Алое, бьющееся

Утром была разработана тактика. Вернулся серьёзный Скарлет и поведал команде о Трибунале и охране Храма. С самого начала было ясно, что противостояние культу Бога Убийств — непростая задача, но, оказалось, всё гораздо сложнее. Первым препятствием был легендарный Саревок, ныне возглавляющий Трибунал убийств. Он и с десяток Теней, владеющих как магией поддержки, так и клинком. Скарлет рассказал всё, что знает, и это не брешь в броне, это сила и нечеловеческая устойчивость. Жесть. На встречу к баалистам не взяли только Уилла и Джахейру. Вторую по очевидным причинам — Высшая Арфистка, сражавшаяся с отродиями Баала, не в почёте у культистов. Кто-то всё равно должен следить за лагерем. Скарлет продвигался по улицам Нижнего Города уверенно и решительно, без плутаний довёл отряд до укрытия Трибунала, без единого лишнего движения активировал механизм двери — порезал ладонь и холодным голосом произнёс: «Сикарий». Никто не спросил, не решился нарушить стальную сосредоточенность нечестивого убийцы, но было ясно, как день — юноша проделывал этот ритуал не один и не два раза. Хриплый голос невидимого стража подтвердил всеобщий вывод, отозвавшись как раз тот момент, когда Скарлет потянулся за мешком с отрубленными руками: — Добро пожаловать домой, Ночной Клинок. Дверь открылась. Дроу молча сжал окровавленную ладонь в кулак. Астарион прикусил язык, сдерживая себя как от ненужных слов, так и от действий. Он не ребёнок, ему не нужны твои наставления, вы всё обговорили ночью. Он сильный, и он справится. Коридор вёл в подземелье, к новым дверям. Скелеты на страже пропустили отряд без единого предостережения. Комната Трибунала была, без преувеличений, зловещая. Весь этот мрак и тематика смерти напомнили Астариону парадный зал Касадора — часто после трапезы там царил и схожий запах, и схожая атмосфера. Ох уж эти тёмные лорды… Саревок — а это точно был он, пусть вампир и не лицезрел его ни разу в жизни — восседал на троне, возвышаясь над пришедшими в чёрной броне, шлем-череп съедал его голову. Глаза едва различимы. Выражение безразличное, пустое. Три женских призрака располагались ниже, вглядываясь в толпу с кровожадным любопытством. — Вернулся, — тут же прошипела одна. — Привёл друзей, — подхватила вторая. — Они так быстро растут, — завершила третья насмешливо. Напряжение Скарлета можно было потрогать. Но Астарион не стал. Саревок наклонился вперёд. — Орин предупредила, что ты придёшь, — разнёсся по залу его бас. Вампир бегло переглянулся с командой — каждый почувствовал в этом голосе силу, серьёзного противника. Тут же появилось ощущение, будто мечи недостаточно наточены, а собственная рука хилая и потная… — И что сказала? — будто вне группы, поинтересовался Скарлет холодно, наклоняя голову. Нагло. — Что ты проиграл ей дважды. Что ты обмяк. — Алый, — эхом, начала одна из теней, остальные продолжили, в тандеме: — Клинок. — Затупился. Астарион заметил, как на мгновение сжалась челюсть дроу. Не отрывая от Саревока взгляда, он отцепил от пояса мешок с руками и бросил к теням. — Тогда вы хреново подыскиваете мне замену — ваш кандидат не прожил рядом со мной дольше минуты. Что-то наподобие ухмылки тронуло губы Саревока. — Ты пришёл хвастаться? Скарлет не ответил. Тогда мужчина посмотрел на отряд за его спиной. — Вам нужен нетерийский камень. Но ты знаешь правила, — вернулся он к дроу. — Хочешь что-то… — …убей за это, — шёпотом, завершил нечестивый убийца. Астарион подавил желание встряхнуть его. Вся эта зловещая обстановка будто гипнотизировала юношу: словно вот-вот обернётся и вонзит кинжал в одного из своих. — Я могу отдать тебе амулет, — продолжил Саревок. — Орин не убила тебя — это её ошибка, значит, ты всё ещё не потерял право им владеть, право вернуться домой. Там уже разберётесь друг с другом, как подобает. Надежда вспыхнула в разных