Саван

— Сто девяносто девять... Двести... Двести один! Чонгук подтягивается на стальных поручнях и отпрыгивает на пол, отдуваясь и зачёсывая пальцами взмокшую чёлку наверх. — Утритесь, старички, — он бьёт себя кулаком в грудь, — Хрен вы меня перепрыгаете. Чон выпаливает это и привычно пригибается, ловко уворачиваясь от подзатыльника Тэхёна. — Эх, мало тебя в детстве пиздили, — разочарованно вздыхает он и тыкает младшего кулаком в бок, но тот уворачивается и от этого тычка. — Пиздили меня предостаточно, — Чонгук фыркает и утирает ползущий в глаза пот, — Мы с братом насмерть дрались из-за компьютера. Но теперь я вырос и сам могу ему накостылять так, что он предпочитает помалкивать. Он закатывает рукава и упирает руки в боки. — Ну? — лукаво поднимает он бровь, — Что, Чимин-щи, есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах? Чимин отставляет свою ноль пятую колы в сторону. — Может, отдышишься сперва? А то будешь потом ныть, что тебя уделали только потому, что ты был уставший. Чонгук дерзко прищуривается. — Ты уделай сначала, хён. Даю тебе фору. — Возьми свою фору и засунь поглубже. К барьеру, мелочь пузатая. Искупая свою вину из-за того, что в последнее время мало уделял времени друзьям, Чимин позволил им затащить себя на автоматы. Несколько раз они гоняли в дерби, заставляя двигаться механических лошадок, где Тэхён обвёл их обоих три раза подряд. В тире своих хёнов переплюнул Чонгук. На автодроме они по очереди гонялись друг за другом с такими воплями, что даже детсадовцы ошарашенно притихли. И вот сейчас они оттаптывали ноги в "Dance Dance Revolution", выплясывая по цветным стрелкам вслед за аниме-девочкой на экране. Тэхёну очень мешали его длинные ноги, на что он жаловался две минуты кряду, когда за пять попыток так и не смог перепрыгнуть свой собственный рекорд. Теперь он, вымотанный в нулину, растекался на пластиковом стульчике, вытянув свои неуправляемые ноги, наблюдая, как его цифры нещадно разбиваются более подвижным и шиложопым донсэном. Чимин уже после автодрома волочил ноги и хотел отсидеться в сторонке, но слишком оборзевшая довольная моська Чонгука придала ему сил, чтобы поднять задницу со стула. Они закинули жетоны в приёмники и перебросились взглядами, какими обычно перебрасываются ковбои в вестернах, перед тем, как начать шмалять из своих "ремингтонов". Платформы под ногами загорелись кислотными оттенками. — Порви его, Чимин-щи! — выкрикивает в спину Тэхён. Он отлипает от спинки и наклоняется вперёд, чтобы ничего не пропустить. Стрелки устремляются снизу вверх, а в уши врывается незатейливый электронный ритм. Право, право, вниз, лево, вниз, право... Аниме-девочка встряхивает своими пиксельными розовыми волосами, а Чимин быстро набирает темп. Главное — следить за дыханием, не позволять себе его задерживать и не сбиваться. Чонгук слева от него не отстаёт. Он так сосредоточенно следит на летящими стрелками, будто если пропустит хоть одну, пол под ним разверзнется, и он ухнет в пропасть. Право, право, вниз-вверх, лево, лево, вниз, лево... — Чи-мин! Чи-мин! Чи-мин! — скандирует за их спинами Тэхён. Они идут ноздря в ноздрю, но в какой-то момент счётчик Чимина ускоряется. Вина ли это воплей Кима или усталости Чонгука, но младший, ошибшись пару раз подряд, видимо, сбивается с настроя, и оттого лажает ещё больше. Пак закусывает губу и прыгает по кнопкам резвее. Время неумолимо истекает. Ноги начинают гудеть, и большую часть движений Чимин совершает на автомате, совершенно над ними не задумываясь. Чонгук выравнивается и начинает попадать по нужным стрелкам, но поздно — время упущено. Вниз, вниз, лево-вверх, лево-вверх... Отсчёт достигает нуля, и младший измождённо упирается в колени, громко выдыхая раскалённый воздух из спёкшихся лёгких. Он переоценил свои силы. — Лошара, — ржёт Тэхён, — Добро пожаловать на грешную землю, в долину лузеров! Чимин-щи, ты должен ему щелбан! Чимин устало отмахивается. — Да ну... — Да не