Call Me Sleeper — Sinful
Mobiius — Deadeyes
Саван не пытается возражать. Чимин видит, как тот медленно плавится под его взглядом, а глаза его подёргивает мутная плёнка. Парень лихорадочно облизывает пересыхающие губы и отводит взгляд, цепляясь им за качающуюся длинную серьгу в ухе Пака. — Что? Мокро? — поддевает его Чимин, — Ну давай, попробуй мне врезать. Сломай мне рёбра или что там ещё... Саван прикрывает глаза и шумно тянет носом. От Чимина до одурения приятно пахнет хорошим парфюмом и им самим. Как тогда, у бара. Только сейчас нет этой раздражающей примеси алкогольного шлейфа. — О-о-о, — издевательски тянет Пак, — Киска потекла от одной только мысли, как её будут ебать. Даже в трусики лезть не пришлось. Его голос перетекает в мерное самодовольное урчание. Оно мягким рокотом вкатывается в уши и разносится по всему телу, отдавая мелкими колючими зарядами в самые кончики пальцев. Саван хватает его за ворот рубашки, но не может даже оттолкнуть, чтобы эти полные налитые губы не терзали его своим шёпотом в такой опасной близости от уха. Не может, потому что не хочет. А Чимин пользуется этим. Лбом он касается виска Савана. — Помнишь? Там, в гараже, ты назвал меня слабаком. Пальцы Чимина сжимают острое колено Савана. Тот нервно вздыхает, невольно втягивая сладкий запах горячего тела напротив. — А потом ты умолял тебя трахнуть. Забавно, не правда ли? Гопник хватается за собственную ширинку, сдавливая напрягшуюся мошонку. Чимин лупит его по руке. Больно и хлёстко. — А в парке... В парке тебя так плющило, так ломало... До чего же мучительно. Пак нависает над ним, дразнит близостью, дразнит возможностью получить быструю разрядку... Но не даётся. Только терзает его своим ехидным вкрадчивым шёпотом. — Напомнить тебе, как ты уговаривал меня мне же и отсосать? Саван выдыхает сквозь зубы. — И чего ты хочешь? Чтобы я снова тебя умолял? Пак улыбается хищно. Он запускает пальцы в волосы на затылке Савана и сжимает, таким привычным уже движением. — Я хочу, чтобы ты посмотрел, в какое ничтожество ты превращаешь себя сам. И после всего, что я видел, ты смеешь мне заявлять, что слабак здесь я? Саван мычит и прикрывает глаза, когда Чимин стискивает его волосы крепче и оттягивает их назад. — Ты искал меня, — шипит он в ответ, — В том парке. Пак поднимает голову и заглядывает в его плывущие глаза. Саван тянет уголки губ в стороны. — Ты говорил мне, чтобы я держался подальше, а потом сам пришёл за мной, — хрипло шепчет он, — Тебе так понравилось меня ебать, что ты позвал меня, а не своего хорька. Что, не хватило пороху послать меня подальше? Плывущий взгляд фокусируется на глазах Чимина. — Слабак, — добивает его парень. Он ожидал чего угодно — вспышки, крика, удара. Но не... — Да, мне понравилось. Улыбка Чимина становится откровенно плотоядной. — Мне понравилось драть тебя там, прямо на капоте, пока ты кончал на бампер моей машины, — продолжает Пак, — Понравилось долбить твою узкую сухую задницу и рвать твои сальные патлы. Мне понравилось, что мы сделали это именно так, а не в постели. Чимин вываливает язык и широко лижет щёку Савана от подбородка до виска. Во рту остаётся горьковатый привкус перекиси. — Мне понравилось, как ты выпрашивал мой член себе в зад. Глаза Савана закатываются под верхние веки, а узловатые пальцы цепляются за рубашку до скрипа ниток на швах. В штанах тянет до боли. Становится мокро. Очень мокро. — Бля-а-а-дь, — надсадно подвывает он, — Выеби меня... Выеби, прямо сейчас... Парень пробирается рукой между их телами и накрывает ладонью пах Чимина. — Не смей меня кидать, — хнычет он исступлённо, — Только попробуй меня оттолкнуть сейчас, слышишь... Я тебя, сука, наизнанку выверну и скажу, что так и было... Его малосвязную речь обрубает хлёсткая пощёчина. Голова Савана мотается в сторону, и парень захлёбывается на вдохе. — Ничего ты не сделаешь, — урчит Чимин, — Лаешь, как брехливая сучка. Если я выкину тебя прямо сейчас, ты будешь ползти за мной на коленях задницей кверху и умолять. Вот и всё, на что ты способен. — Ах ты, пидор, — плаксиво выстанывает Саван. За это он получает ещё одну пощёчину — сильнее и резче. От удара он вздрагивает всем телом, стонет и снова сжимает себя через штаны. Чимин отбрасывает его руку и хватает за горло. — А ну не лезь, — командует он, — Ты не спустишь себе в штаны вот так просто. Саван цепляется за его рубашку, сминая её в пальцах. — Так возьми и выеби, — заплетающимся языком лепечет он, — Мне пришлось дрочить тогда, в парке, но я не мог кончить без твоего запаха... Пак на миг теряется и едва не выпадает из образа, заглядывая в слезящиеся глаза парня. Запаха? Очередные приколы двинутого гопника или... Или он просто влюбился? А как же все эти его дерзкие слова в гараже? Как он там говорил? "Не думай, что ты там какой-то дохуя