Терпкий

Наполненная уютом атмосфера кафе сильно успокаивала не только посетителей, но и работников, отвлекая от пережитого за последние часы стресса. Се Лянь все еще ощущал немалый стыд от того, что так бестактно раскрыл личность Хуа Чэна… перед ним же. Казалось, в этом нет никакого смысла, даже малейшей обоснованности, но бариста считал, что раз уж «Сань Лан» по какой-то причине сам не решился рассказывать, то Се Ляню не стоило нарушать желаемую им конфиденциальность, даже если и узнал он совершенно случайно и не по собственной воле. Это казалось неуважением к Хуа Чэну — он ведь скрывал не из злого умысла и искренне по-доброму относился к Се Ляню, став его другом. Тот, в свою очередь, осознавал, что не желает проявлять неуважение к кому-то, общение с кем успело стать настолько ценным и важным. Разговаривая с собой в мыслях, Се Лянь сознавался, что хотел бы дождаться рассказа Хуа Чэна о самом себе, и винил себя за то, что так глупо раскрыл полученную информацию. Невольно возникали мысли о том, а как бы рассказал об этом сам Хуа Чэн, не стесненный неожиданно возникшим обстоятельством? Сейчас, стоя на рабочем месте, он мог позволить себе немного отвлечься от ситуации, однако же ее отрывочные части продолжали проникать в поток мыслей Се Ляня. Вчерашний диалог после просьбы Хуа Чэна продолжать называть его «Сань Лан» ничего особенно стыдного не содержал, даже с точки зрения Се Ляня: фотограф продолжил переписку аргументами о том, что Се Ляню обязательно стоит согласиться на фотосессию, скинул адреса его студий — получатель старался не задумываться над их количеством, ведь «считать чужие деньги — дурной тон», — и самые разные виды оформлений. Среди всего представленного ярко выделялись фотографии с моделями, окруженными красными тканями и серебряными украшениями, вокруг которых летали нежные бабочки — малютки казались одновременно острыми и бездушными, мягкими и теплыми, сделанными одновременно из податливой ткани и твердого металла. Се Лянь испытал немало впечатлений, рассматривая «шаблоны» для будущей фотосессии вплоть до отхода ко сну, однако тот формат, который приглянулся Се Ляню больше всего, имел в своей основе одну немаловажную характеристику, на которую потенциальная модель точно была не готова пойти. Три модели, представленные на разных фотографиях с фоном из красных тканей, были одеты очень… мало. Преступно мало, с точки зрения Се Ляня. Именно то, что безумно маленькое количество одежды не делало изображение хоть сколько-нибудь эротичным, и делало это оформление запоминающимся больше, ярче и отчетливее многих других. Это совершенно не значило, что остальные были не столь очаровательны и прекрасны в своем завораживании — просто конкретно в тех съемках виделось нечто, подходящее Хуа Чэну больше всего. Се Ляню отчего-то представлялось правильным именно такое воплощение трудов друга, пусть и представить себя в качестве объектов таких трудов ему было не то что затруднительно, сколько и вовсе страшно. Смирившись с тем, что сам ни за что и никогда не сможет выбрать, Се Лянь попросил фотографа самому определиться, что подойдет его модели больше всего прочего: из требований только попросил относительную близость студии к дому и количество одежды, при котором Се Лянь бы не был близок к позорной смерти от смущения. Хуа Чэн в ответ на эти требования отправил стикер с грустным котом, сидящем в микроволновке по неизвестной причине, и получившему это сообщение оставалось только надеяться, что у Хуа Чэна вызывает грусть необходимость подыскивать удобную по местонахождению студию. Мысли о другом его безмерно смущали — даже больше, чем потенциальная необходимость частично оголиться. Они договорились о съемке в первый же выходной Се Ляня, и тот полагал, что теперь, когда следующая встреча утверждена, Хуа Чэн не захочет посещать кафе так же часто, однако тот продолжил приходить изо дня в день, с каждым днем все с большим удовольствием предлагая Се Ляню прогуляться до метро или даже подвести того на машине, обязательно покупая оставшуюся после смены булочку или привозя с собой что-то, что мог бы дать Се Ляню в качестве перекуса. Бариста сам не успел заметить, как начал считать компанию Хуа Чэна чем-то