Double Min

Быстро выбросив из головы случившееся, Чимин начинает обдумывать, что и как он должен сказать Минам? Что передумал? Что понял, что одного брата ему… недостаточно? Надо ли признаться в своей жадности и омежьей ненасытности? Чимин юрко облизывает губы, даже не представляя, как Юнги или Агуст отреагируют на сказанное. Может быть, они действительно всего лишь переспят с ним, а потом равнодушно переключатся на другую омегу, как и сказал Чонгук. Или нет. Или они будут опекать его, ласкать, удовлетворять… любые потребности. Чимин не отказался бы однажды съехать с комнаты в кампусе к ним в квартиру. Это слишком корыстные планы для того, кто должен быть заинтересован именно в альфах как личностях. Чимин даже замирает перед выходом на пересечении станций. Заминка длится всего мгновение, но её хватает, чтобы мысли пришли в норму: это не только алчность. Ему нравится Юнги, его шутки, его низкий бархатный смех, когда Чимину удаётся рассмешить альфу. И в противовес нравится, как Агуст рассказывает что-то интересующее его: со страстью, пылкостью, нежностью. Так они относились бы и к самой омеге, будь они в какой-то определённой точке отношений. И за то, какая это будет точка, отвечает Чимин. Выходя на нужной станции, Чимин приводит свои мысли в порядок. Успокаивается и даже как-то настраивается на серьёзный разговор. У него есть только одно условие, которое несложно выполнить: обсудить всё надо с обоими близнецами сразу и не в переписке. Но когда после ввода кода в студию ему открывает один Юнги, без Агуста, Чимин чует подвох. — Привет, детка, — Юнги ловко ворует у Чимина маленький поцелуй, пропуская внутрь, и отходит обратно, усаживаясь на одно из двух кресел. Второе пустует. Альфа хитро ухмыляется и повторяет интонации Агуста: — Потерялся? — Ты меня не проведёшь, Мин Юнги, — Чимин покачивает головой, пока Юнги цокает и похлопывает себя по ноге, предлагая занять удобное место. Не колеблясь, он стягивает куртку, откидывает в сторону сумку и седлает бёдра, закидывая руки на шею. Теперь он ворует длинный и сладкий поцелуй, невольно проезжаясь промежностью по паху Юнги, и, оторвавшись от губ, продолжает: — Где Агуст? — Поехал по делам, часа полтора, — Юнги ведёт ладонью по боку Чимина, сжимая и надавливая на талию, плотно сминая нежную кожу, — может, два. Там несложный вопрос, но вот пробки… сам понимаешь. Юнги смотрит на него с искорками на дне глаз. Это была бы западня, если бы Чимин не задумал свою. Он нежно проводит кончиками пальцев по шее, пока не зарывается в короткие волосы на загривке, вызывая ворох мурашек у альфы, и вспоминает одну из своих фантазий. Словно прочитав его мысли, Юнги ухмыляется, вальяжно откидываясь на кресле, чуть съезжая по нему, чтобы Чимину было удобней седлать бёдра. — Милая омежка что-то задумала? — Юнги проскальзывает ладонями под футболку, касаясь чувствительной кожи. Он водит пальцами вдоль спины, плотно оглаживая бока, чуть надавливая, чтобы промять, но не до отметины. — Что-то невероятно хитрое, да? — Возможно, — Чимин ёрзает на месте, пытаясь устроиться так, чтобы попадать киской на довольно большой бугорок члена, который ощущается даже через слои одежды, — если альфа не занят. — Для тебя у меня всегда найдётся время, — Юнги нажимает ногтями на кожу, почёсывая особенно чувствительное местечко на пояснице, — расскажешь или покажешь, что ты задумал, Чимини? Чимин показывает. Он наклоняется для очередного сладкого и глубокого поцелуя, без боя передавая инициативу, и начинает плавно водить бёдрами вперёд-назад. Ему нравится это давление на промежность, нравится, как возбуждение моментально овладевает телом, а клитор начинает пульсировать. Хочется, как обычно он делает, когда находится наедине с самим собой, засунуть ладошку в штаны и начать ласкать себя, но когда рядом Юнги… — Какая хитрая омежка, устроилась у меня на коленях и шалит, — Юнги разрывает поцелуй и властно проскальзывает ладонями на задницу, сминая ягодицы, — такая нетерпеливая, нуждающаяся крошка, да? Хочешь воспользоваться своим положением на мне и потереться, как щеночки трутся о ногу хозяина? Чимин скулит, вспыхивая от смущения. Минам нравятся грязные разговорчики, и с каждым новым раундом они становятся всё развратнее. Словно проверяют, сколько Чимин выдержит и когда они достигнут неозвученной границы, черту которой не стоит переступать. Юнги, как часто бывало в фантазиях Чимина, берёт всё в свои руки, задавая ритм. Он обхватывает ладонями ягодицы, сжимая их, чуть разводя в стороны, насколько позволяет одежда, а потом начинает двигать его таз. — Смотри, как надо, сладость, — в моменты возбуждения Юнги сыплет прозвищами не меньше Агуста, заваливая его комплиментами, — двигайся не слишком быстро, чтобы правильно потереться о мой член, но и наседай не слишком сильно, чтобы не причинить нам обоим дискомфорт. Сможешь сам? Юнги, в противовес словам, не убирает руки, но чуть уменьшает давление, позволяя Чимину вольность. Почувствовав нотку свободы, он принимается двигаться, быстрее, чем ему показывал альфа, сильнее, словно в попытке насадиться на член, взять его в себя, во влажную, хлюпающую