Терпкий

Се Лянь чувствовал через экран, насколько Хуа Чэну не понравилось отправленное им сообщение. Оно оставалось прочитанным в молчании со стороны получателя, и отправителю уже стало стыдно за его написание. «Сань Лан ведь… заботится обо мне. Сам ведь говорю, что влюбился, почему так отталкиваю его заботу?..» — задумался Се Лянь, поглощаемый смущением, но далеко не таким позитивным и милым, как то было все проведенное с Хуа Чэном время до этого. Откладывая разговор с самим собой уже десяток лет, за рефлексию длительностью поездки в метро он не успел понять себя, и едва ли ожидал от себя этого. Он начал стыдиться всего в себе еще сильнее прежнего, хотя все отчетливее чувствовал, что ему стоит просто снова отодвинуть все на задний план. Забыться в работе, перестать думать, жить, как в восемнадцать лет, даже наслаждаясь своей жизнью, искренне любя ее и ценя каждый момент. Вероятно, даже продолжая проводить время с Хуа Чэном, — если тот не оттолкнет его еще дальше, — дружить с этим удивительным человеком, умелым, тактичным и красивым, игнорируя собственные чувства, как делал то всю свою осознанную жизнь. Однако почему-то сейчас мысли об откладывании всего были не счастливой фантазией, а по-настоящему причиняли боль, практически физическую, отдающуюся ощутимым и съедающем здравомыслие комом в горле. Спустя примерно пять минут на включенном все это время экране вместо переписки с Хуа Чэном отобразился звонок от того же абонента. Се Лянь не успел осознать, как принял его — бессознательное желание услышать полюбившийся низкий тембр обессилено пустыми рассуждениями. — Гэгэ, привет. — прозвучал голос из динамика телефона, владельцу которого было трудно даже поднести устройство к уху. Услышав по громкой связи хоть что-то, помимо вдохов и выдохов хозяина, Жое потерлась об угол телефона, надеясь на ласку от говорящего. — Привет, Сань Лан. — ответил Се Лянь, стараясь сделать свой голос таким же дружелюбным, какой у него был обычно, но столкнулся с уже замеченным чуть ранее комом: голос обладал резкой хрипотцой, будто бы говорящий долго рыдал, хотя на деле тот даже не всплакнул. Лицо заметно покраснело, осознавая, что неподконтрольный голос разбил надежды на то, что собеседник ничего не заметит. — Прости… — начал Хуа Чэн, не понимая истинной причины хриплого голоса на другой стороне, — Пожалуйста, позволь мне приехать. — в свою очередь его голос изменился так, будто бы его обладатель поджал губы в страдальческом выражении, и выходил в трубку с маленьким едва заметным свистом. — Нет. — неожиданно резко даже для самого себя ответил Се Лянь. Очнувшись от краткого забытья, он добавил более располагающим тоном, по-настоящему искренне надеясь улучшить состояние друга на другой стороне трубки: — Сань Лан, пожалуйста, не приезжай. Съемка прошла отлично, не в ней дело! Мне понравилось провести с тобой день, просто мне немного поплохело, не вини себя. — он не только хотел, чтобы его собеседник так думал, но и сам хотел в это поверить; в особенности в то, что Хуа Чэну не за что испытывать вину, в то, что сам Се Лянь чувствует себя хорошо. Однако же немой вопрос о том, почему ему не стоит приезжать, так и остался висеть в воздухе над каждым из них. — Я просто не хочу утруждать тебя поездкой… — дополнил Се Лянь, надеясь, что настойчивость того, кого он честно считает своим другом, отступит от такого нелепого убеждения. — Хорошо. — отрезал Хуа Чэн, явно все еще желавший понять, что происходит с Се Лянем, но смирившийся с чужим нежеланием и уважавший решение дорогого человека. В тоне не было привычной уверенности или даже свойственной голосу озорливости и хитрости, Хуа Чэн будто бы поник, но преисполнился уважением к словам Се Ляня. — Пожалуйста, напиши мне, если станет хуже. Я правда прошу тебя. — Конечно. — он кратко ответил, боясь признавать свое бессилие в такой ситуации. Бегло проверив приложение будильника, он убедился в его верном назначении, и без сил уснул прямо на месте, спиной упираясь в жесткую дверь. .