Воля Антихриста

      Последние три года для парня — что ни день, то пытка, пропасть в нескончаемую бездну и путь, напоминающий Виа Долороза. Сколько ещё придется терпеть и ждать со смирением собственной участи?       Весь мир казался нереальным, любая эмоция — непосильный труд, мастерство, которого невозможно постичь и понять после утраты. На юноше словно выжжено клеймо страдания, нужда быть эпицентром всех невзгод семьи. С инцидента трёхлетней давности тот окончательно потерял надежду и веру в будущее, в себя самого. В то, что все ещё можно было исправить. Он безнадёжен, как и, в общем, весь мир, поглощённый людскими прихотями и болотом вседозволенности. Не покидало ощущение, что тот демон похитил душу и беспощадно вырвал сердце, оставляя ни с чем. Забрал именно ту частичку, что отвечала за искренность и рвение к жизни. Да, может быть, жизнь никогда и не была для парня сахаром, но у него оставалось то, что необходимо для каждого: задор и вера в лучшее. А в момент, когда в каждом проходящем человеке он видел сияние души, руки сжимались в кулаки от несправедливости.       Естественно, у них всех были проблемы и личные терзания, переживания, однако это и делало их живыми; чем подросток больше не мог похвастаться, что влечёт своим существованием одни несчастья, разрушает жизни и заставляет потухнуть искренние огоньки в глазах близких людей. Он словно лишает их энергии одним своим видом. Парень не может ощущать себя полноценным человеком, он подобен кукле, которая начала трескаться от ядовитой и пожирающей пустоты внутри. Один вопрос: за что?       «Значит, ты платишь за грехи, содеянные твоей душой ранее. Бог все видит, так не поддавайся унынию и живи достойно. Молись и совершай святые дела, и Он тебя простит», — вот, что ответил на вопрос священник храма.       Немыслимо. Просто настоящий абсурд! Почему он должен «платить» за то, чего сам никогда не совершал? Неужели все ранее сказанные молитвы, жизнь без нарушений заповедей ничего не значили? Почему же единственный образ, на который юноша надеялся первое время этих трёх невыносимых лет, молчал, игнорируя каждодневные молитвы и отчаянные просьбы о помощи? Школьника посещала мысль сходить к экзорцистам, но подобная вещь уже не имеет значения.       Парню нет дела до своего состояния, на происходящее в мире всё равно. Даже на те невыносимые головные боли каждый день, кровь из носа, кошмарные сновидения, смерти близких людей и месяц плена на войне больше ничего не значили в отрешённом от сего мира сознании. Раз больше юноша не имеет права на полноценную человечность, так с какой стати его должны волновать настолько бессмысленные вещи? Смирение с подобной участью пришло в момент, когда он полтора года назад разбил каждую икону в доме и выкинул их в глубокое озеро с моста. Нет для него больше Бога, и единственный верный спутник — горестное одиночество, если это эгоистичное и напускное «благословление Божье» надо ещё заслужить. Пусть Он горит в Аду, где уже его место, наверное, подготовлено самим Сатаной!       Хотелось бы, конечно, созерцать картину, где небо упадёт на землю, а мир будет кружиться в танце хаоса и огня. Хотелось собственноручно лишить жизни это высшее существо, но остаётся только продолжать изо дня в день красить горизонт в тёмные цвета, невольно отравлять окружающих своим ядом.       Далеко не раз его посещали мысли наложить на себя руки, однако парень оказался недостаточно решительным. Тот демон был прав: он все ещё оставался бесхребетным и жалким. Застрял меж границами миров, будучи заблудшей душой, заточенной на земле.       