от потребности киску. За что и получает шлепок. — Непослушный какой, айщ, — Юнги властно бьёт ещё раз, замечая, как в ответ на это Чимин трепетно дрожит и, не сдерживаясь, похныкивает. Его киска сжимается вокруг пустоты, откровенно не понимая, почему, когда рядом есть такой член, ей не дают его. — Или тебе нравится получать наказание? Маленькая непослушная малышка, которой понравится, если её отшлёпают до криков. Покричишь для меня? — Ах, альфа, — Чимин смущённо прячется в сгибе плеча, понимая, что да, стоит Юнги начать его шлёпать — он будет кричать и повизгивать, как маленький котёночек, — альфа же не будет со мной слишком груб. — Только настолько, насколько ты позволишь, крошка, — Юнги воркует, прижимаясь раскрытым ртом к преступно оголённой шее. Он покусывает её, облизывает, сдерживаясь, чтобы не помечать укусами, продолжая возить на себе Чимина. Его руки крепко держат бёдра, протаскивая киску по члену, но сам альфа не толкается в нуждающееся нутро, упрямо удерживаясь на месте. Чимину хочется его раздразнить, вывести из себя, заставить рычать. Поэтому он скользит ладошками под чужую толстовку, проводя ноготками по голой коже. Хочется впиться сильнее, оставить несмываемый след, отметить альфу. Доказать всем другим омегам, что конкретно этот — его. Чимин поскуливает от мыслей и от того, как Юнги дёргает его бёдра на себя чуть сильнее, невольно толкаясь вверх. Толстый, горячий член прижимается сквозь ткань к промежности, надавливая не только на клитор, но и на всю киску. Стул под ними скрипит в такт маленьким капризным звукам Чимина — он коротко вскрикивает, цепко цепляясь за литые мышцы грудной клетки альфы, не давая себе соскользнуть на пол. Отчаянно хочется раздеться, раздвинуть ноги и пригласить внутрь, показать насколько он готовая, истекающая от желания омега. — Тебе нравится на мне скакать, Чимини? — голос Юнги становится хриплым, ниже обычного, когда он начинает, порыкивая, толкаться вверх, в киску Чимина, без возможности довести всё до конца. Они всего лишь трутся, но не будь на них одежды, это могло быть стать полноценным сексом: с влажными хлюпающими звуками, с сочными шлепками, которые заполнили бы собой всё пространство. — Нравится седлать альфу, пусть и без возможности принять в себя мой член до основания? Нравится чувствовать, как я сжимаю тебя, направляю, могу с лёгкостью подхватить, поднять в воздух и взять тебя на весу? Ты такой лёгкий, малыш, как пушинка. Чимин непроизвольно стискивает ладони на груди Юнги, представляя, как его могли бы подбрасывать вверх, чтобы потом он по инерции просто опускался на член. Как маленькая, ни на что больше не годная игрушка. Было бы приятно скользить киской по стволу до самых яиц, принимать в себя так много, невероятно много, что кажется, словно и невозможно впихнуть в его девственную вагину. Скулёж, больше напоминающий всхлип, невероятно громко разносится по студии, а вторит ему не менее шумный вздох Юнги, перетекающий в рык. Альфа теперь совсем не сдерживается быстро и ритмично вскидывая бёдра, толкаясь Чимину между ног. Словно устав от скрипа стула или, может быть, от неудобного положения, он подхватывает омегу под задницу и поднимается. — Альфа! — Чимин на мгновение теряется, пока не ощущает под собой край стола. Он смыкает раздвинутые ноги на пояснице Юнги, а ладонями обнимает за шею, притягивая к себе для поцелуя. — Ах… альфа…. Чимин бессвязно повторяет «альфа», «ещё» и «сильнее», не видя никакого смысла в этих словах, потому что Юнги и так вбивается в его киску неистово сильно. Они трутся, как какие-то подростки, не готовые раздеться, потому что в любой миг их могут застукать. Давление их промежностей идеально приятное, а грубое, утробное рычание альфы звучит по-звериному, доводя Чимина до какого-то незнакомого прежде состояния. Он впивается ногтями в широкие плечи, подаваясь всем телом навстречу, пытаясь тереться в такт, чтобы они сливались в едином ритме, пока Юнги покрывает его шею влажными скользкими поцелуями. Чимин откидывает голову назад, пространно думая, надо ли стягивать с себя футболку, но вопрос отпадает, потому что альфа всё делает сам. Сдёргивает мешающую одежду и припадает голодными укусами к тяжело вздымающейся груди. Чимин скулит, дрожа всем телом и особенно напряжёнными бёдрами, когда Юнги, раскрыв максимально широко рот, смыкает губы вокруг соска. Они у него особенно чувствительные, не нуждающиеся даже в долгой стимуляции — хватит и простого прикосновения. Обычно Чимин не трогает их, когда играется с собой, но Юнги лучше знает, чего он хочет и для себя, и для омеги. — Мнх, альфа! — Чимин вскрикивает, когда зубы прикусывают бусинку соска, одновременно с тем, как член толкается между ног, попадая ровно по налившемуся кровью клитору. Этого кажется так много, что, не в силах контролировать себя, он шумно изливается. Хочется стиснуть бёдра, так, как он привык, когда кончает в одиночестве, но Юнги не позволяет такой роскоши, с рыком удерживая ноги разведёнными. Продолжая терзать грудь, переключаясь с соска на сосок, альфа возобновляет плавные фрикции, потираясь о киску почти что лениво. Они оба тяжело