Гранат и асфодель

Когда Гарри принял решение, его уныние и заторможенность тут же растворились без следа. На смену им пришли нервное возбуждение и непоколебимая решимость. Гарри совсем перестал есть и почти перестал спать. Целыми днями он метался по камере в ожидании Волдеморта. Но, когда шрам вновь вспыхнул болью, и по другую сторону решетки беззвучно возникла высокая худая фигура, Гарри все равно вздрогнул от неожиданности. Он выпрямился, во все глаза глядя на Волдеморта, не в силах поверить, что сейчас действительно умрет. Все вокруг вдруг стало каким-то ненастоящим, точно игрушечным. Волдеморт взглянул на него и вопросительно приподнял отсутствующую бровь: — Что такое, Гарри? — обманчиво мягко произнес он. — Хочешь мне что-то сказать? Гарри глубоко вдохнул — и ринулся в пропасть. — Ничего такого, Том, — ответил он. — Просто вдруг вспомнилось, каким жалким ты был до того, как возродился из костей своего отца-маггла. Склизкое, сморщенное, беспомощное нечто, зависимое от такого ничтожества, как Хвост. И знаешь, что? Думаю, это и есть твоя настоящая суть. И однажды все это увидят! Как ни странно, Волдеморт не перебивал — он внимательно слушал, чуть склонив голову набок в издевательски-заинтересованном жесте. — Да, когда-нибудь все поймут, что ты — просто очень жестокий и трусливый человек, который настолько боялся смерти, что не остановился перед самыми гнусными ритуалами, лишь бы хоть ненадолго ее отсрочить! — все больше распаляясь, продолжил Гарри. — Хотя, видимо, твои так называемые сторонники и так это знают! Именно поэтому большинство из них не захотели тебя искать. Наверняка они радовались и праздновали, когда решили, что ты сдох! Гарри все говорил и говорил, выплескивая из себя всю ненависть, все отчаяние. Он старался задеть Волдеморта как можно сильнее и ждал, что перед глазами вот-вот полыхнет пронзительно-зеленая вспышка Убивающего проклятия. Но этого не происходило. Гарри замолчал, переводя дух — в горло словно насыпали песок. — Все сказал? — холодным и очень спокойным голосом спросил Волдеморт. И сделал шаг в камеру сквозь решетку. Гарри рефлекторно дернулся назад, чуть отступив. Глядя на то, как Волдеморт неспешным, ленивым движением достает Бузинную палочку, он успел подумать, что, кажется, его план провалился — Темный Лорд совсем не выглядел человеком, который потерял контроль. Значит, Круциатус?.. Но вместо ожидаемого алого луча из палочки Волдеморта вырвалась темно-фиолетовая, почти черная плеть. Гарри кинулся вбок, краем глаза успев увидеть движение, стремительное, точно бросок змеи. Он пригнулся, уходя от следующей атаки, слыша над головой пугающий свист. А затем плеть все-таки настигла Гарри. Перед глазами полыхнуло ослепительно-белым, а по телу прокатилась волна резкой, обжигающей боли. Удар оказался настолько сильным, что сбил Гарри с ног, швырнув на пол. А мгновение спустя на него обрушился град ударов. Эта боль была совсем не такой, как при Круциатусе: Непростительное заставляло забыть обо всем на свете, уничтожало любые мысли, но сейчас Гарри прекрасно осознавал происходящее, и это было ужасно унизительно. Он ненавидел себя за то, что свистящие жгучие удары заставили его забиться в угол, закрыв голову руками. Но тело, казалось, совсем перестало слушаться, двигаясь рефлекторно, подчиняясь исключительно примитивным инстинктам. Боль была почти невыносимой: Гарри чудилось, что у него совсем не осталось кожи — только оголенные нервы, на которые будто лился крутой кипяток. Он сжался в ожидании очередного удара, но его все не было. Гарри не шевелился, боясь, что, едва он распрямится, как кнут хлестнет его по лицу и, не дай Мерлин, выбьет глаза. Было очень тихо, Гарри не слышал ничего, кроме заполошных ударов собственного сердца. Задержав дыхание, он осторожно выпрямился. В камере было пусто. Гарри оглянулся, не веря, что после всего, что он наговорил Волдеморту, тот просто ушел, но, кажется, так оно и было. Очень медленно он поднялся на ноги и, держась за стену, побрел в ванную комнату. Взглянув в зеркало, Гарри судорожно вздохнул: его щеку пересекала глубокая кровоточащая рана. Оглядев себя, он понял, что такие же багровые вспухшие полосы покрывали все его тело. — Чертов ублюдок! — процедил Гарри, чувствуя, как к горлу подкатила горькая желчь. Волдеморт избил его, словно собаку или провинившегося домовика! Будто раба! И, скорее всего, позорные шрамы останутся на всю жизнь, ведь заклинание, которое использовал Волдеморт, почти наверняка было темномагическим. Гарри заскрежетал зубами: его скручивало от всепоглощающей ненависти к своему мучителю. Перед глазами вдруг замелькали черные мушки, и Гарри пошатнулся, схватившись за край раковины, чтобы не упасть. Почувствовав, что вот-вот потеряет сознание, он с трудом добрался до своего тюфяка и, рухнув на него, провалился в темноту.