избранный..." Просто поебаться и разойтись, да? — Какой же ты гондон, как же я тебя ненавижу... Саван выгибается ему навстречу и тянет за плечи на себя. — Даже потрахаться ни с кем не могу, если это не ты, — будто в бреду, шепчет Саван, — Я дал одному мужику на парковке, и у меня даже не встал... Из-за того, что это был не ты... Чимину жёстко вжаривает по пояснице. Острыми флешбэками его относит во времени назад. Вечер у Джено, кровать, поцелуи... Растерянность и стыд... У него не встал, потому что это был не тот человек. Это что, какая-то шутка? Саван под ним трясётся всем телом, как при температуре. Его взгляд исподлобья, придавленный набрякшим фингалом, кажется на редкость жалким, как у неоднократно битой дворняги, которая только и ждёт, что очередного удара. — Смотришь на меня, как на дерьмо, — вдруг говорит он, — Конечно, зачем тебе совать хер в меня, когда есть этот твой... Джено. Имя донсэна Пака из уст гопника звучит, как удар в гонг. Чимин выныривает из удушливого марева. Он наклоняется к парню, опаляя горячим дыханием его бледные губы. — Заткнись, — шепчет он, но в его голосе не слышится ни толики злобы, — Не хочу слышать от тебя ни одного имени, кроме своего. Чимин дёргает ручки сидений и откидывает их назад. Савана он опрокидывает на спину и нависает над ним, седлая худые бёдра. — Открой рот, — приказывает он. Саван слушается его. Чимин суёт свои пальцы себе в рот, обильно смачивая слюной, а затем проскальзывает ими по языку парня внутрь, между бледных губ и острых мелких зубов. — Соси. Саван смыкает губы на его пальцах. Пак двигает ими туда-сюда, массирует язык, собирает набегающую слюну и размазывает по ложбинке. Тазом он медленно двигает в такт движениям пальцев, потираясь затянутой в брюки задницей о твёрдый бугорок в штанах гопника. Саван мычит и берётся руками за бёдра Чимина. Крепкие и мясистые, они не помещаются в его ладонях, и сжать их особо не получается, но можно переминать пальцами, чувствуя, как под ними перекатываются сильные мышцы. Чимин пользует рот Савана пальцами, чутко прислушиваясь к его реакции. Он старается не толкать их слишком глубоко и достаёт обратно, едва чувствует напряжение глотки. И без того впалые щёки худощавого парня втягиваются от того, как старательно он вбирает в себя пальцы Чимина. Во рту мокро и жарко, как во влагалище. От этой мысли у Пака ощутимо дёргается в штанах. — Хочешь, чтобы вместо пальцев был член? — хрипло спрашивает он, глядя на Савана сверху вниз. Давая парню ответить, Пак достаёт пальцы и размазывает слюну по его нижней губе. — Хочу, блядь, хочу, — сипло и заполошно соглашается тот, — Ты больше болтаешь, чем трахаешь. Чимин переступает коленями по сиденью, практически усаживаясь гопнику на грудь, и расстёгивает молнию на брюках. — Ты болтаешь не меньше, — томно проговаривает он, и в следующую секунду его спина выгибается дугой, потому что эти тонкие бледные губы обхватывают багровую головку. Сколько бы не унижал Чимин Савана, что у бара, что в гараже, что в парке, он не мог не признать, что этот двинутый просто охуительно сосёт. Пак не признается в этом и под страхом смерти, но то, что своим ртом вытворяет Саван, запоминается надолго. Не хочется думать, сколько хуёв он пересосал, чтобы так умело ласкать, так правильно и приятно касаться по всей длине, от уретры до яичек. Да и слишком охотно он это делает, и это для отрицающего свою ориентацию... Но Чимин не думает. Он искренне кайфует от горячего мокрого языка, дразнящего уздечку, и плавно раскачивает бёдра, трахая рот Савана. Тот пропускает в горло. Не всегда удачно — его тело сжимается от рвотных позывов, но этот упёртый баран не сдаётся. Пак насаживает его голову на себя, дёргая за волосы на макушке. Саван сжимает его задницу через брюки и даёт собой управлять, шумно втягивая воздух через широко раздувающиеся ноздри. Вот мог бы Чимин так же трахать в рот Джено? Милый парень с оленьими глазами категорически не вписывался в эту картину, полную похоти и разврата. Пак не может оторвать взгляда от растянутых вокруг его члена губ, острых скул и выбитых проникновением скупых слезинок в уголках глаз Савана. Это смотрится слишком хорошо, и не только потому, что Чимину в принципе нравится, когда ему подчиняются. Что бы там ни думал Саван, Чимин не смотрит на него, как на дерьмо. Он трахается с ним не потому, что он "стопроцентный вариант", послушный и безотказный. Чимин его хочет. Именно его. Пак за волосы оттаскивает голову Савана от себя. Влажный и скользкий от слюны и предэякулята член он зажимает под головкой. Саван тянется за ним, морщась и недовольно постанывая. Между головкой и его губами тянется тонкая ниточка слюны. Чимин дёргает волосы, не давая ему снова взять в рот. — Голодная шлюшка, — возбуждённо произносит Пак. Саван смотрит на