ну! Ну-ка, Куки, подставляй сюда свой лобик! Чонгук вымотано смеётся и послушно задирает ладонью слипшуюся чёлку. Чимин качает головой и заводит глаза в потолок. — Давай уже! — всплёскивает руками Ким, — Так надо, хён! — Кому надо? — Мне! За то, что этот сопляк называл меня колченогим жирафом! Отомсти за меня, хён! — Давай резче, — фыркает Чонгук, опираясь свободной рукой о поручень, — Долго мне так стоять? Ничего не поделаешь. Чимин кладёт руку на лоб младшего, оттягивает средний палец, и он от души врезается в череп с глухим звуком. Чонгук айкает и трёт зудящую кожу. — Ха-ха, — довольно скалится Тэхён, — Съел, крольчатина? Кто тут жираф? — Всё ещё ты, хён, — скалится Чон в ответ. — А ты — побитая крольчатина. — А я — побитая крольчатина. Чимин окидывает взглядом погасший автомат и вздыхает. — Если все уже не в дугу, может, того... По домам? — предлагает он. — Ну-у-у... — Ким выпячивает губы, — Мы так давно не собирались вот так втроём. Может, возьмём пива, чипсов и посидим где-нибудь? — Где, например? — зевает Чонгук. — В парке можно, на лавочке. А лучше на стадионе, — Тэхён воздевает палец вверх, — Во! На стадионе! Там как раз удобно и сесть, и хавчик разложить. В магаз по дороге заскочим. Вы как? Чимин с Чонгуком переглядываются. — Я не против, — говорит младший. Пак задумывается. Смена у него была вчера, следующая только через день, а пары только со второй половины завтрашнего дня. — А, пошли, — машет он рукой, — Раз уж такая пьянка... Ким аж искрит от восторга. — Супер. Улица встречает их свежестью и прохладой. Только выйдя наружу, друзья вдруг осознали, какая духота царила в зале. Тэхён тут же забегает вперёд, подскакивая и пританцовывая при ходьбе. По дороге он не оставляет без внимания ни один фонарный столб, хватаясь за каждый одной рукой и описывая круг. — Тэ, из-за тебя люди подумают, что мы укуренные, — одёргивает его Чимин. — А чего им на вас думать? Это ж я тут с фонарями дружу, а вы плетётесь с кислыми минами, — отмахивается Тэхён. — Может, ты с ними пиво пить будешь? — всхохатывает Чонгук. Тэхён в ответ хихикает. — Не, они слишком молчаливые ребята. С ними можно только чокаться. — Как удобно, что ты уже чокнулся, хён! — А ты Чимину продул, лошара! — А ты продул мне, жираф! — Крольчатина! Чимин тихонько смеётся себе в воротник, не мешая перепалке своих младших. Пусть они своими воплями и распугивают редких прохожих, но Пак вдруг осознаёт, что ему их чертовски не хватало. Просто порой трудно бывает запихнуть в такую круговерть всех и всё, чему нужно уделить время. А когда умудришься запихнуть всё, вдруг оказывается, что в этом графике не хватает места для тебя самого. Обернувшись вокруг последнего по пути фонаря, Тэхён сворачивает к небольшому магазинчику. Жёлтым светом, просачивающимся через стеклянную витрину, тот заливает тротуар вокруг, перекособоченную урну и дремлющего на отливе цоколя пятнистого кота. Чонгук остаётся снаружи гладить кота, а Тэхён с Чимином толкают звякающую колокольчиками дверь. Ким тут же усвистывает между полок сразу к холодильнику с пивом, а Пак берёт корзину у входа и шаркает вслед за неугомонным другом. — Эй, полегче, — осаживает он, когда Тэхён стремится сгрузить в корзину едва ли не половину холодильника, — Нас трое всего, а не эскадрон! Кто всё это пить будет? — Ну потом всё равно придётся бежать ещё за одной, потом ещё... — За одной, а не за десяткой! Эти и эти ставь обратно. Мы их даже до стадиона не допрём! Тэхён цокает языком, но всё же сокращает число бутылок до количества, при котором у Чимина хотя бы не отваливаются руки. Скучающая продавщица смотрит за ними вполглаза, жуя резинку и переговариваясь с охранником. Набрав закуски, Тэхён радостно упархивает в сторону кассы, на ходу доставая кошелёк. Чимин дотаскивает тяжёлую корзину с опозданием и с чувством приземляет её на кассу. Пока продавщица пробивает бутылки, он оглядывается вокруг... И вдруг упирается взглядом в знакомое лицо. Под