***
Дазай не отсел ни в тот день, ни в последующий. Уже как больше недели Чуя делил первую парту третьего ряда с Осаму, постепенно свыкаясь с тем, что его пространство на уроках уменьшилось примерно вдвое. Иногда шатен дремал, положив под голову руки или обняв рюкзак, и Чуе по просьбе учителей приходилось толкать того в бок, чтобы разбудить. Временами он доставал Накахару идиотскими вопросами и предложениями сделать какую-нибудь нелепость, получая в ответ шипение и требования отправиться по всем известному пути. Стоит признать: примерно треть от всего времени посещения образовательного учреждения Дазай что-то делал по учебе, тем самым шокируя рыжего. Ацуши и Рюноске недолго были в неведении, почему новенький вызывает у друга столько отрицательных эмоций. Чуя не любил панибратства, когда кто-то лез в его личное пространство, чрезмерно улыбался и неоднозначно шутил, гранича с издевкой и насмешкой. Любому человеку подобное бы не понравилось. Дазай же проходил по всем пунктам черного списка, потому не было удивительным, что Накахара с первого же дня их знакомства его возненавидел. Однако со временем Чуя стал менее яростно отвергать Осаму, очевидно, смиряясь и в какой-то мере привыкая, лишь иногда рассказывая: «Этот идиот вообще ничего не понимает в физике! Все у меня скатывает, а оценки за лабораторные нам ставят общие! Какого?!..», «Он что, дома не спит?! Учителя достали просить его растолкать. Спасибо, что хотя бы не храпит» или «Если этот урод еще раз пошутит про мой рост, я его на заднем дворе школы закопаю!». С эмо из параллели Осаму познакомился, когда в один из учебных дней во время большой перемены увязался с Чуей в столовую. Накахара изо всех сил сопротивлялся, слал соседа по парте по уже знакомому тому маршруту, но новенький упирался, всякий раз уклоняясь от ударов рюкзаком и мельтеша сзади. Отстояв длинную очередь, а после этого огибая снующих туда-сюда младшеклассников и аккуратно держа в руках стаканы с чаем, они пробрались к дальнему столику. Там их уже ждали. Рюноске листал конспекты и иногда заглядывал в лежащую рядом тетрадь Ацуши, проверяя записанные у себя даты по истории и потягивая чуть остывший кофе. Накаджима разламывал вилкой политую сгущенкой творожную запеканку, параллельно поясняя брюнету украшенный цветными ручками текст. - Нда, пока своей очереди дождешься – сдохнешь от голода, - проговорил Чуя, плюхаясь напротив Акутагавы и Накаджимы и привлекая к себе внимание товарищей. Рядом с ним уместился улыбающийся Дазай. Ребята здороваются, отрываясь от истории и оглядывая пришедших. С некоторым удивлением смотрят на Чую, явно не ожидав, что тот придет не один, а тем более – с новеньким. Накахара на это поднимает глаза к потолку: - Я не виноват, он сам. Шатен на такое заявление реагирует со смехом, весело произносит: - Подтверждаю, это моя инициатива. Осаму Дазай, будем знакомы. - Ацуши Накаджима, очень приятно, - блондин, как всегда, улыбается, стараясь проявлять дружелюбие абсолютно ко всем и оценивать людей лишь по личным впечатлениям, а не по чужим рассказам. Новенький поворачивает голову в сторону брюнета, открывая рот, чтобы спросить, но тот его опережает, называя свое имя. Проницательный взгляд из-под ресниц придавал виду Рюноске серьезности, если не взрослости, даже когда тот смеялся или проявлял положительные эмоции. По этой причине люди, не привыкшие к такому, часто спрашивали Акутагаву, почему он хмурый и не случилось ли у него чего-нибудь. Дазая, кажется, ничего не смутило, и он продолжил непринужденно улыбаться. - Откуда ты к нам перевелся? – интересуется Накаджима. Чуя прислушивается, потягивая чай. Может быть, сейчас Осаму скажет правду, нежели тогда, в первый день их встречи. - Из второго лицея. Там учился в социально-экономическом классе. Ацуши выдает «Ого!», задумывается на некоторое время, а потом с нескрываемым интересом спрашивает: - А ты знаешь Сигму? Это наш друг, он тоже из этого лицея, только учится в гуманитарном. Накахара