Терпкий

Разговор предстоял трудный и при этом занимательный. Се Лянь был намерен вытащить из самого себя как можно больше подробностей как объективно произошедших событий и взаимодействий, так и субъективно воспринимаемого им контекста. Ши Цинсюань же хотел узнать как можно больше и сделать как можно более точные выводы; своими силами или с помощью карт. — История… долгая, — опустив голову вниз, сказал Се Лянь. — Сейчас всего четыре часа дня, не выдумывай! — возмутился собеседник, после чего сделал первый за вечер глоток вина. — Мы не просто так пропускаем вечеринку, А-Лянь! — Мы знакомы не так давно. Он зашел в кафе, попросил меня налить мой любимый кофе…- — Да ну? Не ожидал от Хуа Чэна такой открытости. Я читал кучу слухов о том, что раз он не заинтересован в женщинах — значит гей и боится сознаться, — задумчиво, но все так же быстро произнес Ши Цинсюань. — Такие слухи я сразу в комментах помечаю словом «брехня». Кто бы мог подумать, что стоит появиться нужному человеку, как он сразу обернется самым гейским геем из возможных. — По-твоему, легкий флирт с бариста — признак гомосексуальности? — с сомнением спросил Се Лянь, не понимая основную суть всего монолога Ши Цинсюаня. Его мир и мышление кардинально отличались, и, можно сказать, именно из-за этого они сегодня и разговаривают. «Как можно судить об ориентации человека по таким незначительным вещам?» — рассуждал Се Лянь, на деле полностью понимающий, что хотел бы верить в гомосексуальность Хуа Чэна и сам. Точнее, хотел бы верить в его заинтересованность конкретно в себе. — Человек познается во флирте! — парировал он, глотнув еще бордовой жидкости из бокала. — И почему же сразу гомо? Может и би, но вряд ли «гитары» стали бы так делать, — Ши Цинсюань кратко хихикнул, а потом в наигранном, пусть и не безосновательном, сомнении свел брови вместе. — Так что ты ответил? — Ну… — Се Лянь, вспоминая, возвратил себе то смущение, что испытал тогда, причем в многократном размере, — теперь он был еще и влюблен в этого смущающего человека. — Я сказал, что не пью кофе… — Что?! — возмутился собеседник, окрасив лицо выражением, наполненным одновременно и удивлением, и неприязнью. — И предложил чай! — оправдался Се Лянь, в страхе столкнуться с криком друга. — Фух… — Ши Цинсюань выдохнул. — Клянусь, если бы ты просто отказал ему, я бы умер на месте. — Он согласился, в общем… Се Лянь рассказал, как видел все их взаимодействия. Упомянул каждое предложение купить перекус уходящему со смены Се Ляню; каждую выпитую айву с персиком; каждый раз, когда Хуа Чэн, живущий в том же доме, посвящал не меньше двадцати пяти минут своего вечера тому, чтобы проводить бариста до метро. Рассказывая все это, Се Ляню даже начало казаться, что в него влюблены не меньше, чем он сам, и, как оказалось, с этим ощущением столкнулся и слушатель. — Слушай, А-Лянь… — начал Ши Цинсюань, раскручивая в бокале вино и наполняя его кислородом, — я, конечно, ожидал твою историю влюбленности, но то, как Хуа Чэн, будучи грозой чуть ли не всех сфер искусства, бегает за тобой, словно влюбленная старшеклассница, даже веселее. Не знай я тебя так долго, решил бы, что ты придумываешь! — он рассмеялся и отпил из раскручиваемого ранее бокала. — На глупую старшеклассницу больше похож я… — устало выдохнул Се Лянь, взяв свой бокал за ножку и обернувшись взглянуть на два белых комочка, лежавших на мягком диване мятного цвета. Заправив