Хранитель Жемчужины

В Цишане подготовкой к празднику в этом году занимался Вэнь Чжулю, изредка советуясь со своим главой по особо важным делам. Сам же Вэнь Жохань почти всё время проводил с детьми прерываясь на такой незнакомый отдых для одного лишь себя и неотложные дела Главы Клана Цишань Вэнь с которыми без него у всех всё полетит в Диюй! Но помощника не гнал, разве что прямо сказал: «в этом году - я с детьми», поэтому и готовился к празднику только с ними: закупал подарки, как сумасшедший, напряг слуг, чтобы они помогали украсить Главный Зал вместе с детьми так, как хотят именно они, (он умудрился всех перепугать, когда начал украшать тоже) пару раз натыкаясь на сцены споров старших детей, которые не могли решить где будет стоять тот или иной предмет, в итоге А-Нин с А-Чао сами ставили всё на места, пока старшие спорят, ну…Вэнь Чао ставит и везде таскает за собой младшего брата! В «свободное» от праздничной суеты время старался не оставаться наедине с собой и своими мыслями, от которых начиналась такая безумная, пугающая и гнетущая паника, что лаже Вэнь Чжулю менялся в лице, оставаясь на всю ночь в покоях своего главы, разговаривая и успокаивала бушующие эмоции Жоханя —Спасибо, что говорит о состоянии хоть! —а проводил это время с детьми, отвлекаясь от мысль и предрассудков своего явно нездорового разума, как например сейчас: —Что читаешь? —аккуратно присев на край кровати, Верховный Заклинатель обратился к своей племяннице, Вэнь Цин уже неделю не вылезала из библиотеки и вот, дяде наконец удалось её найти в их общих с братом покоях. Было искренне интересно, чем девочка так заинтересовалась, что носа не высовывала из огромной библиотеки! —М, акупунктуру, —девочка показала книжку, как бы предлагая взглянуть, а заглянув в неё Вэнь Жохань убедился в своей догадке и сердце заболело, будто ему воткнули иглу в какую-нибудь из таких точек, кажется даже в смертоносную. А-Цин и так похожа на свою мать и характером, и внешне, даже привычками и мыслями, а теперь ещё и изучает тоже самое… Жоханя невольно бросает в дрожь от того, насколько эти двое похожи, он пытается сдерживать свои дрожащие руки, когда сжимает покрывало племянницы. И она, видимо к большой неудачи старшего, замечает этот жест и его подрагивающие плечи, —Дядя, что случилось? Ты дрожишь… —Да просто заметил, что ты очень похожа на…свою маму…—его голос надламывается, немного дрожит, он в очередной раз понимает насколько по другому чувствует себя рядом с этими детьми: всё будто охватывает дрожью, а разум паникой, голос предательски начинает подрагивать, выдавая всю нервозность своего хозяина. Ну вот хоть раз он чувствовал себя так перед главами других кланов или своими старейшинами, перед недоброжелателями? Да ни в жизни! —Я тоже….по ней скучаю, —тихо начала Вэнь Цин, а её дядя напрягся, кажется даже дышать перестал. Они никогда не поднимали тему почившей Госпожи Вэнь, Жохань, как последний трус, боялся не подобрать слов, сделать всё ещё хуже, а тогда ещё малышка Цин просто не знала как подойти и поговорить об этом, и как отнесётся к этому дядя, чьи слова до сих пор сидят в голове: «Она и вы для меня вся жизнь, Цин-Цин!»…—Но думаю она была бы рада знать, что я и брат живём дальше, что А-Нин улыбается…Я хочу, чтобы с Персикового Источника она видела, что я живу дальше, что я развиваюсь и продолжаю её дело! Дядя, как думаешь, мама была бы рада узнать, что я….изучаю её книги и свитки? Вэнь Жохань подсаживается ближе, на свой страх и риск, обнимает маленькое и хрупкое тельце девочки и утыкается носом в её макушку. От Цин-Цин пахнет чем-то нежным, успокаивающим — дорогим и качественным аромомаслом, не зря Жохань наладил поставки из Ланьлина, племянника всё же пользуется его подарками. Вэнь Цин сильнее его, куда сильнее, раз умудряется говорить такие вещи, да даже банально думать о чём-то таком в свои 11 лет, после всего, что он…что он…сотворил. Больно даже думать, но именно такого он для себя и заслужил. —Конечно она была бы рада, даже больше, она была бы по настоящему счастлива, будь она….