вывеской "Уголка потребителя", оперевшись о стену плечом и сложив руки на груди, стоит Мин Юнги в чёрной форме. Он встречается глазами с Чимином и каменеет лицом. Оно у него вдруг делается такое, будто его застали за чем-то постыдным, ну или в ситуации, когда вообще не хочется посторонних глаз на себе. Типа как в душе. А Чимин не отводит взгляда, а напротив, осматривает с головы до ног. Юнги в форме охранника выглядит собрано и сурово, совсем не так, как в своём застиранном худаке с сигаретой за ухом... И совсем не так, как обнажённым на коленях самого Чимина, шепчущим своим дрожащим сорванным шёпотом о том, как ему хорошо, потерянным и разбитым... — Привет, — говорит Пак. Юнги на миг сжимает губы, но всё же роняет сквозь зубы: — Привет. Скрещённые руки заплетаются туже, прижимаясь к шраму под чёрной курткой, который Чимин так недавно покрывал жаркими поцелуями. Пак буквально кожей чувствует, как повисшая между ними неловкость сгущается в воздухе. Мин боится, что хоть крошечная частичка того, что было между ними, просочится во внешний мир. Что все узнают, кто он на самом деле, будут тыкать пальцами, гнать отовсюду с вилами и факелами... И Чимин оставляет ему это поле для манёвра. Он не продолжает разговор, а принимает часть пакетов из рук Тэхёна и направляется к выходу. — Ты его знаешь? — спрашивает Ким, закрывая за собой дверь. — Да, — кивает Пак, — Знакомый. — Кто знакомый? Чонгук, которому кот успел уже забраться на руки, отпускает его на землю и отряхивает руки от прилипшей к ним шерсти. — Котяра твой, — усмехается Чимин, — Завёл, говорю, себе уже нового знакомого? — Он не представился, — пожимает плечами Чонгук, глядя на кота, — Ну что, пошли? — О да, — в предвкушении тянет Тэхён, — Куки, возьми эти пакеты, а то у меня сейчас грыжа выпадет всё на себе переть. — А ты ещё хотел весь холодильник утащить, — назидательно замечает Чимин. Пока они плетутся в сторону стадиона, согнутые под тяжестью пакетов, Пак чуть отстаёт и бросает взгляд через плечо на магазинчик. В груди теплеет и распирает. Ему несложно было бы подойти и поговорить, даже не раскрывая их настоящих отношений ни друзьям, ни продавщице. Но Юнги был так наэлектризован, что Чимин решил, что ещё не время. Но в то же время его глодала неуверенность. Вдруг Мин всё понял превратно? Вдруг решил, что Пак его стыдится? К сожалению, придётся жить с этой занозой до следующей встречи. А пока Чимин греет в руках открытую бутылку и слушает продолжающуюся перепалку между младшими, почти не встревая. Его разум то и дело отлетает и переносится туда, на обрыв над рекой, в ту звёздную ночь. На шее — незримый след от тёплого дыхания. В ушах — слова: — Пообещай мне одну вещь. Юнги сказал это, лёжа в его руках. Чимин тогда дал ему одеться и снова опустил крышу. Вокруг была всё такая же благостная тишина и безлюдье, вопреки всем опасениям Мина. Где-то внизу воды реки чесались о камни и поросшие песчаные берега. — Какую? Рука Юнги на его груди сжалась в кулак, и кожа обтянула острые костяшки. — Когда ты... Наиграешься со мной, — голос Юнги подозрительно просел в тот момент, — Когда найдёшь себе нового хорька... Не виляй жопой и не делай из меня дурака. Скажи нормально, что, мол, всё, кина не будет. Терпеть не могу эту хуйню... Не хочу, чтоб как в этом... В "Шоу Трумана", где я один не знаю, какие правила игры... Он старался держать голос ровным, говорить отстранённо и независимо, пытаясь показаться бесчувственным прагматиком. А у Чимина всё крошилось внутри от того, что скрывалось за этим "независимым" тоном. — Постараюсь, — сглотнув подкативший к горлу комок, ответил он, — Насколько это возможно для такого "лживого пидора", как я. Он провёл пальцами по щеке Юнги к виску. Будто бы ненароком, но на самом деле проверяя... Но глаза Мина оставались сухими. — Ты это... — Юнги запнулся, — Извиняй, наверное. Я тогда больше разозлить тебя хотел, чем так считал... — О да, разозлил ты меня будь здоров, — невесело