в озарении мысленно хлопает себя по лбу. И как он сразу об этом не подумал? Дазай жует губами. - Сложно сказать. У меня плохая память на имена. Накаджима достает из заднего кармана черных джинс телефон, заходит в галерею и начинает быстро листать изображения. Сидящий рядом Акутагава краем глаза смотрит: альбомы были заполнены фотками еды, книг и различных милых вещей, приглянувшихся Ацуши в магазинах, которые он хотел бы приобрести, конспектов и записей с доски, пейзажей, а так же множеством селфи, большинство из которых были сделаны с ним, Рюноске. Накаджима находит фотографию парня с бело-сиреневым сплитом и протягивает телефон Осаму. Тот смотрит и через несколько секунд усмехается, вспоминая: - Ага, доводилось видеть. Серьезный такой, а еще на переменах рисует постоянно, - Ацуши улыбается, узнавая в описанных чертах застенчивого друга. Дазай чуть склоняет голову, оглядывая сидящих за столом, и спрашивает: - Он тоже, как и вы… как это называется… эмик? - Эмо, - с улыбкой и некоторой гордостью поправляет того Накаджима. Чуя фыркает. Рыжий готов поставить свои наушники на то, что Дазай специально исказил название субкультуры. Некоторые люди грешат таким: нарочно изменяют наименование чего-либо, чтобы выразить пренебрежение, самоутвердиться и показать свое превосходство над тем, что им кажется забавным и несерьезным. Накахара такое не любил. Зачем специально коверкать название, если ты знаешь верное произношение? А ведь некоторые считают это остроумным… - Что читаете? – интересуется Чуя, кивком головы указывая на записи и привлекая к себе внимание. Рюноске тяжело выдыхает, закрывает тетрадь и устало отталкивает ее от себя. - История, - произносит, подтягивая к себе кофе. Делает глоток и поднимает глаза к потолку, говоря деланным высоким голосом, парадируя классную руководительницу, которая вела у них этот предмет и еще обществознание: - Давайте, ребятки, проверим, какие у вас остались знания с прошлого года… Чуя понимающе кивает: многие учителя решили устроить «голодные игры», поставив «легкие, так сказать, разогревающие» контрольные на самое начало учебы. В их числе – ненавистная Накахарой литераторша. Он бы с легкостью сдал все эти проверочные, с физикой вообще будет раз плюнуть, но вот литература… Пародия на учительницу истории вызывает у присутствующих смешки, и Ацуши миролюбиво говорит, водя кусочком запеканки по размазанной по тарелке сгущенке: - Ладно тебе кукситься, все будет хорошо. Я помогу в любом случае. Рюноске благодарно и с заметным облегчением кивает, подпирает голову рукой: - Спасибо. Тогда с меня химия. Чуя с надеждой гадает, кто бы его так же спас от прыскающей ядом литераторши. Неожиданно подает голос Осаму: - По каким темам будет проверочная по химии? - Не знаю конкретно, - Акутагава пожимает плечами. – Наверное, понемногу от всего курса девятого класса: окислительно-восстановительные реакции, электролитическая диссоциация, расчетные задачи… Дазай сидит, сцепив пальцы в замок, и внимательно слушает. Чуе кажется, что, когда Рюноске закончит, Осаму, не меняя каменного, серьезного выражения лица, выдаст что-нибудь по типу «Ага, очень интересно, осталось только понять, что это такое» или что-то подобное в своем духе. Однако шатен, дослушав до конца, кивает, подводя итог у себя в голове, и спокойно произносит: - В целом, ничего особенно сложного. - Да вообще… Акутагава переводит взгляд на скукожившегося и бурчащего Ацуши: тот отодвинул пустую тарелку и сокрушенно опустил на освободившееся место голову, подложив под нее руки. Юноша, как и Накахара, старался учиться хорошо, даже был какое-то время отличником, но вот химия давалась ему тяжело, как Рюноске – история, а Чуе – литература. Рыжий очень ценил моменты, когда они, собравшись у кого-нибудь дома, сидели и занимались, помогая друг другу с уроками. Вид Накаджимы вызывает у Акутагавы легкую улыбку, и он позволяет себе то, что на людях обычно старался не делать: запускает пальцы в светлые