выпавшую прядь за ухо, он сделал маленький глоток. — Я сказал «влюбленную», а не «глупую». В твоем рассказе влюбленностью с твоей стороны вообще не пахнет, кстати. А вот глупостью может немного и да… — отметил младший Ши, взяв с кухонного стола еще одну бутылку и начав ее открывать. — Я и правда дурак. Я даже не знаю, когда… начал влюбляться в него. Просто как-то так вышло, что я взял и осознал. Даже не представляю, что привело меня к этой мысли… — он вдохнул поглубже, стараясь собраться с мыслями. — Мне хочется верить, что он и правда влюблен в меня, но он довольно явно мне отказал. — Что?! — повторил со все тем же выражением возмущения и негодования Ши Цинсюань. — Ты что, думаешь, что он из тех, кто флиртует, а потом типо: «Ой, ты что, подумал, что я тебе нравлюсь? Извини~!»? Такие люди в обществе не выживают, А-Лянь, а уж тем более не становятся популярными вне рамок каких-нибудь треш-шоу. — Возможно, это все просто не было флиртом… — Се Лянь сделал еще один глоток и опустил голову на предплечья. — Да ну? Если это не флирт, то я не самая популярная модель Шанхая, дорогой друг. — Я ведь не могу тебе беспристрастно донести его поведение, — объяснил Се Лянь. — возможно, я воспринимаю и доношу тебе как флирт то, что им не являлось! — Не представляю, как в твоей девственной головушке могло появиться нечто подобное. И все же, с чего ты решил, что он тебе отказал? Он и сегодня явно был бы не против, отмени ты все планы со мной и отправься с ним целоваться под снежными хлопьями, — без капли иронии отметил Ши Цинсюань, искренне не понимающий, откуда взялось столь стойкое убеждение друга. — Сегодня утром я обнаружил в почтовом ящике альстромерию, — Се Лянь шумно выдохнул, вновь зарываясь в собственные объятия от стыда. — Будь здоров. — Сань Лан подтвердил, что это от него! — поднял голову бариста, едва повысив голос. Волосы из кички окончательно выбились, и та развалилась, обрамляя мягкие черты лица. — Я вообще не понимаю, он тебе астрономический учебник прислал? — Ши Цинсюань поднял брови в недоумении. — Нет, альстромерию! Это цветок такой… — Погоди-погоди! — доливая из бутылки итальянскую гордость, прервал объяснения модель. — У меня большой опыт свиданий, и, позволь заметить, ни разу! — он вздохнул, — Ни разу мне не дарили цветы, отказывая в симпатии. — Все дело в цветке! — покраснев, под нос пробурчал Се Лянь, при этом сохраняя громкость в голосе. — Смотри. Он достал телефон, и написал в поисковой строке: «Альстромерия язык цветов». Высветилась надпись: «На языке цветов альстромерия символизирует дружеские, приятельские отношения, не имеющие романтического подтекста. Принято считать, что эти цветы приносят удачу, процветание и богатство.» — То есть ты считаешь, что он подарил тебе цветок, чтобы сказать, что вы хорошие друзья? — с огромным сомнением в голосе спросил Ши Цинсюань, держа телефон друга в руке. — Ну ты же не хочешь сказать, что человек, в чьем псевдониме есть слово «цветок», дарит цветы, не зная их истинного значения? — Се Лянь сделал глоток несколько больше предыдущих двух и закашлялся. — Именно это я и хочу сказать! — Ши Цинсюань перебежал на другую сторону стола и пару раз хлопнул собеседника по спине. — Во-первых, «Хуа Чэн» может быть именем, а не псевдонимом, и едва ли данное родителями заставит выучить всю эту муть. Во-вторых, господи-прости, не бывает такого! — гневно разразился Ши Цинсюань. — Рассказывай, почему