***

Очень скоро Гарри понял, что шрамы от зачарованной плетки были самым пустяковым из всего, о чем ему следовало бы беспокоиться. Раны не просто не заживали — прошло совсем немного времени, и они воспалились. Боль не утихала ни на минуту, Гарри знобило, и с каждым днем ему становилось все хуже. Он отказывался от еды и все время проводил, лежа на своем тюфяке. В какой-то момент Гарри обнаружил, что из ран начал сочиться липкий белесый гной, и понял — это конец. Похоже, он все-таки добился своей цели, но не испытывал по этому поводу ничего, словно все его чувства сгорели в иссушающем огне лихорадки. Реальность стала зыбкой, размытой, неотличимой от ночного кошмара. Гарри снилось, что он сгорает заживо или умирает, разрываемый на части жуткими монстрами, а просыпаясь, обнаруживал вокруг себя гудящее пламя и видел, как из-под кровати к нему тянутся жуткие когтистые руки, покрытые язвами и трупными пятнами. В какой-то момент, вынырнув из пучины беспамятства, Гарри почувствовал, как что-то в его груди мечется, охваченное ужасом, заходится в беззвучном крике. Растрескавшиеся пересохшие губы растянулись в довольной улыбке: — Вот и все, Том, — прошептал он крестражу, прежде чем в очередной раз потерять сознание.

***

Гарри стоял на вершине Астрономической Башни, подставив лицо пьянящему прохладному ветру. Ночное небо, покрытое мириадами звезд, шатром раскинулось над его головой, и, словно завороженный, Гарри не мог отвести от него взгляд. Чужие теплые ладони скользнули по его плечам. — Угадай, кто! — раздался над ухом игривый девичий голос. — Джинни! — воскликнул Гарри и, обернувшись, заключил ее в объятия. Он смотрел в ее теплые карие глаза и не мог отвести взгляд. Оказывается, он совсем забыл, насколько Джинни красива: у Гарри даже дыхание перехватило. Он осторожно подался вперед, прикоснувшись своими губами к ее. — Я так скучала, так волновалась, — прошептала Джинни, когда поцелуй закончился, снова обнимая его. — Я тоже, — тихо ответил Гарри, зарывшись лицом в ее волосы. И вдруг понял: что-то не так. Ее тело под его руками вдруг стало каким-то зыбким, ненастоящим. — Джинни, что происходит?! — испуганно воскликнул он. — Не исчезай, пожалуйста! — Но Гарри, это же не я исчезаю, а ты! Он отшатнулся и, взглянув вниз, увидел, что его руки плавятся, точно они были сделаны из мягкого воска. Тоже самое происходило и со всем его телом: Гарри чувствовал, что растворяется, перестает существовать. — Джинни… — успел прошептать он, но ее больше не было рядом. Не было вообще ничего, кроме бесконечного звездного неба. Гарри резко сел на своем тюфяке, тяжело дыша и растерянно озираясь. Он все также был в своей камере, но в то же время, кажется, что-то изменилось… Гарри потребовалась пара секунд, чтобы осознать, в чем дело: он ощущал себя совершенно здоровым. Осмотрев свое тело, он увидел, что следы от кнута полностью исчезли. Ну конечно: Волдеморт не мог позволить, чтобы его крестраж погиб, вот и исцелил своего пленника, разумеется, перед этим сполна насладившись его мучениями. Ладони сжались в кулаки, когда Гарри подумал о том, что Волдеморт был здесь, пока он лежал без сознания, смотрел на него и наверняка довольно ухмылялся, чувствуя себя победителем. «Рано радуешься, Том!» — подумал Гарри и поморщился, понимая, насколько жалко звучат эти пустые угрозы.