и шумно дышат, но не спешат расплетаться. Чимин без понятия, кончил ли Юнги, но неожиданно резко нуждается в этой информации. — Ты кончил? — Чимин даже заводит дрожащую ладошку между их телами, опуская её на пах Юнги, чувствуя, что член всё ещё каменный, стоит так, словно ему не додали совсем чуть-чуть. — Мне помочь? — И что ты хочешь? — Юнги заинтересованно вскидывает бровь, наклоняя голову набок. — Ты касался раньше члена альфы? Трогал его узел? Ты хоть что-то знаешь, что даст тебе возможность помочь мне? — То, что я хочу, — Чимин, не чувствуя сопротивления, проникает под край чужих спортивок, впервые касаясь члена, — хочу сделать тебе хорошо так же, как ты делаешь мне, альфа. Хочу помочь тебе, пусть и совершенно не знаю, как. Ты можешь просить что угодно. Чимин неуверенно двигает ладошкой по стволу, расправляя его, направляя вверх, чтобы сомкнуться пальцами вокруг. Он чувствует что-то металлическое, протыкающее головку насквозь, и сильно краснеет. Не было даже мысли о том, что у одного из близнецов проколот член. А у второго? — Что угодно? — Юнги смотрит тёмным, нечитаемым взглядом, словно предупреждая, что теперь Чимин подошёл к какой-то черте, перешагнув которую, вернуться обратно нельзя. Он продолжает водить сомкнутыми вокруг члена пальцами, с каждым новым движением обретая смелость. — Это слишком щедрое предложение, Чимини. Потому что я хочу поставить тебя на колени, попросить распахнуть свой идеально мягкий ротик и толкнуться в него до самого основания. Ты такой капризный и изнеженный, что невозможно устоять от соблазна разрушить тебя, заставить не просто попискивать от детских шалостей, от петтинга, а вынудить кричать. Голосить так, чтобы все вокруг знали, что в тебе мой член. Чимин тяжело дышит, заводясь от таких смелых и развратных слов Юнги. Его рука дрожит, передавая ощущения от плеча к ладошке, но не останавливается, продолжая стимулировать пульсирующий в приближении скорой разрядки член. Чимин ощупывает пальчиками каждую венку, надавливает на маленькие ветвистые бугорки, сглатывая, потому что во рту предательски собирается слюна. Каково было бы взять в рот член? Обласкать головку, тронуть кончиком языка пирсинг. Он холодный или горячий? Насколько выпукло он ощущается внутри? Столько вопросов, на которые можно получить ответ, лишь попробовав… всё. Чимин хочет испытать на себе каждую грязную фантазию, опуститься с близнецами Мин на самое дно похоти, а потом как ни в чём не бывало подняться вверх и продолжить жить с ними. В одном доме. — Ты бы позволил это? — Юнги обхватывает ладонью лицо Чимина, надавливая кончиками пальцев на загривок, а большим проводя по скуле, щекоча. Он внимательно смотрит глаза в глаза, пока маленькая ладошка продолжает своё коварное дело. — Позволил бы нагнуть тебя на этом столе, взять сзади, повязать. Или просто усадить на мой член, чтобы ты покорно, как хорошая омежка, сидела, пока я буду создавать музыку. Не ёрзая, не скуля, представляя из себя всего лишь удобную живую игрушку для меня. Позволил бы, Чимин? Дрожь проскальзывает вдоль позвоночника, оседая где-то между ног невероятным зудом. Чимин ёрзает на столе, возбуждаясь только от слов, от фантазий, которые ему предлагает Юнги. Как было бы хорошо, если бы это стало реальностью, не просто одной на двоих, а на троих. Он мог бы быть послушным для обоих. Хватит ли его? Даже останется. Член в ладони пульсирует, готовый излиться в любой момент; Чимин чутко, пусть и впервые в жизни, улавливает момент, чтобы одновременно с чужим оргазмом выдохнуть послушное: — Да, позволил бы, альфа. Юнги рычит, вскидывая бёдра, толкаясь в ладонь Чимина, кончая обильно и мощно. Сперма не кажется горячей или холодной, но она липко цепляется к коже. Всё это отходит на второй план, когда Юнги впивается кусачим, жадным поцелуем, проникая языком в распахнувшийся навстречу рот. Он порыкивает от нетерпения, пока рукой проскальзывает в джинсы, сразу под бельё. Чимин даже не успевает никак отреагировать, когда грубые подушечки пальцев оглаживают клитор и двигаются ниже, прямо к нуждающейся в наполненности дырочке. — Юнги! — Чимин приподнимается на месте, вздрагивая от непривычного ощущения. Его никто никогда не касался там, и сейчас это кажется таким откровенно приятным. Грубые, большие пальцы легко проскальзывают внутрь, намного глубже, чем Чимин сам позволял себе, неожиданно наполняя. — Ах! Ты!.. Я!.. Мне н-никогда, ах! Чимин отпускает член Юнги, чтобы вцепиться в его плечи и не дать себе свалиться. Он вскрикивает на каждый уверенный толчок и протяжно стонет, чувствуя, как подушечка большого пальца надавливает на клитор. Ощущений так много, что Чимин теряется, не зная, на чём сосредоточиться. Ему жарко, душно, между ног собирается невероятно непривычный зуд возбуждения. Проникновение, такое глубокое и неожиданное, раздраконивает Чимина, сбивая дыхание и хоть какие-то попытки в контроль. Когда это было только сквозь одежду, то он мог скулить мило и очаровательно, показывая себя только с красивой стороны, но сейчас… Юнги вбивается быстро и ритмично, совершенно не давая времени собрать расплывающиеся мысли воедино. Вскрики