неотъемлемым от своей повседневной жизни, и, поняв, что такое времяпрепровождение с другом ему нравится значительно больше, чем бесконечная работа без особенного практического смысла, ведь тратил денег он примерно в четыре раза меньше, чем зарабатывал, он решился на разговор, мысли о котором, казалось, преследовали его с самого приезда в Шанхай в разных своих ипостасях. — Лин Вэнь, добрый день, — обратился Се Лянь к управляющей сети кафе, зашедшей в четверг для принятия поставки. — Добрый, — ответила серьезная девушка безучастным тоном, — что-то случилось и требует обсуждения? — Можно сказать и так, — кратко посмеявшись, сказал Се Лянь, — я хотел бы сменить график. — Что, вместо трех выходных — один? — подняв одну бровь в недоумении, шутливо поинтересовалась Лин Вэнь. До этого бариста неделю за неделей просил увеличить количество рабочих и уменьшить количество выходных, хотя с самого начала работал много больше, чем многие остальные опытные бариста. — Я бы хотел работать четыре дня и отдыхать три. Получится ли такое организовать? — Се Лянь впервые просил работодателя об уменьшении нагрузки, и был смущен даже сильнее, чем при просьбе выдать зарплату, в особенности в тот момент, когда на лице управляющей отразилось не малой степени удивление. Брови мигом сомкнулись, приподнявшись чуть вверх относительно привычного положения. — Если не выйдет, ничего страшного… — Отлично! Я очень рада, Се Лянь. Уверена, Цзюнь У тоже. Вечером я сообщу тебе, как осуществим переход, — удивление на лице Лин Вэнь быстро сменилось радостью за работника. «Наконец-то у него жизнь появится.» — подумала она, открывая ноутбук с расписанием с намерением изменить в нем несколько строк. Разумеется, сразу же изменить расписание не выйдет, но уже после этих десяти отработанных дней Се Лянь может выходить только на четыре подряд — одна из привилегий больших сетей в том, что можно всегда заменить место работы у одного сотрудника на другое, и никто от этого не пострадает: все точки близки друг к другу. Сообщив Се Ляню это, а также то, что его рабочие дни теперь постоянно будут выпадать на воскресенье, понедельник, вторник и среду, Лин Вэнь радостно покинула кафе — больше дел у нее там не осталось, и она направилась в следующую точку, после которой наконец отправится домой, если не возникнет форс-мажоров. Се Лянь был рад тому, что смог это сказать. В конце концов, если денег все же не будет хватать, он может перейти обратно, едва ли ему не позволят — большинство работников общепита меняют расписание каждую неделю. На деле риск возникновения безденежья не был велик — последние три года у него просто бесконечно пополняются накопления на «черный день», которого Се Лянь уже и ждать устал. С ним часто происходят передряги, требующие впоследствии затрат — бесконечные драки его друзей, например, не всегда вспоминавших о материальной компенсации за свои свершения. Со своими накоплениями он может прожить фактически год, не работая вовсе, что уж говорить о сокращении рабочих дней. Как ни посмотри, он был до странного бережлив, несмотря на то, что рос в очень дорогой обстановке. Сейчас, рассуждая об этом, он чувствовал, будто бы обижает самого себя, работавшего на износ без особых на то причин, и задавался вопросом — «Зачем все это было?» «Да, поначалу у меня и правда не хватало даже на еду. Но всего за пару месяцев я перестал испытывать «нужду» в бóльших средствах, даже смог накопить на первоначальный взнос по ипотеке, пусть в итоге и выбрал аренду. Так почему же я, в самом деле, забросил и писательство, и выставки, и с каждым месяцем все меньше общался даже со своими немногочисленными знакомыми?..» Становилось стыдно не только перед собой, труды которого невольно обесценивались таким решением, но и перед Ши Цинсюанем, Фэн Синем и Му Цином. Почему он решился только после знакомства с Хуа Чэном? В голове вертелись мысли о том, чем же этот новый знакомый может отличаться от двух его друзей детства и одного друга, появившегося уже тут, в Шанхае, но успевшего стать не менее близким. Почему желание провести время с ними не вызывало у него желания меньше работать, а Хуа Чэн, едва появившись, дал ему повод решиться на этот разговор и вовсе переосмыслить свой подход к заработку средств на жизнь? Смена подходила к концу, и за очередным тихим звонком колокольчиков в кафе появился постоянный посетитель в красном пальто. У многих частых гостей были прозвища от персонала, и Хуа Чэн исключением не был. — Добрый вечер, гэгэ. «Постоянник Се Ляня». .