него снизу вверх. Бледные скулы порозовели, глаза лихорадочно блестят. Даже набрякшая над глазом шишка не портит картины. Кажется, у Чимина потихоньку отваливается башня. — Снимай штаны, — велит он, — Полностью, вместе с носками. Пак слазит с ног Савана, давая ему возможность раздеться, а сам тем временем лезет в бардачок. Заезжать в аптеку за презервативами было не нужно, потому что неприкосновенный запас у Чимина всегда в наличии, ибо секса в его жизни было предостаточно. И с недавних пор с ними в бардачке ездила ещё и смазка. Кровавые дорожки на бледных ногах ещё долго не выходили из головы с тех самых пор. Пак не врал, когда говорил, что кровь его не возбуждает. С Саваном просто изначально пошло как-то по пизде, и получилось... То, что получилось. Но больше этих дорожек Чимин видеть не хотел. Чимин выуживает два блистера и круглую плоскую коробочку, и в момент, когда он захлопывает крышку бардачка, салон наполняется пиликаньем рингтона телефона. Пак усаживается на пятки и щурится на светящийся в полутьме экран. И кто бы мог подумать... Вот мог бы быть кто угодно, хоть реклама стоматологии, но нет же... Чимин цокает языком и смахивает трубку. Джено сейчас совсем не вовремя. Надо с ним поговорить, но бросать по телефону — это слишком. Пусть это будет нелегко, но он не должен прятаться и морозиться, как паршивая трусливая шкура. Завтра. Завтра он решит этот вопрос. Чимин отсоединяет телефон от гарнитуры и бросает его на приборную панель. — Что? Завяли помидоры? — подкалывает его Саван. Пак поворачивается к нему. Тот стянул с себя свои драные спортивки, и его ноги белели на фоне тёмной обивки прямыми росчерками. Блин, и ноги у него тоже ничего... Тощие только, но прямые и даже изящные. Поразительно, что Чимин сначала потерял от него голову, и только теперь отмечает его очевидные достоинства. Член Савана лежит у него на животе. Он мокро блестит в свете салонного фонаря от выделяющейся смазки. Парень трогает его основанием ладони и тут же отдёргивает, будто обжигаясь. — Не умничай, — одёргивает его Пак, — Ложись на живот и раздвигай ноги. Ноги Савана с трудом помещаются в салоне, ему приходится упереться пальцами в приборную панель. Чимин устраивается между его коленей. Разорвав первый блистер, он раскатывает резинку по пальцам и ими зачёрпывает смазку. Он больше не чувствовал того раздражения, той ярости, которая не позволила ему хоть мало-мальски позаботиться о растяжке в тот раз. Он не знает — может, самому Савану было и нормально с порванной задницей, но у Чимина остался гадкий осадок с того раза. Боль болью, но без крови можно прекрасно обойтись. Пальцы Чимин вставляет одним движением. Благодаря смазке они хорошо проскальзывают в кольцо мышц и легко двигаются. Саван вздрагивает всем телом, сводит вместе лопатки и замирает с раскрытым ртом. Несколько мгновений он таращится перед собой невидящими глазами, а затем оглядывается на Пака через плечо. — Ты чё творишь? — настороженно спрашивает он. Чимин поднимает на него глаза. — Как что? Растягиваю. Саван поднимает бровь. — Нахуя? Чимин фыркает. — Чтобы ты не порвался, дебил малахольный. Он двигает пальцами резче и чуть разводит их внутри. — А... Какая тебе разница? — не унимается Саван, — Не ты ж порвёшься. Хер туда суй, хуле ты развёл тут чайную церемонию? Чимин резко подаётся вперёд, накрывая парня своим телом. Он хватает его под подбородком и разворачивает лицо на себя. — Разве я спрашивал твоего сраного мнения, как мне тебя трахать? — властно выдыхает он прямо в губы Савана. Пальцами он двигает глубже и ритмичнее, будто внутри уже не они, а он сам, — Всё, что от тебя требуется — смирно лежать и подставлять мне свою жопу. Если захочу — рычаг от коробки передач тебе туда засуну. Ты хорошо меня понял? Саван со свистом выдыхает воздух сквозь сжатые зубы и дерёт короткими ногтями обивку, пока Чимин трахает его пальцами в резинке. А когда он всё-таки нашаривает подушечками простату, парня будто бьёт током. Он взвизгивает и брыкается, как норовистая лошадь, но Чимин держит крепко. — Не слышу! — прикрикивает он, — Понял меня, да или нет? А парню уже всё равно. Хоть миллион раз "да", лишь бы Пак не останавливался. — Понял! — взвывает Саван, — Я понял! Его собственный стоящий член качается и бьёт по впалому животу. Парень не касается его, и яйца от напора спермы раздуваются и тяжелеют. — Шлюха. Слово бьёт хлёстко, как оплеуха. Саван стонет и задыхается. Чимин вынимает из него пальцы, толкает вперёд и отвешивает смачный шлепок по заднице, вырывая новый всхлип. — Подстилка. Парень прогибается в пояснице и отставляет задницу, как кошка в течке. Пак рвёт зубами другой блистер и раскатывает новый презерватив по члену. — Даёшь кому попало на парковках, — шипит он, — До чего же низко ты пал, ублюдок. Может, мне не