получаются сорванные, шумные, с разной амплитудой. Чимин пытается хоть как-то остановить звук в момент зарождения, но стоит Юнги проникнуть словно ещё глубже, уверенно вбиваясь в жаркую дырку, так ничего не получается. Он всхлипывает, бессвязно лепеча что-то невнятное, и переходит практически на вой, когда второй оргазм накрывает его сильнее первого, подкашивая ноги. Чимин падает в сильные руки Юнги, судорожно пытаясь отдышаться. Между ног горит, и всё кажется таким влажным, что могло бы быть противно, не случись всего из-за пальцев Юнги. С большими грубыми костяшками, они довели его до финала настолько быстро, насколько у самого Чимина никогда не получалось. — Чимини? — Юнги взволнованно подхватывает его на руки и, сев в кресло, усаживает себе на колени. — Было слишком? — Н-нет… — Чимин вяло проводит ладошкой по лицу, стирая скатившуюся из уголка губ ниточку слюны. Он не может собраться с мыслями и хотя бы представить, как выглядит со стороны, но просто надеется, что не отвратительно. Сердце бьётся так, что шум отдаёт в уши, а перед глазами растекаются чёрные расплывающиеся по краю точки. Чимин слабо оседает в чужих руках, просто надеясь прийти в себя. — Сейчас, у меня есть вода и салфетки, — Юнги суетливо копошится, но не причиняет Чимину дискомфорта. Он быстро находит бутылку с водой, а потом мягко обтирает их от лишних липких жидкостей. Неловко позволять кому-то протирать свою промежность, но Чимин не в силах сейчас сделать этого самостоятельно. Он находится в лёгкой эйфории: тело словно воздушное, лёгкое, но голова такая тяжёлая, что и лишнего движения без дополнительного усилия практически не сделать. Зато всё делает Юнги. Он прибирается и даже придерживает бутылку с водой, помогая сделать несколько спасительных глотков. Они перебираются с кресла на небольшой диванчик в углу, с удобством размещаясь рядом. Чимин опирается на бедро Юнги, чувствуя потребность в опоре, прикосновениях, пока альфа мягко гладит его вдоль спины, помогая до конца восстановить дыхание. — Чимини? — Юнги обеспокоенно всматривается в его лицо, пытаясь найти какой-то ответ, и, успокоившись, выдыхает, когда ответом служит мягкий поцелуй. — Скажи, что всё нормально. Ты словно, м-м-м, потерялся. — Немного, — Чимин тесно прижимается к Юнги, потираясь кончиком носа о шею, — ты сделал мне так хорошо, как я никогда себя не чувствовал. Спасибо. Чимин оставляет ещё один долгий, томный поцелуй и запоздало чувствует укол совести. Это кажется нечестным, что они развлекались с Юнги словно… за спиной Агуста? Сейчас мысль слишком тяжёлая для обдумывания, поэтому он её выбрасывает из головы, отдаваясь поцелую, но обещает вернуться к ней попозже. — Проголодался? — Юнги помогает Чимину подняться и придирчиво осматривает с ног до головы. — Агуст прислал сообщение, что вернётся не скоро, так что мы могли бы перекусить только вдвоём. Что скажешь? — Давай, — Чимин действительно чувствует голод. Он проводит ладонью по животу, оглаживая его, и замечает прицельный взгляд альфы. — Что такое? — Что это, — Юнги осторожно подхватывает правую руку Чимина и рассматривает всё же появившийся синяк из-за хватки Чонгука. Иногда он ненавидит свою чувствительную к отметинам кожу. — Кто-то сделал тебе больно? — Да пустяки, — он неловко отмахивается, не желая распространяться о грубых словах Чона, — просто схватили сильнее обычного. — Видя, что на Юнги слова утешения никак не действуют, он небрежно добавляет: — Правда, Юнги, не забивай себе голову такими пустяками, идём есть. Я действительно проголодался. — Ладно, — Юнги нехотя отстаёт, — но если кто-то причиняет тебе дискомфорт, говори мне или Агусту об этом, идёт? Чимин легко соглашается, не думая, что это когда-нибудь пригодится. Он смотрит, как Юнги закрывает какие-то рабочие вкладки на компьютере, а потом вкладывает свою ладонь в чужую, готовый идти на обед.

──────── • ✤ • ────────

Чимин теребит брелок между пальцами, прокручивая в голове решение ещё раз: «встретиться с Агустом до того, как он будет говорить с близнецами о статусе их отношений». Обычно, если повторять одну и ту же мысль по кругу, то она словно теряет смысл, но тут кажется, что всё как раз наоборот — обретает. Ведь это правильно — вести отношения между Минами… равно? Иначе в чём суть отношений втроём, если кто-то получает меньше? Надо ли вести счёт половых актов и потом возмещать? Или они должны трахаться только втроём? От всех этих вопросов у Чимина болит голова, и, конечно, это в какой-то степени низко, но он хочет освободить её от лишнего мусора с помощью Агуста. — Привет, крошка, — Агуст притягивает к себе ойкнувшего Чимина, целуя властно и жарко, выплавляя из головы все глупые и несущественные мысли. — Что-то случилось? Чимин должен сказать что-то нейтральное: «я соскучился», или «я хотел тебя увидеть», или «мне не хватало твоих прикосновений», но он, краснея, выпаливает: — Мы с Юнги зашли чуть дальше обычных поцелуев. — Я знаю, — Агуст недоумённо моргает, склоняя голову набок так, как обычно делает Юнги, — крошка, мы делимся почти всем, что у нас происходит в жизни. Неужели ты думаешь, что он мне не рассказал, как