волосы, чуть поглаживает, а потом заправляет часть длинной челки за ушко, открывая вид на аметриновые глаза. - Все будет хорошо, - повторяет слова Ацуши, и тот поднимает уголки губ в ответ, жмурясь от приятных прикосновений. Чуя искоса поглядывает на Дазая, пытаясь во всех красках рассмотреть реакцию шатена. Накахара эти дни наблюдал за ним краем глаза, изучал, как он ведет себя в различных ситуациях, как общается с одноклассниками и учителями, присматривался. Осаму не все время строил из себя легкомысленного и безалаберного персонажа, шутил и придуривался. Когда его вызывали к доске, шатен отвечал развернуто и понятно, и уровень лицея, превосходящий школьный, чувствовался: он оформлял задачи и уравнения чуть иначе, к объяснениям чего-либо всегда прилагал доказательства, будь то теорема или цитата из параграфа, не поддавался на уловки учителей, чем сразу заслужил признание и уважение практически всего преподавательского состава. Он легко и быстро сошелся с одноклассниками, никому в особенности не отдавая предпочтения, за исключением, естественно, Накахары, что у остальных вызывало вопросы и недоумение: почему с этим вечно одиноким, резким в общении, имеющим эпатажный внешний вид эмо-боем, нежели с какой-нибудь симпатичной девчонкой, к примеру. Чуе неожиданно понравилось, как на все это отвечал Дазай: сдержанно и без позы, не стараясь с первых секунд завоевать расположение ребят, вероятно, из-за этого не став изгоем, в каких превращались все, кто относился к какой-либо субкультуре и отличался от «нормальных», даже если только общался с неформалами. Хотя держался будто бы обособленно: он достаточно скоро избавился от статуса «новенького», влившись в коллектив, но никто не мог конкретно что-то о нем рассказать. Да, веселый парень, да, умный и с симпатичной мордашкой, но глубже капнуть не удалось никому. Вот и сейчас Чуя наблюдал. Ему действительно поначалу не хотелось брать Дазая с собой в столовую, к ожидавшим его друзьям. Мало ли, что он мог по неосторожности ляпнуть или даже сказать специально, поставив Накахару в ужасное положение перед дорогими для него людьми. Их компания не раз сталкивалась с подобным: знакомились с новым человеком, принимали к себе, как родного, а тот оказывался позером или просто лицемером. Смотрел на их тусовку свысока, немного пообвыкнув, а порой и сразу, начинал кипеть по поводу того, какие чмо эти эмо, поливая ребят грязью и насмехаясь. Осаму, к радости Чуи, такого себе не позволял и реагировал на происходящее спокойно. Однако вместе с этим Накахару подобное немного напрягало: Дазай никогда не принимал ничью сторону. Казалось, будто у него нет того, за что он был бы конкретно «за» или «против». Это нельзя было назвать толерантностью - терпимостью к иной позиции и мировоззрению. Осаму скорее избегал подобных высказываний, а когда его стали спрашивать о времяпрепровождении с Чуей, говоря о рыжем нелестные и лживые вещи, старался увести разговор в другое русло. И Накахара не знал, как относиться к новенькому. Потому что таким образом Дазай в любой момент мог занять одну из сторон баррикад, сказав «Да ладно вам, эмо нормальные ребята» или «Да, согласен, эти эмо в край конченые». Одна из немногих вещей, касаемо Дазая, в которых Чуя все-таки был уверен, так это то, что Осаму прекрасно разбирался в литературе. Контрольную поставили на шестнадцатое число, в понедельник последним (седьмым, сука!) уроком. Все проверочные работы литераторша составляла сама, так что найти ответы или подготовиться к чему-то конкретному было невозможно. По этой причине выходные Накахары были наполнены штудированием старых тетрадей со всевозможными записями и поиском различных определений и кратких содержаний произведений в гугле, но, не смотря на это, Чуя все равно чувствовал, что училка отшлифует ему все кости. В противной литераторше было что-то по-змеиному подлое, скользкое и неприятное, начиная от походки и привычных жестов и заканчивая характером и методом ведения