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. Телефон завибрировал по приказу будильника прямо в сжимающей его руке, быстро высвобождая из сна своего владельца. Се Лянь давно не спал так много — около тринадцати-четырнадцати часов подряд, — и потому чувствовал себя немного растерянно. Жое лежала рядом с ним на прихожем коврике, свернувшись в практически плоский круг, рука потянулась к ее гладкой, чуть запачкавшейся от ботинок хозяина белой шерстке машинально. Несмотря на долгое пребывание во сне, поглаживая мирно лежащую кошку, он едва не провалился в него снова, как вдруг из второй руки повторно прозвучала мелодия будильника. Се Лянь, понимая, что поставил всего два напоминания о том, что необходимо проснуться, думая о том, что обычно без проблем пробуждался и с первого раза, решил встать так резко, как только мог, и, едва не упав прямо на дверь, побрел на кухню. Для таких неординарных случаев, у него был растворимый кофе дома: форс-мажоры с необходимостью насытиться кофеином происходили в худшем случае раз в месяц. Он очень не любил его вкус, но заваривал, смешивая с молоком, сливками и сахаром, когда понимал, что не выдержит без кофеина и часа. Глотнув кофе, Се Лянь принял решение выкупить какой-нибудь из сиропов в его кафе по оптовой стоимости, ведь даже раз в месяц пить что-то настолько горькое казалось пренеприятнейшей перспективой. И все же кофеин себя оправдывал — не успел Се Лянь и допить содержимое своей маленькой чашечки, как ощутил себя гораздо более бодрым. Жое, дождавшаяся полного пробуждения хозяина, наслаждалась завтраком, в то время как Се Лянь не мог отказать себе в удовольствии любоваться ей. Белая кошка невольно напомнила о его вчерашнем одеянии, исполненном исключительно белой тканью. Понимая, что погружаться в воспоминания о вчерашнем он не хочет до поры до времени, Се Лянь решил собираться поспешнее. Он как раз немного задерживался относительного своего привычного графика сборов из-за расчета, что проснется с первого же звонка будильника. Надев коричневые джинсы и белую футболку, чтобы точно не затмевать прекрасного Ши Цинсюаня даже в гримерке, он быстро умылся и направился наружу, одарив Жое еще несколькими тоскующими взглядами и короткими, но чувственными объятиями. Мягкие лапы забрались на плечи хозяина, обдавая его сознание горестным ощущением снова. «Как вчера.» Се Лянь снова спускался по лестнице, как то обычно и делал, мимо почтовых ящиков. Безопасности ради он всегда оглядывался на ящик с номером его квартиры, хотя ни разу ничего незапланированного там не обнаруживал — все счета, если те и доставлялись физически на почту, приходили строго в указанный день. До этого момента: сейчас из маленького отверстия выглядывал красный лепесток. Резко даже для самого себя Се Лянь свернул к почтовому уголку, доставая из кармана ключи с подаренными брелоками. В ящике лежал один красный цветок. «Альстромерия.» — узнал Се Лянь, в детстве увлекавшийся гербариями, ботаникой и флориографией. Сейчас знания о последнем захотелось стереть, как бы он ни ценил эрудицию и знания обо всем на свете. Се Лянь взглянул на время: ускорившись во время сборов, он вышел за пятнадцать минут до крайнего времени, и успевал подняться, чтобы поставить цветок в стакан, чтобы тот не умер. Взяв альстромерию в руку, он обнаружил под ней записку с довольно большим количеством неизвестных Се Ляню символов. Предположив, что это какой-то шифр, и не имея при этом никакого желания разгадывать ребусы, он положил записку во внутренний карман, быстро забежал в квартиру, поставил цветок в высокий стакан, наполненный водой, и наконец окончательно вышел. .