***
Рядом с тихим хлопком возникла тарелка с едой, но Гарри ее проигнорировал. — Люмос! — в очередной раз произнес он. Безрезультатно. Гарри не знал, как долго он пытается сотворить хоть какую-то магию без помощи волшебной палочки, но по ощущениям прошел не один день. Гарри покосился на металлическую посуду: как жаль, что он не может сделать из нее оружие!.. Эта мысль пришла ему в голову уже давно, но тарелка с ложкой неизменно испарялись у него из рук, как бы он ни пытался этому помешать. — Люмос! Шрам вспыхнул слепящей болью. Гарри резко вскинул голову, вглядываясь в темноту за прутьями решетки. — Выходи! — громко произнес он. — Я знаю, что ты здесь! Волдеморт соткался из мрака, остановившись в дюйме от границы, где его мог бы осветить неровный свет чадящих факелов, но Гарри все равно прекрасно видел его жемчужно-белое лицо и горящие алым огнем глаза. — У тебя ничего не получится, — сказал Волдеморт, изогнув в издевательской усмешке свой лишенный губ рот. — В этом месте творить магию могу только я. Гарри замер, огромным усилием воли не позволив затопившему его горькому разочарованию отразиться на лице. Волдеморт медленно, почти любовно провел по прутьям решетки рукой с неестественно длинными тонкими пальцами. — И тебя никто никогда не спасет, — задумчиво проговорил он. — Знаешь, почему? — Ты вырыл вокруг моей камеры ров и запустил туда крокодилов? — огрызнулся Гарри. — Стоит сказать, остальные твои тайники были так себе… — Фиделиус, — спокойно перебил Волдеморт. — Эта темница находится под Фиделиусом, и хранитель секрета — я. На этот раз Гарри не смог скрыть обуявший его ужас. Это же значит, что помощи точно не будет! Никогда… Волдеморт не сводил с него глаз, и в них застыло откровенно садистское удовольствие. — Уже второй раз это заклинание оборачивается против тебя, верно, Гарри? — вкрадчиво произнес он. — Лучше смотри, чтобы против тебя снова не обернулась твоя Авада! — огрызнулся Гарри и через их связь тут же ощутил вспышку гнева. Волдеморт взмахнул рукой, и Гарри с огромной силой швырнуло через всю камеру, ударив о стену, а затем протащило обратно. Он едва успел выставить перед собой руки и ухватиться за металлические прутья, прежде чем его впечатало в решетку. Теперь от Темного Лорда его отделяло всего лишь несколько дюймов. Голова болела так, что Гарри почти ослеп. Весь мир сузился до жестоких алых глаз Волдеморта, похожих на застывшую кровь. — Когда-нибудь, Гарри Поттер, ты не только не посмеешь сказать мне что-то подобное — тебе это даже в голову не придет, — прошипел Темный Лорд. — Не дождешься! — выплюнул Гарри. — Ты никогда меня не сломаешь! — Как ты наивен! — ухмыльнулся Волдеморт. — Если бы я захотел, ты бы уже ползал передо мной на коленях, называя меня своим хозяином. Или ты думаешь, что сейчас действительно страдаешь? Что ж, в таком случае ты не имеешь ни малейшего представления о настоящих страданиях. Пока я безмерно милосерден к тебе, Гарри, несмотря на то, что ты раз за разом испытываешь мое терпение. Волдеморт вновь отшвырнул его от себя — так сильно, что Гарри упал на пол. Но тут же вскочил, кипя от злости. — Знаешь, что… — начал он. Но Волдеморта в его темнице уже не было.***
«Сириус выдержал двенадцать лет в Азкабане. Он выжил — значит, и я смогу» — думал Гарри, глядя в каменный потолок, на котором неровный свет факелов порождал причудливые тени, будто извивающиеся в странном танце. Что бы там ни говорил Волдеморт, но одиночество и скука были невыносимы: они, словно проникшие в дом бундимуны, пропитывали все ядовитой слизью, медленно, но неукротимо разрушающей все на своем пути. Гарри сам себе напоминал муху, увязшую в капле смолы — как бы он ни пытался сопротивляться, его только засасывало все глубже и глубже. Окружающая его вязкая и липкая реальность нарушалась только визитами Волдеморта, вспарывающего этот застывший мир подобно удару молнии. Предугадать, когда он решит навестить своего пленника, было нереально: порой Гарри казалось, что Волдеморта не было очень долго, а иногда он еще не успевал отойти от их прошлого разговора, но Темный Лорд уже приходил вновь. К нему невозможно было привыкнуть — как невозможно привыкнуть к запредельной боли от Круциатуса. И каждый раз при виде жуткого белого лица и пылающих алых глаз Гарри захлестывала волна ненависти, вынуждая его снова и снова давать Волдеморту отпор — пусть и только словесный — что, в свою очередь, неизбежно заканчивалось очередной пыткой. Волдеморт все так же блокировал их связь, не позволяя Гарри даже на одно мгновение увидеть хоть что-то за пределами его камеры. Все, что до него доносилось — это краткие вспышки эмоций