Со смертью ничего не заканчивается

      Когда Люк открыл глаза, рядом уже никого не было, дождь не шел. Продолжая лежать на асфальте и смотреть прямиком во всё такое же серое небо, спортсмен силился осознать, что с ним произошло и что происходит прямо сейчас. И всё бы ничего, но... Он ничего не чувствовал. Ни асфальта под собой, ни боли во всем теле и, самое главное, в голове, которой он неплохо так приложился об асфальт. Не могло же всё так бесследно пройти?       Люк не чувствовал совершенно ничего, кроме странной пустоты и лёгкости, обволакивающей всё тело снаружи и изнутри. Конечно, помимо этого подозрительным было и то, что рядом никого не было – не оставили же его одного, пусть даже если всё обошлось, верно? Присев, оглядывается и, заметив что-то странное, щурится и в итоге трет глаза, моргает сильнее. Всё вокруг было каким-то.. блеклым. Поднявшись, баскетболист оглядывается и застывает на месте, завидев лужу крови.       В голове в тоже мгновение промелькнуло всё то, что с ним произошло: бегущая прямо под колеса несущейся смерти девочка, мотоциклист, даже и не думающий сбавлять скорость, боль, пронзившая бок и голову.. подросток касается затылка и уже готовится ощутить боль, почувствовать что-то вязкое и острое, каким бы нелогичным это всё ни было. Ничего не нащупав и не почувствовав, спортсмен нервно сглатывает, не сводя с багряной лужи завороженного взгляда.       В сознании промелькнула неприятная и морозящая душу мысль, от которой хотелось отмахнуться, но ничего не выходило. Оглядевшись по сторонам, в панике оглядывает пустующую в этот ненастный день улицу, но вот кто-то появляется вдалеке и Люк, обрадовавшись единственным живым душам на этой обычно оживленной улице, со всех ног бросается к незнакомцам.       — Извините, пожалуйста, я хотел.. — только договорить не удалось. Будто бы не заметив обратившегося к ним парня, ребята продолжили путь и, не поднимая головы и не отрывая глаз от экрана телефона, они прошли сквозь баскетболиста.       Дар речи, потерянный и без этого, окончательно пропал; Люк стоял на месте, вперив растерянный взгляд в пустоту и силясь осознать, что только что случилось. Это не поддавалось логическому объяснению и не укладывалось в представлении юноши об этом мире, а наоборот выбивалось из него, ломая, и жестоко насмехаясь над всеми попытками юноши отрицать произошедшее, этим по-детски упрямым неверием.       Но вот голову посещает ещё одна мысль.       — Они должны были вызвать скорую и.. полицию... — лепетал Люк, старательно игнорируя следующие возможные слова, но в итоге: — И если я умер, то...       Она сжимает злосчастные документы в своих руках и, из раза в раз пробегаясь взглядом по одним и тем же строчкам, не веря ни написанному, ни тому, что услышала, ни тем более тому, что увидела. Это не может быть Люк. Он не мог умереть. У него же было столько планов, столько целей и.. он не хотел умирать. Люк же должен был уйти на тренировку, почему же он оказался там, на асфальте, в луже крови и с разбитой головой? Почему тот мотоциклист ехал и именно по той дороге, на большой скорости в такой дождливый день?       Почему именно Люк?       Почему?       Она смотрела болезненным взглядом в написанные строчки и не могла осознать, что всё это происходит прямо здесь и сейчас. С ней. Что это произошло с её сыном, у которого впереди была целая жизнь. А ведь месяц назад она задавалась похожими вопросами на похоронах Юджина, мальчишки, которому бы жить и жить, но который, по какой-то неизвестной причине уснул и не проснулся. Кто-то шептался о суициде, но этого не установили, как она слышала от коллег и знакомых. Странный, необъяснимый и загадочный случай. Но от того и больнее и невыносимее осознавать, что такой молодой и в целом здоровый мальчишка умер.       А сейчас сидела в полупустом коридоре, мучаясь от множества колючих мыслей переполнявших голову, от слов, которые ей довелось услышать и всё ещё видя перед глазами мертвое тело сына. Ощущая, как это всё разрывает её мир, переворачивает его вверх ногами и, стирая всё то знакомое и родное, которое она видела изо дня в день; оставляет её одну в новом, совершенно чужом, холодном и бессмысленном мирке, состоящем из боли и агонии, которые медленно ломали женщину изнутри и не давали сделать нормальный вдох.       И даже удивительно, почему она до сих пор не проронила ни слезы, хотя ком в горле стоял такой, что казалось, ещё немного, и она задохнётся от нехватки кислорода.       Не слышать топота ног, не ощущать твердого пола и не чувствовать тяжести при беге – всё это было чем-то странным и чуждым. С каждой секундой всё больше казалось, что его может разорвать на множество кусочков. Будь он в теле, у него бы уже закружилась голова от этой отвратительной пустоты и лёгкости, из-за которой ощущать себя, как раньше, не получалось и это дико злило. И пугало. До паники и желания дать волю слезам и зарыдать прямо здесь и сейчас. Но позволить себе этого он не мог.       