усмехнулся Чимин, — Да только я и есть лживый пидор. — М? — Я не успел ещё порвать с Джено на тот момент, когда трахал тебя в машине. Он мне врезал, если тебе интересно. Юнги ухмыльнулся. — И как? Хорошо твой хорёк дерётся? — Прекрасно, — улыбнулся Чимин, перебирая пальцами волосы Юнги, — Чуть челюсть не вывихнул. Разговор вроде бы и свернул с опасной темы, но оставил в груди Чимина липкий налёт. Он ожидал этого. Самооценка Юнги не позволит ему почувствовать себя важным и нужным. Он позволяет себе быть временной игрушкой, унизительно предлагает себя, чтобы получить хоть немного человеческого тепла, но не признается, что хочет чего-то большего, чем простой, ни к чему не обязывающий секс в случайных местах. А у Пака стоит ограничение — он не может просто так взять и сказать прямым текстом, что сам сходит по нему с ума. Не поверит. Или просто не услышит. Или посчитает злой шуткой. В общем, куда ни плюнь — сплошные стены. Тэхён так смеётся над своим собственным приколом, что опрокидывается со скамьи назад. Чимин с Чонгуком бросаются выскребать его из щели, в которой он застрял, пока Ким сучит ногами и опрокидывает пиво. Эта возня ненадолго отвлекает Пака от невесёлых размышлений. Тэхён возвращается в вертикальное положение взъерошенный, раскрасневшийся и с новым анекдотом. Чимин ржёт, а у Чонгука пиво идёт носом. Но мысли всё равно стремятся туда, в неприметный магазинчик, к парню в чёрной форме и к тем шрамам, что он под ней прячет. И речь не только о тех, что на коже.

***

Чимин заводит двигатель и прислушивается. Нет, не показалось. Под капотом действительно что-то стучит, тихонько, но различимо. Не глуша мотор, он снова выползает наружу и зависает над внутренностями двигателя. Щурясь, он рассматривает хитросплетение проводов и трубок. Вроде всё на месте, ничего не шатается, так какого хрена?.. Пак протягивает руку и лезет пальцами под воздушный фильтр, как за спиной раздаётся: — Слышь, голуба, ты с какого района? Чимин выныривает головой из-под крышки капота и оборачивается. Неподалёку от него остановились два бритоголовых челика. Один жевал сигарету и молча зырил на него исподлобья, другой весьма недвусмысленно потирал костяшки, неоднократно сбитые и перезажившие. — Чё молчим, в гнезде торчим? — добавляет он гнусаво. "Ёб твою мать, только этого не хватало", — раздражённо вздыхает про себя Чимин и внутренне подбирается всем телом. На случай таких встреч у него была припасена монтировка, но она была в салоне. А пока из средств самообороны в наличии под рукой была разве что крышка капота, которой можно ощутимо прихлопнуть кого-нибудь по голове. Но это на самый крайний случай. — Чего надо, уважаемые? — сквозь зубы цедит Чимин, — Позвонить нету, курить не курю. Иди своей дорогой, сталкер. — Еба-а, какая борзая петушара нарисовалась, — восхищается тот, который болтливый. Его друг делает последнюю затяжку и отплёвывает бычок себе под ноги. — Слышь, дырявый, откуда тачка такая козырная? Ёбырь подарил? — Ага. Батя твой. Чимин пятится назад, не сводя глаз с бритоголовых братков. Ещё чуть-чуть, только дёрнуть дверь и нырнуть внутрь... Монтировка под сиденьем, совсем рядом. Тот, который молчаливый, закатывает рукава, являя мощные волосатые ручищи. — Базар фильтруй, гнида, — сипло, чуть с присвистом, выдавливает из себя он, — Ща я тебе ещё дырок наделаю, тварь. Пак нашаривает ручку двери. Если рывок, то уже сейчас. Братки поняли, что добыча может сбежать и двинулись вперёд, как вдруг... — А ну отошли, ёба. Бритоголовые устремляют взгляды поверх головы Пака и чутка спадают с лица. — Э, а чё не так?.. — Чё, серные пробки звук не пропускают? Отошли, я сказал! — Саван, это ж петушара! Он батю Копилки оскорбил, должен ответить... Саван смачно сплёвывает на сторону и набычивается, прожигая братков испепеляющим взором. Несмотря на то, что он был ниже каждого из них на полголовы и выглядел как кто-то, кого можно было перешибить соплёй, бритоголовые