со злобой, и вампир бил стены: посуда и вазы вне вариантов — отдача от них нехилая. В виде: «Заплатишь своей шеей, вандал». Хотя, не сказать, что Астарион тоже любил долго и протяжно выть. У него много работы — просто непозволительно, да ещё и бессмысленно. Плачь — не плачь, а замок Зарр никуда не испарится, Касадор не станет кучкой пепла, сколько не всхлипывай и не проклинай его. Слёзы для эльфа скорее служили достижением кратковременного спокойствия. Лишь на один вздох, но после этого всплеска появлялось ощущение лёгкости, бетонный карниз спадал с плеч. Лишь на один вздох. Астарион надеялся, Скарлет сейчас тоже ощущал нечто подобное. Вампир почувствовал кожей, как юноша сглотнул, его руки всё ещё держались, неловко сцепленные, у его груди. — Я просто хочу быть нормальным, — услышал Астарион хриплое. — Чтобы… люди смотрели на меня и видели… не жуткое чудовище… и я не чувствовал… что я жуткое чудовище… Вампир снова погладил его по волосам. Он улыбнулся. — А я просто хочу подарить тебе мир, но это всё долгая работа. К тому же, быть нормальным скучно, солнце — тебе не понравится. Всегда нужна безуминка. Согласен, твоя немного… чересчур, но я не жалуюсь. — Астарион взял дроу за подбородок, направляя его раскрасневшиеся глаза на себя, и провёл большим пальцем по его челюсти. — Если меня спросят, я скажу, ты жемчужина Королевств. — Я убиваю людей… Эльф шикнул на него, тут же переставляя палец ему на губы. — Шиш, это мой личный рейтинг, и ты на первом месте. Ты хорошо убиваешь людей — мне нравится. В этом нет ничего зазорного. Вот если бы ты плохо убивал людей… Рот Скарлета изогнулся в сжатой, тоскливой улыбке, веки прикрылись. Астарион ощутил прилив энергии. — Вот, уже лучше, солнце, сияй. — Он столкнулся с юношей носом и прошептал: — Мне так нравится ещё больше. Может, момент был не слишком подходящим, но вампира захлестнули чувства, поэтому он оставил на тёмных губах поцелуй. Он так счастлив, почему нет? За эту улыбку он бы и не такое сделал. Ценнее этой только широкая, самая искренняя. Да все, все хороши. — Не стесняйся, — сказал Астарион, отстранившись. — Покажи зубки. Скарлет поджал губы, и спрятал шею в воротник рубашки. Как пугливый котёнок. — Нет, солнце, — провёл эльф ладонью по его щеке, — это наоборот. Мне нравится… — Он приблизился, понизил голос. — Мне нравятся все твои части. Дроу прочистил горло, его уши вспыхнули бордовым. Он был таким милым, что Астарион удержал себя от ещё одного поцелуя. В этот момент вампир и задумался, не позволяет ли он себе слишком многого. В смысле, они лежат в обнимку, ночью, в его палатке, и Астарион флиртует, целует… Чёрт, для него всё это вторая натура, не просто маска, а уже дополнительное лицо — он даже не подумал, как это может выглядеть в глазах Скарлета. Как будто он хочет… а он не хочет, нет, ещё не хочет, страшно и грязно, и мерзко… Для него быть милым и дружелюбным равно лесть и флирт, господи, они пару минут назад говорили про мёртвых детей — какие поцелуи, какие…? …может, если это сделает Скарлета счастливым… если это позволит ему забыть… не такая уж большая жертва… Это же Скарлет… он хороший, он заботливый, он любит тебя, он не сделает ничего, что ты не хочешь… …но я не хочу… вообще… Астарион не знал, сколько так мучился, но, должно быть, секунды три, потому что не успел полностью отъехать из реальности и потерять лицо, ведь дроу не заметил этой перемены. Тихий краткий кашель вернул его из мыслей. Всё выражение Скарлета кричало о неловкости, его губы растянулись в неудобной улыбке, не до конца, но приоткрывающей ряд острых зубов. Астарион едва не получил разрыв сердца. Он расхохотался, хватаясь за грудь. — О боги, я умер, я снова умер, ты убил меня! Уголки тёмных губ опустились, Скарлет нахмурился в тревоге. — Что я…? — Нет, продолжай, это великолепно! — взял его за щёки вампир. — Ты такая милашка! Скарлет растерялся окончательно. Красный оттенок грозил перекинуться с его кожи на ладони эльфа. Астарион пожалел, что не владеет Диким Обликом, чтобы превратиться в гигантскую змею и обвить собой всё тело юноши. Это было… что-то новое. Дроу попытался выдавить из себя какие-то слова, но быстро сдался во власть смущению, утопая в краске. Эльф мог поклясться, что видел пар из дёргающихся ушей (одного не прижатого подушкой, по крайней мере). Затем Скарлет всё же выдавил: — Значит, тебе… тебе нравятся мои зубы? Или ты просто… Астарион усмехнулся и оттянул край своего рта, демонстрируя собственные клыки. — Если ты не заметил, — произнёс он, нарочно неразборчиво, не отпуская кожу, — я тоже не образец для лекаря. Ребячество было окуплено: дроу приподнял уголки губ. — Но ты можешь прятать клыки, — возразил он затем, печаль возвратилась во взгляд. — Люди не сразу понимают, с кем имеют дело… ты привлекаешь, а не отталкиваешь. Вампир хмыкнул. — Это не был мой выбор — привлекать. — Он устроил голову на изгибе локтя и добавил, тише: — Привлекательность может быть таким же проклятием, как и уродство. Завидя, как темнеют разные глаза, наполняясь сочувствием, Астарион поспешил продолжить: — И ты вовсе не урод — это не к тебе относилось. Это для полноты высказывания. — Он прочистил горло. — Никогда бы не принял тебя за того, кого волнует мнение других. Пепельные брови встретились на переносице. — Из-за мнения других… я… — Дроу явно не мог выговорить слова не из-за простого отсутствия красноречия. Это был ментальный барьер, не языковой. — Из-за… — Скарлет прикрыл глаза. Вампир терпеливо ждал. — Из-за мнения других я… всегда был… один… Астарион снова захотел поцеловать его, но теперь не из-за восторга, а в качестве обещания, в качестве заверения. Ты не один, у тебя есть я. Однако он решил поступить иначе. Легко, он убрал со лба юноши жёсткие локоны. Пригладил белое пятнышко над бровью. — Что я хотел сказать, солнце, — улыбнулся Астарион совсем непривычно — мягко, — так это то, что ты нравишься мне любым. Я не вижу жуткое чудовище. А те, кто видят… это просто глупцы — они не стоят твоего внимания. Несколько секунд Скарлет просто поджимал нижнюю губу, глядя куда-то под одеяло. Затем он подвинулся ближе и уткнулся эльфу в изгиб шеи. — Ты так говоришь, что я почти тебе верю, — прошептал он. Вампир обвил руками его плечо и талию и усмехнулся в волосы. Ни жест, ни слова не ощущались чужеродными. — Я открыт круглосуточно, солнце — приходи в любое время, если нужно поднятие самооценки. Он почувствовал улыбку кожей.