Темного Лорда. Исключение случилось лишь однажды — тогда Гарри проснулся, охваченный бешеной радостью, всеобъемлющим чувством чужого торжества. На долю секунды перед глазами встала белая гробница Дамблдора, а за ней сияющий вечерними огнями Хогвартс. Видение тут же померкло, оставив Гарри в ужасе и отчаянии: Волдеморт пришел в школу, а ведь там была Джинни! Потеряв всякий контроль, он бился в своей клетке, кидался на решетку в напрасных попытках вырваться на свободу. Только когда Гарри совсем обессилел, он вдруг осознал, чему так радуется Волдеморт: Темный Лорд нашел Бузинную палочку. Как ни странно, в первую секунду Гарри испытал облегчение — получается, Волдеморт явился в замок не для того, чтобы навредить его обитателям — но потом понял, что это значит. Темный Лорд, и раньше бывший самым опасным и могущественным черным магом на свете, только что стал еще сильнее. Его догадка подтвердилась, когда спустя какое-то время Волдеморт решил навестить своего пленника — в его длинных паучьих пальцах Гарри увидел палочку Дамблдора.***
В какой-то момент Гарри начал бояться есть: он вдруг подумал, что Волдеморт мог бы подлить ему какое-нибудь зелье. Возможно, Напиток живой смерти. Гарри как наяву видел своего врага, возникающего у его камеры, чтобы с интересом следить за тем, как он будет погружаться в вечный сон. Но гораздо страшнее была мысль о дурманящих зельях. Ведь магический мир не знает, что с ним случилось. Говорить Волдеморт и его приспешники могут что угодно, но множество людей им не поверит и продолжит надеяться, что Гарри на свободе и однажды обязательно вернется, чтобы сразится со злом. Так вдруг, чтобы сломить их силу духа, Волдеморт решит накачать Гарри какими-нибудь лишающими волю зельями и притащит в Министерство, под слепящие вспышки фотокамер? Эта мысль посещала его всякий раз, едва в камере появлялась еда, превращая каждый прием пищи в изощренную пытку. Разумеется, поначалу Гарри продолжал свои попытки овладеть беспалочковой магией, ведь Волдеморт вполне мог солгать. Но у него действительно ничего не получалось, и, устав постоянно испытывать разочарование, Гарри постепенно забросил эти бесполезные тренировки. Мысль о том, что он никогда больше не сможет использовать магию, причиняла почти физическую боль. Прежде Гарри даже не думал, что возможность творить волшебство так много для него значила. Впрочем, до заключения он не понимал очень многого, например, какое счастье просто иметь возможность смотреть на небо, чувствовать дуновение ветра… Сейчас Гарри не мог поверить, что когда-то мытарства по лесам с палаткой казались ему невыносимыми: ведь тогда рядом были друзья, и была магия, и свобода… «Сириус выдержал, а значит я тоже смогу» — в сотый раз повторил себе Гарри.***
Гарри проснулся, словно от толчка, с внезапным осознанием, что он точно знает, как поступить. Он медленно прошел в ванную. Старое зеркало на стене сияло слабым опалесцирующим светом. Ну конечно! Все, что ему нужно — это просто ударить как можно сильнее! Гарри размахнулся, и его кулак впечатался прямо в центр зеркала. Раздался звон, и во все стороны разлетелось множество острых осколков. Гарри подобрал один из них, острый и длинный, словно нож. Он сжал его в кулаке, и на пол закапала алая кровь, но, как ни странно, боли не было. Спрятав свое оружие в складках мантии, Гарри вышел из ванной. Он знал, что Волдеморт уже здесь. Худая высокая фигура, закутанная в черную мантию, замерла посреди камеры. Как же удачно, что на этот раз Волдеморт решил зайти внутрь, а не остался по другую сторону решетки, как обычно! Гарри быстро подошел к нему, мимолетом отметив, какой он все-таки высокий. Волдеморт обернулся, и Гарри, глядя в ярко-алые глаза, вонзил осколок ему прямо в сердце. На руки хлынула густая черная кровь, Волдеморт захрипел, мертвой хваткой вцепившись Гарри в плечи. Жизнь медленно уходила из его глаз, он цепенел, а кровь все продолжала и продолжала литься, окрашивая все вокруг в угольно-черный цвет. Гарри рывком сел на своем тюфяке. В его камере никого не было. Он медленно опустил взгляд на свои руки — разумеется, они были чистыми. Все это было лишь сном… Медленно выдохнув, Гарри лег обратно, глядя в потолок. Никогда прежде он не представлял себе, как убивает Волдеморта. Он вообще не думал об этом, старательно обходил эту тему стороной. Гарри никогда не хотел становиться убийцей, но, если одному из них суждено умереть от руки другого… Он очень сомневался, что смог бы сделать это так хладнокровно, с таким чувством удовлетворения, как во сне, но все же сейчас Гарри очень жалел, что этого не произошло наяву.***