Парень вышел из небольшого домика на окраине города, где окружение всегда было окутано неоднозначной тишиной. Середина марта была непривычно сурова для весны, отовсюду веяло прохладой, хоть и не как в беспощадный февраль. Застеленный плотными и мрачными тучами небосвод предвещал скорый дождь, а довольно сильный ветер трепал волосы парня; приходилось щуриться, глаза быстро пересыхали от такой погоды. В руках подросток держал плотный лист бумаги и простые карандаши. Захотелось скоротать время перед школой за делом, которое позволяет забыться и выплеснуть все свои мысли на чистый лист. Обычно задумку картины понимал лишь сам автор, но некоторые одноклассники не раз хвалили за весьма реалистичный художественный стиль и ответственный подход. Возможно, рисовать на скамье при такой погоде — не лучшая идея, однако парня это ничуть не волновало. Хотелось ощутить подобие уединения с воздухом, чего в помещении, где все ещё дремала бабушка, не сделать. Эта женщина осталась единственным человеком из семьи, что ещё жива, однако и та тяжело болела. Говорила, что все хорошо, но юноша прекрасно видел её состояние, женщина с каждый днем увядала, как болезненный цветок. За это хотелось вонзить в себя кинжал, ибо страдал единственный близкий человек, который взялся за опекунство с трепетом и нежностью, а теперь смотрел на подростка с грустной улыбкой и безжизненными глазами, словно понимал, что виноват именно подопечный.       Досаждающие мысли прервали желание провалиться в процесс творчества, поэтому, недолго думая, парень начал вырисовывать силуэт девушки, которая стоит на коленях. У неё связаны руки и ноги, глаза закрыты повязкой, но было видно, как по щеке стекала одна невинная слеза. На горизонте виднелись деревенские дома, некоторые из них полыхали огнём, уходящим ввысь к небесам. Набросок, по мнению юноши, выходил действительно неплохим, и можно было приняться за процесс штриховки основных деталей, однако планы прервались первыми каплями дождя, которые спустились на макушку и художественную бумагу. Стоило поторопиться и зайти в дом, дабы рисунок не сильно намок, поэтому, малость разочарованно, парень все же поднялся со скамьи, подходя к крыльцу домика. Стоило оказаться перед ступеньками, как подросток оцепенел, расслышав позади голос:       — Хорошо рисуешь. Впрочем, вот и прошли три с половиной года, да? — Голос звучал ровно и спокойно. Кажется, к нему обращался молодой парень. Он звучал и позади, и будто в голове. Неизвестность захватила тело, принуждая дыхание участиться. Кто же это?       Переступив через себя, парень настороженно обернулся, но лицезрел около скамейки только из ниоткуда взявшуюся чёрно-белую кошку, что непринуждённо виляла своим промокшим хвостом.       — Кто ты? — единственное, что смог выдавить из себя парень, рассматривая кота. Голос, к удивлению, звучал очень тихо и неуверенно. Страха и злости не возникало, больше он на подобное не способен. Но сердце непривычно сильно стучало, отдавая импульсы даже в голову, дыхание сбивалось с каждой секундой. В голове невольно всплыли воспоминания трёхлетней давности, где с ним точно так же вело беседу невесть что. Или, может, он всё-таки окончательно потерял рассудок и разговаривал с кошкой?       — Хм… Я — Сайно, но один непутевый демон назвал меня Волком в обличии этого зверька. Ну, или не Сайно, а Махаматра. Или, может, даже сам Вельзевул? — представился с ноткой издёвки. Видимо, натура всех демонов лежала к подобному поведению, как человек к своим генам, что заставило недовольно испепелять взглядом такое невинное, пушистое создание. — Но тебе это ничего не даст. Я пришёл снять с тебя печать, поставленную в тот самый день Астарот. Настрадался ты, наверное. — Котёнок вальяжно сдвинулся с места, подходя к своему полностью промокшему собеседнику. — Но прежде, чем я это сделаю, ответь: кто для тебя Бог?       Вопрос задел заживо, цепляясь металлическим крюком за кожу и мнимо её сдирая. Уж лучше он будет страдать в муках, чем скажет, что это Иисус. Для него нет никакого образа, способного внушать в себя веру и желание следовать за ним, ибо единственный, кто был с ним и разделял тоску в любое время — он сам. Никому человек не был настолько нужен, как самому себе. Желаешь признания и принятия от других? Так сделай так, чтобы хотя бы ты воспринимал себя адекватно. Внутреннее «Я» — единственный источник сил и способ решить проблему. Никто не позаботиться о тебе так, как ты сам. Никто не сможет тебя направить на путь истинный, ничто не может оставить тебя ни с чем, ведь у человека всегда есть его личность. Не бросит же он самого себя? Разве тогда это можно назвать одиночеством? Все «просветления» и вера парня заключались в собственном образе, что был единственной возможностью найти нужную дорогу и направить к своему понятию очищения.       — Я и есть Бог, — беззаботно сказал парень. Никакие ангелы, никакие демоны и духи не сделали для него ничего толкового. С ним никого не было, когда школьник провалился в пучину самоистязания, один внутренний голос заставлял собраться с силами. На ответ послышался громкий смех демона, который явно уловил в данной мысли ребячество.       — Вот как, интересно. — Кот подошёл вплотную к парню, а вскоре и вовсе начал тереться об промокшую штанину. Ветер продолжал странствовать повсюду, а рисунок успел полностью промокнуть. Казалось, от одного прикосновения бумага вот-вот порвётся. — Но это хорошо. Значит, все идёт по плану, ты молодец.       С каждым произнесённым словом парню становилось все хуже и хуже. Голова невыносимо раскалывалась, сердце, как думал парень, не выдержит таких ударов и разорвётся. Руки дрожали, а поглощающая сознание слабость не давала ровно и непоколебимо стоять. Во дворе начался целый ураган, мороз нещадно врезался в тело юноши, однако того тошнило от неистового жара. Заболел или это предсмертная агония?       Он был уверен, что второе. Мысль о том, что подросток вот-вот покинет мир, не могла не заставить ощутить, как огромный камень упал с плеч и разбился об землю. Пусть он и уйдёт из мира недостойно и унизительно, но уже неважно: он поклонится на этой кровавой сцене в прощальном реверансе и попросит прощения у всех, кому причинил страдания. Этого мало, но единственное, что было в способностях парня.       — Прежде, чем ты провалишься в темноту, даю обязательное задание: сходи в церковь. Не молись, ничего не делай. Просто наблюдай за энергетикой людей, священников и самого места. На это может уйти не один день, но ты сделай выводы и стань на тропу, предначертанную судьбой лично. Этот путь сделает тебя таким, каким ты хотел быть, сумеешь ощутить то, чего не мог раньше. Обещаю, Куникудзуши. Главное, не сдерживай свою ненависть к Богу, покажи миру, на что способен. — Длительная пауза заставила ощутить себя абсолютно неживым. — Заранее поздравляю с твоей смертью и возрождением нового Крушителя Страны. — Голос звучал тихо, но необычайно глубоко, словно мантра, которой обязательно повиноваться, ибо та уже затмила разум.       Недлительное спокойствие молниеносно сменилось на ошеломление, когда Дзуши ощутил, как в его грудь проникли фантомные руки, которые заставили ощутить физическую боль во всех красках. Они были словно раскалённые, не то искажали органы, не то вовсе избавляли их от тела, раздирали вены и мышцы. Парень ощутил, как из его глаз интенсивно стекала алая кровь, которая выжигала на его коже шрамы. Острая и невыносимая боль разливалась по всему телу, сводя парня с ума. Хотелось кричать во всё горло, но он не был физически способен даже что-то прошептать. В конце концов, организм не вытерпел подобного издевательства, и юноша повалился без сознания на бетонную тропу. Погода в тот же миг завершила свирепую драму апофеозом, отдавая очередь солнцу. Убедившись, что подросток потерял связь с миром, Сайно покинул тело котёнка, что мгновенно погиб, оставшись безучастно лежать на траве.       — Вот если бы Асмодей не оказался придурком, то не занимался бы подобными делами. В его же возможностях было манипулировать сознаниями людей без всяких печатей и болезненных вмешательств. — Махаматра недовольно вздохнул, контролируя приступ гнева. — Время идёт, но никто не может заменить этого… Да не найдётся даже слова, чтобы описать его невыносимую натуру! — Разговоры с самим собой у демона Вельзевула были частью рутины, и остальные высшие к этому давно привыкли. — Если когда-нибудь его ещё увижу, то посажу на кол в целях профилактики, клянусь хвостом Фенекса. — Демон чревоугодия взял в руки подобие чёрно-золотой нити и, как ни в чем не бывало, исправился с выполненным заданием, направляясь в Ад.