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. — А-Лянь! — раздался яркий возглас, стоило Се Ляню оказаться в гримерке самой дорогой модели сегодняшнего показа. Людей там было немного: лишь одна визажистка и два стилиста. Гораздо больше пространства занимали все объемные костюмы, которым сегодня предстояло быть показанными впервые. Се Лянь старался не смотреть на пестрое множество тканей и других материалов, желая сохранить себе интригу. — Я так соскучился по тебе, ты не представляешь! Ой, чего Вы отстранились? — обратилась модель к девушке, элегантно державшей кисть с неизвестным Се Ляню материалом. — С макияжем же все в порядке?! Ши Цинсюань, сидящий перед большим зеркалом, увешанном фотографиями, взял маленькое ручное зеркальце и принялся рассматривать отражение, выискивая возможные проблемы сам. Несмотря на то, что тот был большим любителем поговорить даже во время нанесения макияжа, красоту своего образа он не мог позволить нарушить никаким обстоятельствам. Визажисты, работающие с моделью, уже привыкли к такому серьезному и порой излишне дотошному отношению, и с радостью правили макияж такого жизнерадостного парня, пока тот не будет доволен. — Я тоже очень соскучился, Цинсюань. — размеренно ответил Се Лянь, присев за свободным стулом чуть поодаль от зеркала, не желая мешать работникам сферы красоты, надеявшимися сделать показ максимально запоминающимся и красивым. Его роль «моральной поддержки» во многом заключалась в том, чтобы просто быть поблизости. Многие истории их дружбы были связаны с тем, как Се Лянь помогал Ши Цинсюаню в самых отчаянных обстоятельствах, и если сам Се Лянь называл себя «вестником проблем», жизнерадостный оптимист заверял, что у мужчины «ореол решения всего». Быть рядом с Ши Цинсюанем в самые важные моменты его карьеры стало маленькой традицией, которая не нарушалась даже несмотря на то, что последние годы в ней не было и намека на какие-либо проблемы. «Просто быть рядом» выполняло в глазах Ши Цинсюаня не только роль оберега, и о второй цели знал и сам Се Лянь. Пожалуй, весь мир без преувеличения знал о влюбленности Ши Цинсюаня в популярного фотографа Хэ Сюаня. С ним молодая модель познакомилась еще до приезда Се Ляня в Шанхай, и примерно три года назад Ши Цинсюань поделился со своим оберегом «ужасающей» — цитата объявляющего — ситуацией: он влюбился в своего лучшего друга. Се Лянь так толком и не понял, как тот осознал свою влюбленность, но неделю спустя он во всеуслышание своих соцсетей объявил Хэ Сюаня своим парнем. И второй целью популярной модели было именно вызвать в своем возлюбленном хотя бы капельку ревности или вообще любую визуально проявившуюся эмоцию. Смущало всю общественность только одно: Хэ Сюань никогда эти отношения не подтверждал, а на всех публичных мероприятиях особой ласки к младшему Ши не проявлял, к старшему же и вовсе был особенно враждебен. И все же сомнения в подлинности были излишни, ведь совместные фотографии пары продолжали без перерывов публиковаться в каналах связи Ши Цинсюаня; спустя время молчаливость Хэ Сюаня стала просто поводом для шуток в фандоме модели и среди его друзей. Макияж закончили, и лицо Ши Цинсюаня наконец-то было вызволено из оков вынужденной неподвижности: — А-Лянь, думаю, мне стоит поблагодарить тебя. — произнеся это первым после молчания, он встал и позволил стилистам делать свою работу. — О? — удивился Се Лянь. — Я не буду против, но что же ты имеешь в виду? — Из-за мыслей о твоей великолепной новости мне снились прекрасные сны, и сейчас я не только бодр благодаря этому, но и экстремально вдохновлен! — поворачиваясь одной головой к Се Ляню, улыбнулся Цинсюань. — Ух ты… — выдавил радость бариста, не желая продолжать тему слишком явно. Находящиеся в гримерке — самые активные сплетники всего модельного бизнеса, получающие с продажи информации даже больше, чем с работы со знаменитостями. — Ты ведь понимаешь, что мы обязаны сегодня забрать Жое и устроить ночевку у меня? Мне нужна полная история! — Ши Цинсюань с изрядным вдохновением воображал, как же могла