надо тебя трахать? Какие букеты у тебя там цветут буйным цветом? — Нет... — лепечет Саван пересыхающими губами, — Нет... — Нет — что? — рычит Чимин, хватая парня за загривок и вдавливая его щекой в сиденье, — Или будешь врать, что этого не было? — Он был в резинке, — всхлипывает Саван, — И он не кончил. — А что так? Плохо жопой вертел, что у него не получилось? — Нас спугнули... Охранник, — чуть не плача, уверяет его парень, — Я не вру, пожалуйста, только не оставляй меня так... Не бросай... С ума сойти. Такой гордый и независимый парень, который ещё совсем недавно брал его на "слабо", называл его "пидором" и "петухом", крыл небоскрёбными матами... И теперь растекается лужей, упрашивая, чтобы его поимели, и по-настоящему боится, что не поимеют, унижается и чуть ли пятки не лижет... Будет смешно, если он и правда влюбился в Чимина. Хотя нет. Нихуя не смешно. Потому что Чимин, кажется, того... — Ладно, — его голос не дрожит и отдаёт сталью, пока сам Пак крошится внутри, — Сделаю вид, что поверил такой лживой шлюхе, как ты. И в следующую секунду Саван благодарно воет, закатывая глаза. Он наконец-то чувствует Чимина внутри. — Бля-а-адь... — надрывается он, ощущая, как яйца Чимина шлёпаются о его собственные, а тазовые косточки звучно врезаются в ягодицы. В этот раз действительно не так, как в гараже. Нет того выворачивающего наизнанку чувства, когда чувствуешь, как внутри рвётся и жжётся солёной кровью. Есть только наполненность, есть пульсация и живое тепло. Надо же, а так тоже хорошо. Когда анус не превращается в кровавую саднящую рану. Влажные шлепки разносятся по салону и отдаются в ушах. Чимин заполняет собой Савана до самых краёв. От ударов по заднице ладонями кожу жарит и покалывает, но от этого всё чувствуется только острее. У Пака сильные бёдра, и ими он нещадно молотит, вдалбливая Савана в сиденье. Он берётся за спинку над головой парня и с оттяжкой вбивается в него, так, что тому приходится упереться руками перед собой, чтобы не свернуть шею об эту самую спинку. На самом деле, Саван впервые трахается в настолько комфортных условиях. Секс ему всегда приходилось урывать тайком, торопливо и украдкой, безо всяких предварительных ласк, всё время рискуя попасться на горячем на глаза посторонним. А сейчас... Сейчас он даже делает это лёжа. В машине, а не в постели, но лёжа. Острые коленки не наливаются синяками от того, что парень стирает их, елозя по твёрдому полу. В ладони не впивается всякий мелкий мусор или облупившая краска с деревянного подоконника. Его... Его впервые растянули и смазали. Ему почти не больно от проникновения и фрикций. Оказывается, так тоже бывает. Чёртов Пак Чимин. Чёртов прилизанный холёный пидор с хорошей тачкой и охуенным членом. Вот нахуя ему, Савану, так хорошо от того, как этот член толкается в его задницу? Нахуя ему так хорошо от того, что этот охуевший глиномес впивается зубами ему в загривок и имеет его, как сучку? Нахуя его так возбуждает запах его парфюма и конфетно-минетные губёхи? Нахуя он, оборванец с вечно разбитой рожей, полез к этой дорогой упакованной кукле? Он ему не по статусу. Он не из его круга. Да только вот почему-то не просто пользует его в зад, лишь бы побыстрее спустить нужду, как в сортире, а тянет на себя, прижимает спиной к груди, держит за горло, заставляя запрокинуть голову себе на плечо. Трахает и хорошо, и наверняка красиво. Казалось бы, кого там вообще ебёт красота такого некрасивого занятия, как секс? Чимин проникает в него глубоко, с потрясающе отчётливым ритмом. Саван чувствует внутри себя каждый сантиметр и чувствует упругую пульсацию даже через резинку. Это стоило всех его унижений, всех стенаний. Он цепляется за удерживающие его сильные руки и содрогается от раскатывающихся по телу судорог. Пак прижимается раскрытым ртом к его шее и жарко и мокро в неё дышит. Задняя часть шеи Савана, особенно загривок, усыпана белыми морщинистыми отметинами размером с мелкую монетку. От чего могут быть такие шрамы? Чимин спросит потом, а пока он елозит по ним губами, чувствуя, как кожа под ними покрывается мурашками. Чувствуя приближение пика, Чимин скользит рукой по животу Савана вниз. Она проезжается по волосам на лобке, огибает каменно стоящий член и обхватывает тяжёлые яйца. Парень взбрыкивает и стонет. Не сбавляя темпа, Пак переминает мошонку, почти не касаясь ствола, и ощущает, как тело в его руках теряет гибкость и вытягивается струной. Саван распахивает пересохший рот. Его горло давит спазмами. На несколько мгновений он забывает, как дышать. Кончая в презерватив, Чимин вбивается в него до упора и замирает, мелко подрагивая. Саван чувствует, как член внутри него дёргается, и трясётся всем телом. Он до хруста позвонков запрокидывает шею назад, на плечо Чимина. Паку остаётся только прикоснуться к его