он вообще положил тебе цветок? Почему не передал сам? Что произошло «до» и «после» дарения? — Вчера я снимался у него в квартире… Он предложил мне стать моделью, я уже и не помню, как… Поэтому я, кстати, думаю, что вся его милость могла быть желанием расположить меня на съемку, а не флиртом! — оправдывал себя Се Лянь, пока друг пополнил его бокал. — Ага, скажешь тоже. Допустим, так. И зачем ему понадобилась непрофессиональная модель, держащаяся в кадре не лучше десятилетнего ребенка, впервые оказавшегося на школьной фотосессии? — сидящий напротив немного обиженно взглянул на говорящего. — Продолжай. — Все проходило хорошо, мне очень понравилось, и в конце он меня обнял…- — Ну! Се Лянь, он обнял тебя! — Да! Он обнял меня, и я понял, что он мне нравится, и что я в этих объятиях не хочу видеть ни чего бы то не было дружеского, ни рабочей благодарности, ни вообще чего-либо, кроме… не знаю, чего, — набрав темп речи даже больший, с коим обычно говорил Ши Цинсюань, Се Лянь быстро сбросил его до полного молчания и недолгой паузы. — И, в общем… когда я понял, решил сбежать. — Ага. Понял. Ши Цинсюань погрузился в молчание. Встав из-за стола, он подошел уже к другому холодильнику, доставая оттуда новую бутылку. Се Ляню удалось на этикетке разглядеть надписи «2010» и «Красоты Франции». Поставив на стол, и дав другу увидеть еще большие странности этикетки — курицу и петуха на ней — Ши Цинсюань достал два новых бокала, немного отличавшихся размером и формой. — Розовое, сухое, — продиктовал он, будто профессиональный сомелье. — Что же выходит. Твой Сань Лан подумал, что тебя обидели и испугали его объятия, дали повод предположить, что он в тебя влюблен и, быть может, использует, — Се Лянь в непонимании смотрел на друга. — И в качестве извинения, он решил подарить тебе цветок, мол, смотри, я друг тебе, — Ши Цинсюань медленно наполнил свой бокал, делая краткую паузу. — Или! Решил, что ты сбежал из неприязни к его явно романтическому жесту, подложил цветок, намекая, что согласен и дружить с тобой, раз уж к таким объятиям не готов, — взяв бокал за ножку, Ши Цинсюань протянул его прямо к лицу Се Ляня и нахмурил брови. — Какого цвета был цветок? — Красный… — Бинго! Даже я знаю, что это цвет страсти. Вы просто оба нереально влюбленные дурачки! Со временем друзья пересели на диван. Ши Цинсюань продолжал убеждать давнего друга во взаимности его чувств, а Се Лянь не мог поверить в это, считая это счастливой фантазией, в которую и до́лжно погрузиться, распивая вкусное вино. И о которой стоит тут же забыть, после счастливого сна протрезвев. Со стола послышался звук уведомления. — А-Лянь, это твой! — сказал Ши Цинсюань, помахав перед своим покрасневшим лицом телефоном. Се Лянь встал с дивана, подарив Жое несколько поглаживаний, а после подошел к столу и включил телефон. Открыв уведомление, он устало застонал, а краснота на лице стала пробираться наружу, несмотря на малое количество выпитого. Сань Лан <3 гэгэ, как ты? Одурманенный бариста, несмотря на сохранение сознание, очень хотел тут же исчезнуть, отменить прочтение и забыть, вновь погружаясь в счастливую градусную фантазию о взаимности своих чувств. Сложно было утверждать, что он абсолютно пьян после половинки бокала розового и пары глотков красного вина, но смущение одолевало заметно сильнее прежнего, заставляло хотеть окунуться глубже в алкоголь, а оттуда — в сладкие мечтания.