под одним только его взглядом стушевались и поникли, как нашкодившие щенки. — Кабан, ты тупой? — хрипит Саван, — Ищите мясо в другом месте. Здесь моя территория. — Слышь, это не по-братски... — неуверенно вклинивается Копилка. Саван цокает языком. Он суёт руки в карманы и раскачивается с пятки на носок. — Считаю до минус одного. Три... — Но... — взбрыкивает было Копилка, но Кабан тянет его за грудки, уводя за собой. — Да хуй с ним. Связываться ещё. — Два!.. — с нажимом и громче говорит Саван, и гопники ускоряют шаг. Не проходит и десяти секунд, как бритоголовые скрываются за поворотом. Чимин, боясь громко дышать, с некоторым восхищением, граничащим с опаской, смотрит на Юнги. Он уже и забыть успел, насколько грозно тот может выглядеть, когда надевает маску Савана. Если даже этот, с ручищами, в каждой из которых он мог бы раздавить голову Мина, так растёкся при одном его виде, то как Юнги в своё время вообще позволил Чимину уложить себя на лопатки? Хотя он догадывался, почему. Для Чимина у Юнги был особый пропуск, выданный слишком сильными к нему чувствами. — Воу-воу, опасный тип, — нервозно от пережитого страха усмехается Пак, — Мне тоже не ждать, когда ты досчитаешь до минус одного? Мин оборачивается на него. Лицо его просветляется, а маска сползает с лица, будто расплавленный воск. — Стоять, бля, — говорит он, и его голос теплеет сразу градусов на тридцать, — Ты с ними в следующий раз не препирайся, а прыгай в тачку и дави по газам. Они с тобой вошкаться не будут. — Да я бы и рад по газам, — Чимин кивает в сторону открытого капота, — Да стучит что-то. — Что? — Если бы знал, не стоял бы тут нараспашку. Юнги подходит ближе к машине. Вместе они наклоняются над двигателем. — Слышишь? Мин поворачивает голову ухом вниз и чутко ловит звук. — Да, есть. Он ныряет рукой между аккумулятором и воздушным фильтром и шарит там пальцами. — Может, перчатки дать? — спрашивает Чимин. — Не... Юнги кряхтит и закусывает нижнюю губу. Он наклоняется ниже, глубже запуская руку. — Вот она, зараза... Иди сюда... Мин поднатуживается и извлекает на свет мелкую гайку. — Попробуй перезапустить зажигание, — говорит он. Чимин садится на водительское, глушит мотор и снова поворачивает ключ в замке зажигания. Стука больше не слышно. — Эврика, — улыбается он, — Ты что, насквозь видишь? — Не, — мотает головой Юнги, — Есть ключ на шесть? — Есть. Не взирая на мазут и масло, пачкающие руки, Мин прикручивает отвалившуюся гайку на место. Осмотрев проделанную работу, он кивает самому себе. — Вроде, больше ничего, — задумчиво тянет он, — Делов-то. Чимин придвигается к нему бочком и чуть толкает бедром. — Мой рыцарь, — подъёбисто шепчет он ему на ухо, пакостно улыбаясь до ушей, — И плохих дядь прогнал, и машину починил. Поцеловать тебя в щёчку? — Да тихо ты, чтоб тебя, — шипит на него Юнги, нервно озираясь по сторонам. Ещё уши наливаются краснотой. Он от души грохает крышку капота, едва не прищемив Чимину пальцы. Тот отдёргивает руки и заливается смехом. — Ну нет так нет, что ж так нервничать-то? — примирительно говорит он. Юнги фыркает, огибает машину и самостоятельно, без приглашения, отпирает дверь со стороны задних сидений. Чимин провожает его многозначительным взглядом, хитро улыбаясь. Мин ловит этот взгляд и ёжится. — Чего? Пак касается кончиком языка кромки верхних зубов и прикрывает глаза. — Ничего. Садись. Сам он заныривает в машину с противоположной стороны. Так мило, что Юнги вообще не скрывал своих намерений — сел сразу туда, где глухо тонированы стёкла. Такая чистая, незамутнённая похоть, что это не может не восхищать. Едва Чимин закрывает за собой дверцу, Мин тут же тянет его на себя за ворот футболки. Правда, сразу же бросает, виновато рассматривая руки. На них остались чёрные следы. — Бля, — он сокрушённо цокает языком, — Вещь тебе засрал, да? — Да похер, — Чимин притягивает Юнги к себе за талию, — Она ж всё равно чёрная. Они сталкиваются губами. Не виделись всего