члену, как он взрывается семенем. Чимин накрывает головку рукой, собирая в неё белёсую жидкость. Одно ухо закладывает от того, как надсадно орёт от оргазма Саван. Чимин отпускает его только тогда, когда понимает, что член парня начинает опадать. Он выходит из него и позволяет повалиться навзничь на разложенные сиденья. Пока Саван приходит в себя, собирая раскиданные ноги и отрывисто дыша через приоткрытый рот, Чимин ищет салфетки и утирает ими испачканные руки. Саван лезет рукой себе между ягодиц, проводит по растраханной дырке и подносит лицу. Крови и правда нет. Только маслянисто поблёскивают следы смазки. — Ну? Так же лучше? — замечает Чимин, скатывая презерватив с члена. — А? — переспрашивает парень. — Когда без крови и трещин, — поясняет Пак. Саван прикрывает глаза. — Пойдёт. Чимин откидывается спиной на дверцу и через полуопущенные веки рассматривает лежащего перед ним парня. Лицо того слегка блестело от выступившей испарины. — Жарко? — спрашивает Пак. Саван облизывает потрескавшиеся губы. — Жарко. Чимин тыкает в кнопку на приборной панели. Салон наполняет освежающее дуновение. — Ебать, — фыркает гопник, — Сервис, ёпта. Шампанского только не хватает. Пак смотрит на часы. Уже пиздец как поздно, а завтра выходить на смену. И пиздец как не хочется, чтобы этот вечер заканчивался. Ручей за окном всё также журчит, в салоне подвывает кондиционер, вокруг потворствующие греху темнота и безлюдье, а перед Чимином лежит предмет его эротических фантазий и поджимает худые коленки. Чимин протягивает руку и убирает упавшие на лоб волосы Савана. Он проверяет, как держится пластырь, и разглаживает его подушечкой большого пальца. А ведь когда-то парень бесил прямо до желания упиздить его лопатой до смерти. А теперь хочется его касаться. Не только трахать, но и просто касаться, пальцами, руками... — Это тонкий намёк, чтобы я проваливал? — вдруг спрашивает Саван. Чимин убирает руку и поднимает брови. — С чего ты взял? Саван ведёт плечом. — Ну... — тянет он, — Дела сделали — значит, пора... — Когда ты впервые захотел заняться со мной сексом? — ни с того ни с сего интересуется Пак. Он спрашивал об этом тогда, в гараже, но ожидаемо не получил ответа. Но вопрос не переставал его беспокоить. Саван подбирается всем телом. — Опять ты за своё, — недовольно бурчит он, поднимается и ищет отброшенные куда-то вперёд штаны. Чимин останавливает его, берясь за плечо. — Просто ответь на один вопрос. Это не страшно. Саван цокает языком. — Блядь, — роняет от вполголоса, — Когда ты отмудохал меня той зимой. Ну, не в тот момент конкретно. Чуть позже, когда поостыло желание свернуть тебе челюсть. — Почему? Тебе же было больно. Я сломал тебе зуб. Парень, глядя в лицо Чимина, на автомате касается кончиком языка сколотого зуба. — Да, — соглашается он, — Тогда и захотелось свернуть тебе челюсть. — Так почему? Саван роняет голову. Он садится напротив, скрещивая ноги, и натягивает подол кофты на промежность. — Сначала я думал, что ты очередной отдрюченный до блеска додик, которых в последнее время развелось на районе. У меня такие всегда по струнке ходили, — неохотно рассказывает он, — Правда, и надоедали быстро. Только навстречу выползешь, а они сразу кошельки и мобилки тебе в руки суют. А нахуй оно мне нужно... Они меня просто бесили. Все как на одном заводе отштампованные. Парень утирает рукавом нос. — А ты попёр на меня с кулаками. Да ещё и пиздил так яростно, будто убьёшь прям там... И потом ещё. Гордый весь такой, не пришей пизде рукав, зубастый. Ну... Саван усмехается, и в усмешке этой сквозит горечь. — Ну я и поплыл. Повисает пауза. Саван таскает нитки из шва на подоле, Чимин разглядывает его поникшую голову и падающие на глаза волосы. Ухаживания парня помотали ему немало нервов. Ебучий детский сад. Осталось только портфелем по башке огреть, и будет полный набор. — Ну вот, — нарушает тишину Чимин, — Умеешь же объяснить нормально, когда захочешь. Саван кусает губу и мотает головой. — Какие уж тут тайны. Ноги перед тобой раздвинул и сижу теперь с голой жопой. — Сожалеешь? — Нет. Чимину на какой-то миг кажется, что воздух в салоне потеплел. Между ними двумя воцарилась такая хрупкая интимная атмосфера, что внутри всё трепетало. Бабочки, сердце в горле и прочее бланманже. Пак протягивает руку и цапает Савана за лодыжку. Тот удивлённо поднимает на него глаза. — Ну, раз уж тайн у голой жопы не осталось, — говорит Чимин, — Скажи мне, как тебя зовут. Парень морщится. — Нахуя? Пак цокает языком. — Опять. "Нахуя" да "нахуя". Ты же моё имя знаешь. Так нечестно. Саван некоторое время смотрит на него, пожёвывая нижнюю губу и собираясь с мыслями. Но, видимо, решается. Он начёсывает густую чёлку пальцами на лоб. Чимин заметил уже, что парень делает так, когда волнуется. — Юнги, — неохотно буркает