***

      Семья располагалась в просторной гостиной за обеденным столом. Редко у Каэдахар возникала возможность совместного завтрака, однако такое время столо ценить. Всё помещение олицетворяло утончённость и красоту классического итальянского интерьера в бежевых и коричневых тонах. Пол был покрыт кремовой керамикой с мозаикой в стиле Versace. Подобные незамысловатые узоры находились и на обоях; витринный шкаф вместе с тумбочками прибавляли шарм своей роскошью, а вишенкой на торте служила хрустальная люстра в центре помещения. Глядя на неё, хотелось устроить бал и поддаться ритмам венского вальса.       На столе располагались излюбленные младшим оладьи с вареньем и чай.       — Кадзуха, как ты планируешь провести выходные? — поинтересовалась женщина, отпивая свой любимый цейлонский чай, без которого она не могла спокойно начать рабочий день.       — Я не могу этого знать, пока они не наступят, — улыбнулся Каэдахара, следуя примеру матери.       — Это точно. Мне просто немного печально от того, что единственное время, когда мы с Мораксом пересекаемся с тобой — ночь и иногда утро, и то… — Нин Гуан так и не завершила свою речь. — Можно будет постараться собраться втроём и куда-нибудь сходить.       — Но ведь Кадзу не говорил, что считает это проблемой, верно? — поинтересовался старший Каэдахара, доедая свою порцию оладий.       — Верно, — согласился парень, переведя взгляд на свою мать, — вы работаете и во всем мне помогаете. Я не стану даже заикаться о том, что меня не устраивают наши взаимоотношения. Но идея с совместной прогулкой мне нравится!       — Вы правы. — Женщина довольно быстро вернулась в своё привычно беспристрастное состояние. — К слову, ты обычно всегда встаёшь намного раньше из-за того, что утром идёшь в церковь, — обратилась Нин Гуан к своему сыну. — Что-то случилось или просто не захотел?       — Схожу вечером. — Подросток откусил завтрак, явно довольствуясь вкусом. — С Аякой, — всё же добавил, — плюс, наверное, и прогуляемся вместе. — На лице женщины воцарилась широкая улыбка, не оставляя ничего от прежнего спокойствия.       — Это радует. Ты редко куда выходишь с друзьями, а дома у нас уж никогда их не увидеть, кроме Розалины. — Нин Гуан явно не импонировала эта девушка из-за её рода деятельности, однако она не препятствовала общению с её сыном. Не желая больше о ней вспоминать, женщина быстро сменила тему. — Камисато вообще прекрасная девушка. К тому же, сердцу не прикажешь, но я советую тебе присмотреться к девочке. Или ты уже?       Вопрос поставил парня в тупик, заставляя задуматься о том, где же отсюда выход. Несомненно, Кадзуха ловил себя на мысли о том, что испытывал неоднозначно приятные и легкие чувства в сторону одноклассницы. Однако вряд ли их стоило называть чем-то интимнее и глубже обыкновенной симпатии, поэтому на данный момент нет смысла зарекаться о подобных вещах, которые не являются чем-то должным для него. Понятие любви у Кадзухи заоблачно размыто, словно это что-то необыкновенное, настолько уникальное и в потемках души желанное, что служит тайной мадридского двора, и если начнёшь размышлять на этот счёт — не сможешь найти ответ. Но смысл его исследовать, когда всё, по мнению младшего, в чувствах должно быть спонтанно?       — Мы друзья. К тому же, считаю себя слишком незрелым для того, чтобы строить какие-либо отношения. Сейчас в приоритете учёба и собственная реализация, — спокойно ответил Каэдахара, допивая свой утренний чай. Казалось, Моракса сейчас в этом зале и вовсе не было.       — Я понимаю, мне нравится твоя чёткая позиция. Просто хотела донести, что в будущем, по моему мнению, Камисато представляла бы из себя отличную избранницу. — Кадзуха на сказанное только кивнул, не желая больше развивать эту беседу, которая с каждым произнесённым словом приобретала всё более неловкие обороты для него. Через время за столом ощущался гнетущий дискомфорт, который дополнительно пропитывался в помещении из-за тишины, которую, дабы не усугубить ситуацию, никто не нарушал. Не самый лучший завтрак выдался, но еда была отменна.       В лицее день прошёл легко: было окно на физике, и парень получил отличные оценки по остальным семерым предметам, за исключением физкультуры и французского. Кадзуха даже нашёл желание пообедать в столовой вместе с привычной компанией: Аякой, одноклассницей Ёимией и парнем с параллели — Итэром.       Однако классная руководительница попросила задержаться всех после восьмого урока, организовывая классный час. Лиза Минчи поведала о том, что с понедельника к ним присоединится новый ученик — Тигнари Виридис. Семья парня переехала, из-за чего тому пришлось перевестись в школу на последнюю четверть. У Кадзухи это вызвало интерес: хотелось познакомиться с новым человеком и узнать, что он из себя представляет.       Кто-то спешил выйти из помещения, кто-то остался в кабинете, обсуждая вопросы касательно предметов Лизы Минчи. Попрощавшись с некоторыми одноклассниками, Кадзуха и Аяка вышли из школьного помещения, направляясь в сторону умиротворённого района. Весенние дни дают о себе знать, поэтому в вечерний час все ещё виднелось солнце. Погода была прекрасной, ибо ясный небосвод и лёгкий ветер пробуждали в большинстве людей простую радость и располагали провести время на свежем воздухе, не торопясь туда, куда судьба тебя ведёт. Погода абсолютно отличалась от того армагеддона, что был утром.       — Нам идти недалеко, — начал Кадзуха, равняясь с Аякой. Обычно девушка предпочитала носить светлые и весьма утончённые одеяния, но сегодня отдала предпочтение повседневному чёрному платью в готическом стиле, которое приковывало к себе восхищённый взгляд юноши. — К слову, непривычно тебя видеть в подобной одежде. Тебе безумно идёт. Контраст твоей светлости выходит в градиент с оттенком власти и изящества, взаимодополняя друг друга.       — Не заставляйся меня краснеть. — Каэдахара лишь издал смешок. — И спасибо тебе.       Одноклассники продолжали идти по дороге, однако молчание заставляло ощутить скованность и нарастающую между ними неловкость. Ни одна попытка завести диалог не увенчалась успехом, мысли путались, было неистово тяжко начать полноценную беседу. Не хотелось прибавлять разговору и атмосфере формальный тон, поэтому и обмен любезностями и светские беседы ни о чём были излишни. Но разве тишина — убийственная вещь? Прекраснейший способ переварить собственные мысли, сказанные слова, грядущие или прошедшие события. А бок о бок с тобой идёт человек, напоминая о том, что ты не один. Всегда можно поделиться с интересующими думами и спросить мнение ближнего.       Переулок за переулком, и они вышли на прекрасно сложенную аллею, окружённую деревьями, напротив которой виднелись церковные вытянутые шпили и само священное здание, от которого сердца находили спокойствие и души отыскивали своё личное спасение.       — Ты был прав, здесь так тихо… Ещё и красота-то какая! Умела бы профессионально рисовать — запечатлела бы этот пейзаж во всех его красках. — Аяка ощутила своего рода забвение в этом тихом уголке неугомонного мира. Всё было слишком очаровательно, что даже неестественно. Особенно привлекали вырезанные кресты, лица и узоры на арке, что располагалась над дверью.       — Я рад, что тебе здесь нравится. — Разглядывая каждый уголок, что виднелся вокруг, одноклассники неспешно подходили к величественными вратам, где располагалась путеводная звезда. — Только не забывай, что ты пришла лишь посмотреть. — Камисато кивнула.