Но всё это становится неважным, когда он замечает знакомую фигуру, сгорбившуюся на стуле. Эти кудрявые волосы и эта белоснежная рубашка, усыпанная небольшими и нечастыми цветками. И какие-то бумаги, которые мама сжимала в своих руках. Подойдя поближе, Люк замечает поджатые губы и этот убитый взгляд, который, кажется, был направлен сквозь документы, в которых, как уже догадывался Люк, таилось ужасное заключение о его смерти.       — Мам... — едва разлепляя губы, произносит Люк. Глупо, но он надеялся что она услышит его. Или что это окажется кошмаром. — Мам, пожалуйста.       И она поворачивает голову. И парню даже кажется, что она смотрит прямо на него, в его глаза, но...       — Марта. — слышится за спиной знакомый голос и баскетболист оборачивается. Мама Юджина. Потрёпанная, бледная, с темными синяками под глазами и измотанным от пережитого горя, но сейчас горечь на её лице, кажется, усилилась в двойном размере. Полные соболезнования потухшие глаза и подрагивающие губы. — Марта, мне ..мне так жаль.       В горле будто бы образовался ком. По крайней мере образовался бы, будь он в теле.       Странное чувство пронизывает его полностью, заставляя подростка замереть и прекратить наконец интуитивно дышать. Всё равно он, чёрт возьми, не задохнётся.       Так неприятно, когда сквозь тебя кто-то проходит.       Особенно если этот кто-то – твоя мама.       Марта обнимает Кэтрин, утыкаясь в руку подруги и наконец начинает плакать, ощущая, как ком болезненно выдавливает слезы и рыдания наружу, выталкивает их через горло и заставляет задыхаться. И она, такая маленькая по сравнению с Кэтрин, казалась ещё меньше, беззащитнее. Слабой и разбитой.       Люку хотелось провалиться сквозь землю. Потому что он не мог уже выносить эту отвратительную лёгкость, не хотел вновь испытывать то, как сквозь него кто-то проходит, не хотел продолжать чувствовать то, что чувствует прямо сейчас, видеть заключение о собственной смерти и видеть убитую горем маму, которая не видит и не слышит его. Которая больше его не обнимет, не потреплет за щеку и не спутает короткие волосы.       Дьявол.       Разве со смертью не должно всё заканчиваться?       Он вылетает наружу стрелой, даже не задумываясь о том, куда теперь идти и направляясь туда, куда ведёт затуманенный взор. Ему некуда идти. А от раздирающих чувств некуда было спрятаться, злость из-за которых клокотала ещё больше. Он умер. Он мертв! Так почему всё ещё находится в сознании, видит всё это и чувствует? Почему? Хотелось очнуться от этого тяжёлого кошмара в кровати и понять, что всё хорошо, что это всего лишь жуткий сон. Но не выходило.       Ни в следующую секунду, ни через минуту, ни через неопределенное время его бесцельного блуждания по таким знакомым, но бесцветным улицам. Ощущал себя Люк хуже некуда и, казалось, был готов упасть замертво на землю, как бы нелепо или смешно это ни звучало. Спустя время, уже ближе к вечеру или вечером, Люк осознает, что заплутал и теперь понятия не имеет, где находится. Но тут было безлюдно и действительно пусто. Не было даже тех странных существ, которых он временами замечал на улицах. Существ, которых никогда не видел до этого дня.       Оглядевшись, замечает лестницу, ведущую в метро и решает спуститься по ней. Странно, но сейчас ему стало лучше, чем было, и бушевавшие часы назад эмоции поутихли. Завидев что-то вроде скамейки, долго сверлит её безучастным взглядом, а после падает, воспроизводя привычное действие, присаживаясь на скамью и облокачиваясь о стену. Интересно, могу ли я провалиться сквозь нее. Эта мысль казалась глупой и нелепой, но она уже не разъедала и без того пульсирующее сознание, а только выдавила слабую и измученную улыбку на юношеских призрачных губах.       — Выходит, я теперь призрак. — сделал вывод Люк, вспоминая литературу, комиксы и фильмы, в которых так или иначе фигурировали эти умершие люди. — И что я должен делать? Мстить, делать то, что не успел при жизни? Или вынужден вечно скитаться тут?       Смешно, но впервые за всё время после осознания своей смерти, внутренняя агония и отрицание произошедшего наконец сменилось смирением и рассуждениями на подобные вопросы. И от этого с каждой секундой становилось лучше, что не могло не радовать.       — Раз уж я не человек, то мне не нужен сон и я вряд ли смогу поспать, чтобы хотя бы на время отвлечься от такого состояния.       Вглядываясь в темноту, Люк молчал и всё обдумывал один единственный вопрос, который отчётливо вырисовывался в мыслях и теперь не давал покоя, но предлагал отличный полет для фантазии.       — И что же со мной теперь будет?