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. Утро после рабочих дней никогда не казалось таким вдохновляющим и особенным. Хуа Чэн, на искреннее удивление Се Ляня, привносил в его жизнь много новых ощущений и эмоций, даже когда ни физически, ни электронно не был рядом. Он вновь проснулся раньше будильника, хотя уснул позднее, чем планировал, разговаривая с тем, с кем встретится уже через пару часов. Жое за ночь успела куда-то убежать с кровати, на которой уснула в один момент с хозяином, и Се Лянь, окончательно проснувшись, отправился на ее поиски, желая записать своему другу маленькое видео. Тот всегда был рад любому сообщению от Се Ляня, а от видео, на которые попадает хотя бы частичка лба парня, и вовсе переходил в состояние неописуемого счастья. И все же отправителю это было проще обосновать умилением от чудесной кошки. Жое была найдена на диване, укутанная клубочком прямо на шарфе, который Се Лянь забыл сложить в шкаф, вернувшись вчера с работы. Убедившись, что кошка в своем нынешнем состоянии — как и в любом другом, она всегда прекрасна, — действительно достойна видео, Се Лянь тут же снял его и отправил; камера при отправлении таких видео автоматически сначала снимала фронтальную, поэтому до переключения Се Лянь кратко улыбнулся, одними губами произнеся «Доброе утро!», не желая будить спящую красавицу лишними звуками. Спустя примерно минуту, проведенную хозяином кошки в бездумном любовании, на телефон поступил звонок. «Сань Лан ^^» — он наконец добавил такой же смайлик, что был у остальных его друзей и у некоторых коллег. По неизвестной Се Ляню причине именно в случае Хуа Чэна это казалось чем-то неловким. Возможно, из-за ненастоящего имени; хотя Се Лянь не знал, имя «Сань Лан» или «Хуа Чэн» было у его друга с рождения. Он ответил на звонок через примерно пять секунд, проведенных в осознании собственного пробуждения, успевшего покинуть его за то время, что он смотрел на Жое. — Доброго утра и тебе, гэгэ, — низким и чуть хриплым — возможно, от такого же недавнего пробуждения, — голосом поприветствовал Хуа Чэн, сопровождаемым звуками, напоминающими скворчащее масло. Се Лянь никогда не обращал внимания на голоса окружающих его людей, в особенности мужчин, ведь именно в женском голосе его обычно поражала возможность петь. Но голос, звучащий сейчас из динамика, завораживал и даже слегка отвлекал от темы. — Сань Лан, спасибо, что позвонил, — Се Лянь улыбнулся в пустоту, игнорируя тот факт, что его улыбку никто не сможет увидеть, — я был на грани того, чтобы вновь уснуть. — Я только рад помочь, — он слегка рассмеялся, пробуждая Се Ляня от очередной пелены сна. — Гэгэ, раз уж ты проснулся так рано, как насчет того, чтобы и встретиться пораньше? У меня все уже готово. — О… — протянул Се Лянь в ответ, — Думаю, раз уж ты меня все равно переоденешь, то особенно наряжаться мне не надо, а значит и времени особо для выхода не потребуется… — мысля вслух, он задумался над тем, что еще делает по утрам, составляя маленький список и в мысленном пространстве рядом с ним подсчитывая, сколько времени на утреннюю рутину уйдет. — Через сколько ты сможешь выйти? — будто бы читая мысли, спросил Хуа Чэн. — Я хотел бы за тобой заехать. — О, как здорово! Как раз думал посчитать, сколько мне ехать до студии, а тут такое удачное предложение… Я выйду минут через двадцать, — спустя несколько поездок на красивой машине Хуа Чэна Се Лянь постепенно переставал чувствовать неловкость от такого предложения: как он сам предполагал, углы сглаживало то, что оба они от этих поездок получали исключительно удовольствие. «А значит — смущаться нечего.» — заключил про себя Се Лянь. Но на первое предложение он отреагировал довольно резко: громко попросил друга ценить свое время и не тратить его на поездки туда и обратно. Хуа Чэн подтвердил, что приедет примерно через полчаса, и после еще пары малозначных фраз с каждой стороны на