—дальше слов он сказать не смог, они плотным комом, словно пробкой, встали в горле, отрезая все пути к воздуху, заставляя задыхаться в своих мучениях, в кровавых воспоминаниях, снова чувствовать стекающие капли крови у себя на лице, холодное тело в рука, а потом своё же падание… Даже слова о сестре он сказать не может, тело и разум словно сразу бьёт ему хлёсткую пощёчину лишь за то, что он посмел заговорить о ней, как будто любое упоминание, воспоминание, даже самое хорошое, из его рта - злейшее проклятье, что очерняет, оскверняет её погибель, не даёт душе отправиться на путь перерождения или хотя бы к Персиковому Источнику, где сможет смотреть на своих деток! Даже его тело ему не подчиняется, не принадлежит…. —Не мучай себя, дядя, —девочка закрывает его рот своими ладошками, привлекает внимание затуманенных, немного пугающих, краснеющих, и уже не таких уж малиновых глаз. Сама смотрит своими глубокими чернильными глазами, слабо пытаясь улыбаться кончиками губ, ей самой больно, но сколько не за смерть матушки, а за выражения лица любимого дяди. Возможно ещё немного страшно от той резкой красной вспышки в знакомых малиновых. Если ему больно, то зачем он говорит? Пусть лучше данная тема будет для всех них запрещённой, хотя бы пока сердце дяди не сможет справиться с этой потерей. Вэнь Цин уверена, каждый из её братьев с этим согласиться и будет следить за своими словами,—Сейчас у меня есть ты, есть А-Нин, Чао и Сюй, мне этого хватает, правда… Ложь. Вэнь Жохань это прекрасно понимает, ребёнку всегда хочется ощущать материнское тепло рядом, слышать и видеть её смех и улыбку, получать эту бескорыстную поддержку и тёплые объятия. Глава Вэнь, Верховный Заклинатель, один из сильнейших и богатейших в этом мире заклинатель может дать А-Цин хоть весь мир с приклонёнными коленями, ей только надо пожелать, но не может дать этой девочке маму… Да никому из детей не может такого дать! Что там, он даже нормального отца будто и не может им дать! Он жалкий, жалкий раз не может дать своим детям чего-то подобного, такого простого с первого взгляда, того, что есть почти у всех детей… У его малышей есть богатства, статус, лучшее обучение, какое они только захотят, весь мир, который Вэнь Жохань готов преклонить перед ними, но нет самого главного, ни у одного из них нет мамы…Ни у кого…. Вэнь Цин прижимается к дяде, к широкой и крепкой, родной груди, где гулко билось когда-то горячее, жаждущие приключений и веселья, сердце, она не понимает как, но чувствует, что сейчас дядю отпускать нельзя! Занять чем-нибудь, разговорить, но не оставлять одного, ни в коем случае, не давать снова появиться этой пугающей красноте в глазах, означает она явно не хорошие вещи…. Девочке наяву видит, что отпусти она его сейчас, и дядю больше никогда не вернуть, он будто станет другим человеком, на лице которого больше никогда не появиться той широкой улыбки, какую помнит А-Цин из детства… А ведь дядя давно так не улыбался, и, по правде, это расстраивало, Вэнь Цин видела в той улыбке настоящее солнце, яркое и искристое, как и её хозяин, такой же тёплый и сияющий, которого хотелось обнимать ни чтобы успокоить его и свою бушующую печаль, а просто потому что эта теплота тянула к себе, по тому дяде Жоханю сразу можно было понять - перед тобой наследник Солнечного Клана, любимец солнца. Как же вернуть ту широкую, лучистую и искрящуюся улыбку, какой он всегда одаривал маленькую племянницу?