он, — Мин Юнги. Его образ как-то неуловимо изменился в глазах Пака. Будто, открыв своё имя, он сдул с себя какую-то невесомую вуаль. Хоть и полупрозрачную, но искажающую его черты. Искажавшую. В прошедшем времени. — Очень приятно, Мин Юнги, — говорит Чимин. Парень кривит рот, словно не верит, что кому-то может быть приятна его персона. — Да уж, — ядовито роняет он, — Смотри не обоссысь от счастья. Чимин подаётся вперёд, опираясь на руки, и заглядывает Юнги под чёлку. — Ты снова начинаешь охуевать, — ласково и вкрадчиво урчит он, — Я тебя накажу. У Мина практически мгновенно краснеют уши. Прищуренные глаза дерзко блестят из-под чёлки. — Ух, ебать, как страшно, — вызывающе выдыхает он ему в лицо, — Каратель в маминой кофте. Чимин расплывается в хищнической улыбке. Видимо, этих брачных танцев с таким экземпляром никак не избежать. Обязательно надо зацепиться языками, а то без этого будет не то пальто. Пак хватает Юнги за плечи и бросает его на сиденье спиной. Тот, принимая правила игры и снова заводясь, пытается перевернуться на живот, но Чимин властной рукой возвращает его обратно. Мин непонимающе моргает. — Эт чё ещё? — недоумённо произносит он, когда Пак разводит в стороны его колени и укладывается на него лицом к лицу. — Что? — хмурит брови Чимин, — Трахаться будем. Или для второго раза ты уже сдулся? Юнги смотрит на него оторопело. — Мы это... Мы вроде не женились, чтобы так... — не находя нужных слов, бессвязно бормочет он. — Ты никогда не занимался сексом в миссионерской позе? Мин мотает головой. — Неа. Это... Как-то совсем уж по-пидорски... Чимин прыскает со смеху. Он утыкается лбом в плечо лежащему под ним парню и сотрясается от подавляемого хохота. — Ну ты, блядь, кадр, — отсмеявшись, фыркает Пак и отвлекается на пару секунд, чтобы взять из бардачка новый презерватив. Юнги приходится ещё раз вернуть на место — тот силится выползти из-под Чимина. — Лежать! — рявкает на него Пак, — Я, кажется, говорил уже, что буду трахать тебя так, как захочу. Мин гулко сглатывает и отворачивает лицо, прижимаясь щекой к обивке. Его член твердеет и сочится смазкой на живот. Чимин закатывает его кофту наверх, под самый подбородок, обнажая грудь. На ней обнаруживается большой застарелый розовый ожог. Пак трогает его кончиками пальцев. Тонкая легкоподвижная кожица морщится под его прикосновениями. Юнги силится одёрнуть кофту обратно и больно получает по рукам. — Не смотри, — хнычет он, — Не надо... — Цыц, — коротко обрубает его Пак. Без лишних слов и расспросов он подтыкает подол до самой шеи Мина, наклоняется и касается ожога губами. Парень под ним ахает и сжимает руки в кулаки. — Блядь... — хрипит он, — Что ты творишь? Чимин не отвечает. Он целует. Ему и самому очень интересно, какого, собственно, хрена он делает, но ему почему-то в кайф. Вот это — настоящая откровенность. Даже интимнее того, что ниже пояса. Юнги под ним беззащитнее новорождённого котёнка. Мечется, хнычет, хватается за его волосы и сжимает бока коленями. А Чимин лижет большую уродливую отметину, держит его за талию, и у него стоит чуть ли не до потолка. — Кто из нас ещё перверт, сука, — шепчет совершенно потерявшийся в ощущениях Мин. Чимин отрывается от его груди и заглядывает в глаза. Они совершенно пьяные и шальные. Он сжимает щёки Юнги пальцами, заставляя губы выпятится. — Видимо, оба, — говорит он, криво ухмыляясь. Раскатывая резинку, Пак следит, чтобы Мин не опускал кофту. А тот просто лежит, задрав лапки с поджатыми пальцами, и не знает, куда себя деть. У него сегодня просто какая-то ночь открытий, и он не знает, что делать со всеми этими навалившимися эмоциями. Смеяться или плакать... А потом Чимин входит в него, и выбора не остаётся. Первые несколько фрикций Юнги просто лежит, расставив ноги. Руки мешают, пристроить их решительно некуда. Чимин приходит на помощь — молча берёт его за запястья и поочерёдно укладывает ладони себе на спину. Сперва Мин силится сжать их в кулаки, словно боится обжечься, но всё-таки решается — зажмуривается и расправляет пальцы. Закрыть глаза оказывается выходом. Юнги действительно не привык так, чтобы лицом к лицу, глаза в глаза... Так только влюблённые делают. Ему больше понятно просто встать раком и потерпеть. И не надо ни от кого прятать взгляд. А тут... Ты смотри — и ласки предварительные, хоть и своеобразные, и терпеть не надо, и ещё Чимин этот дышит прямо в ухо. И щека его... Его щека прямо на щеке Мина. Будто они любовью занимаются. Как... Педики какие-то. Член внутри ощущается немного по-другому. Когда Чимин находит головкой простату, Юнги вскрикивает и неосознанно обнимает его за спину крепче. Ноги он поднимает выше и упирается пятками в кромки дверей у самого стекла, так, что гипотетическому стороннему наблюдателю наверняка были бы видны его ступни. Зажатый