Вы

Сань Лан, все здорово! ^^

Сань Лан <3 это радует :) мм… а гэгэ освободится сегодня? Се Лянь хотел взглянуть на настенные часы, совсем забыв, что время показывает и телефон, находящийся у него в руке, но перед лицом вместо вида кухни оказался Ши Цинсюань. — Ух ты, сердечко! Я Хэ-сюну его несколько месяцев не записывал, а ты такой… — он замолк, подбирая слово, которое могло бы описать скорость принятия своих чувств Се Лянем. — не важно, какой! Крутой ты, А-Лянь! — Цинсюань, — серьезно начал Се Лянь, выпрямляя согнувшуюся над телефоном спину. — больше никогда не наливай мне. — А? А-Лянь, да ты же вообще почти не пьешь! Ты же монах почти, ну неужели не считаешь, что хоть раз в десятилетие нужно выпить? — возмущенно выразил негодование Ши Цинсюань, поставив свой бокал на стол. — Ты и выпил-то всего ничего, а меня обвиняешь. Поплохело что ли? — Нет, все хорошо, — Се Лянь смущенно опустил голову, вновь устремляя взгляд на экран. — просто если бы я не был пьян, встретился бы с Сань Ланом… — И как два несчастных бокала тебе мешают? Клянусь, тебя даже алкотестер пьяным не признает! — Ой… — задумчиво произнес Се Лянь, после чего встал и направился к зеркалу, находящемуся в коридоре. Его походка не была типично-пьяной, пусть и была немного менее аккуратной, чем в его обычном состоянии. Взглянув в отражение, он увидел совершенно обычного себя, единственным отличием были немного покрасневшие веки, но и те выглядели скорее как вызванные усталостью, нежели пьянством. — И правда. Выгляжу довольно трезвым. Цинсюань, я, кажется, хочу к Сань Лану, — уверенно произнес он, оборачиваясь на подошедшего друга. — Зови своего принца, А-Лянь! Я сделаю приворот! — Ши Цинсюань с сияющими глазами направился к себе в комнату, пока Се Лянь открывал телефон. Прочитав сообщение еще раз, он вдруг понял, что Хуа Чэн вовсе не предлагал встретиться. Но понимая, что уже решился с ним сегодня увидеться, Се Лянь собрался с духом и написал.

Вы

Сань Лан, а не хочешь встретиться?

Сань Лан <3 хочу Ответ пришел мгновенно, будто бы у Хуа Чэна не было никаких других дел, кроме ожидания сообщения от Се Ляня. Содержание ответа смущало не меньше скорости. Радуясь тому, что может провести в своих фантазиях еще немного времени, Се Лянь начал печатать, как вдруг от собеседника пришло еще одно сообщение. Сань Лан <3 очень хочу

Вы

Прямо-таки «очень»? Хахаха

Сань Лан <3 да очень-очень мм… скинешь геолокацию? или ты пока не освободился? Не ответив, Се Лянь отправил информацию о своем местоположении, надеясь, что Ши Цинсюаня это не слишком смутит. Аргументация распространения конфиденциальных данных простая — наверняка адрес прописки модели фигурировал в договоре, и Хуа Чэн мог бы узнать его без помощи Се Ляня, если бы захотел. Сань Лан <3 буду через полчаса <3 Се Лянь улыбнулся тому, что Хуа Чэн повторил сочетание символов из собственного ника, несмотря на то, что даже не знал о его существовании. Само сердечко тоже грело душу, но Се Лянь боялся слишком глубоко погрузиться в сладкие фантазии, если обратит на него слишком много внимания. Румянец на щеках в сочетании с улыбкой, увиденный Се Лянем в зеркале, показался ему слишком влюбленным. Выключив телефон и отойдя на кухню, он заметил Ши Цинсюаня, раскладывающего карты, о назначении которых невинный бариста даже не догадывался. — А-Лянь, тебя ожидает бескомпромиссное счастье. А Хуа Чэн, кажется, уже бескомпромиссно счастлив, — Ши Цинсюань достал новую карту перед последним утверждением и, смотря на нее, радостно улыбался. — Я тоже уже счастлив, — искренне ответил Се Лянь, наливая