***

За день-два до празднования Нового Года Вэнь Жохань всегда навещал Ильин и их с сестрой родственников. Их деревушка в Ильине была не большой, но очень дружной, каждый из её жителей знал друг-друга, работали они сообща, собирали травы и делали лекарства с мазями, а тут всегда было тепло и душе и телу. Не было этого жара Безночного Города, была лишь теплота и небольшой ветерок, приятный, такой же тёплый, развивающий густые тёмные волосы. Сколько бы Вэнь Жохань не приезжал - это место действовало на него по особенному: злость и ненависть к себе немного притуплялись, иногда даже уступали, его окутывали самой настоящей добротой и заботой, и ни единая душа в деревушке Ильина не дрожала при виде его, такие люди искренние, умеют показывать настоящее отношение к нему, а не дрожать, скрывая очередной нож в его спину, каких там уже сотни. Тут же с ним шутили, выпивали, расспрашивали о делах в Безночном Городе, и даже ругали за пренебрежение здоровьем. В этой небольшой деревеньке пугающий всех Верховный Заклинатель становился обычным парнем, который приехал навестить семью, где за столом его оттягивали за щёки, по доброму шутя, бабуля наливала чаю, подпирая щёку, расспрашивая про внуков, вот прямо как сейчас… —Ты молодец, что решил отметить Новый Год с детьми, Жохань, —старшая бабушка наливает в пиалу чай, пододвигая сладости, которые явно приглянулись дваум малышам у ног Вэня, сложившим свои лапули на его колени, они удерживались на носочках по обе стороны от него. Эти дети вообще понимают насколько он может быть опасен? Пододвинув им поближе чашу со сладостями глава клана отпил немного зелёного травянистого чаю и прикрыл глаза. Теперь перед ним яркий зелёный луг с всевозможными лечебными травами, в центре него стоит девушка, её солнечные одежды развеваются на весеннем ветру, она улыбается и зовёт, а в ушах звенит смех, такой яркие и чистый, искрений до мурашек по коже… «—Мао-Мао!» Вэнь Жохань раскрывает глаза и теперь перед ним не травянистый луг с девушкой, а деревня Ильин и люди, в каком-то плане воспитавшие их с сестрой, всё заняло не больше мгновения, а его будто перенесло на несколько лет назад…. Эти люди как всегда улыбчивые и доброжелательные, даже для такого монстра, как он, который не заслуживает даже взгляда с их стороны, что уже говорить о чайных церемония и этих тёплых разговоров, за которыми каждый год, раз за разом, он засиживался допоздна, возвращаясь обратно в резиденцию с заходом солнца. Наркотик для души. Ильин - место, что умиротворяло, погружало в те сладкие и тёплые дни счастья и детства, с единственной заботой в лице учёбы и тренировок, но вместе с этим теплом оно также напоминало Вэнь Жоханю его главный грех, что сопровождал в частых кошмарах, ту алеющую кровь у ног, пропитанные ей ж дорогие одежды, солнце сливающееся с кровью в непонятное пятно, бездыханное тело в руках молодого наследника, тот отчаянный крик, раздирающий горло, а потом…пустота. Вэнь навещал деревню в Ильине не только ради успокоения стенающей души, но и чтобы не забывать свой грех, не забывать, что спустя года её кровь будет именно на его руках. Он уже по локоть в крови, скольким бы он уже не оборвал жизнь, кровь сестры отражалась ярче всего, стоило Жоханю лишь раз взглянуть на ладони. Как такое чудовище может трогать этими кровавыми руками своих светлых детей?! Только осушив первую пиалу чая, глава Вэнь услышал характерный взрыв и поднимающийся из леса дым. —Наш травянистый луг! —схватилась за сердце младшая бабушка, когда её муж успокаивающе поглаживал её по спине, кивая нескольким крепким юношам в сторону леса и дыма. «Отдал приказ словно они знают, что там происходит…Значит такое происходит явно не первый раз. Второй? Третий?» —мужчина быстро взглянул на схватившихся за мечи юнош, пробежал по каждому взглядом, замечая перебинтованную руку, торчащую из под рукава самого старшего, немного напуганный взгляд у младшего, закусанные до крови губы, а также гнев…Они все, без сомнения, знают что там сейчас происходит. —Оставайтесь, я разберусь, —Жохань поднялся со стола, хватаясь за рукоять уже меча. Травянистый луг? Если он правильно понимает и память ещё не затуманена, то именно этот «луг» когда-то высадила сестра, оставшись в Ильине на несколько лет. Он не мог позволить кому-то уничтожить это место! —Спасибо за приём, мы с детьми постараемся навестить вас завтра. —Жохань, не надо, ты же приехал отдыхать… —Я всё-таки ваш глава, как я могу оставить своих людей в опасности?