между их телами член Мина трётся о твёрдый живот Чимина. Даже самому не надо ничего делать. Юнги очень быстро начинает задыхаться, ещё быстрее, чем в первый раз. В этой позе и правда приятнее. Можно коснуться крашеных волос этой дивы, пропустить их сквозь пальцы, пока они рассыпаются в руках тусклым золотом. Можно откинуть голову назад от того, как стимуляция снизу прокатывается электричеством по всему телу до самой макушки. Можно дышать запахом тела Чимина, который ощущается как никогда остро. Можно даже вообразить, что за этим сексом может стоять что-то большее. Впечатления переполняют Юнги настолько, что изливается он очень скоро, хотя, казалось, кончал совсем недавно и не должен был спускать так резко и внезапно. Сперма мучительно исторгается на живот, и её толчки остро ощущаются по всей длине ствола. Рот Мина переполняется слюной, а ногти впиваются в спину Чимина, оставляя на коже следы-лунки. Пак продолжает его трахать, растягивая и размазывая затопившее по самые уши удовольствие. Содрогающийся Юнги сжимает его собой, вырывая из груди отрывистые стоны. Они рассыпаются по коже Мина крошечными искорками. Чувствуя, как подступает к самой грани, Чимин хватает парня за горло и впивается своими губами в его, не то целуя, не то стремясь высосать душу. Юнги мычит в этот жестокий поцелуй, и его член дёргается ещё раз, извергая последнюю порцию спермы. Выцедив себя до последней капли, Пак отпускает Мина и роняет голову ему на плечо. Все мышцы в теле расслаблены до состояния выжатой тряпки. Требуется несколько мучительно долгих секунд, чтобы собраться с силами и таки вытащить из такого же обмякшего тела измождённый член. Перебирая руками по сиденью, Чимин с трудом выпрямляется. Он чувствует себя выжатым, а перед глазами расходятся красные круги. Юнги сводит вместе ноги. Сзади горит и пульсирует, а по жилам растекается тёплым мёдом пьянящее чувство глубокой удовлетворённости. Но Мин не может провалиться в него полностью, потому что... — Ты... Ты меня поцеловал. Чимин реагирует на эту оторопелую реплику ленивым смешком. — Что? Не ожидал такого извращения? Он достаёт всё те же салфетки. Выудив одну, он протягивает пачку Юнги, чтобы тот обтёр сперму с живота. — Но ты же... — Мин принимает салфетки и ёрзает, чтобы сесть, — Я же тебе этим ртом сосал... Как тебе не противно? Пак качает головой. — Эх, сколько же тебе ещё предстоит узнать, — говорит он, — Знаешь, некоторые люди своими ртами такое делают, что тебе и не снилось. Например, едят столетние яйца. Или говорят, что взять микрозайм — неплохая идея. По сравнению с этим, поцеловать после минета — невинная шалость. — Фу, ну это же... — Слушай, ну я же тебе в рот свой член давал, а не чей-то другой. Собой я не брезгую. Юнги комкает в руке грязную салфетку и подбирает ноги под себя, не зная, что сказать. Чимин глядит на него и прищуривается. — Или ты успел сегодня ещё кому-нибудь пососать? Мин морщится. — Я после нашей пиздиловки зимой не мог даже заставить себя ебаться с кем-то ещё. Только тот мужик на парковке, да и то неудачно. Меня это бесило, что пиздец. — Да что ты? — саркастически фыркает Пак, — Ещё скажи, что дрочил на мой светлый образ. Хорошо, что Тэхёна рядом нет. Его и его лица "я же тебя предупреждал". — Ну типа, — буркает Юнги. Бля-а-а. Хорошо, что он с Тэхёном на деньги не поспорил. — Какой же ты романтик, — вздыхает Чимин, — Сейчас расплачусь. — Поплачь — меньше поссышь, — привычно огрызается Юнги. Он лезет в свои сброшенные штаны и шарит по карманам. Выудив оттуда мятую пачку сигарет и зажигалку, он открывает заднюю дверь машины и подрагивающими руками суёт сигарету в зубы. Когда Мин выпускает в свежий ночной воздух первый дым, Чимин вытягивает ноги и укладывает их поверх голых ног парня. Тот оглядывается на него. — Что? Тоже хочешь? — предлагает он. Чуть помедлив, Чимин кивает. Курить после секса — что может быть более пошло и анекдотично одновременно? Только член о занавеску вытирать. Но занавесок в машине нет, а за обтирание гениталий об обивку салона Пак может и на колбасу пустить. Поэтому он тоже затягивается и откидывается спиной на ветровое стекло задней двери. Завтра на смене придётся спички в глаза вставлять, чтобы не заснуть. Но, кажется, оно стоит того. Они оба молча курят в звеняще-шуршащую тишину парка. Ручей журчит, деревья шелестят. В голове и яйцах пусто до звона. Благодать, чтоб её. — А почему "Саван"? Юнги криво улыбается и чешет уцелевшую бровь большим пальцем руки, которой держит сигарету. — Бледный потому что. Типа как погребальное одеяло. — Сам придумал? — Клички сами себе не дают. Это со школы ещё. Чимин хмыкает. — Завидовали, наверное. Многие вон и мазилками всякими кожу отбеливают, и таблетки пьют, печень сажают. А у тебя от природы так. — Да пошла она, эта природа, — цыкает