ID работы: 14075448

Дожить до Нового года

Слэш
NC-17
В процессе
49
Размер:
планируется Макси, написано 278 страниц, 20 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
49 Нравится 146 Отзывы 13 В сборник Скачать

6 дней до начала отсчета

Настройки текста
…Его резко дергают за кисть, закатывая рукав и обнажая предплечье, заставляют привстать на колени. Как виновный перед судьей. Или падшая душа в ногах дьявола. Кровь продолжает стекать по бледной коже, закрашивая алым старые и относительно свежие шрамы, капая на до того момента чистый кафель. Тишину разрывает тяжелое, яростное дыхание. - Какого черта?! – убийца шипит прямо в лицо, обдавая ледяным смрадом. В ответ тишина. Края рубашки, пропитавшиеся кровью, неприятно липнут к коже и раздражают ее. Юноша молчит. Поднимает взгляд. Смотрит темными, наполненными ненавистью очами, не боясь ни ударов, ни криков, ни печальных для него последствий. Посылает всю сидящую в нем боль, отвращение, злобу. Хочется плюнуть мужчине напротив в лицо, заставить того умыться и стереть с себя всю эту гордость, лицемерие и уверенность в собственном величии и влиянии. Поджимает губы, кусает себя за внутреннюю сторону щеки. Теперь там тоже кровь. Убийца все читает по глазам. Юношу силой поднимают на ноги, крепко держат за ворот, едва не душа, тащат обратно, на его место, в бетонную коробку, пропитанную гнилью и запахом трупных разложений. Гниль, гниль, гниль… Бросают на пол, в кромешную темноту, ведь шторы не пропускают свет. Хлопает дверь. Юноша не расслышал, что напоследок проскрипел сквозь зубы мужчина, но это не так важно. Ему не позволяют умыться от крови, обработать и залечить раны. Может быть, завтра утром получится достать из холодильника перекись, промыть порезы, и только. Бинтов в свободном доступе нет: они для него запрещены. Ничего страшного: есть пластыри, а еще рубашки и кофты с длинными рукавами. Снова нечем дышать. Свежие порезы горят, полыхают адским огнем. Хочется кричать и метаться в агонии. Он открывает рот, но не может сделать ни глотка воздуха. Шарит ногами и руками по полу, не находя опоры. Переворачивается на живот, прижимается взмокшим лбом к холодному пыльному полу. Жмурит глаза и смаргивает слезы. Через бесконечно долгий промежуток времени находит в себе силы встать на четвереньки. Медленно перебирает длинными конечностями, ползет к столу. Вновь припадает на живот, прилагая ослабевшей рукой колоссальное количество усилий, отодвигает нижний ящик. Слышится шелест бумаги: его содержимое вываливают на пол, выкапывая со дна тетрадь. Юноша в темноте ничего не видит, ориентируется на ощупь. Чувствует кончиками пальцев гладкую обложку. Силы есть только на то, чтобы достать находку и перетащить к себе на пол. За шторами определенно кто-то стоит. Она всегда рядом. Везде, где есть окна, он видит ее. Эта тварь стоит – на подоконнике или рядом – и взглядом пронизывает его. Дышит свистяще, приподнимая ломаные костлявые плечи. Чуть шевелит отваливающейся челюстью, силясь что-то сказать. Человек определенно не хочет знать, что именно. Дрожащая ладонь оставляет на обложке смазанный кровавый отпечаток. Юноша сворачивается в комочек, поджимает к туловищу ледяные руки и ноги, скулит и стонет от всепоглощающего страха. Глаза жжет от слез. Комок встает поперек горла, давит на грудь. - Убирайся!.. – выплевывает, содрогаясь всем телом. – Ты умерла…

***

Чуя радостно скакал по кабинету, слегка размахивая листочком и не скрывая своего торжества. Настроение было прекрасным. Змея-литераторша заглянула к ним во время урока и отдала проверочные работы, окатив всех колючим ледяным взглядом. Ребята быстро разобрали листочки, сравнивая свои результаты с другими. - Что я неправильно сделал?! Все перечеркнуто! - Ура, у меня тройка! А у тебя что? - Я эту «Бедную Лизу» в рот!.. Было много двоек – чуть больше трети от всех работ. Несколько счастливчиков получило четверки, остальные – тройки. Один метивший на красный аттестат отличник налился бордовым, когда увидел, за что ему сняли бал, лишив высшей оценки. Он, как и Дазай, писал сочинение-рассуждение, разве что по «Грозе» Островского. Литераторша в его работе зачеркнула все слова «девушка», обращенные к Катерине. В конце размещенного на три страницы текста, рядом с четверкой, было написано ее угловатым высоким почерком, что «Катерина не девушка, а молодая женщина, потому что находится в браке», и «называть ее так некорректно». Многие были согласны с его возмущениями, что училка просто придралась. Чуя оказался счастливчиком. Оставленная литераторшой заметка «Грязно. Пиши чище!» не отменяла его четверки, пускай и с огромным минусом, поэтому рыжий радостно восклицал, абсолютно игнорируя завистливые и недоумевающие взгляды. Сидящий рядом с Накахарой вундеркинд с полнейшим безразличием пробежался глазами по своему сочинению, лишенному всяких красных вкраплений, быстро глянул на высокую и тонкую пятерку и поскорее вложил листок вежду страниц учебника. - Подбери челюсть, - смеясь, сказал он Чуе, у которого до невозможного вытянулось лицо. Тот быстро отошел от шока, привычно нахмурился и серьезно спросил: - Кому ты продал душу? У литераторши получить «пять» невозможно! Шатен весело хихикнул: - Федору Достоевскому. А ты? Ньютону? Чуя помог Дазаю на проверочной по физике, избавившись от висящего на совести долга. Быстро прорешал его вариант на черновике, локтем незаметно подтолкнул. Краем глаза поглядывал на шатена, когда тот читал приписку: На четверку хватит. Поторопись, Шпала Осаму усмехнулся, перевел взгляд на парадирующего его Чую: рыжий развалился на стуле, заложив руки за голову и прикрыв глаза, показывая, что проделанная работа была для него очень легкой.

переигрываешь, коротышка :)

Написал ответ и продолжил наблюдать, как расслабленно-пафосное выражение лица Накахары сменяется на едва сдерживаемое бешенство. Я тебе этот листочек в задницу запихаю, клоун! Вместе с твоим «Преступлением и наказанием»! Урод! Быстро настрочил рыжий, скомкал черновик и бросил им в Дазая, когда шел к учительскому столу сдавать свою работу… Хорошее настроение продержалось у Чуи до пятницы, поскольку в тот день состоялся неприятный для него разговор с директором и Кое. За время учебы в новой школе Накахару нечасто вызывали на ковер. Иногда Озаки приглашала его к себе в кабинет для доверительной беседы за чашечкой чая, чтобы обсудить климат в классе, олимпиады и другие внутришкольные мероприятия. Но это другое. Кое в принципе до последнего относилась к ученикам с пониманием и добротой, выслушивала, говорила, наставляла. По мнению Чуи, нужно было быть конченым подонком и дегенератом, чтобы довести женщину своими словами и поведением. Крупных конфликтов в школе на памяти Накахары было крайне мало. Один из самых запомнившихся парню произошел в конце сентября прошлого года, на Веселых Стартах. В тот день у него окончательно сформировалось мнение, что членов любых субкультур подростки в их учебном заведении не любят. К сожалению или к счастью, эмо тогда были непричастны, поскольку разлад случился между старшеклассниками и готами. Веселые Старты – ежегодное мероприятие, проводившееся в одну из суббот сентября. В этот день всех учащихся освобождали от уроков и вели в находящийся недалеко от школы парк, где устраивались эстафеты, различные конкурсы и игры. Накахара очень любил спорт: соревнования сплочали, стирали границы, и не имело значения, какого ты пола, внешности, принадлежности, потому что главными были физические качества и стремление к победе. До того, как между Чуей и одноклассниками возникла непреодолимая пропасть, юношу иногда брали играть в волейбол, в котором он довольно преуспел, давая тому мнимую надежду на наличие хрупкого связующего мостика, а по прошествии какого-то времени перестали совсем. Но любить спорт меньше из-за этого он не стал, задерживался иногда в зале с Рюноске и Ацуши, играя с ними в баскетбол или тот же волейбол. Это они после занятий научили его кататься на роликах и стоять на коньках. Старшие классы обычно соревновались первыми, показывая пример младшим, дальше шло по нарастающей – от первых к девятым. Ребят из парка не отпускали, поэтому им приходилось как-то все это время развлекаться. Скрашивая