глазах, и вампир вновь подавил порыв дёрнуть Скарлета за рукав несколько раз, приговаривая: «Нет, нет, нет». Это было такое прекрасное начало — что ты творишь?! (…он ещё ничего не сделал). Спутники переглядывались за спиной нечестивого убийцы, настороженные. — Что вам с этого? — нахмурился дроу. Молодец. А лучше вообще перестань говорить и займись своим ремеслом. — Почему вы хотите моего возвращения? — Лорд Баал не отмечает посредственностей, — ответил Саревок ровно. — Он выбрал тебя, значит, ты того стоишь. Он желает твоего возвращения. — Мужчина наклонил голову. — Орин убила его любимого сына. Я думаю, он хочет, чтобы ты был его клинком отмщения. Глубокое, конфликтное размышление отразилось на лице Скарлета. Он молчал, должно быть, не меньше минуты. И так и не заговорил. — Мне очень жаль, но мы вынуждены отказаться от сотрудничества, — вместо него сказал Гейл и запустил в трон Огненный Шар. Может, это и к лучшему. Битва была серьёзной и долгой, но окончилась победой. Потребовались все силы, чтобы взять верх. Скарлет сосредоточился на призраках, позволив Лае’зель и Карлах загнать Саревока в угол. Он подошёл к нему лишь в конце, в тяжело дышащей тишине, и, присев перед телом, сорвал с шеи амулет. Он посмотрел на него, заляпанный кровью. …а затем прикрыл трупу веки. Следующая дверь приветствовала Скарлета не менее доброжелательно. Однако, несмотря на это, он всё же напомнил про «охранную систему». И она сработала. Их ждал ещё один бой с искусными убийцами. В этот раз им давалось меньше минуты, чтобы добраться до Стрелка прежде, чем магия Баала выпотрошит каждого, на кого он посмотрит. Предусмотрительно… Чем дальше продвигался отряд, тем меньше оставалось света, тем больше каменные плиты и лестницы обагрялись кровью. Они буквально шли по следу из трупов. Во тьме загорались статуи черепов, зловещим, тусклым огнём освещая скотобойню, коей была каждая развилка. Вниз и вниз. Во тьму. В бездну. Гейл не выдержал и наколдовал Пляшущие Огоньки. Не то, чтобы сильно помогло. Мрак и аура гнилого отчаяния никуда не делись. Слишком много параллелей с Зарр, слишком много. Храм Баала, каменный островок посреди чёрных вод, напоминал древний замок: минимум окон, толстые, высокие стены, никаких узоров и украшений — всё для осады, коробка для выживания. Мост через подземную реку, новая массивная дверь. Множество глаз уставились на новоприбывших. Все безумные, цепкие, толпа — будто стая мелких хищников. Все натачивают на тебя зуб. Ждут провокации, ждут, когда ты оступишься, смеются, но знают себе цену, а потому держатся подальше, надеются на окружение. Под этими взглядами Скарлет заметно расправил плечи. Задрал подбородок. Что-то новое поселилось в его лице, в его походке, чего Астарион никогда раньше не видел. Надменность. Авторитет. Они все грызуны и стервятники, но вот он желал предстать вершиной пищевой цепочки. Не дворняжка, а гончая. Это было так странно, насколько хорошо он вписывался, насколько не было в этом позёрства, притворства. Шепотки следовали за Скарлетом, благоговейный ужас — здесь его знали, здесь его ждали. Здесь его боялись и уважали. Это было так странно, думать о Скарлете, как о чём-то страшном. Уже просто не укладывалось в голове: что-то несерьёзное, что-то шутливое. Астарион уже не мог вспомнить, как ощущался этот самый страх быть на другом конце его кинжала. Даже в ту ночь… нет, не так уж страшен его клинок, как страшно знакомое, дорогое лицо, захваченное кровожадным незнакомцем, играющим с ним, как вздумается, оскверняющим его черты. Скарлет… стеснительный юноша, не умеющий подбирать слова, жаждущий близости и переживающий из-за пугающей внешности, преданный до конца тем, кому дал обещание. Как можно его бояться? Однако сейчас словно сам Скарлет обо всём этом забыл. Нарочно, разные глаза не удостоили ни одного сплетника быстрым