ничего, а страсти пылают, будто с месяц порознь жили. Губы Юнги всё такие же сухие и вечно раскусанные, но Пак переминает их с таким удовольствием, что аж за ушами пищит. Они переплетаются руками. Мин всё делает торопливо, заполошно, будто Чимина ему выдали на очень ограниченный срок и вот-вот отберут. Он напирает, стукается с ним зубами и ломко вздыхает ему в рот, чувствуя руки Пака на спине под футболкой. С момента нечаянной встречи в магазине до момента нынешнего он ни о чём другом не мог думать, кроме их неловких переглядываний в присутствии третьих лиц. Сам он себе казался ужасно нелепым в своей форме. Думал, что вот Чимин увидит его в ней и решит, что ему слишком стыдно будет встречаться с каким-то там охранником. Он ещё и с другом был, который тоже его видел... Юнги долго перемалывал себя изнутри и в какой-то момент всерьёз убедил себя, что следующей встречи и не будет. Но придя домой со смены и выйдя в лайн со своего старенького ноутбука, он увидел новое уведомление. jim-jim: Тебе так идёт эта форма И пока он с отпавшей челюстью перечитывал это коротенькое сообщение, не веря своим глазам, вдогонку прилетело ещё: jim-jim: Надо тебе как-нибудь прийти на свидание прямо так В ней тебя и трахну♥ Мину стало так жарко, что пришлось на полном серьёзе искать термометр. Но температура оказалась не при чём. "Вот же ж педик", — привычно промелькнуло в голове, а рот будто заполнился сладким сиропом. В этот раз Юнги пришёл не в форме — решил оставить подобные эксперименты до лучших времён. И пока они сосутся на заднем сидении, Мина терзают неугасающие сомнения. Ну вот с какого чёрта этот Чимин с ним так любезничает? Он же успел надоесть ему настолько, что при одном виде Юнги его гладкое личико превращалось в гримасу... А теперь они будто встречаются. Да, втайне ото всех, но встречаются. И этому Чимину почему-то не насрать на его слезливые россказни о жизни. Не насрать на его комфорт во время секса. Не насрать на то, что Юнги боится огласки и прячется в шкафу. Он подыгрывает ему. Слушает. Целует... Целовался Юнги настолько давно, что и сам уже помнит смутно, с кем и когда. Поцелуи для него всегда были намного интимнее секса. Секс — базальная потребность. Поцелуи — знак чувства. Потому что с кем ещё захочется обмениваться слюной, с кем ещё не противно это будет делать, как не с любимым человеком? Когда у Мина чесалось совсем уж невыносимо, настолько, что дрочка не помогала, он выцеплял парней у гей-клуба на самой окраине города, чтобы не попасться на глаза никому из знакомых. Всё происходило быстро, скупо и неромантично. Часто в тёмных грязных закутках, где под ногами хлюпали раскисшие картонки, или в плохо освещённых сортирах. Однажды Юнги даже заплатили, думая, что он ищет секс ради заработка. Это было унизительно, и Мину пришлось переступить через себя, чтобы не остановить того, кто совал ему эти деньги. Был велик соблазн бросить их в лицо с отборным матом, но потом Мин вспомнил, что отложенные на чёрный день деньги утекли на починку протёкшего отопления, а ел он в последний раз позавчера... Он никогда бы не пошёл на то, чтобы подставляться за деньги на постоянной основе. Зарплаты охранника ему хватало, чтобы худо-бедно сводить концы с концами. И тут ему попался этот... Холёный, знающий себе цену и умеющий за себя постоять... Юнги ни на что не надеялся, но раз за разом таскался за ним хвостом, используя способы привлечения внимания, какие обычно используют первоклашки. Чимина хотелось до безумия, до дрожи в руках и до тяжести в яйцах... И вот что он имеет сейчас. Тот самый недоступный Пак Чимин жадно целует его в шею, властно оттягивая голову за волосы в сторону. Он так близко, он даёт касаться себя, прижиматься к себе, дышать в свою кожу, пачкать свою футболку следами машинного масла... Добровольно. И если это временно, если уже завтра он одумается и найдёт себе кого получше, вроде того светленького австралийца, то пусть... Но у Мина никто