уроков. Даже улыбалась она мерзко, едва не показывая меж алых губ раздвоенный язык. Она не кричала на учеников каждую секунду и не ставила двойки в наказание, нет. Она была способна заставить человека поверить в то, что он действительно заслужил этот неуд и является лишь грязью на подошве ее туфель. Завалить кого-то, даже отличника, было для нее плевым делом: всегда находила мелочь, к которой могла прицепиться. Требовала рассказать биографию писателя, пусть даже вскользь упомянутого в докладе, или изложить содержание произведения того же автора, взятого как пример какого-либо литературного направления. По голосу и мимике сложно было понять, когда она злилась или пребывала в состоянии покоя, - только по словам. Женщина была остра на язык и говорила, умело варьируя на грани замечания и оскорбления провинившегося. Все школьники ее боялись и молились, чтобы та поскорее покинула стены школы. «Ага, ногами вперед», - добавляли особенно ярые ее ненавистники… Во время контрольной в классе стояла мертвая тишина. Было страшно лишний раз скрипнуть стулом или слишком громко положить на парту ручку. Кто-то из одноклассников Накахары сидел, ломая влажные от пота руки, вконец отчаявшиеся тихо молили о помощи близ сидящих ребят. Сам Чуя склонился над мелко исписанным листочком, подперев голову руками. Он не был уверен во всем, что изложил на бумаге. Ему попался вариант с анализом стихотворения и пятью развернутыми вопросами по произведениям за предыдущие девять лет учебы. Анализ он худо-бедно сделал, старательно перепроверяя все требуемые учительницей пункты и выискивая всевозможные литературные тропы. Со второй частью возникли проблемы: из пяти вопросов он смог ответить лишь на два, про Гамлета и Штольца из «Обломова». На «Над пропастью во ржи» Сэлинджера Накахара застрял, борясь с паникой и выискивая в памяти характеристику главного героя. А на сравнительную таблицу по «Божественной комедии» сразу забил, решив даже не тратить на это силы, подумав попытать удачу на «Мертвых душах». Чуя часто заглядывал в листочек к Осаму, стараясь найти в его чуть корявых записях хоть малейшую подсказку. Шатену досталось сочинение-рассуждение на одну из предложенных тем, потому Дазай сидел и со спокойным выражением лица строчил что-то про «Преступление и наказание». Накахара с завистью смотрел, как ручка в его длинных пальцах выводит темно-синие строки. Когда Осаму закончил, до звонка оставалось около пятнадцати минут. Парень отложил ручку и откинулся на стул, прикрыв глаза и закинув руки за голову. Рыжий уставился тяжелым взглядом в свою работу, копаясь в воспоминаниях и пытаясь извлечь из них еще хоть что-нибудь годное. Потер глаза кулаками, запустил пальцы в волосы. Время было неумолимо в своем течении. Чуя внутри злился и негодовал, почему у него такая плохая память на содержание произведений и отчего ему с таким трудом дается анализ личностей и поступков литературных героев. Он ведь все это читал, столько сил тратил, так почему?.. Чуя чувствует знакомое зудящее ощущение в затылке, которое испытывал, когда Дазай смотрел на него. Накахара под его взглядом старался лишний раз не шевелиться, изображая усердную мозговую деятельность. Хотя очень хотелось оглянуться и поискать в классе таких же страдающих, понять по чужим лицам, насколько у остальных все плохо. Осаму облокачивается о стол, ставя на тот локти и подтягивая к себе лист с заданиями Накахары, быстро пробегает глазами по печатным строчкам, а после вытаскивает из-под ладони Чуи его работу. Рыжий смотрит на того притворно возмущенным взглядом, мол, зачем Дазай это делает, однако в глубине души у него зарождается надежда, что Осаму сможет ему помочь. Признать честно, от новенького это было бы неожиданно и приятно. Накахара не сопротивляется, когда шатен, окончательно забрав себе его опусы и взяв в руку карандаш, стал что-то поправлять и изредка зачеркивать. Закончив, он вернул листочек Чуе, оставив внизу небольшую приписку:на четверку хватит.