***

      Казалось, мрак перед глазами стоял целую вечность, и парень уже действительно поверил в то, что его предназначение в этом мире заключалось в смерти за собственные страдания. Однако не все оказалось так просто, как сумел предположить Куникудзуши. Парень ощутил собственное дыхание и сердцебиение, после чего глаза распахнулись на автомате. Первое, что юноша смог увидеть — белый потолок, боковым зрением можно было заметить окно, из которого исходил дневной свет. Приподняв голову, парень сообразил, что находится у себя в комнате.       «Это был сон? Я отключился прямо на улице, а на лице, если все было так, должны были остаться следы от крови. Звучит, как истинная галиматья, но стоит проверить…» — на удивление, Дзуши встал со спального места без особых усилий после самой умопомрачительной боли из той, что доводилось испытывать ранее. Однако не успел тот сориентироваться на поиске отражения, как дверь отворилась, где немолодая женщина облегченно выдохнула и перекрестилась.       — Слава тебе Господи, живой! Ох, как же я боялась, что с тобой произошло ужасное и непоправимое… — Бабушка подошла и крепко обняла своего внука, словно боялась, что если выпустит, то мальчишка испарится, оставляя ту в одиночку проживать остаток горестной жизни. Сейчас Куникудзуши был настолько ошеломлён событиями, что даже пропустил мимо ушей сказанную бабушкой фразу и то, как она перекрестилась, будучи всю жизнь атеисткой. — я как проснулась, вышла во двор тебя подгонять в школу, а ты лежишь на траве без сознания, так ещё и бледный весь такой, холодный, еле дышишь; думала, прости Господи, что покинешь меня, старую… Что случилось?       Казалось, всё сказанное Макото не доходило до сознания младшего Райдэн, в тот момент он был сосредоточен лишь на одном: он чувствует, как жизнь и поток энергии тепло растекаются по его телу. Точно так же, как и до момента посещения демона. Он обвёл взглядом обстановку, рассматривая сияющие глаза своей бабушки, и нашёл в них отклик, который отдавался в душе теплом. Из него словно струились эмоции, но вот незадача: как их, собственно, показывать, что с ними делать? Неужто придется учиться всему по новой?       Даже если придется потратить не одну вечность — он готов, лишь бы не возвращаться в былую пропасть. Женщина продолжала что-то увлеченно рассказывать, но парень никак не мог сосредоточиться на её звонком и возбужденном голосе, который раньше не звучал настолько приятно и располагающе.       — Я пройдусь по улице, — уведомил парень, отстраняясь от крепкой хватки старшей Райдэн.       — Иди. Тебе нужен кислород, отдохни. Ты пол дня пролежал без сознания как-никак, бедный… Ой, постой! — Макото торопливо схватила за кисть своего внука, когда он уже развернулся к выходу из дома. — Поплюю три раза, но я ощущаю, что в один миг абсолютно оздоровилась. Звучит очень сомнительно, но видишь, даже хожу спокойно? — Женщина показательно покрутилась и изобразила подобие танца под ненавязчивый смешок. — Думаю, это Господ благословил нашу крышу, я два года не чувствовала себя настолько хорошо. Иначе не могу объяснить, как бы тяжело не признавалось. Как же счастлива сейчас! Ещё и с тобой все в порядке, аж отлегло. Не пугай меня так больше, постарайся… Я приготовлю что-нибудь вкусное и питательное к твоему приходу. — Конец речи был сказан более приземлённым тоном, даже напоминал оттенок грусти.       — Вот как… — Куникудзуши приторно улыбнулся, но за этой натянутой улыбкой скрывалась всепоглощающая ненависть на Творца. Неужели ему теперь придется терпеть религиозные выходки своей бабушки из-за того, что с её непутевого внука сняли печать, которая заставляла страдать всё окружение? Если так, стоит подумать о поиске нового жилья, ибо он не может ручаться за жизнь родного человека: вдруг в один злосчастный миг не сможет совладать со своими обретенными эмоциями? Впрочем, думать об этом сейчас совсем не хотелось.       