не отнимет эти моменты, когда он может вообразить себя по-настоящему желанным. Юнги лезет к штанам Пака. Чимин останавливает его руки и мягко сжимает их, не давая расстегнуть молнию. Мин поднимает на него подёрнутые плёнкой глаза. — Что? — У меня есть кое-что для тебя, — говорит Чимин, — Не хочу отдавать это после, чтобы не выглядело, как плата за секс. Юнги кольнула эта фраза. Он поджал пальцы и отстранился, а Пак полез на переднее сиденье. Он отбросил валявшуюся там куртку, нашарил небольшую белую коробку и протянул её Мину. Тот отшатнулся, будто Чимин предложил ему взять в руки паука-птицееда. — Да бери уже, припадочный, — цокает языком Чимин. Тот повинуется. Он вглядывается в изображение на крышке и хмурится. — Телефон? — Ну да, — пожимает плечами Чимин, — Твой же раздавили. Мне приходится ждать твоих ответов по полдня. А так всё время будешь на связи. Весь настрой у Юнги как ветром сдувает. Он опускает коробку на сиденье и отворачивается, пряча глаза. — Ты чего? — окликает его Пак, — Юнги?.. — Вот нахуя? — севшим голосом спрашивает Мин. Чимин качает головой. — Так и знал, что так просто не прокатит. Я понимаю, что тебе неудобно. Зато мне удобно. Я хочу иметь возможность связаться с тобой в любое время, даже когда ты на смене. — Нахуя ты со мной так носишься? В голосе Юнги проскакивают истеричные нотки. У него слишком долго это всё копилось, и, кажется, плотину вот-вот прорвёт. Чимин перебирает руками по сиденью, придвигаясь ближе. — Юнги, я не... — Тебе нравится прикалываться над убогими вроде меня?! Пак пытается взять его за руку, но Мин выдёргивает её. — Ну что за чушь? — начинает сердиться Чимин, — В чём тут прикол? Я же тебе объяснил... — Да я про всё говорю! — переходит на крик Юнги, — Ты меня кормишь! Целуешь! Трахаешь нежно, как девку! Теперь это... Из глаз Мина брызгают слёзы, и он зло утирает их кулаком. — Да я той ночью, под звёздами... Мне реально хотелось сдохнуть от того, как охуенно было валяться с тобой в обнимку! Слёзы катятся уже градом. Лицо Юнги краснеет. Он тщетно пытается спрятаться за руками. Чимин берёт его за плечо. — Знаешь, я, наверное, тупой, — говорит он потерянно, — Но пока не вижу, из-за чего именно ты так убиваешься. Мин всхлипывает и гулко сглатывает. — А что... — он запинается, — Что я буду делать, когда ты наиграешься? "Когда ты наиграешься со мной... Когда найдёшь себе нового хорька..." У Чимина щемит в груди так, что становится трудно дышать. Глаза становятся подозрительно горячими, а Мин продолжает: — Где я найду такого, как ты? Да до тебя я вообще не знал, что трахаться можно без боли! И хоть ты обращаешься со мной, как с бабой... Да блядь... И правильно, наверное... Я же теку, как баба, когда ты меня трахаешь... Сука... Юнги утыкается в собственный рукав и глухо рыдает. Его сгорбленная спина конвульсивно содрогается, а узловатые пальцы впиваются в кожу на локтях, сжимая до боли. Он не видит, как по лицу Чимина бегут солёные мокрые дорожки. "Наиграешься"... Какое жестокое слово. Восприятие Юнги самого себя исключительно как куска мяса для развлечений — самое непреодолимое для него препятствие. Не знавший настоящей любви, он насмерть перепугался, когда она внезапно постучала в его дверь. Он придумывал ей разные прозвища, намеренно избегая настоящего имени. А Чимин нашёл беду на свою голову. Ломился в эту глухую стену, пытался проникнуть за неё всеми правдами и неправдами. И когда всё-таки у него начало что-то получаться, его выбросило назад. Немалых трудов Паку стоит оторвать Юнги от его собственных коленей. Он заключает его в объятия, утыкаясь носом ему в висок. Мин всхлипывает и пытается его оттолкнуть, но Чимин держит крепко. — Какой же ты мудак, — дрожащим голосом произносит он. Юнги замирает. Грудь его ходит ходуном от затухающих рыданий. — Всё за меня уже решил, — продолжает Чимин, — Кто я для тебя? Кукла фарфоровая? — Чего? — непонимающе и смущённо выдыхает Мин. — Или хуй на ножках? — Чимин