произойти первая влюбленность в жизни его старого друга, но не мог стерпеть бессмысленные гадания: будучи любителем сплетен, он без всякой иронии больше всего ценил правду. — Звучит прекрасно. Правда, не уверен, что осилю массаж. — честно признался Се Лянь, вспоминая их прошлые ночевки. — Тогда оставлю это на завтрашнее свидание с Хэ-сюном! — заулыбался ярче прежнего Ши Цинсюань, параллельно выполняя поручения подслушивающих стилистов. Если в случае Хуа Чэна работники-сплетники были причиной приостановить пыл, то в случае Хэ Сюаня они только раззадоривали. Казалось, стоило модели случайно вспомнить о своем парне, как вся атмосфера вокруг него становилась еще радостнее и счастливее. Появление рядом с ним Хэ Сюаня к смешному совпадению приводило к совершенно обратному, хотя сам Ши Цинсюань, конечно, становился только счастливее. Спустя еще парочку бессмысленных, но оттого не менее радостных и ценных для друзей фраз, переброшенных Се Лянем и моделью, последнего забрали в основную гримерку для выступающих на показе, а сопровождающего попросили выйти в общий зал, где только начинали собираться приглашенные гости и купившие на представление билет. Се Лянь ожидал обнаружить несколько уже увиденных прежде лиц, но не ожидал от себя, что сможет их вспомнить или как то иначе осознать, кем тот или иной человек является. Однако реальность не переставала удивлять — в углу просторного зала с подиумом классической формы стоял кудрявый коллега Се Ляня. «Как же тесен мир…» По странному совпадению, именно в тот момент, когда Се Лянь взглянул в его сторону, Цюань Ичжэню тоже посчастливилось увидеть коллегу. Он резко обернулся к тому, с кем вел диалог, получил ответ и поджал губы в недовольном выражении. Казалось, собеседник ему в чем-то отказал, но стоило ему увидеть выражение лица Цюань Ичжэня, как он устало кивнул и последовал за ним. — Се-сюн, я уже давно хочу вас познакомить! — весело пролепетал улыбчивый бариста, приблизившись к Се Ляню. За собой, взяв за руку, он вел довольно красивого, но в целом мало чем примечательного парня в костюме с футболкой под ним, причем все черное без каких-либо изображений или узоров. — Привет, Цюань-эр! Вот так неожиданная встреча. — сказал он, а затем обернулся к приведенному насильно юноше. — Меня зовут Се Лянь, мы с вашим другом работаем в одном кафе. — Шисюн, слышишь, мы похожи на друзей! — радостно заявил очень странную вещь Цюань Ичжэнь, пробуждая в человеке в черном нескрываемое желание ударить, пусть не стремившееся к воплощению. Се Лянь в непонимании контекста решил проигнорировать. — Приятно познакомиться, меня зовут Инь Юй. — проигнорировав прошлое высказывание, поприветствовал юноша. Се Лянь столкнулся с ощущением, что где-то уже видел упоминания этого имени, но понимая, что находится в зале, где уже виделся с по меньшей мере половиной, но никого из присутствующих в жизни не опознает, смирился с неприятным ощущением недосказанности. — Мы с шисюном раньше учились в одной школе. Шисюн очень крутой! Я хотел вас познакомить, потому что Се-сюн тоже очень крутой. — Се Лянь был невероятно удивлен разговорчивостью коллеги, который обычно был раздраженно-молчалив, напару поражаясь и его памяти: оказывается Се Лянь, сам того не замечая, за месяц работы успел несколько раз «спасти жизнь» Цюань Ичжэню, о чем тот с радостью рассказал, и, судя по выражению лица третьего в их компании, этот рассказ был выслушан им далеко не впервые. Гостей становилось все больше, и Инь Юя, как показалось, кто-то позвал обратно в угол зала. Цюань Ичжэнь кратко попрощался со встреченным коллегой и побежал за другом. Заиграла тихая мелодия, и близился выход ведущих, среди которых был один явный шоумен, и двое модельерок, создававших образы для показа. Все трое были французами, и по-китайски не разговаривали, поэтому завораживающую красотой речь Се Лянь, как и большинство сидящих в зале, воспринимал