ты скулил на его пальцах? — Ох… это… — Чимин открывает и закрывает рот, чувствуя себя до нелепости глупо. И правда, зная, что братья Мин обычно делят постель с кем-то третьим, можно было бы предположить, что и этот момент не останется секретом. Что он должен чувствовать? Злость? Смущение? Раздражение? — Ты… ты был бы против этого? — Агуст хмурится, нервным жестом зачёсывая тёмные волосы назад. — Мы как-то упустили этот момент в обсуждении. Если тебе не нравится… — Нет! — Чимин подпрыгивает на месте, в действительности чувствуя возбуждение. Он, пожалуй, слишком порочный, раз приходит в восторг только от одной мысли, как братья Мин обсуждали случившееся. Они касались друг друга? Целовались? Дрочили? Ему хочется знать, видеть каждый момент, принимать в нём участие. — Я просто не подумал, что было бы правильно, то есть… честно. Ну, знаешь. Поровну… Чёрт. Чимин заминается, не зная, как вырваться из этого бесконечного ощущения глупого стыда. Он не должен так сильно нервничать, предлагая практически запланировать секс или его подобие, когда всё, что было до этого, происходило случайно. Нервно облизнувшись, он поднимает взгляд на ожидающего, откровенно веселящегося про себя Агуста. — Ах, понимаю, — Агуст коварно ухмыляется, разминая пальцы до слышного хруста костей, — ты должен знать, какой из близнецов лучше в постели. — Нет! — Чимин от негодования даже топает ногой, оглядываясь, чтобы понять, привлекают ли они лишнее внимание или нет. Но редко проходящим мимо людям они, кажется, неинтересны. — Я не поэтому. — А почему? — Агуст подаётся вперёд, нависая сверху. Он смотрит своими пронзительными тёмными глазами. Чимин каждый раз чувствует себя не просто атакованным, а так, словно его разбирают на маленькие частички, выворачивая душу. Словно Агуст что-то знает. Всегда. — Почему после того, как ты почти потрахался с Юнги, ты звонишь мне? И предлагаешь встретиться опасно близко к нашему с Юнги дому. Почему, Чимини? — Потому что, — Чимин жалко сглатывает, не в силах сдерживать внутри себя ответ. Он делает слабый шаг назад, упираясь в стену кирпичного дома, и Агуст пользуется этим, чтобы заблокировать одной рукой шанс на побег. Чимин не хочет сбегать. Не хочет врать. Не хочет оттягивать момент постыдного признания. — Потому что я решил… решил, что хочу быть с вами. Двумя. — Помнится мне, маленькая омежка отказывалась? — Агуст игриво поддразнивает, приподнимая подбородок Чимина двумя пальцами. Взгляд невольно соскальзывает на чужие губы. Полная нижняя губа, над которой возвышается резко очерченная верхняя. Их хочется целовать так же, как губы Юнги. — Боялась подпустить к себе сразу двух альф, боялась, что отношения не получатся, боялась… — Я и сейчас боюсь, — Чимин отвечает, пылко подаваясь вперёд. Он стискивает ладошками ворот рубашки Агуста, приподнимается на носочки, чтобы шептать, возможно, немного безумно, но всё ещё искренне. В чужой рот. Разделяя одно дыхание на двоих. — Боюсь, что вы просто играете, боюсь, что мы не сможем ужиться, боюсь, что я не буду знать, как… как распределять время, чтобы вы оба получали меня, а я — вас. Но больше всего мне страшно, что если я откажусь от кого-то одного, то потеряю обоих. — Глупенькая омежка, — Агуст рычит в ответ, сокращая оставшееся расстояние, чтобы поцеловать. Он не просто впивается в губы Чимина, но и подхватывает под ягодицы, закидывая совершенно не сопротивляющуюся омегу себе на бёдра. И куда-то несёт. Они разрывают поцелуй лишь раз, чтобы Агуст мог осмотреться, а потом уже Чимин не может оторваться. Он крепко цепляется за плечи, надавливая на них, пытаясь чуть приподняться, тесно проезжаясь промежностью по торсу и задирая низ свободной рубашки. Возбуждение накатывает волнами, кидая то в жар, то в холод, путая мысли и кружа голову не хуже удерживающего его Агуста. — Куда мы?.. — Чимин слабо стонет, когда они залетают в лифт и его прижимают спиной к зеркалу. Если повернуть голову, то можно зацепить краем глаза отражение Агуста. Легко представить, что это на самом деле Юнги. Обнимает со спины, обхватывает ладонями талию, переплетаясь гибкими пальцами с пальцами брата. Близко. Жарко. Двое альф. Чимина так захватывает эта мысль, что он плотнее сжимает задрожавшие бёдра, прогибаясь в пояснице, и сладко стонет. — А-а-ах! — К нам с Юнги домой, — Агуст осоловело смотрит на открывшуюся шею Чимина, но вместо того, чтобы накинуться на неё, прижимается к распахнутому из-за стона рту. Его язык влажно толкается внутрь, обласкивая нёбо, и надавливает на щёки. Альфа вылизывает его, как мог бы вылизать что-то ещё, пониже, между ног. Чимин стесняется этого резкого желания, но всё равно истекает, импульсивно сжимая ногами крепкую талию Агуста. Хочется большего. Больше, чем то, что было до. Больше, чем дал Юнги. Больше, чем может дать Агуст. Чимин осознаёт, что его жадность прорастает глубокими корнями в непрекращающуюся похоть, пытаясь выторговать для себя как можно больше наслаждения. — Наш этаж, — Агуст отрывается от губ с сочным звуком, разворачиваясь к выходу из лифта, — не пугайся. Вопрос «чего он должен пугаться?» заедает комом в горле, потому что