стакан воды для полного отрезвления. — Значит, будешь еще счастливее! Через сколько он будет? — спросил Ши Цинсюань, не видящий даже нужды поинтересоваться, придет ли Хуа Чэн к нему или они встретятся где-то на нейтральной территории. «Неужели карты подсказали?» — посмеялся про себя Се Лянь. — Через полчаса. Наслаждайся компанией Жое пока! Тридцать минут они провели в полном умиротворении. Се Лянь радовался, что скоро сможет встретиться с Хуа Чэном, а Ши Цинсюань любовался Рыбкой и кошкой друга. Хозяин болонки в очередной раз рассказал историю, почему назвал собаку так, хотя Се Лянь слышал ее множество раз. Хэ Сюань, когда модель утащила его в приют для животных, был жутко голоден, и стоило Ши Цинсюаню спросить об имени для собаки, как его парень ответил, что хочет «поесть рыбки». Тогда Ши Цинсюань жутко разозлился, но в последствии назвал собаку именно так. Се Лянь успел даже немного забыть о времени, как телефон вновь завибрировал и зазвучал — кто-то звонил. «Хуа Чэн», — подумал Се Лянь, даже не глядя на экран и машинально приняв вызов. — Гэгэ, — зазвучал размеренный низкий голос, погружая единственного слушателя в мягкие любовные фантазии. — я подъезжаю. Спустишься? Се Лянь обернулся на Ши Цинсюаня и, получив кивок, позвал Жое последовать за ним к прихожей. Кошка, мило перебирая лапами, бежала за идущим Се Лянем. Взглянув в зеркало, он убедился, что походка полностью пришла в норму, а пара выпитых стаканов воды убрали и красноту с глаз. — Да, уже обуваюсь, — наконец ответил Се Лянь, натягивая на ноги массивную теплую обувь. — Спасибо, что приехал. — Мне это только в радость, — взгляд Се Ляня застилался пеленой влюбленности все сильнее, и он даже начинал думать, что встреча сейчас — совсем гиблая идея, точно обреченная на раскрытие. Голос Хуа Чэна звучал слишком искренне и мило, слишком мягко для того, кто желает лишь дружбы. — Гэгэ, я тебя жду. До встречи! — До встречи! Звонок сброшен, а щеки Се Ляня покраснели еще сильнее. Жое терлась мягкой шерсткой об ноги хозяина, пачкая лапы в слякоти, принесенной с улицы на ботинках. — Спасибо за встречу, А-Лянь, — раздался мягкий, но совсем не такой, как у Хуа Чэна, голос. — Мне очень приятно, что ты решился поделиться чем-то таким со мной. Буду молиться за тебя! — Спасибо, Цинсюань, — искренне поблагодарил Се Лянь, забирая кошку на руку, после чего вышел за дверь квартиры. — Пока! Лифт спускался предательски долго. Ши Цинсюань жил очень высоко — любил по утрам смотреть на рассветы и любоваться открывающимся видом. Предвкушение заливало лицо Се Ляня все большими красками, и спасала только возможность уткнуться носом в пушистый живот любимой кошки. Выхода из здания, Се Лянь замотал Жое в шарф, поняв, что уже совсем стемнело и стало гораздо холоднее, чем когда кошку только забрали из родной квартиры. Красная машина сильно выделялась даже в темноте, и Се Лянь подбежал к ней. Хуа Чэн, заметив, что у друга заняты руки, вышел его поприветствовать. — Привет, гэгэ, — сказал Хуа Чэн, открывая дверь у пассажирского сиденья. — Присаживайся. Сев на бежевую обивку, Се Лянь опустил комок из шарфа и кошки на задние сиденья, освобождая руки для возможности обнять Хуа Чэна, если такая представится. Водитель присоединился к нему в салоне, одаривая пассажира мягкой улыбкой, разлившейся теплом по всему телу Се Ляня. — Сань Лан, спасибо, что приехал! Я, правда, хоть и предложил встретиться, совсем не знаю, чем заняться, — стыдливо признался он. — Тем более, с Жое… — Давай пока отправимся к тебе? Иногда хочется побыть таксистом, — Хуа Чэн улыбнулся еще