взглядом, надменные, холодные, они смотрели лишь перед собой, вперёд, только мышцы лица сообщали, что внимание не прошло бесследно. Что внимание учтено, просто хищник такого разряда не охотится на мелочь. Сам воздух вокруг шептал: «Подойдёшь — умрёшь». Похожая аура всплывала, когда Скарлет угрожал кому-то во время их приключений, однако никогда она ещё не была настолько интенсивной, настолько… высокоуровневой… Агрессия без агрессии. Как будто наколдовал «Ужасающее Присутствие». Астарион придумал шутку про снятие чар поцелуем любви и решил приберечь её на потом. Скарлету понравится… понравится, когда всё это закончится… Скарлет шёл к конкретному месту — к алтарю на площадке внизу главного зала. Ещё издалека группа приметила багряную броню Избранной Баала и широкую форму Архидруида, лежащую на каменном постаменте. — Спаситель, а вот и спаситель, — ухмыльнулась Орин Красная бессознательному Хальсину, когда отряд подошёл ближе. Она подняла голову, белые глаза без труда нашли дроу. — Пришёл, пришёл поиграть, зубастик, ты всегда приходишь. Ну, что в этот раз будет за игра? Скарлет вытянул вперёд руку, окровавленный амулет повис на пальцах. Орин перекосило. — Кровь деда была не для тебя! Моя! Это была моя кровь! Астарион подавил усмешку. Почему эта половинномозговая опасна, ещё раз? — Ничтожество, — продолжила шипеть Избранная. — Думаешь, можешь прийти в чужой дом с улицы, стать любимцем главы, бессовестно его предать, а потом отбирать добычу его законных детей? Мерзкий подкидыш! С той же молчаливой, хладнокровной небрежностью, не убирая амулета, Скарлет сделал подзывающий жест. Боги, как один и тот же человек может одновременно привлекать и как неловкий милашка, и как горячий плохиш? Серьёзно, какие комплексы? Парень был первоклассным материалом для любого рода романтики, на скромный вкус Астариона. Если бы он хоть денёк понаблюдал за собой глазами эльфа, сам бы в себя влюбился. Дурак. Всё ещё злая, Орин поддалась вперёд, но затем бросила взгляд на заложника. И снова осеклась. Очевидно, личные разборки с дроу представляли для неё больший интерес. — Верно, — кивнула девушка, перехватывая свой диковинный кинжал, — твоя кровь ценнее, подкидыш. — Прежняя жестокая улыбка начала расплываться по мраморному лицу, Орин взобралась на алтарь и перешагнула Хальсина, надвигаясь на отделившегося от отряда Скарлета. — Я хотела поиграть с тобой. Тогда, знаешь, зубастик, почему я оставила тебя в живых, знаешь? Знакомый белый пепел окутал фигуру Избранной, и перед дроу предстала точная его копия. — Посмотрите на меня, — издеваясь, сказала она его голосом, — я такая талантливая дворняжка, я такой сильный и ловкий, я сам себя сделал, ещё я скорее выколю себе глаза, чем испытаю хоть одну эмоцию — такой я крутой. — Двойник посмеялся над собственной пародией, Скарлет безмолвно наблюдал. Астарион занёс руку над мечом, когда Орин начала обходить юношу по кругу. — Ты забылся. Ты никто и звать тебя никак. Я хотела спустить тебя с небес на землю, зубастичек. Посмотреть, как хвалёная дворняжка найдёт дорогу домой. Говорят, вы в этом хороши. — Она приблизилась, его же лицом вторгаясь в личное пространство — Скарлет не отреагировал. — Как выяснилось, нет в тебе преданности. Ты служишь тому, кому выгодно, кто тебя кормит, да? Орин захихикала, отстраняясь, на ходу возвращая себе прежний вид. Астарион не желал сейчас ничего сильнее, чем достать арбалет и нашпиговать «остроумную» сучку стрелами. Зачем Скарлет это слушает? Ему нужна какая-то дополнительная эмоциональная стимуляция к драке? Как будто накопившейся уже злости недостаточно — надо ещё? Он сам назвал Скарлета дворняжкой в первый же день знакомства, но сейчас слышать это же слово из уст глумящейся сволочи было не просто неприятно — ощущалось неприемлемо. Хотелось поменять ей глаза местами или ещё чего — чтобы