скуку, старшеклассники отпускали язвительные комментарии в сторону готов, обитавших в разных классах, начиная с восьмого, и собравшихся в одну маленькую группку. Они действительно выглядели в тот день так, что даже эмо поглядывали на них с недоумением: широкие штаны и мрачные футболки с черепами или объемные кофты с рюшами и вырезами, черно-белый макияж, ботинки на массивной подошве, кто-то даже надел шипастые чокеры и кольца и не снял пирсинг, что на уроках физкультуры было крайне запрещено. Удивительно, как им вообще удалось обойти контроль в лице учителей физкультуры, которые отправляли выглядящих несоответствующе мероприятию подростков домой переодеваться. Нелестные слова и насмешки готов смутили, и они попытались скрываться в толпе, но было поздно: их уже выбрали развлечением дня. К тому же, как бы жестоко это ни звучало, старшакам и одноклассникам действительно было за что им предъявить: неудобная одежда мешала бегать, прыгать, соревноваться, отстаивая честь класса, из-за чего их рейтинг ухудшался. На комментарии раздосадованных и возмущенных ребят готы огрызались, отвечая резко и довольно жестко, что в скором времени привело к потасовке. Чуя сразу постарался уйти оттуда подальше, к учителям и оставшимся соревнующимся школьникам, не желая испытывать удачу и гадая, как на произошедшее отреагируют эмо, станут ли вмешиваться или тоже превратятся в жертв насмешек из-за запала у конфликтующих сторон. Накахара вскоре заметил их, возвращающихся со стороны места драки. Парень с фиолетовым цветом волос бежал чуть впереди и довольно скоро занырнул в толпу кричащих от возбуждения детей, стремительно пробираясь к физрукам и стоявшей рядом с ними Кое – в отличие от пассивного и безразличного директора, женщина считала своим долгом поддержать соревнующихся ребят и своих подопечных в том числе. За ним быстрым шагом шел брюнет, иногда оборачиваясь и хмуро вглядываясь вглубь парка. Эмо поступили рациональнее, не став соблюдать эпатажный дресс-код субкультуры, оставив лишь несколько декоративных элементов в виде силиконовых браслетов и напульсников. Даже закололи волосы, в то время как длинные черные патлы лезли готам в глаза, нос и рот, из-за чего они плевались и давились. Фиолетововолосый что-то судорожно рассказывал учителям, стараясь перекричать толпу и указывая вдаль. У тех мгновенно исказились лица, физруки сразу же подорвались с площадки и поспешили к месту кровопролития, а Кое стала выстраивать детей по классам, требуя тишины и спокойствия: кто-то услышал повествование о драке, мгновенно передал остальным, распространив смуту и распаленность. Чуя старался держаться поближе к Озаки. Женщина выглядела крайне взволнованной, напуганной и разгоряченной. Она явно не ожидала, что обычно мирное и веселое мероприятие может превратиться в Ледовое побоище. Происходящее Накахару сильно напрягало и волновало: и месяца в новой школе не проучился, а тут уже такое. Дальше – хуже?.. До его ушей долетела брошенная Кое просьба оставшимся в малом количестве девятиклассникам построить детей, помогая находившимся тогда в парке родителям младшеклассников. Чуя разглядел в толпе фиолетововолосого парня: он понемногу пятился назад, маша руками и изредка хлопая в ладоши, привлекая внимание ребят и уводя их чуть в сторону от основной кричащей массы. Его звонкий громкий голос преодолевал царящий в парке гул: - 1 «А», ко мне!.. Ребятки, становимся по парам!.. Малыши выглядели очень напуганными, слышались просьбы пойти к маме, кто-то даже плакал, поэтому юноша старался улыбаться, выкрикивал успокаивающие слова, параллельно считая детей. Брюнет помогал ему, подгонял оставшихся ребят, после направился к завучу, быстро отчитался. Кое дала добро, и их группа двинулась вместе с другими классами, сопровождаемыми родителями, в школу… После непродолжительной переклички детей распустили по домам, а девятые, десятые и одиннадцатый классы согнали в спортзал для дальнейших разбирательств. Пострадавших в драке отправляли группами в медпункт, где пребывавшие в шоке от произошедшего медики обрабатывали ссадины и синяки, раздавали ватки