лишь как дополнение к музыке, не наполненное осмысленностью. В ожидании объявления о начале главной части, в которой принимал участие Ши Цинсюань, парень невольно вернулся к воспоминаниям об утренней записке, которую не понимал равно так же, как и речь, слышимую сейчас. Не позволяя зрителю уйти слишком глубоко уйти в мысли, ведущий шоумен заявил явно заученную фразу на ужасном китайском, объявляя начало показа. Судя по программкам, которые получили все гости, шоу делится на четыре части. Когда Се Лянь спросил, в какой части сможет увидеть Ши Цинсюаня, тот почти обиженно ответил: «Разумеется, во всех!» И обманывать Ши Цинсюань никогда не любил: первую же часть его стройная впечатляющая фигура открывала ярким костюмом, похожим на тот, в которых выступают гимнастки. За ним выходили с равным промежутком другие модели, разных комплекций, пола и расовой принадлежности. Последнему Се Лянь удивился — пусть основной язык мероприятия и французский, он не ожидал увидеть кого-то не из Поднебесной. Хотя остальное он тоже принял не сразу: будучи консервативно воспитанным, Се Лянь, пусть никогда и не демонстрировал предрассудки, какое-то время их имел. Он предполагал, что именно Ши Цинсюань лишил его как минимум части из них, а остальное отвалилось с помощью жизненного опыта ввиду непрактичности. Представление продолжалось, и в каждой части программы Ши Цинсюань выходил минимум два раза под громкие овации его многочисленных фанатов, прибывших посмотреть исключительно на него и, может быть, на Хэ Сюаня, который тоже был приглашенным гостем и скорее всего стоял где-то вдали. Се Лянь был одним из таких фанатов, обычно приходя исключительно ради друга, но с осознанием своей горестной влюбленности он неожиданно для самого себя стал проявлять интерес и к чужим отношениям. Когда Ши Цинсюань в очередной раз покинул подиум, чтобы вскоре вернуться в новом впечатляющем образе, Се Лянь буквально почувствовал совершенную им ошибку: у бедра завибрировал телефон. Он не выключил уведомления. Надеясь, что Ши Цинсюань не успеет появиться настолько быстро, он открыл экран и увидел то, что хотел меньше всего, в то же самое время бывшее тем, на что он более всего надеялся. Сань Лан ^^ гэгэ, как ты? Будто бы увидев реакцию Се Ляня вживую, — рука припала ко лбу в уставшем выражении, а глаза закрылись, — Хуа Чэн спустя секунду добавил. Сань Лан ^^ прости. Получивший извинения почувствовал себя более уязвленным, чем за всю жизнь до этого. В голове проносились яркие картинки всех его взаимодействий с Хуа Чэном, и даже желание закопать свою влюбленность игнорированием не могло заставить Се Ляня забыть. Он переименовал собеседника и наконец ответил.

Вы

Привет, Сань Лан

Все хорошо

Кстати, цветок от тебя?

Сань Лан <3 я рад!!! да. гэгэ знает язык цветов?..

Вы

Ха-ха, да! Мне жаль, что тебе показалось необходимым подарить цветок, чтобы обозначить нашу дружбу

Сань Лан <3 я не совсем это имел в виду боюсь не суметь подобрать удачнее в следующий раз подскажешь? :) Се Лянь хотел, чтобы Хуа Чэн подарил ему цветы. Любые, кроме тех, что в своем значении имеют дружбу, хотя даже такие он примет с удовольствием и, как бы ни страшился признавать, любовью. Но дождаться ответа Хуа Чэн не смог: прошло достаточно времени для переодевания, и Ши Цинсюань вышел на сцену в новом невероятном костюме, знаменуя своим появлением начало четвертой и заключительной части. В этом образе модель вышла на высоких каблуках, и Се Лянь, обратившись в параноика, переживал, как бы его друг не упал. Сам Ши Цинсюань не раз рассказывал, как заканчивались карьеры моделей на подиумах, и среди таких историй было до ужаса много тех, что повествовали именно о случайных и непредсказуемых падениях. Что удивляло Се Ляня более всего: для краха жизни не обязательно даже упасть на самом выступлении, достаточно было лишь оступиться на репетиции, чтобы агентство решило тебя