отвлеченную тему, звонок завершился. Се Лянь начал собираться, с опущенным взглядом думая о том, как придется потревожить Жое, чтобы надеть шарф, лежащий под ней. Спустя двадцать минут размышлений, параллельных умыванию, расчесыванию, зарядке и прочему, он разгладил шерсть кошки, и, поняв хозяина без всяких слов, Жое слезла с шарфа, недовольно промяукав-прорычав что-то на своем языке. Се Лянь с благодарностью посмотрел на нее, улыбнувшись, забрал шарф и отправился к выходу — Хуа Чэн должен был подъехать примерно через пять минут, и Се Лянь был бы рад провести это время, наслаждаясь воздухом. Ожидания оправдались, и успев подышать, совсем недавно проснувшийся Се Лянь увидел знакомую машину, приближающуюся к нему. Водитель аккуратно повернул машину так, чтобы пассажирская дверь рядом с ним оказалась прямо перед Се Лянем. Дождавшись полной остановки машины, он открыл дверь и радостно проговорил: — Снова привет, Сань Лан! — на имени его голос немного дрогнул, и сам Се Лянь не сразу понял, в чем причина. Не имеющий возможности оставить такое без внимания, Хуа Чэн протянул термос. — Гэгэ, айва с манго, не с персиком сегодня. Простишь? — Конечно прощу. Спасибо, Сань Лан, — Се Лянь улыбчиво взглянул на друга за водительским сиденьем. Забота со стороны стала приятнейшей частью его жизни, раз за разом становясь только значимей и делая Се Ляня только счастливее. Продолжая свои прежние рассуждения, он про себя произнес: «Может, такое различие Сань Лана с остальными связано с его заботой обо мне?..» — Всегда пожалуйста. Ты волнуешься? — вспомнив о дрогнувшем голосе, предположил Хуа Чэн, не давая собеседнику погрузиться слишком глубоко в рассуждения. Машина тем временем двинулась в сторону студии, пока не открывая Се Ляню новых пейзажей. — Немного. У меня не так много фотографий, а на съемках я и вовсе никогда не был… — за неимением других вариантов, он согласился, правда начав ощущать некоторый трепет. — Разве ты не говорил, что твой друг — модель? — уточнил Хуа Чэн, после чего добавил, — Как бы то ни было, гэгэ, я уверен, что ты будешь прекрасен и на фотографиях. — Конечно, ведь мой фотограф такой талантливый, — в шутку похвалил собеседника Се Лянь, щекоча все чувства того, с кем говорит. — Гэгэ, тут ты не прав, — неожиданно серьезно воспрепятствовал Хуа Чэн. — И в чем же? Не будет же Сань Лан утверждать, что он неталантлив? Я ведь видел твои работы, — с недоверием в голосе ответил Се Лянь. — Ты ошибся не в этом; я и правда неплохо фотографирую. Но моя уверенность в том, что ты будешь прекрасен на фотографиях заключается в том, что фотографии отражают объективную реальность, — лицо Се Ляня неконтролируемо покраснело, а бровь и уголки губ водителя приподнялись. Поездка продолжалась, и пассажира все больше смущало то, что пейзажи так и остаются знакомыми. Более того, путь в точности повторял тот, которым Хуа Чэн отвозил его с работы домой. Мучимый сомнениями, Се Лянь спросил: — Сань Лан, студия находится рядом с кафе? — Гэгэ почти угадал, — немного стыдливо протянул он в ответ, почесывая свободной от руля рукой затылок, — студия находится в том же здании, что и кафе. И… это не совсем студия. Это моя квартира. — А? Безмолвный вопрос оставался в мыслях и на устах Се Ляня вплоть до того момента, как двое не оказались у порога квартиры, столкнувшись с похожим чувством, что и почти две недели назад. Он был в замешательстве, и не совсем понимал, что и думать, невольно проведя в безмолвии всю оставшуюся до «студии» дорогу. — Гэгэ, ты не злишься? — С чего бы мне злиться? — отвлекаясь от собственных внутренних вопросов, ответил Се Лянь. — Я просто немного расстроен тем, что ты тратил так много времени на путь ко мне и обратно. — Мне только в радость тратить время на тебя. Кстати, гэгэ, у меня тоже есть кот, — сказал Хуа Чэн прямо перед открытием двери; стоило ей открыться, как из нее выбежал черный худой кот, намеревавшийся сбежать к лифту, но вместо изначальной точки назначения приземлившийся когтями прямо в ноги Се Ляня с шумными резкими мяуканьями, гораздо больше напоминающими собачий лай. Оставаясь за дверью, он молчал, не желая быть раскрытым, но стоило ему выбежать, как выполнение стеллс-миссии тут же