это не просто выход на этаж, это выход сразу в квартиру. Чимин шумно втягивает воздух, быстро осматривая огромный лофт с панорамными окнами. Сейчас за ними ещё виднеется светлое небо, но совсем скоро оно будет покрыто россыпью звёзд. Чимин не успевает заметить больше, только стоящий по центру диван, и мельком — фортепиано, потому что Агуст усаживает его на столешницу. — Раз Юнги трахал тебя пальцами, — Агуст говорит это низким, хриплым голосом, неотрывно рассматривая Чимина. Его взгляд скользит по лёгкой рубашке, по небрежно накинутому поверх пиджаку, опускается к узким, с дырками, джинсам. И замирает между раздвинутых ног. Чимин мокрый, он этого не стесняется, не должен, особенно когда рядом альфа, который ему нравится, но непроизвольно пытается свести коленки. Властные ладони опускаются на бёдра, удерживая их на месте, а Агуст поднимает тёмный, полный желания взгляд. — То я трахну тебя языком, детка. Чимин вскрикивает, когда его переворачивают, укладывая животом на столешницу, а узкие джинсы стягивают, одним рывком спуская вниз. Агуст дышит как-то сорвано, словно лёгкие предают его. И Чимин не сразу понимает, что причина в омежьей смазке. Осознание накрывает его поплывшую головушку, только когда чужое лицо жадно вжимается между раздвинутых ягодиц, а горячий язык слизывает стекающую по бёдрам смазку. — Блять, — Агуст лижет всю промежность, доставая кончиком языка до пульсирующего клитора и ведя до сжимающегося ануса, — ты пахнешь чертовски вкусно и сам по себе, но твоя киска, твоя текущая вагина, буквально зовущая меня внутрь себя… Она истекает так, словно не может предсказать, сколько смазки надо, чтобы принять в себя два члена. Ты же трогал член Юнги, да? У меня не меньше, крошка. Надо будет тебя хорошенько подготовить под узел. Закончив говорить, Агуст без промедления набрасывается на киску, принимаясь не просто лизать её, как самое сладкое в мире лакомство, а есть. Его горячий язык доводит Чимина до какого-то безумного состояния, когда он может лишь беспомощно елозить по гладкой поверхности стола, выискивая, за что бы схватиться. Наружу вылетают не просто маленькие и слабые звуки, как бывало, когда он игрался сам с собой, а громкие протяжные стоны, становящиеся только более интенсивными под финал. Чимин искренне надеется, что тут превосходная звукоизоляция, но даже это перестаёт волновать его. Агуст не проникает вглубь пышущей жаром вагины, но вдоволь обласкивает её снаружи. Его пальцы сминают мягкую промежность, надавливая на такие точки, что Чимин и не думал, что они могут быть настолько чувствительными. Грубые подушечки обласкивают между складочек, но не толкаются, как было с Юнги, внутрь ожидающей проникновения дырочки. Чимин капризно всхлипывает, бьёт кулачками по столу, импульсивно стягивает с себя пиджак, отшвыривая его в сторону, но не добивается ничего, кроме насмешливого смешка. Его половые губы сминают, целуя, втягивая в рот и жадно посасывая. Чимин чувствует, как электрическая дрожь проскальзывает вдоль позвоночника, выгибая его волной на столешнице. Он поджимает пальчики на ногах, отчаянно надеясь не закричать, когда Агуст вбирает налившийся кровью клитор в рот и мягко посасывает, кружа в неторопливом темпе кончиком языка. Остренький и юркий, он щекочет, подталкивая протиснуть между ног ладонь и довести себя до финала. Чимин хочет кончить. Он остро осознаёт этот момент и пытается отодвинуть Агуста от себя, чтобы оттянуть момент. Находясь не в одиночестве, можно позволить себе любимую игру, но альфа отстраняется сам, чтобы пальцами раздвинуть складочки и рассмотреть судорожно сжимающуюся дырочку. Чимин не может это контролировать. Он просто дёргает киской, словно подманивая толкнуться внутрь. Как текущая кошечка, нуждающийся в вязке щеночек. — Альфа, — Чимин слабо умоляет, подёргивая ножками, но с них не стянули джинсы до конца, спустив до колен, ограничивая возможность двигаться. И ему остаётся лишь жалобно скулить, просить. Омега внутри чутко отзывается на животные потребности уже почти своих альф, подсказывая, как Чимину следует себя вести. — Альфа, прошу тебя. — О чём ты просишь меня, омега? — Агуст проводит подушечкой большого пальца по киске, спускаясь к клитору. Он безжалостно надавливает на него, вынуждая дрожать и дёргаться от сильной стимуляции. — Твоя дырка вот просит, чтобы её наполнили. Обе твои дырочки так сладко и ритмично сжимаются, словно подают мне сигнал: наполни нас, выеби, поимей, а потом наполни спермой до вздувшегося живота. Ты просишь об этом, детка? — Альфа, — Чимин капризно хнычет, извиваясь из-за круговых движений пальца Агуста на клиторе, которые, словно издеваясь, повторяют путь языка. Тот умело оглаживает его, надавливает, растирает. Они с Юнги действуют настолько одинаково и при этом по-разному, что Чимин потихоньку сходит с ума. Он точно провёл время с разными близнецами? — Альфа! — Маленькая глупая омежка, которая только и может, что скулить, когда мы ласкаем её безвольное тело, да? — Агуст наклоняется к вагине, но не вжимается в неё ртом, а просто дышит — Чимин от этого подскакивает всем телом, пытаясь извернуться, чтобы