с нашатырем и затыкали разбитые носы. Эмо успели доложить учителям вовремя, пока конфликт еще не достиг своего пика и не превратился в месиво, поэтому скорая никому не понадобилась. Их Озаки первыми вызвала к себе для дачи показаний. После недолгого расспроса о деталях и причинах произошедшего парни вернулись в зал за вещами и уже направились в сторону выхода, когда один буян, еще не утративший запал после драки, крикнул им вслед: - Че, настучали, да?! - Закрыть рты! – взревел физрук, с силой хлопнув пятерней по столу, и в зале воцарилась тишина, нарушаемая тихой поступью. Чуя чувствовал себя запертым в террариуме с ядовитыми змеями. Классы расположились поодаль друг от друга, конфликтующие стороны изредка шипели и переругивались, но вскоре замолчали, утомленные. Невинных свидетелей произошедшего постепенно отпускали – в основном это были девятиклассники, наблюдавшие за дракой со стороны, и Чуя был вне себя от счастья, когда в зал прошла немного успокоившаяся Кое и, принеся извинения за испорченное впечатление, разрешила им идти по домам, оставив лишь учителей и участников конфликта. Озаки перечислила все разбитые носы и синяки, пофамильно назвала зачинщиков и дравшихся, потребовав родителей тех к себе для беседы и пообещав передать этот список классным руководителям. Сделала строгий выговор – ее голос звенел в этот момент от напряжения. Не упустила никого, вплоть до физруков, не проконтролировавших внешний вид подростков, который мог привести к травмам во время соревнований, но в итоге ставший зачатком конфликта. Быстрым шагом направляясь домой, Чуя размышлял о том, что в первую очередь Озаки винила в произошедшем себя: не уследила, не углядела, чего-то не заметила. Ее щеки горели от гнева и стыда перед детьми, родителями, даже учителями, и Накахаре было искренне ее жаль. Он набрался смелости подойти к ней в понедельник, тихо проговорил извинения, желая хоть как-то поддержать и утешить ее. Женщина горько улыбнулась, еще раз попросила прощения за испорченное впечатление о школе и о субботнем дне, честно признавшись, что подобного не происходило в школьной жизни до этого случая никогда, но пообещала, что в следующем году все будет гораздо лучше… В пятницу последний урок английского у группы Чуи отменился, и их отправили в соседний кабинет, ко второй половине класса, однако ребята сочли более разумным пойти по домам. Накахаре тоже не особо хотелось идти на урок, поэтому он написал Ацуши, отвечающему на сообщения быстрее Рюноске. Однако вторая галочка, оповещавшая о том, что сообщение прочитано, все не появлялась, и Чуя сменил чат. Акутагава, на удивление, отписался почти сразу же. У его класса был урок труда, а учитель как раз очень вовремя ушел из мастерской к физруку, и Чуя направился к брюнету. Накахара уже давно хотел заточить свой ножик, только руки все не доходили. Он у него был обычным, перочинным, с небольшими выпуклыми элементами в качестве украшения, с короткой цепочкой. Вещь симпатичная, да и в хозяйстве полезная, много на что годилась. В мастерской стоял мерный гул. Парни, все в одинаковых фартуках темно-серого цвета, расположились за верстаками и что-то выпиливали из изготовленных деревянных болванок. Ребят было меньше обычного: некоторые, едва трудовик вышел за порог, побросали вещи в рюкзаки и поскорее свалили. Ну а что? Последний урок, имеют право. Рюноске стоял за ближайшим к двери столом, повернувшись боком, и, судя по движениям рук, что-то отвинчивал. Как бы это ни было удивительно, но у Акутагавы с трудовиком, человеком советской закалки, сложились довольно хорошие взаимоотношения. Начало дружбе положил урок ОБЖ – этот предмет в их школе мужчина вел тоже. В один из дней трудовик решил начать подготовку к зачету по разборке и сборке автомата. Произведенный на школьников эффект вызвал на его лице широкую, гордую, но вместе с тем ностальгическую улыбку. - Кто умеет? Ну-ка, парни, вы должны знать, что это такое! Ребята раздумывали, сомневаясь. В их классе действительно никто не умел собирать и разбирать автоматы, некоторые даже не держали подобных вещей в руках. Трудовик