сменилось на судорожный экшен. Пока тот повис на домашних штанах гостя, Хуа Чэн подошел к Се Ляню и снял кота, убеждаясь, что когти не проткнули ткань насквозь и не достигли кожи. — Его зовут Эмин. Он бешеный. Не заразный, если что, просто бешеный. — Приятно познакомиться, Эмин! — Се Лянь смотрел на кота, явно разочарованного то ли тем, что побег не удался, то ли тем, что не мог повисеть на новом знакомом еще немного дольше. Помимо яркого выражения на мордочке выделялось еще кое-что: левый глаз был закрыт довольно нелепо выглядящей на милом животном грозной повязкой. Указав взглядом на повязку, он спросил у Хуа Чэна: — Последствия активности? — Без понятия. Подобрал уже таким. Они вошли в квартиру, обставленную очень минималистично — с одной стороны, пространство казалось слишком пустым, с другой же — подходило под характер Хуа Чэна в некотором смысле. Удивляясь размерам, Се Лянь спросил: — У тебя фотостудия прямо в квартире? — Да, и арт-студия тоже есть. Извини за скучный интерьер. В мое оправдание: я недавно переехал, — Хуа Чэн поставил Эмина на пол, мигом ринувшись закрывать дверь, хотя тот уже не был намерен бежать никуда, кроме как на колени присевшего, чтобы снять обувь, Се Ляня. Тот с радостью принял теплоту черного кота, поглаживая того по спине. — Гэгэ так любит животных? — в его голосе звучала добрая насмешка, но чувствовалась и припрятанная в тоне ревность. — Обычно животные очень любят меня, и я привык отвечать взаимностью. Но не пугайся: не думаю, что Эмин полюбит меня больше, чем своего хозяина. Коты довольно верные! — Се Лянь медленно опустил жадного до внимания кота на пол и последовал вместе с ним за Хуа Чэном, неслышно пробурчавшим: «Я беспокоюсь совсем об обратном…» Несмотря на уничижительные комментарии владельца, квартира была очень красивой и, как ни посмотри, огромной при знании, что живет тут единственно Хуа Чэн. Одна только гостиная была по размерам сравнима с метражом всей квартиры Се Ляня, и пусть тот никогда не гнался за размерами, он не мог не подивиться. Пожалуй, вся квартира целиком, насколько он мог представить, была не меньше его дома в Пекине. На красном кожаном диване были аккуратно сложены несколько кофров, на верхнем из которых через прозрачный материал можно было увидеть очертания белых простых одежд. Предлагая фотосессию, Хуа Чэн спросил размеры Се Ляня, полученный ответ неизменно сопроводив комплиментами по поводу фигуры, будто бы не смутить лишним комплиментом модель — преступление особой тяжести. Отвлекаясь от нарядов, Се Лянь взглянул на стол, стоящий за диваном — он весь был уставлен закусками, а на плите, находящейся еще чуть дальше, сохранившейся теплотой и соблазнительным для неевшего с утра Се Ляня запахом отдавало некое горячее блюдо. — Я ведь так поторопил гэгэ, что он, наверное, и позавтракать не успел. Ты не будешь против совместного перекуса? — Какой же Сань Лан внимательный, — завороженно отметил Се Лянь, следом за фотографом-поваром проходя за обеденный стол. — Я с огромной радостью «за»! Перекусив рагу из-под руки Хуа Чэна и съев пару брускетт с томатами, Се Лянь решился спросить: — Сань Лан, мой друг-модель часто говорил, что перед съемками есть нельзя, и пару раз мне даже доводилось приносить ему перекусы, чтобы тот не умер с голоду после… Все будет в порядке? — Конечно будет. Слова твоего друга — правда, но это актуально для открытых нарядов и преимущественно для коммерческих съемок. С гэгэ я хочу просто поразвлечься, — с яркой улыбкой ответил Хуа Чэн, после чего не без серьезности добавил, — хотя я, безусловно, отнесусь к съемке максимально серьезно, — после чего вновь по-озорному улыбнулся, кладя в свой счастливо изогнувшийся рот канапе. — В таком случае, спасибо тебе еще раз за завтрак, — смотря на улыбку близкого друга, Се Лянь не мог сдержать ответной. Его будто бы заражали беззаботностью, стирая, пусть и временно, все беспокойство. — Я только рад, — сказал Хуа Чэн, после чего указал своему гостю на уборную, где тот мог бы переодеться, и подал Се Ляню тот кофр, что был увиден первым, с белоснежным ханьфу. — Пожалуйста, позови, если тебе понадобится помощь. И Се Лянь пошел в указанную комнату, вновь ощутив на время забытое смущение.