Юнги, — Сколько я дерьма натерпелся из-за этой "красоты". — И сколько же? Мин оглядывается на него с хитрой ухмылкой. — Найс трай, товарищ психолух. Не буду я тебе тут ещё про свои школьные годы чудесные рассказывать. Закончились — и хуй с ними. Чтоб они все сдохли. Юнги выбрасывает окурок и проводит рукой по лицу, будто снимая паутину. — Тебя-то, небось, только что в жопу не целовали, такого-то красавчика расписного. Чимин смеётся. — В жопу меня как раз целовали, но уже во взрослом возрасте, — говорит он, — Но ты зря думаешь, что моя жизнь всегда была устлана розовыми лепестками. — Да ну? — Ну да. Откуда я, по-твоему, весь такой расписной красавчик, драться умею? Мин смотрит на него настороженно и подбирает нижнюю губу. — Ты не первый, кто попытался избить меня за мой расписной внешний вид, — продолжает Чимин, — Я многим был как кость в горле. Особенно парням девушек, которые пытались со мной флиртовать, несмотря на уже имеющиеся у них отношения. Юнги тупит взгляд и опускает ладонь на лежащую на его ногах ногу Чимина. Она в той же туфле с металлической пластиной, которая однажды оставила отметину на его лодыжке. — Ну ты это... Не знаю, — бормочет он, — Извини, что ли. Пак ведёт плечом. — Да ладно, чего уж там, — отмахивается он, — Тем более, чем всё это закончилось. Лучше иди сюда. — Чего? — Сюда иди, говорю. Что ж ты тормоз-то такой? Юнги подползает к нему ближе. Чимин притягивает его к себе за шею и целует. Прямо в губы. Мин вздрагивает и пытается отшатнуться, но Пак держит крепко. — Какого хуя... — обескураженно бормочет парень, бегая потерянными глазами по лицу Чимина. Тот цокает языком. — Хочется мне. Тебе что, противно? Юнги кривит губы. — Это пиздец странно. Чимин чуть дёргает его за волосы на затылке. — Привыкай, — он скалится, приподнимая верхнюю губу, — Я и во время секса обычно целуюсь. И теперь чувствую, что недополучил своего. Так что выключи звук и открой рот, как послушный мальчик. Пак притягивает его к себе за талию, чтобы не смел выкобениваться и брыкаться. Мин не отвечает на поцелуй, просто замирает в его руках с приоткрытым ртом, позволяя вылизывать его изнутри. Чимина это не останавливает. Он переминает тонкие шершавые губы парня, хватая их по очереди. Кончиком языка он очерчивает контур и касается краешков зубов. Изо рта Юнги терпко и густо несёт табаком, а сколотый зуб он так и не смог за такое долгое время зализать, и он царапается острым краем, но Пака это только раззадоривает. Он не напирает, но и не даёт передохнуть, и это даёт свои плоды. Юнги отвечает ему, сперва неловко и невпопад, но Чимин направляет его, тянет туда, куда надо. Куда хорошо и приятно. Ему невозможно не ответить. Своими поцелуями Пак не раз доводил девушек до сухого оргазма. С уже натрахавшимся с ним Юнги этот номер вряд ли прокатит, но он уже не выворачивается, как вредная неласковая кошка. А когда целует в ответ, становится понятно, чего он так боялся. Эта гроза улиц просто не умеет целоваться. Трахаться умеет, сосать умеет, а целоваться — нет. Это грустно и в какой-то мере даже трогательно. Чимин обнимает его крепче и целует жарче. К чёрту сон. К чёрту то, что завтра он будет ходить как зомби. Чимин ведь ехал домой тогда, когда его номер набрался в кармане тогда ещё Савана, а теперь Мин Юнги. Он собирался принять душ, стрескать остатки копчёной рыбы и посмотреть сериал, чтобы потом счастливо завалиться спать. Но вместо этого он милуется со своим сталкером в машине на берегу ручья. Исследуемый С. оказался совсем не таким поехавшим на всю голову извращенцем, каким представлялся Чимину всю дорогу до этого. Он оказался просто социально неуклюжим, не привыкшим к ласке одиночкой, не умеющим доходчиво выражать свои чувства. Его не надо ранить и истязать, чтобы вызвать возбуждение. Однако он сходу заводится от словесных унижений и минимального воздействия вроде пощёчин. На ласку, более привычную обычному человеку, реагирует с подозрением и неприятием — вероятно, в его жизни с ним никто не сюсюкался. Он терпел унижения за свою бледную кожу... Чимин не думает, что это всё, через что пришлось пройти Мину. Происхождение всех отметин на его теле вряд ли связано исключительно с побоями в школе. И ещё этот ожог... Юнги его стеснялся... Но вытаскивать парня из этой скорлупы надо постепенно, чтобы не забился обратно. В этой машине они и так сделали несколько огромных шагов. Чимин и рассчитывать не мог на такой прогресс. Вероятно, виной всему его непривычное для Мина осторожное отношение к его телу. Однако теперь он знает его настоящее имя и на пути к познанию истоков его психоза. И целовать его оказывается приятно, даже несмотря на всю неумелость. Ведь это означает доверие. Саван-Юнги доверился ему, позволил дотронуться до уязвимого кошачьего живота. Это уже немало.