***

«…Как я могу оставить своих людей в опасности?», да? Как же он тогда двуличен, раз говорит такие вещи, а потом убивает людей своего же клана… Он снова в крови, на руках снова этот мерзкий металлический запах, алые капли обычных людей, которые просто выбрали не тот путь в своей жизни. Да, он защитил людей деревни, в каком-то смысле свою семью, ни на шаг не подпустил к месту упокоения сестры, но убил других. Это что получается, ради спасения кого-то или чего-то надо убить другого? Интересные устои жизни или это просто сам Вэнь Жохань неправильно живёт? И вот он лежит на огромной кровати в спальне, потухший и затуманенный взгляд направлен в потолок, в его глазах становиться всё больше красных всполохов, они берут вверх и малинового уже не видно, лишь кроваво-красный, сейчас он…ничего не чувствует, Вэнь Жохань словно безвольная кукла, которую можно посадить и сделать тем, кем хочется именно сейчас. Почему всё именно так? В голове слишком пусто, там туман, там будто обрываются все воспоминания, но мужчина не хочет этого…или хочет? Чего он хочет? Как для всех будет лучше? Почему он продолжает держаться или ради чего? Что его держит? Что… Дверь почти бесшумно открылась, ну с каким-то приглушённым кряхтением, и тёмную комнату озарил свет свечки, в комнату протиснулся мальчик, глазами в полутьме ища отца. —Папааа! Ты что, уже спишь? —Вэнь Чао залез на кровать, поставив подсвечник на тумбу рядом, сам вцепившись в руку отца, пытаясь завернутая в неё как в одеяло, хмыкая, —Сюй сегодня занят на Ночной Охоте, вот мне и было скучно, Чжулю сказал, что ты вернулся, но раз ты уже спишь, то теперь и я сплю с тобой! Вэнь Чао засопел меньше чем через цзы, развалившись звёздочкой на руке отца, схватившись за кусочек его одежд, даже не интересуясь: «А почему папа вообще спит в одежде?» —Чао?…—хриплый голос, как после слёз, Жохань будто отмирает, он наконец может двигать руками, хватается за голову, в которой вдруг началась такая дьявольская какофония из чужих голосов и криков, она болела, разрывалась изнутри, а потом вдруг перешла ниже, на золотое ядро. Мужчине приходится приложить все свои усилия, чтобы не двинуть рукой, на которой спал младший сын и не заорать от нескончаемой боли, он лишь выгнулся дугой на постели, комкая свободной рукой простыню, оттягивая её до характерного треска, царапал собственную грудь, желая растерзать и достать источник свой болт, пока она наконец не стала отходить. «Вот снова, но в этот раз как-то даже хуже…» Жохань пытается отдышаться от приступа, смотрит на умиротворённое лицо младшего сына - мальчик улыбается во сне, даже не пугаясь возможной реакции отца на такой «наглый» поступок, не подозревая о том, что его отца раздирало изнутри пару мгновений назад. Вэнь Жохань сгребает сына в объятия, такие аккуратные и чуть дрожащие от отходняка, целует в пухлую щёку, на которую тут же падают пару хрустальных капель. Его личное солнце, что не даёт утонуть в этом душащем омуте тьмы и ночи, пожирающем и убивающем изнутри. Он не может позволить себе потерять голову и умереть, у него есть те, за кем ещё надо присмотреть, кому ещё нужен он…. —Нужен?