***

— Что же нам делать? — прошептал Гарри, глядя на свое отражение в мутном зеркале. — Не знаешь? Вот и я тоже — если не получилось воспользоваться эффектом неожиданности в первый раз, то нет смысла пытаться снова. Нет, Волдеморт скорее запытает меня до безумия, но не убьет… Гарри запустил руку в отросшие спутанные волосы. И тут внезапно тишину нарушил чей-то пронзительный крик. Гарри опрометью выскочил из ванной, но в камере было пусто. Крик продолжался — он был женский, и очевидно, незнакомка испытывала ужасные страдания. Гарри бросился к решетке, но за ней все также не было ничего, кроме непроглядного мрака. И тут к женскому голосу присоединился еще один — мужской. Очевидно, Волдеморт пытал этих несчастных в одной из соседних камер. Перед глазами всплыло воспоминание о том, как они с Роном сидели в темнице Малфой мэнора, слушая крики Гермионы. Гарри похолодел: а что если… Он напряженно вслушался в чужие вопли — нет, это точно не кто-то из его близких, но может ли он поручиться, что точно не знает этих людей? Гарри изо всех сил саданул кулаком по каменной стене, но даже не почувствовал боли. Женщина кричала на одной ноте, монотонно и так страшно, что Гарри заткнул уши, лишь бы ее не слышать. Но это не помогло: тише голоса не стали, и спустя какое-то время он понял, что ошибся: они доносились не из соседней камеры. Гарри слышал их внутри своей головы. Волдеморт передавал ему эти страшные звуки через их связь. Гарри попробовал проникнуть в сознание своего врага, но безрезультатно — выстроенный им барьер оставался все таким же неприступным. — Прекрати это, ты, ублюдок! Пытай меня! Слышишь?! Пытай меня! — заорал Гарри. Ответа не было. Гарри не знал, сколько это продолжалось, но, когда все закончилось, он был мокрый от пота, и его руки тряслись, как у глубокого старика. А спустя какое-то время все повторилось. И еще, и еще раз. Волдеморт выбрал поистине эффективный способ отомстить: Гарри не знал, правда ли он пытает кого-то или это лишь иллюзия, подобная той, при помощи которой его заманили в Отдел Тайн, но каждую минуту он с ужасом ждал, что это начнется снова, и что однажды он услышит голос кого-то из своих близких. А потом все вроде бы прекратилось, и в мире Гарри снова наступила тишина, нарушаемая лишь монотонным, сводящим с ума стуком капель воды. Гарри больше не видел Волдеморта после того раза, когда тот избил его кнутом. Сперва он, разумеется, был этому только рад, но время шло, и вместе с ним приходило осознание того, что, кажется, ему предстоит прожить остаток своих дней, ни разу больше не увидев другого человека.

***

Гарри проснулся от громкого крика. Он скатился со своего тюфяка и обхватил голову руками. Мерлин великий, только не снова! Крик длился и длился, пронзительный, страшный. Гарри потребовалось несколько минут, прежде чем он вдруг осознал, что это кричит он сам. Он опрометью кинулся в ванную и долго пил ледяную воду. Трясущимися руками закрутив кран, Гарри обессиленно опустился на холодный пол. Он сходит с ума. На сколько еще его хватит? Похоже, что даже если однажды случится чудо, и его спасут, то будет уже слишком поздно.