посмотрела на этого человека, как подобает, и увидела. Всё увидела. «Никто и звать тебя никак», ага. Он в вашем гадюшнике единственный, кто заслужил своё чёртово имя. Блять, как же хотелось выскочить туда и высказать всё этой чокнутой: встать между ней и Скарлетом и на одном дыхании, яростно и бескомпромиссно, скандировать ей пламенную речь о том, как она не права и какая дура, и какой Скарлет замечательный и как ему тут не место, заставить её плакать и молить о прощении, раскаяться во всех грехах Фэйруна. Боже, как он плох… Это… чувства с людьми такое делают? Нхэ, ужас какой. Астарион остался на месте. Скарлет сам за себя постоит, напомнил он бестолковому сознанию. Тогда дроу и заговорил. — Так и будешь трепаться или за клинок возьмёшься? Ты служишь Владыке Убийств или клоунов? Боги, он просто идеальный мужчина — почему вселенной потребовалось не меньше двухсот лет, чтобы привести его в жизнь Астариона? Орин вновь перекосило, однако она быстро восстановилась. Ооо, вампир понял, откуда все эти шепотки и благоговейный ужас. Дроу просто стальная стена, которую никто из этих тявкающих ничтожеств не способен пробить. Только Астарион знает, что по ту сторону стали. Это было приятное осознание. Согревало безжизненное сердце. Орин закивала, наклонила голову, будто прислушиваясь к чему-то. — Да, да, господин, — заулыбалась она кровожадно. — Я согласна. — Затем посмотрела на дроу. — Отец хочет дуэли, подкидыш. Всё или ничего. — Она буквально затряслась от удовольствия. — Хочешь мой камень? Приди и возьми. И тут произошло то, что оставило Астариона без воздуха. Орин подняла руки, и совсем не пепел окутал её черты. Это была кровь. Под её ногами начерталась руна, брызги фонтаном образовали купол. Огромное, острое со всех сторон чудовище заняло её место. Бессознательно, вампир сделал шаг вперёд с лестницы, однако двое баалистов преградили путь к арене. Фанатики заворожённо наблюдали за дуэлянтами. Скарлет вынул клинки, брови свелись в хладнокровной сосредоточенности. Если он и был напуган, то ни за что не покажет это здесь. Астарион ловил каждое движение лезвий, клыков, когтей, жевал нижнюю губу, беспокойно переминаясь на месте. Скарлет был ловок и быстр, как и всегда, но в этот раз противник соответствовал его мастерству — не удалось избежать крови, каждый порез словно бы зеркалился на самом эльфе. Монстр и валил дроу на землю, и кусал своими раздвоенными челюстями, но Скарлет всегда отбивался, всегда находил точное место для удара и выскальзывал, однако не без последствий. И с каждым взмахом клинков, с каждым брызгом крови… нечестивый убийца зверел, уподобляясь противнику. Скоро стало ясно, что Скарлет наслаждается этой битвой: ухмылка дала понять очевидное, пусть движения и оставались всё также расчётливы и точны. Он начал дразнить Орин, провоцировать на атаки, хотя несколько раз уже сплёвывал собственную кровь. Ему это нравилось. Астарион кусал губы. В итоге Скарлет загнал Избранную Баала обратно в человеческий облик — меч в животе истощил последние силы чудовища, дроу воткнул кинжал во второй руке девушке в горло, садясь сверху. Вампир не видел её лица, но готов был поклясться, что белые глаза округлены до предела, а рот застыл в беспомощном, болезненном вздохе. — Я хочу, чтобы ты запомнила, — услышал затем Астарион спокойное. Скарлет улыбнулся и поднёс к себе нож. Слизал с лезвия кровь. — Это не красный, — сказал он, обнажая острые, багряные клыки. — Это алый. Рука с мечом отсекает голову. Его плечи устремились вниз, грузные, всё избитое, порезанное тело в явном измождении, но он взял белокурые локоны и поднял свой трофей, демонстрируя застывшим в восхищении баалистам. — Славься Лорд! — прокатился по рядам возглас. В мгновение, что-то изменилось в разных глазах, вспышкой. Скарлет сжал зубы и бросил голову в сторону огромного черепа в