…—уже в слух говорит Жохань, поражаясь собственным мыслям, —Я…нужен? Взгляд снова устремился на А-Чао, он посапывает, что-то бормоча себе под нос, ближе прижимаясь к тёплому телу именуемого «папа». Вот весь ответ, вот ради чего он держаться, почему не хочет терять даже частичку воспоминаний. Всё это связано лишь с одним - с его детьми. Вэнь Жохань так и засыпает, аккуратно обнимая сына, накрывая его своими рукавами вместо одеяла, как Фэнхуан укрывает крыльями свои яйца, своих детей, ограждая от возможного вреда их жизни. Глава Вэнь укрывает своё дитя точно также, даже если возможным вредом может быть он сам. Он будет учиться и пытаться заново не бояться подкидывать над собой Чао, уверенно ловя сына, когда он доверчиво закрывает глазки, хохоча, зная, что папа всегда словит. Заново вставать напротив Сюя, направляющего свой меч на отца, а он лишь уверенно уходит от всех, даже самых искусственных атака старшего сына, легонько толкая того, оказываясь у него за спиной и ловя в ловушку из собственных рук, поднимая над землёй пол недовольной «Эй!», а потом такой же хохот, как у младшего брата. Заново пытаться сдерживать небольшие смешки над серьёзной А-Цин, когда она будет пытаться научиться чему-то на дяде, как это делала ещё совсем малюткой, возможно он позволит себе стать ёжиком в которого девочка будет втыкать свои иглы. И ему ещё столькому надо научить А-Нина, мальчик уже сейчас напоминает Жоханю себя в прошлом, в далёком детстве, когда никто даже не подозревал о ужасающем будущем, в том детстве, где сестра учила натягивать тетиву на луке, а потом обрабатывала его стёртые в кровь пальцы, вытирая слёзы, шепча возмущения, но продолжая дуть на раны, ведь брату больно… Столько всего осталось в ярком прошлом, прямиком рядом с солнцем, позади, куда нельзя вернуться, оставаясь в настоящем, где с первого взгляда лишь мрак, душащий, желающий убить и поглотить изнутри, как тьма на Луаньцзань, но приглядись и ты видишь целых 4 солнца, ещё не таких ярких, совсем маленьких, но уже способных помочь бороться со страхом. Вэнь Жохань не хочет отходить от этого света даже на метр, как бы не пропал из виду… Сейчас главу не волнует своё кровавое ханьфу и возможные вопросы сына утром по этому поводу, он…что-нибудь да придумает, как-нибудь отмажется. Тьма внутри даёт попятную, свет Вэнь Чао и остальных детей не даст ей выбраться даже на цунь.

***

—Папа! Папа, можно мы с А-Нином посмотрим что там?! —держа младшего брата за руку, Вэнь Чао прыгает около своего отца, привлекая наверно всё возможное внимание. Вэнь Жохань же понимает, что подобное может обернуться для его детей не лучшим исходим: похищением, ради манипуляции им, а то и хуже - убийством! И это всё лишь потому, что Вэнь Жохань добровольно показал, что с детьми он близок и любит их, а сколько у него врагов, что теперь могут воспользоваться этой информацией?! Тут же куча народу, точно найдёте тот, кто расскажет об этом другому и так новость пойдёт по всей Поднебесной! Глаза главы Вэнь бегают от человека к человеку, паранойя, наверно, достигла своего пика, хочется сбежать обратно в безопасный дворец, подхватив с собой детей и больше никогда не выходить с этими малышами на такую оживлённую улицу! Зачем он согласился на это? Зачем?! Рука Вэнь Чжулю, опущенная на плечо, чуть встряхивая, приводит в какое-никакое чувство, заставляя взглянуть на себя. По чужим карим глазам, под взглядом которых будто вообще всё вокруг пропадает, можно многое прочесть, но сейчас там как минимум немое «Не смей». Чжулю, конечно же, понял всё о чём думал его дурной друг, ну как же могло быть иначе? —Давайте пойдём все вместе? —вместо Жоханя говорит Вэнь Чжулю и глава безмерно благодарен, что друг пошёл с ними. Ну и что бы он, такой идиот, сейчас делал без него оставшись со своей паранойей один на один? За что же жизнь сжалилась над ним, подарив однажды этого человека - первого и единственного друга… Дети таскают их с младшим товарищем по всей ярмарке, даже Сюй начинает весело щебетать, подхватывая настрой своих младших, доедающих очередную