***

— Положите в котёл три пучка водорослей, добавьте два пучка спорыша, помешайте три раза по часовой стрелке… — бормотал Гарри, повторяя рецепт Оборотного зелья, когда неожиданно шрам полыхнул острой болью. Он резко обернулся. Волдеморт стоял у решетки его камеры. Сердце пропустило удар, и внезапно Гарри на секунду ощутил облегчение, почти радость от осознания того, что в этой темнице он больше не один. Какое-то время они молчали, сверля друг друга взглядами. — Выглядишь довольно паршиво, Гарри Поттер, — наконец произнес Волдеморт. — Уж кто бы говорил, — фыркнул Гарри в ответ. Лишенный губ рот Волдеморта изогнулся в усмешке. — Все кусаешься? Точно загнанная в угол крыса. Пока Гарри судорожно пытался придумать достойный ответ, Волдеморт уже наколдовал себе кресло и, достав очередной фолиант, вновь погрузился в чтение. — У тебя что, нет более приятных мест, где можно посидеть с книжкой? — раздраженно спросил Гарри. Шрам горел так, что от сильной, режущей боли у него слезились глаза. — Разве тебя что-то не устраивает? — невозмутимо спросил Волдеморт. — Ты же был так счастлив меня видеть. Гарри бросило в жар: это унижение едва ли было меньшим, чем то, что он испытал в их прошлую встречу. И отрицать ту краткую вспышку положительных чувств, которую он ощутил при виде Волдеморта, было бессмысленно, ведь его враг как никто другой мог считывать чужие эмоции. — Побудь один столько времени — и ты даже дементору обрадуешься, — буркнул он. — О, мне это очень хорошо знакомо, — ледяным голосом произнес Волдеморт. — Благодаря тебе. Знаешь, пожалуй, будет интересно посмотреть, что останется от тебя через тринадцать лет — если, конечно, ты не надоешь мне раньше.

***

Волдеморт наконец-то ушел, и Гарри облегченно вздохнул, но тут же нахмурился: какого черта с ним происходит? Неужели он настолько свихнулся, что компания Волдеморта для него стала предпочтительней одиночества? Нет, это было не так. Тогда в чем же дело? Прислушавшись к себе, Гарри понял: в глубине души он боялся того, что Волдеморт больше не придет, потому что это лишило бы его даже призрачной надежды выбраться из своей тюрьмы. Но ведь Гарри уже давно понял, что без палочки у него в любом случае нет ни единого шанса против Темного Лорда. И все же… Гарри вскочил на ноги, нервно закружив по камере. Одолеть Волдеморта невозможно, сбежать невозможно, Орден Феникса никогда его не найдет — не сможет разрушить Фиделиус. Оставалось только одно… Гарри остановился так резко, словно налетел на невидимую стену. Мысль, вдруг пришедшая ему в голову, была абсолютно безумной, но это было единственное, чего он еще не пробовал. Он точно знал, что Волдеморт хотел бы прилюдно объявить о своей победе над Избранным. Ведь не зря Гарри боялся, что ублюдок опоит его какими-нибудь зельями и потащит в Министерство. Так что, если… Нет, это какой-то бред! Гарри изо всех сил пнул каменную стену и зашипел от боли. Но все же, возможно, то, что сегодня Волдеморт смог считать ту неуместную вспышку его эмоций, было не величайшим позором, а удачей, знаком свыше? Быть может, единственный способ выбраться отсюда — это притвориться, что он сдался, что Волдеморту удалось сломить его волю, что он готов на что угодно, лишь бы выйти из своей темницы? Что он невольно проникся к своему врагу некоторой симпатией, которая, как он слышал, порой возникает у узников по отношению к своим тюремщикам? Гарри поморщился: его тошнило от одних только мыслей об этом, но, если он сможет втереться в доверие к Волдеморту настолько, что тот решит выпустить его из камеры, он сможет сбежать. Да, это шло вразрез со всеми его принципами, это было мерзко и отвратительно, но ведь никто, кроме Гарри, не сможет убить Волдеморта, а это значит, что он должен выйти отсюда. Любой ценой. Гарри глухо рассмеялся: отличный план он придумал, очень надежный! С одним маленьким «но» — как он сможет обмануть сильнейшего из ныне живущих легилиментов?