стене. — Доволен? — процедил он. Зал затих в тот же миг, как голова начала говорить. И не голосом Орин. Низким, хриплым баритоном — голосом выжидающего крупного хищника. — Ты даришь больше радости, чем думаешь, Алый Клинок. Ты прощён. — Глазницы черепа сверкнули красным. — Дары Избранного отныне твои. Всё ещё восстанавливая дыхание после схватки, Скарлет нахмурился. — Дары? Избранный? — Форма Убийцы, дитя. Чтобы убивать, чтобы топить мир в крови. И звание моего Избранного, чтобы вести моих верных. Собственная кровь обмочила язык — Астарион прокусил многострадальную губу. Если бы не перчатки, его ладони были бы исцарапаны от ногтей. Конец. Тупик. Нет выхода из этой клетки. Это снова выбор без выбора. Баал не собирается отпускать своего слугу. Даёт повышение — ошейник с золотой отделкой. Откажись от него — и тебя им придушат. Никакого счастливого финала. Весь этот путь, все эти страдания — ничего не стоили. Он проиграл, проиграл, проиграл. В глазах Скарлета мелькали те же мысли, тяжёлые, со скорбящим сердцем вампир наблюдал, как осколки разбитой надежды впиваются юноше в мечущуюся душу. Как отчаяние берёт верх. Дроу сжал клинки и стиснул зубы. И прорычал: — Пошёл ты. Астарион застыл. Красный сверкнул в глазницах огромного черепа. Брови Орин сдвинулись. — Ты отвергаешь меня? Тело Скарлета била мелкая дрожь. Гримаса гнева не покидала лицо. — Да. Пошёл ты. Пошёл ты. — Нет, — тихо, выпалил вампир. — Ты принадлежишь мне, — напомнил Баал, угрожающе. — ПОШЁЛ ТЫ! — закричал дроу во всю глотку, обрывая Владыку Убийств. Он отбросил оружие, дыхание тяжёлое и прерывистое, спина согнута, а плечи трясутся. — Ты.! Всё из-за тебя! Убийца — ярлык, это был ёбаный ярлык, от которого я мечтал избавиться, а ты ПРИКОВАЛ ЕГО КО МНЕ! — Заткнись! — вырвался вперёд Астарион, растолкав мешавших баалистов. — ПОШЁЛ ВОН ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ, УБЛЮДОК! — Скарлет! Он подбегает как раз в тот момент, как дроу резко выгибает назад. Слышен хруст позвоночника. Кровь хлынула изо рта, рекой полилась на пол. Два широко раскрытых, пустых разных глаза уставились на поражённого Астариона. — Отвергаешь мою кровь — я верну её себе, — прозвучал приговор. Красная жидкость запачкала сапоги. Астарион смотрел в пустоту. Пустота поглощала в ответ. Стало шумно, что-то происходило, доходило до ушей, как будто даже собственный шёпот, но вампира словно накрыло стеклянным куполом. Словно вмиг мир вырезал его из реальности. Он не знал, сколько он так стоял — время казалось бесконечным, как будто это были года, столетия. Даже тела своего не чувствовал. Ничего. А потом что-то треснуло. Наверное, купол. Удар отдался в самое сердце. Осознание. Это были мёртвые глаза. Мёртвые глаза человека, которого он любил. И тогда купол взорвался. Голоса врезались в уши на полной скорости, на полной громкости, но Астариону всё равно было плевать — его колени ударили пол. Изо рта вырвался крик. Трясущиеся руки схватили безвольное тело, ещё тёплое, тёплое, пальцы лихорадочно, бессмысленно, пробежали по плечам, груди, добрались до окровавленного лица. Каждое прикосновение к плоти — электрический шок. — Нет, нет, нет, пожалуйста, — слышал вампир собственный голос, слабый и умоляющий, дрожащий и жалкий. Бездна не смотрела в ответ. Янтарь слился с белой пеленой. — Вставай. — Он провёл по волосам. Всё алое, пропитано алым, тёплым, вязким. Он сжимал в руках тело, как куклу, и ненавидел это сравнение, сжимал крепче, боясь расслабить хватку — рассыпется, вытечет, и не останется ничего — даже образа, даже воспоминания. Один раз счастье уже забыто — чем этот иной? Тишина. Губы трясутся, всё трясётся, что-то течёт по щекам. Тоже тёплое. — Скарлет. Глубокий вдох, лоб касается лба, нос утыкается в липкую кожу. — Дурак. Дурак, — выдавливается изо рта. Я только нашёл тебя. Всё только наладилось. За