светлее и ярче, заставляя Се Ляня вновь упрекнуть самого себя в излишних фантазиях. «С чего бы ему заинтересоваться тобой?» «С чего бы ему тратить так много времени на возможность просто увидеть меня?» Противоречивые мысли одолевали Се Ляня, но на предложение он без сомнений согласился легким кивком. Дорога от дома Ши Цинсюаня не была особенно длинной, но при этом оставаясь в гости, Се Лянь рассчитывал на ночевку, ведь добираться пешком с кошкой в руках было бы слишком накладно. С задних сидений Жое, будто бы почувствовав свое упоминание в чужих мыслях, перебралась на колени к хозяину. Остановившийся на светофоре Хуа Чэн взглянул на милый белый комок, после чего обнаружил Се Ляня с закрытыми глазами. Он спал. Едва сдержавшись от того, чтобы прямо посреди дороги любоваться спящим знакомым, которого с каждой прожитой секундой все меньше хотелось называть «другом», Хуа Чэн нажал на газ, стоило увидеть отблеск зеленого цвета на лобовом стекле. Постепенно пейзажи менялись на те, что уже успели начать ассоциироваться с Се Лянем. Несмотря на проникшую в их красоты темноту, Хуа Чэн любил их. Они позволяли думать о Се Ляне еще немного дольше и не чувствовать себя нарушающим его границы, как при объятиях. Стоило машине остановиться, как Се Лянь проснулся, сам не поняв, от чего, но тут же ощутив огромный стыд за то, что и правда просто воспользовался Хуа Чэном, как таксистом, даже не удосужившись заплатить разговором. Он хотел начать извиняться, но, повернув голову к Хуа Чэну, почувствовал его желание заговорить первым. — Гэгэ, я хочу объясниться. — начал тот, опустив глаза. На памяти Се Ляня это первый раз, когда Хуа Чэн намеренно не смотрел ему в глаза, из-за чего сразу начал казаться необычным и даже напуганным. — А? Насчет чего? — перенимая испуганный вид, Се Лянь и сам начал звучать немного странно, а интонация наполнилась придыханием. — Насчет альстромерии, — пояснил наконец Хуа Чэн. — А… — Ты… не прочитал записку, да? — Записку? — не понимая, о чем речь, ответил Се Лянь. Спустя секунду нужное воспоминание всплыло в сознании. — Я подумал, что это какой-то ребус… Извини. — Нет, это обычная записка, — мрачно объяснил Хуа Чэн. Стоило пройти секунде, как он обернулся, и голос его снова стал мягким, а выражение лица окрасилось озорной улыбкой. — У меня отвратный почерк. Это ты извини. — Все в этом мире исправимо! Так… что там было? — Неважно, — Хуа Чэн прикрыл глаза, и протянул руку, чтобы погладить Жое. В темноте, едва нарушаемой уличными фонарями, на лице был незаметен румянец. Это помогло фотографу собраться с мыслями и продолжить. — Альстромерия не совсем отражает мои мысли. Я взял этот цветок, испугавшись, и хотел бы в будущем подарить тебе букет, который в полной мере будет отражать мои намерения. — Оу… Сань Лан, пожалуйста, не утруждай себя покупкой букетов… Цветы же, вроде, очень дорогие в такой сезон… — Это не важно. Я просто хочу узнать, примет ли гэгэ мой букет. Ты любишь эустомы? Красноту, мигом напавшую на Се Ляня, не могла скрыть даже темнота приближающейся ночи. Одними пальцами мягко сжал розовые подушечки лап Жое, стараясь понять, что сейчас чувствует сам, и что думает Хуа Чэн, спрашивая такое. «Ну ты же не хочешь сказать, что человек, в чьем псевдониме есть слово «цветок», дарит цветы, не зная их истинного значения?» — Се Ляню вспомнились собственные слова, сказанные чуть ранее. Теперь они играли совсем в другую сторону — убеждали сказавшего их не в отсутствии у Хуа Чэна чувств, а в их крепком наличии. Смутившись и покраснев до природного максимума, он наконец ответил. — Да.