избежать дуновения. Или наоборот продлить его. Он скулит, стискивает бёдра, выставляя ещё больше своей истекающей киски на рассмотрение. — Такая красивая дырочка, такая девственная, принимавшая в себя только пальцы, да? Ты знал, что альфы могут чуять, трахал ли кто-то омегу? — Н-нет, — Чимин хнычет, с глухим звуком не больно ударяясь головой о стол. Ему хочется хоть чуть-чуть взять себя под контроль, потому что сам себе он кажется таким слабым и безвольным. Доступным к использованию. И ему нравится отдаваться Минам, нравится ощущать их властные крепкие прикосновения, но никогда не позволяя такого другим альфам прежде… Чимин повизгивает, когда горячий распахнутый рот возвращается на киску. Только теперь длинный и гибкий язык толкается внутрь дырки. Чимин не просто вскрикивает, он рассыпается в диких высоких звуках, которые прежде никогда не издавал. Язык отличается от пальцев. Он тоньше, не так глубоко проникает, но в то же время волнообразно извивается, двигаясь внутри вагины. Агуст продолжает надавливать на клитор, ни на мгновение не останавливая плавного скольжения языка внутри. Чимин беспомощно стискивает кулаки, шумно дыша. Он сжимается всем телом, чтобы не дать себе излиться в этот же момент, потому что стимуляции так много, невероятно много. Словно Агуст не только держит его вагину, но и касается везде, накрывает сверху, придавливает тяжёлым телом к столу. Его густой феромон проникает под кожу, отпечатываясь чёткими следами. Чимин и до этого пах альфами, но теперь он пропитается запахом Минов. И никогда не смоет. Не даст себя переметить. Не откажется от удовольствия демонстрировать всем, кто ему принадлежит. Чимин чертовски сильно пытается отвлекаться на эти мысли, лишь бы не дать своей жадной киске излиться, перепачкав лицо Агуста. — Вкусная девственная пизда, — альфа с влажным хлюпаньем отрывается от киски, шумно втягивая носом древесный аромат Чимина, — так и хочется её попробовать не только на язык, но ведь мы дождемся Юнги, правда? — Д-да, — Чимин всхлипывает, жмурясь; в уголках глаз собираются крупные капли слёз, моментально стекая по щекам. Он всегда плачет, когда достигает определённой ступени перевозбуждения. Как сейчас. Всё тело горит, а между ног собирается нестерпимый зуд, от которого можно избавиться просто и сложно одновременно: дать себе кончить. — Альфа, ах, альфа, дай мне… — Дать тебе? — Агуст, судя по звукам, поднимается с колен. Чимин оглядывается и видит, как альфа стягивает рубашку, откидывая её в сторону, позволяя насладиться видом голого мускулистого тела. — И что ты от меня хочешь? Тогда в клубе было видно лишь часть, и сейчас Чимин с жадностью любуется литыми мышцами, подтянутым, но не перекачанным животом, испещрённым линиями татуировок. Они ведут к одному месту, которое Агуст беззастенчиво демонстрирует, расстёгивая пояс брюк, позволяя им упасть на пол. Даже под белоснежными боксёрами видно, насколько крупный у альфы член. Киска сжимается от предвкушения, хотя Чимин и понимает, что сейчас его не трахнут, но… что задумал Агуст? Когда и бельё летит на пол, оголяя кренящийся из-за собственной тяжести член, он невольно задерживает дыхание, залипая на пирсинг. Такой же, как у Юнги, пронизывающий головку насквозь, две головки от булавок блестят на свету. Чимин пытается раздвинуть ноги. Под такой член, под такого альфу он подходит идеально, и хочется показать себя послушным. — Не торопись, детка, — Агуст помогает Чимину снять лишнее. Джинсы и рубашка летят на пол, оставляя омегу практически голой, остаются только белые носочки. — Мы дождёмся Юнги для большего, но ведь у нас есть ещё и другие варианты, да? — Пож-ах-луй, — Чимин давится воздухом и стоном, когда альфа тянет его на себя, крепко обхватив поперёк талии и удерживая под животик. Он пристраивает член в ложбинку между бёдер, плавно толкаясь вдоль промежности, не проникая, но проскальзывая по мягкой киске. — Ах, боже, ах, альфа, альфа! Чимин судорожно сжимает дрожащие бёдра, надеясь, что не причинит дискомфорта Агусту, и прокатывается киской по стволу. Ему невероятно пусто внутри, но даже без этого губки плотно ложатся на член, обхватывая по всей толщине, а клитор проезжается по выпуклой головке. Альфа не торопится брать хоть какой-то темп для фрикций, давая возможность Чимину привыкнуть и изучить новое положение. — Нравится чувствовать член так близко к своим жадным дырочкам? — Агуст оглаживает широкой ладонью поясницу, мягко разминая её, пока Чимин пытается приноровиться к тому, как скользить по стволу. — Тебе идёт быть настолько рядом с ним. Я вижу, как пульсирует твоя попка — она тоже не отказалась бы почувствовать что-то внутри себя, верно? Ты никогда не растягивал её? — Н-нет, — Чимин, похныкивая, кажется, понимает, как правильно двигаться, чтобы стимулировать и себя, и находящийся в его власти член, — м-мне было неловко, альфа. — Невинная милашка, которую мы развратим, — Агуст цокает, выражая удовольствие и в голосе, и в ленивом, но мощном толчке между бёдер, — будем не единожды трахаться с тобой на этом столе, на том диване, уверен, что Юнги захочет разложить тебя на своём пианино. Я распластаю