забраковать. Ши Цинсюань не был одним из тех, кто наслаждается нечаянно упавшей славой и ничего не делает: он работал постоянно, улучшая свои навыки и внешний вид. Ходьба на каблуках, даже с экстремальным подъемом, не была для него испытанием ни при каких условиях. Аплодисменты вокруг объясняли, что не только модель, но и образ на ней был чарующе прекрасен. Его фанаты и в целом сообщество индустрии красоты любило его не просто так. Ши Цинсюань был воплощением «народной звезды». В отличие от многих моделей, он пробивал себе путь во всех доступных сферах: и в фото-моделинге, и на подиуме, и даже активно пробивается в киноиндустрию. Се Лянь завороженно наблюдал, как Ши Цинсюань выходит на край подиума, максимально приближаясь к гостям. Остановившись, он улыбнулся и подмигнул, что за его путь модели успело стать визитной карточкой последних завершающих выходов. Заметив знаковый жест, весь зал разразился еще большими овациями, кто-то даже встал, в то время как Се Лянь смог уловить надеющийся взгляд, направленный к выходу: там стоял Хэ Сюань, решивший выйти сразу после последнего выхода парня. Обратив внимание на неприметную фигуру в черном, Се Лянь заметил еще одну, тоже знакомую, тоже черную, тоже неприметную — Инь Юя, и даже немного опасался неловкости, ведь тоже планировал уйти, но тот, кажется, был коллегой или подчиненным Хэ Сюаня, и вышел вслед за ним, пусть и успел пересечься с Се Лянем взглядом. Тот, избавившись от возможности попасть в неловкую ситуацию, спокойно направился к выходу. Проходя сквозь толпу смотрящих на моделей людей, Се Лянь аккуратно пробирался к выходу, надеясь, что Ши Цинсюань понял его намерение и выйдет из гримерки раньше. После показа им еще предстояло провести томительную вечность в зале с различными акционерами, инвесторами, меценатами и другими спонсорами всего мероприятия. Се Лянь оказался приглашенным и туда, как «плюс один» Ши Цинсюаня, хотя не очень хотел приходить. На деле основная масса выступающих моделей не приходила на такие вечера, но Ши Цинсюань по обыкновению предпочитал участвовать во всем, в чем можно. Ожидания Се Ляня оправдались, и его друг, с непонятной никому скоростью успевший переодеться в строгий, идеально подшитый классический по фасону, но исполненный в нежном розовом цвете костюм, уже стоял в общем коридоре рядом с замеченным ранее Хэ Сюанем. — А-Лянь! — в полтона воскликнул Ши Цинсюань, стоило ему увидеть Се Ляня. Его спутник в черном обернулся и, увидев, что его парень не бредит, и к ним взаправду кто-то приближается, повернулся обратно, спустив руку с чужой талии себе в карман брюк. — Рад встрече! — сказал Се Лянь, повернув голову к Хэ Сюаню, на что тот быстро кивнул. — Мы тут о брате разговариваем, — пояснил Ши Цинсюань. Его брат — Ши Уду, — один из тех бизнесменов, что с «серьезными лицами говорят о своих серьезных делах», как выражался младший Ши. Ши Уду занимался предпринимательством, в основном связанным с перепродажей, постройкой, арендой и ремонтом яхт разного назначения и вида — даже парусных. Ши Цинсюань продолжил, — он не приехал. Видимо, прознал, что Хэ-сюна пригласили! — он весело рассмеялся, толкая локтем в бок своему парню. — У твоей разговорчивости, оказывается, и плюсы есть. — сухо отметил Хэ Сюань. Именно Ши Цинсюань где-то проболтался о безмерной ненависти фотографа к Ши Уду, проскользнуло даже то, что Хэ Сюань изначально сблизился с младшим братом лишь для того, чтобы навредить старшему. Подробности, благо, раскрыты не были, как и какие-либо доказательства. Многие издательства, поняв, что самого Ши Цинсюаня ситуация никак не трогает, забросили эту тему, упоминая лишь косвенно. — Хэ-сюн, тебе полагается считать, что все во мне — сплошные плюсы! — наигранно обиженно высказал Ши Цинсюань, после чего обернулся к другому собеседнику. — А-Лянь, пойдем? — А? Куда? — озадаченно спросил Се Лянь. — Показ ведь не закончился, спонсорская «вечеринка» начнется в лучшем случае через ча-… — Ты серьезно предлагаешь мне пойти куда-то, пока у тебя есть новость буквально вселенского масштаба? Нет уж, мы с тобой идем забирать Жое, а потом ко мне домой за запасами вина. — перебил Се Ляня модель, не скрывающий желание похвастаться своей коллекцией. — Ух, так гэгэ не останется? Се Лянь обернулся, сразу же узнав нарочито обиженный голос. — Сань Лан?.. «Так он не «будто бы увидел», он правда увидел…» — вспомнил их недавнюю переписку Се Лянь. Ши Цинсюань, казалось, на секунду провалился в безмолвное, шипперское наблюдение, но не желая раскрывать друга раньше времени, заговорил: — Верно, господин Хуа. Я краду вашего «гэгэ» на всю ночь! — рассмеялся он, обхватывая своего низкого друга за плечи. — О? — произнес Хуа Чэн, после чего кинул на напарника по профессии в черном недоумевающий и даже немного раздраженный взгляд. Хэ Сюань в ответ отвернул голову в сторону. — А что, Вы хотели бы…- Се Лянь не любит затыкать людей, но ситуация иного метода борьбы не предполагала. Он уперся локтем в почки Ши Цинсюаня, убеждая хранить молчание. — Сань Лан, не ожидал тебя здесь увидеть. — в качестве отвлечения заговорил он, только потом поняв, что именно Се Лянь на таком мероприятии наиболее неожиданное лицо. — Инь Юй сообщил мне, что видел тебя выходящим из зала, вот и вышел тоже. — улыбнулся Хуа Чэн, придвигаясь чуть ближе. — Инь Юй? — Мой ассистент. Он сказал, что вы познакомились до начала показа. — Все так. Я просто не ожидал, что он как-то связан с тобой… — пояснил Се Лянь, и правда не ожидавший связи Хуа Чэна и Инь Юя. Но вдруг в голове возникло осознание: он мог понять, и для этого даже не пришлось бы сильно напрягаться. «Это ведь ты издеваешься над шисюном?» — возник в голове голос Цюань Ичжэня. «Шисюном», о котором тот говорил, наверняка был Инь Юй, а Хуа Чэн — издевающимся начальником. «Получается, он понял, кем является Хуа Чэн, даже раньше меня самого, общавшегося с ним так долго и часто...» — позволил себе немного ревности Се Лянь, прежде чем вернуться в разговор. — Извини, Сань Лан, меня и правда планируют украсть. — Не планируют, а крадут сиюминутно! — воскликнул Ши Цинсюань, отодвигая Се Ляня от Хуа Чэна чуть подальше. — Нам нужно спасти Жое из плена одиночества, господин Хуа. Оставляю для Вас Хэ-сюна, не скучайте! — продолжил он, а затем утянул друга за собой к выходу. Как оказалось, личные вещи Ши Цинсюаня уже кто-то собрал и положил в машину, в то время как костюмами по обыкновению занимались стилисты или даже уборщики, но точно не сами модели. Поэтому он вместе с Се Лянем без всяких беспокойств отправился к Жое. Ши Цинсюань очень любил эту милую кошечку, и еще больше любил то, как она взаимодействует с совсем маленькой пятимесячной болонкой самой модели. — Они с Рыбкой должны подружиться так же, как и мы с тобой! — утверждал Ши Цинсюань каждый раз, когда речь заходила об их домашних животных, что сделал и сейчас, когда увидел изящную кошку на заднем сиденье своей машины. Жое очень послушная и спокойная, когда это нужно, поэтому ее можно было спокойно переносить на руках — хотя, разумеется, только Се Ляню. Жое вела себя спокойно всю поездку. Пока рядом Се Лянь, и пока она сыта, ей не были свойственны никакие переживания — она в полном умиротворении намывала шерсть или просто гуляла по белому салону. Спустя полчаса кошка и двое друзей оказались в квартире одного из них. Рыбка маленькими лапками шагала вокруг смирно сидящей кошки, а Ши Цинсюань достал два бокала. — Что ж, мой дорогой друг, — начал он, доставая из винного холодильника, какой используют в больших ресторанах, бутылку красного вина. — Италия нам в помощь! — Ши Цинсюань рассмеялся, достал из ближнего ящика нарзанник, и меньше чем за пятнадцать секунд открыл бутылку. — Рассказывай, А-Лянь, как ты влюбился в Хуа Чэна и почему вообще переживаешь, если он явно не против?