что? — Астарион… Это не тот голос. Словно щёлкает переключатель, и поднимается ярость. Надежда. — Ты! — находит он в растерянной толпе Шедоухарт, руки не отпускают безвольный груз. — Ты жрица — поднимай его! Ждёшь, пока поздно будет? Может, чаёк заварить? Девушка вздрогнула, переглянулась со спутниками. Во всех них мелькнула та же надежда, осторожная, хрупкая. Шедоухарт подошла ближе и подняла руку, свечение окутало ладонь. Ничего. Астарион прижимает тело к груди, стискивает зубы. Слёзы уже холодные, замерзают от воздуха. — Баал — это тоже божество, — тихо объясняет жрица. — Он знает… как уберечь смерть от вмешательства… Всё это звучит для Астариона как бессмысленный лепет, как издевательство, как свист пущенного в спину ножа. Оправдание несправедливости. Он продолжает плакать. Продолжает качать, словно ростовую куклу, окровавленное тело, обнимать, вдавливая в себя, словно в надежде заполнить зияющую пустоту, образовавшуюся вместо груди. Но вместо человеческого тепла, её начинает заполнять злоба. Старая добрая злоба. На этот бестолковый мир, на этих сволочей-богов, на этот чёртов храм, на этих мразотных, тупых людей. На эту мерзкую, сучью судьбу, что не предоставляет выбора. Что ненавидит Астариона. Как ненавидела Скарлета. Как никогда чётко, железобетонно, стояла цель: сжечь этот мир дотла. А потом потушить кровью. Перемешать останки и повторить. Он не заслуживает спасения. У него был грёбанный шанс, один ёбаный шанс, но он уничтожил его, растоптал, и теперь будет гореть. Астарион сделает это, поклянётся, а если не сможет, то умрёт, пытаясь. Потому что нет смысла — какой смысл в земле, в траве, в луне, если нет солнца? Ничего. Больше ничего не осталось… Тогда появился Иссохший. Из ниоткуда. Просто спустился по лестнице под ошеломлённые взгляды отряда и баалистов. Астарион уставился на него исподлобья, злобно, разбито — слёзы смазывают обзор. — Если ты здесь для пафосных речей о равновесии, а не работы — можешь валить обратно под свой камень, нам они не нужны, — прошипел вампир. Скелет нахмурился в своей возвышенно-загадочной манере. Астарион ненавидел жалость и сочувствие, исходящие волнами от его стоящих рядом товарищей. — На твою радость, отродье, я пришёл не на твой зов. — Иссохший поднял костлявую руку, спокойные глаза на безвольном теле дроу. — Я здесь ради бросающего вызов Богам. Мертвец в объятиях Астариона вдруг напряг мышцы, дёрнулся, когда голубое свечение заструилось по конечностям. Скарлет раскрыл рот, и эльф услышал шумный вдох. Окровавленные пальцы схватились за кожу его брони, ища опору. Бездна и янтарь, застрявший в стекле, уставились на него в шоке, и Астарион опять заплакал. — Ты идиот, — прошептал он слабо, хрипло, и прижал его к своей груди. Скарлет ничего не ответил — явно в замешательстве — но вампиру это и не требовалось. Ему было достаточно тихого стука в области сердца. Отстранившись, дроу повернулся к Иссохшему. — Зачем? Астарион хотел опять накричать на него, однако обнаружил, что слишком устал. — За заслуги. Не каждый день восстают против жестоких богов. Твоя судьба была несправедлива, безымянный. Вампир почувствовал дрожь прижатого к нему тела. — Н-но… — Баал убил ту часть тебя, что принадлежала ему. Забрал свою кровь. Своё проклятие. Отныне твоя судьба в твоих руках. Он просто развернулся и ушёл. Дрожь крепчала, Астарион усилил хватку. Затем он услышал сдавленный смех. Скарлет откинулся у него на руках, хохоча, без сомнения, истерично, слёзы покатились по щекам, смывая остатки крови. — Слышали? — спросил он громко. — Слышали, уёбки?! — закричал он на весь зал, в радостной агонии. — Я сваливаю! Я сваливаю отсюда!.. Смех окончательно перешёл в плач, Скарлет уткнулся Астариону в грудь. Астарион перехватил его поудобнее и зарылся носом в пепельные волосы. Он будет в порядке. Всё будет в порядке. Солнце взошло.