Парень вышел на свежий воздух, закрыв за собою дворовую калитку. Он окинул взором узкую улицу, рассматривал каждый миллиметр, стараясь понять, что изменилось. Всё в точности так, как и было ранее: напротив проходила ещё одна улица с небольшими домами в разных состояниях, кусты и деревья прибавляли местности живости и спокойствия. Он прикрыл глаза, глубоко вдыхая кислород и неспешно выдыхая. По крайней мере, почувствовал то, что его кровь пропитана рвением к непостижимому. Юноша не мог дать более подробный ответ, этот импульс ощущался чересчур размыто, словно вовсе было неким самовнушением после «перерождения». Он предвкушал сладкую месть, желание пустить всех причастных в пучину бесконечных страданий. Куникудзуши чувствовал, что способен смотреть в душу человека, полностью не осознавая как. Вывод был таким же нечетким: в парне явно зародилось самолюбие, от которого когда-то так слепо отрекался. Он решил не заморачиваться и идти куда глаза глядят, погружаясь в раздумья о произошедшем. Стоило бы установить хронологический порядок.       «Исходя из речей того Сайно, демон Астарот наложила на меня какую-то печать страданий три с половиной года назад, глася о том, что я умру. На протяжении всего времени мне приходилось сталкиваться с вещами, что заставили абсолютно отвернуться от Бога. Я словно вытягивал жизненную энергию из своего окружения, не мог ничего чувствовать. Потом приходит кот и лишает всего этого? Звучит, как небылица из больного сна Лавкрафта, и из истории всплывает множество вопросов: зачем я вообще им нужен? Для чего нужна была печать? И, в конце концов, какой смысл мне идти в церковь, как приказал тот голос?» — вопросы продолжали валиться на бедную голову, что заставляло ощутить собственное бессилие перед своей жизнью.       Парень шёл по солнечной тропе, утопая в безумных мыслях. Изначально хотелось, чтобы прогулка поспособствовала тому, чтобы туман вокруг испарился и оставил за собою лишь воспоминания, но, как оказалось, бедствие лишь усилилось, не пропуская через свою густую пелену ни единого луча света, который мог бы дать надежду. Куникудзуши сам того не осознал, как оказался у церкви. Подняв свой взгляд с асфальта, он беспристрастно оглядывал помещение, в котором люди слепо ищут то, что таится в них самих. Впрочем, может, это было судьбоносное напоминание сегодняшних слов демона?       Не хотелось вступать внутрь и глядеть на лица прихожан, а уж тем более, лицемерных священников, но в душе оставалась слепая и, может, даже наивная надежда на то, что он сможет отыскать там ответ хоть на один из своих вопросов. Отодвинув свою ненависть в дальний уголок сознания, Куникудзуши медленными шагами ступал к вратам безнадежности. Остановившись прямо перед католическим храмом, парень детально разглядывал строение, пытаясь понять, каким образом ему вообще прочувствовать энергетику места? Вспоминая слова Махаматры о том, что на это может уйти время, юноша принял решение посетить само помещение. Получилось так, что он подписал договор с демоном, сам того не ведая. По крайней мере, Дзуши надеется, что вскоре прояснятся недопонимания. Хотя, учитывая бесовскую натуру, тут бы малую часть вынести от неоднозначных намёков.       Отворив величественную дверь, за которой скрывалось ещё две, но уже менее вычурных, парень замер, ощутив смешанные факторы на себе, и эта смесь никак не давала здраво рассуждать. Во всём помещении с бетонными стенами, на которых были рельефы и различных габаритов иконы; лавочками в несколько рядов; и витражных окнах чуть ниже потолка; царила настоящая война из ощущений в душе парня. Нет, он не может тут находиться. Ещё минута, и Куникудзуши, сто процентов, взорвется от смеси обречённости и света; однако все эти гнусные ощущения встали на второй план, когда парень ощутил тяжёлый и властный голос того, на кого даже не хотелось устремлять взгляд.       — Слава Иисусу Христу. Юноша, вы очень молодой, а посещаете храмы, похвально. Да благословит вас Бог за это, но, как мне кажется, у вас что-то случилось? Вы очень переживаете и стоите на проходе уже некоторое время. — Мужчина проницательно оглядывал подростка, который тупил свой взгляд на плитку. Всё же стало интересно, кто перед ним стоял, поэтому Куникудзуши неторопливо поднял голову. Перед ним находился очень высокий мужчина в чёрной сутане, поверх которой виднелся крест. Голубых глаз почти не было видно, те словно впали в очень остром и морщинистом на вид лице. Основной акцент брала на себя седая борода, глядя на которую, хотелось лишь посмеяться, ибо перед Куникудзуши стоял истинный клише-священник. Смотря на его глаза, он не переставал мысленно изучать того, а все противоречивые чувства уже давно отступили с появлением мужчины. Куникудзуши ощущал необоснованное превосходство над этим человеком, чувствовал, что в нём нет никакого отблеска света, как в большинстве прихожан. Его присутствие не туманило разум, а заставляло временно позабыть о дискомфорте. Словно темень подавляла весь окружающий отчаянный свет.        «Так вот о чём говорил голос. Я, видимо, действительно могу ощущать энергию человека? Этот священник не излучает из себя святости или хотя бы её подобие. Волк в овечьей шкуре… И каждый служитель храма такой потерянный?»       Молчать, разглядывая священнослужителя, было явно не принято за обычай. Поэтому юноше пришлось выдавить из себя ненавистные на тот час слова:       — Во веки веков. Аминь. — Куникудзуши легко улыбнулся, въедаясь взглядом в кристальные глаза, которые, вероятно, уже давно не сверкали блаженством. От этого ещё сильнее хотелось рассмеяться, но придется поддерживать образ, дабы не вызывать лишних вопросов. — Отче, благодарю вас за переживания, со мной все в норме; ибо Иисус с нами навеки: в душе и сердце, на небе и земле — он не допустит того, чтобы с его рабами, сыновьями случилась беда. Я пришёл помолиться и ощутить единство с Господом, но мне стало немного душно. Пару минут постою на свежем воздухе и вернусь в храм Божий. — Куникудзуши продолжал изображать невинную улыбку на лице, излучая доброжелательность.       Мужчина серьезно глядел на прихожанина, даже не стараясь скрывать собственное мрачное настроение за маской.       — Ступай, юноша. — Не проронив больше ни единого слова, священник развернулся, направляясь к алтарю. Того, кажется, напрягла беседа, однако почему?       Парень мигом вышел за двери храма, не желая думать об этом в помещении, которое словно убивало, медленно и тягостно, растягивало получаемое садистское удовлетворение. Спокойно вдохнув свежий вечерний воздух пятницы, умиротворение подошло к концу так же быстро, как и появилось: на мгновение показалось, что в его теле свет прожигал дыру, оставляя за собой пустоту. Он ощутил неконтролируемый страх и желание бежать, однако хватило сил лишь на то, чтобы болезненно упасть на колени. Впрочем, эта физическая боль не была сравнима с атмосферой около церкви, где Куникудзуши чувствовал, как с каждой секундой свет становится ярче, а его кожа иллюзорно плавится.       — Что с тобой, парень? — поинтересовался юноша явно обеспокоенным тоном, но Дзуши никак не мог поднять глаза, ибо сей чистый тон являлся эпицентром испытываемых мук. Кажется, незнакомец присел на корточки, желая заглянуть в глаза бедолаги, но парень не двигался. Он стоял на коленях, как статуя, стараясь изо всех сил совладать с собой.       — Кадзуха, что с ним? — Какая-то девушка стояла рядом с, видимо, юношей по имени Кадзуха. От неё не исходило ничего, кроме чувства доброжелательности, её энергетика никак не давила, однако и не затмевала мощную вспышку подростка.       — Кажется, ему плохо… — Парень бережно коснулся плеча. Заранее Куникудзуши зажмурил свои тёмно-синие глаза, предвещая новый поток боли, которого, на удивление, не последовало. — Что тебя беспокоит? Как мы можем тебе помочь?       Противным, дурманящим разум и все тело ощущениям не было конца и края, но парню пришлось пересилить себя и с трудом поднять голову, решив взглянуть в глаза незнакомца, что заставили ощутить сильное удивление. Тёмно-красный цвет заставил на несколько секунд позабыть про свои ощущения. Может быть, перед ним находился ангел? Видимо, не он один ощутил изумление. Кадзуха приподнял брови, нагло рассматривая каждую черту лица пострадавшего, явно не желая останавливаться. Куникудзуши в тот момент не было до этого дела, а уже тем более желания подначивать того, хотя в любых других ситуациях не упустил бы шанс. Только одна мысль затмевала рассудок: поддаться инстинктам самосохранения и убежать от парня.       — Оставь… — сдавленно произнёс Куникудзуши, больше не в силах что-либо произнести. Всё его былое самолюбие долой пропало, в глазах интенсивно темнело, казалось, что тот уже сгорел дотла в пламенной энергии обладателя глаз цвета крови и опасности. Пара секунд колебания, и юноша провалился в астральные миры, покидая сознание.       В попытке освободиться от страданий, он невольно привёл себя к новым истязаниям, боли и несчастью. Как бы ни старался изменить жизнь, она будет иметь первоначальный оттенок, который был в неё заложен. Такова была его истинная тропа?