Как долго длилось его заключение? Гарри давно потерял счет времени, не понимал, прошли недели, месяцы или годы. Сколько ему лет, все еще семнадцать? Или уже восемнадцать? А возможно… двадцать? Каждый раз, когда он подходил к зеркалу, его сердце начинало биться как сумасшедшее: Гарри боялся, что однажды, взглянув на свое отражение, он увидит совсем взрослого мужчину, а затем через какое-то время и вовсе старика. Он стал плохо спать, постоянно подскакивая от ощущения, что на него кто-то пристально смотрит, подкрадывается все ближе и ближе. Пару раз Гарри даже мерещилось, что он видел стремительно метнувшуюся прочь темную тень. Он просыпался совершенно разбитым, чувствуя себя так, словно целыми днями выполнял тяжелую физическую работу. Есть тоже не хотелось, и теперь появляющиеся в камере тарелки все чаще оставались нетронутыми. Порой Гарри казалось, что за стенами проклятой темницы летает множество дементоров, и именно из-за них его захлестывает это ледяное и горькое отчаяние. Огонь, который прежде горел у него в груди, словно залило мутной и грязной водой. Гарри больше не чувствовал ничего, кроме усталости и тоски. Даже на противостояние с Волдемортом у него больше не было сил, так что теперь Гарри демонстративно его игнорировал. Сперва это показалось хорошей идеей, но очень быстро он понял, что ошибся. Волдеморта, казалось, нисколько не унизило ледяное молчание пленника — вместо этого он наколдовал себе троноподобное кресло, чем-то неуловимо похожее на то, что было у Дамблдора, и, усевшись в него, достал из воздуха книгу в черном переплете. От возмущения Гарри даже потерял дар речи, а потом понял, что заговорить теперь — означало признать свое поражение. Поэтому он продолжал игнорировать Волдеморта, несмотря на ужасающую, сводящую с ума боль в шраме. Так и повелось. Темный Лорд устраивался по другую сторону решетки, а Гарри скрипел зубами и терпел эту новую пытку, главный минус которой был в том, что она была очень долгой. Порой он с трудом удерживался от того, чтобы начать биться головой о стену в попытке избавиться от этой боли. И только когда у него вообще не оставалось никаких мыслей, кроме одной — мольбы о том, чтобы это прекратилось, — только тогда Волдеморт поднимал глаза от книги и, смерив Гарри довольным, полным превосходства взглядом, бесшумно растворялся в воздухе.***
Даже в самой ужасной ситуации можно найти крошечный лучик света, и для Гарри им стали воспоминания. Благодаря тому, что он наконец-то понял, как работает окклюменция, Гарри теперь мог часами возводить защитные барьеры в своем разуме, делить воспоминания на категории, перетасовывать их, заключая во множество шаров, окруженных разными ментальными щитами. А затем он выбирал какую-нибудь сцену из прошлого и погружался в нее, проживал заново, почти как в Думосборе. Это причиняло щемящую, острую боль, но Гарри не мог отказаться от возможности хоть так, мысленно, оказаться в Хогвартсе, полетать на метле, увидеть Рона, Гермиону и Джинни… Однако спустя какое-то время он стал замечать, что воспоминания мало по малу начинают тускнеть, будто подергиваясь туманной дымкой. И однажды Гарри с ужасом осознал, что почти не помнит Чемпионат Мира по квиддичу. Казалось бы, мелочь, но ведь так постепенно он забудет и все остальное! Сперва свои школьные матчи, потом планировку Хогвартса, а когда-нибудь и самое дорогое — лица друзей. И что тогда от него останется?! Гарри словно окатило ледяной водой. Он вскочил, заметавшись по своей камере. Как он мог сдаться, смириться со своим положением?! Он уже так долго ничего не делает, упиваясь жалостью к себе и деградируя, а в это время его друзья продолжают воевать, рисковать собой! Возможно, кто-то из них уже мертв!.. Внезапно Гарри остановился, точно натолкнувшись на невидимую стену — в голове вдруг всплыли слова Пророчества, огненные буквы медленно поплыли перед глазами: «И одному из них суждено погибнуть от руки другого…» Гарри внезапно понял, что это значит: Волдеморта может уничтожить не только он один. Но сперва — такая мелочь! — сам Гарри должен умереть. Ведь если Волдеморт его убьет, то Пророчество исполнится, и тогда на арену сможет выйти настоящий герой, тот, кому миссия по освобождению мира от Темного Лорда действительно по плечу. Зайдя в ванную, Гарри сделал несколько глотков ледяной воды из-под крана, а затем замер, вцепившись в раковину так, что пальцы у него побелели. Решено! Он не будет больше влачить подобное жалкое существование — зверюшки в клетке, развлечения для Волдеморта! Нет, если он не может отсюда выбраться, то уж лучше умереть, унеся с собой в могилу крестраж и дав магическому миру надежду на спасение!