зажмуривается, и выдавленные слёзы вновь окропляют его щёки, — Ты бы хоть спросил у меня, что я чувствую. Что я, по-твоему, за тварь, которая встречается с кем-то по приколу? Такого ты обо мне мнения? Чимин не хотел обвинять Мина во всех грехах. Но главная цель его внезапного выпада была достигнута — Юнги перестал его отталкивать и начал слушать, едва дыша. — Я спал с тобой, потому что хотел именно тебя, — Чимин запускает в волосы Юнги пальцы, — Я целовал тебя, потому что мне хотелось чувствовать именно твои губы, даже несмотря на то, как от тебя воняло сигаретами. Ты — первый, о ком я думаю, просыпаясь по утрам. Чимин касается щеки Юнги раскрытыми губами и собирает с них соль его слёз. Юнги обнимает его в ответ и кладёт руку на загривок. — У нас всё изначально пошло по пизде, — шепчет Чимин, покрывая щёку и висок Мина порхающими, как трепетание крыльев бабочки, прикосновениями, — Наш первый секс был ужасным и полным ненависти. Я не знаю, как всё пришло вот к этому... Но я знаю точно, что схожу по тебе с ума. — Чимин... Юнги так редко называл его по имени, и оттого его звучание из уст Мина казалось актом обнажения. Пак трётся щекой о его щёку. — Знаешь, я ведь ни разу не смог переспать с Джено. Повисает опасная пауза. Юнги сжимает его плечо. — Вот только твоего хорька тут не хват... — Он не мой хорёк. Не был моим. Я не смог с ним забыться, потому что ты уже залез ко мне в голову. Я представлял тебя на своих коленях вместо него. Думал, что у меня крыша поехала. Мин шмыгает носом. — Ну, если ты предпочёл меня вместо него — точно поехала. — Ты что, не рад? — Рад, не рад... Но что будет, когда ты выпнешь меня на помойку? — А почему ты вообще думаешь, что это случится? Юнги хмурится. — А... А как иначе? Мы ж не проживём вместе всю жизнь, пока не станем старыми педиками. Чимин вздыхает и гладит Мина по затылку. — Я не знаю, что будет со мной и с этим миром через неделю. А ты спрашиваешь меня, что будет через десятилетия? Я и этого не знаю. И ты не знаешь. Никто не знает. Но если отказывать себе во всём подряд сейчас, потому что в будущем это может как-то не так пойти, то как вообще жить? Стоять на одном месте и бояться сделать шаг в сторону? Юнги усмехается и утирает текущий нос. — Как у тебя всё хорошо и понятно, — гундосит он, — Но ты таких, как я, ещё хоть десяток, хоть два десятка найдёшь. А я такого, как ты... Таких дураков больше нет. — Вот и радуйся. Тебе достался абсолютно эксклюзивный дурак. А ты будешь ещё большим дураком, если прохлопаешь такой уникальный случай. Чимин находит губами его губы. Они тоже солёные. Юнги больше его не отталкивает. Их поцелуи уже не такие жаркие и торопливые, как всего несколько минут назад. Они тягучие, сладкие и нежные. В них тонут тоска и метания. Они захлёстывают и утягивают на самое дно. Они образуют вокруг них двоих кокон, где нет места больше никому. Юнги пробует на вкус слёзы Чимина, и впервые за долгое время чувствует некое подобие счастья. Оно эфемерно, ускользающе и непрочно, и оттого он цепляется за него обеими руками. Чуть сам всё не порушил, вот ведь идиот... В ветровые стёкла ударяются тяжёлые капли. Парни отрываются друг от друга и смотрят за окно. Ливень набирает силу в считанные мгновения. Удар, ещё один, ещё... И вот за стеклом уже сплошная отвесная стена воды. Как естественный барьер. И как намёк, что можно никуда не спешить. Чимин поворачивает лицо Юнги к себе за подбородок. — Переждём здесь? Мин неловко улыбается, пряча глаза. — Куда деваться. Шорох дождя снаружи звучит умиротворяюще и невероятно уютно. Не так, конечно, как в домике в лесу, пока ты сидишь у камина с кружкой горячего какао... Но тёплые объятия и не менее тёплые поцелуи с успехом заменяют и одно, и другое. А когда перерастают в уже раскалённое сплетение тел, но становится совсем не до дождя. Чимин лишний раз убедился, что не сдержал обещание, данное профессору Хвану. Он прыгнул в этот омут и утонул в нём с головой.