купленную отцом вкусняшку. Чжулю всегда с ними, будто специально не отходит дальше пары небольших шагов, чтобы Вэнь Жохань видел его и переставал предаваться панике. А ещё это видели окружающие, ну как минимум его холодный и прожигающий взгляд уж точно. Этот взгляд лишь для чужих, для этих детей и главы в глазах Сжигающего Ядра всегда тепло, и это можно понять даже если ему вырвут эти самые глаза: вот он берёт А-Нина на руки, сажая себе за плечи, позволяя самому младшему мальчику оглядеть всю ярмарку и решить, чуда их дружная компания держит путь теперь, а вот А-Чао впихивает им с отцом в рот по паровой булочке, не давая и слова вставить против…. Вэнь Жохань втягивается в атмосферу, рядом с Чжулю, соколиным глазом следящим как за атмосферой и людьми вокруг, так и за детьми, младший из которых за компанию с Вэнь Чао так и норовит остаться у какой-нибудь лавки, только старшим и лови. Становится спокойней, куда спокойней. Да, он продолжает следить за окружением, но теперь в голове есть чёткая, непоколебимая уверенность: «Я смогу их защитить!». Уже не хочется возвращаться в Огненный Дворец Цишаня, ложиться спать и заканчивать этот чудесный день. —Отец, там бенгальские огни, может купим? —Да, конечно купим

***

Все вместе сидя на холме с которого лучше всего отрывался вид на Безночный Город, как и обычно, не засыпающий в Новогодню ночь, Вэнь Жохань вдруг понимает, что последний раз в Новый Год так легко ему было лишь в последний праздник с сестрой… Они также гуляли целый день, а ночью уселись на пледе на таком же холме, ожидая фейерверков, болтая всю ночь напролёт или наслаждаясь этой ночной тишиной под посапываете детей на коленях… Мужчина вдруг осекается, вскидывает голову и переводит малиновый взгляд на сидящего справа Вэнь Чжулю. Младшему другу вроде и всё равно, он будто не видит шокированного взгляда старшего, не отрываясь от поглощения сладостей, которые в него пихают самые младшие дети. —Вэнь Чжулю…Ты…—почти беззвучно шепчет Жохань, не веря собственным мыслям, жалким домыслам, но почему-то таким…возможным? Разумным? Кто ещё мог сделать нечто…подобное? —Не думай об этом сейчас, Вэнь Мао, —он поднимает уголок губы - улыбается. Смотрит прямо в глаза напротив и кажется, что Жохань вот прямо сейчас провалиться под землю от осознания, от имени, от всего, но в первую очередь от воспоминаний и понимания всей картины! Не ошибся… «Чжулю и как давно ты это продумал?…» Фейерверки догорают в тёмном небе, дети обнимают свои подарки и даже Сюй клюёт носом, впервые за долгое время засыпая на отцовских коленях, как в детстве, сладкая и беззаботная нега окутывает его тело и он, держа за руку Вэнь Цин, а не младшего брата, проваливается в сон, под тихий разговоры двух взрослых, самых близких взрослых. —Ты моя семья, Чжулю…—тихо шепчет Вэнь Жохань слова, которые в любое другое время дались бы ему с невероятным усилием, и смотрит на Чао, раскинувшегося на коленях телохранителя своего отца, прижимающего к себе младшего брата, как чаще делал Вэнь Сюй. —Вы все для меня семья, Мао. Слова дороже любых драгоценностей, территорий, успокаивающие, заставляющие слепо верить, что то славное время ещё может вернуться и Вэнь Жохань сможет снова солнечно сиять на своём троне, на собрании глав кланов, громко хохотать, крутя на руках сыновей. Славно время, которое Вэнь Чжулю хочет вернуть. Госпожа Вэнь желала бы для младшего брата всего, но только не боли и страданий, так кому вытаскивать его из этого, как не его лучшему и единственному другу? «Ты сможешь жить снова, я это знаю» «Я не потеряю тебя, как Цзян потеряли Вэй Чанцзэ…»