сделай несколько помарок для реалистичности
Чуя с негодованием отрывается от бумажки и смотрит на Дазая: тот сидел, подперев голову рукой и прикрыв глаза, будто проделанная работа не потребовала от него каких-либо усилий. Возвращает взгляд на листочек, читая оставленные карандашом исправления. Оказывается, он сделал ошибку в характеристике Гамлета и немного накосячил с анализом стихотворения, перепутав размеры и некоторые средства художественной выразительности. Спустя какое-то время Осаму почувствовал, как к нему подтолкнули листочек. Накахара не сводил с того небесно-голубых глаз, пока юноша не распахнул веки и не прочитал ответ:с тебя физика :)
поторопись, коротышка, урок скоро закончится
Чуя резко оборачивается к Осаму и возмущенно открывает рот, но вовремя себя одергивает: говорить во время проверочной у литераторши смертельно опасно. Неожиданно Дазай приближается к нему, заставив рыжего немного сжаться, зыркает в сторону учительницы и вдруг начинает слишком громко шептать, тыкая пальцем в клетчатый листочек Накахары: - Смотри: у тебя тут ошибка. Это хорей, а не ямб… Рыжий внутри вопит от досады и негодования. Идиот, их же за разговоры просто выгонят с урока и не примут работы! Что за подстава: только понадеялся на хорошую оценку, а Дазай решил их потопить?! Опять делает гадости специально! Чуя со всей силы пихает Осаму под партой ногой, не успевает зашипеть тому «Закрой рот, придурок!», как раздается нарочито спокойный голос литераторши: - Господин Дазай, Вы уже закончили? - она всегда так называла учеников. В ее деланном уважительном обращении было что-то высокомерное и неприятное для слуха. - Да, - юноша отвечает легко, не боясь смотреть той в глаза. Женщина чуть сверкает линзами очков. - Тогда попрошу сдать работу и покинуть кабинет. Господин Накахара, я полагаю, вполне способен справиться с заданием самостоятельно. Осаму под удивленные, восхищенные и сочувствующие взгляды одноклассников встает и направляется к учительскому столу, оставляя на нем листок. Возвращается на место, быстро собирает вещи и немного замедляется у выхода. - Конечно, способен. До свидания! – как всегда улыбается. Уходит, чтобы дать соседу возможность списать без дальнейших подозрений. Дверь за ним закрылась. Чуя аккуратно наблюдал за реакцией училки. Та еще некоторое время смотрела вслед новенькому, потом испытывающее глянула на Накахару – благо, что он успел опустить глаза на листочек – и стала читать сочинение Осаму, сняв очки и прикусив у тех дужку. Она долго всматривалась в текст, очевидно, несколько сотен раз сканируя тот на наличие ошибок. В конце она усмехается, заставив всех присутствующих затаить дыхание, и коротко расписывается на листке… Рыжий успевает к самому звонку, быстро сдает задание и пулей вылетает из кабинета, дабы лишние секунды не находиться с литераторшой в одном помещении. Он забегает в рекреацию, окна которой выходили на крыльцо школы. Несколько минут смотрит, надеясь поймать взглядом уходящего Дазая. Хотелось узнать, в какую сторону он пойдет, где живет. Но каштановая макушка все не показывалась. Накахара еще непродолжительное время стоит, а после уходит, решив поблагодарить Осаму завтра. Он не станет злиться и сопротивляться, когда Дазай полезет к нему с щенячьими глазами во время следующей лабораторной работы по физике.