твоё тело по капоту машины и медленно возьму, любуясь тем, как ты будешь откликаться на каждый глубокий толчок. Тебе нравится? Нравится кататься на мне? — Да, альфа, — Чимин непроизвольно оголяет шею, жестом предлагая себя укусить, но получает в ответ только сочный шлепок по попке, — хочу кататься на вас, на тебе, на Юнги. Ах! Чимин хнычет, понимая, что ему не хватает выносливости двигаться вдоль члена в ровном ритме. Он пытается дёргаться так же, как вначале, но полные бёдра дрожат, ноют из-за нагрузки. Не придумав ничего лучше, потому что Агуст продолжает ничего не делать, только любоваться тщетными попытками омеги удовлетворить себя, он заводит ладони за спину. Обхватив ягодицы, Чимин оттягивает их в стороны, показывая, как сильно его дырочки нуждаются… хоть в чём, хоть в капле внимания. — Нетерпеливая омежка, — Агуст шлёпает Чимина ещё раз, порыкивая, а потом берёт всё в свои руки. Он обхватывает ладонями бёдра, принимаясь натягивать их на себя, одновременно с этим быстро и резко толкаясь. Член проскальзывает, интенсивно натирая и стимулируя промежность, разгоняя в стороны искорки удовольствия. Чимин беспомощно дрожит, сгибая ноги и дёргая ими в такт толчкам. — Почувствовал вкус члена, ощутил на себе наше внимание и теперь не можешь отказаться от этого, верно? Такая хорошенькая малышка, как ты, имеет на это право. Тебе когда-нибудь говорили, как ты выглядишь, будучи голым на члене альфы? Чимин качает головой, плаксиво вскрикивая. Возбуждение собирается со всего тела в одной точке, в надежде найти выход на третий раз этого маленького марафона. Он глупо стучит кулаками по столу, хныча, пытаясь осознать, чего от него хочет альфа. Ведь Агуст знает ответ на этот бесполезный вопрос, но всё равно Чимин пытается выдавить из себя бессвязное «нет». — Конечно нет, потому что ты миленькая девственная крошка, которая подбирала для себя правильный член, — Агуст порыкивает, и в его голосе проскальзывает акцент Тэгу, невероятно будоража нежного Чимина, — члены. Тогда я расскажу тебе, Чимини, как ты красиво прогибаешься для меня, как сжимаешься, даже не дыркой, всего лишь бёдрами, но они показывают то, насколько ты можешь быть полезным. Тебе же нравится быть полезным для альф? Тело словно ждало этого вопроса. Изогнувшись дугой, Чимин вскрикивает — оргазм настигает его, и он содрогается всем телом крупной волной. По вискам стекают капельки пота, а тяжёлое дыхание прерывается сладкими стонами, но это не мешает ему счастливо закричать: — Да-ах! Да-да-да, альфа! Да! Достигший пика Чимин не останавливает скользящий между складочек член, и теперь тот стимулирует чувствительную к ласке киску. Он дёргается на каждый толчок, постанывая, извиваясь, скользя ладошками по столешнице. Слабо вжимаясь лицом в гладкую поверхность, Чимин пачкает её слюной и оставляет горячим дыханием истлевающее пятнышко. Маленький и грязный, истекающий на член альфы; Чимину кажется, что он готов ощутить внутри себя больше, чем пальцы или язык. Можно было бы и попросить сейчас, похныкать, капризно подуть губки, попросить, но язык, заплетающийся из-за сильной волны послеоргазменной истомы, предаёт Чимина. Он может только поскуливать, взвизгивая на особенно сильные толчки. Как глубоко могла бы достать головка? — Хочу кончить на твою промежность, на бёдра, посмотреть, как сперма будет стекать по твоим карамельным ножкам, — Агуст ускоряется, размашисто вбиваясь между ног, стискивая чиминовы бёдра для большего давления на член, — красивая омега на нашем столе, вся испачканная в сперме, изнеженная, разрушенная. Ты можешь только скулить, хотя ни один из нас ещё не трахнул тебя нормально. Что же будет, когда ты примешь в себя узел? После слов Агуста звучит «дзинь», знаменующий, что на этаж приехал лифт. Чимин напрягается всем телом, не зная, может ли сюда попасть кто-то помимо братьев Мин. Когда двери раздвигаются и первым в помещение проникает душащий запах грейпфрута, омега расслабляется, опадая на столешницу. И в этот же момент Агуст выскальзывает из узкой ложбинки, и проводит кулаком по члену несколько раз, выдаивая сперму. Чимин чувствует, как густые капли попадают на кожу бёдер, на дырочку ануса, на раскрытую влажную киску. Он смотрит на застывшего Юнги, на то, как у него расширяются глаза, а запах приобретает острые нотки возбуждения. Чимин не знает, что надо говорить, поэтому вытягивает дрогнувшую руку и слабым жестом подманивает к себе второго альфу. — Почему мы трахаемся в не предназначенных для этого местах? — Юнги спрашивает, глядя прямо на Чимина, не мигая и даже не моргая. Он стягивает с себя толстовку, беспечно отбрасывая её к уже существующему беспорядку, и подходит ближе. Достаточно близко, чтобы Чимин мог просительно потянуться за поцелуем. — Впрочем, лишь бы нашей омеге было удобно, да? Юнги накрывает губы Чимина своими, целуя совершенно не нежно, покусывая и развязно толкаясь языком внутрь. Агуст не отстаёт от брата, только предпочитает совсем другие губы. Его рот накрывает горячую киску омеги, собирая и слизывая капающую на пол смазку. Находясь между двух альф, Чимин как никогда чувствует себя на своём месте.