осматривал нерешительные лица учеников. - Могу попробовать, - вверх поднялась бледная рука. Мужчина оглянулся на звук, столкнулся с серыми глазами Акутагавы, чуть скрытыми черной челкой. Усмехнулся: - Пожалуйста! Под царящую в кабинете тишину Рюноске поднялся с места, подошел к свободной парте, накрытой брезентом, взял один из лежащих автоматов в руки. Осмотрел, примеряясь. Трудовик встал с краю, наблюдая за юношей чуть скептично. - А патлы мешать не будут? – с ухмылкой спросил, пальцем указав на рваные пряди, спадающие на лицо. В глубине класса кто-то тоже рассмеялся. - Не будут, - ответил ровно, полностью проигнорировав колкие слова и смешки. – Сразу время засечете? – обернулся, поймав на себе удивленный, замешкавшийся взгляд. - Да ладно уж… Сначала так попробуй, - кажется, трудовик малость растерялся, неловко почесал седой затылок. Рюноске начал медленно, аккуратно, постепенно ускоряясь, вспоминая. Движения были четкими, слаженными, со стороны процесс выглядел несложно. Без труда отделил магазин, вынул пенал принадлежности из гнезда приклада, легким уверенным жестом выбил шомпол, следом - крышка ствольной коробки, после вытащил возвратный механизм. В классе никто не смел заговорить, все сидели, будто привороженные. Последняя деталь – газовая трубка со ствольной накладкой. Отделил, но на этом не остановился, сразу же приступив к сборке, на которую потратил чуть больше времени. Кажется, за это время он ни разу не моргнул, лишь смотрел с прищуром, чуть прикусив губу. Автомат с грохотом лег на стол, Акутагава выпрямился и отступил на шаг, сообщая о готовности. Трудовик выглядел впечатленным, присвистнул, медленно кивая головой. - Хорошо, очень хорошо… Откуда умеешь? - Отец. - Вот оно как… - опять понимающе кивает. И вдруг протягивает юноше широкую, сухую, мозолистую ладонь. – Молодец. Еще потренируешься, уложишься в 30 секунд – я тебе «пять» поставлю за четверть. Автоматом! – смеется, из-за чего на его изможденном от времени лице проявляются паутинки морщинок. Рюноске отвечает на рукопожатие. - За 25 управлюсь, - отвечает уверенно, заставляя мужчину улыбнуться еще шире, обнажив верхний и нижний ряд зубов. - Ну, иди-иди, хорошо, молодец… Несмотря на шум в мастерской, Рюноске сразу заметил Чую, стоило тому закрыть за собой дверь. Рыжий сбросил на пол рюкзак, нацепил сверху такой же фартук. Парни привычно жмут руки. - Что-то ты рано освободился. - Инглиш отменился, - Накахара подергивает плечами. – А где Ацуши? – спрашивает, не замечая пепельной макушки среди склонившихся над верстаками голов. - Его забрали на подготовку ко Дню учителя. Чуя понимающе мычит. Энергии Ацуши было не занимать: и ведущим на празднике побудет, и в спектакле поучаствует, и в приют вместе с кружком волонтеров поедет, не забыв прихватить пятикилограммовый пакет корма для собачек, умудряясь при этом ходить на фрискейтинг, выполнять домашнее задание и уделять время друзьям. Неудивительно, что и сейчас он загорелся идеей вести уроки у какого-нибудь класса. Такая традиция: одиннадцатый класс готовит для сотрудников школы развлекательную программу, а учащиеся десятых распределяют между собой должности. Были даже однодневные директор и завуч, а за вакансию охранника шла нехилая борьба. - Я тут нож хотел заточить, - переходит к делу Накахара, - получится? - Легко, пошли. Точило стояло в углу мастерской, недалеко от преподавательского стола. Из-за дружбы с трудовиком у Акутагавы была привилегия в виде пользования инструментами без наблюдения мужчины. Тот нередко назначал парня на уроке за старшего, сваливая куда-нибудь по делам и надеясь на его благоразумие. Когда оставался в мастерской, рассказывал брюнету истории из жизни, очевидно, увидев в нем родственную душу, параллельно инструктируя и давая советы. - Ох, Рюноске, вот классный ты парень, состриг бы только свои вот эти… - выдал однажды трудовик, обрисовав руками голову парня, а после – полностью его внешний вид. Мужчина не договаривает, не желая обидеть, но уже не находит в себе сил молчать. – Вообще цены б тебе не было! Акутагава на пару секунд отвлекся от работы, посильнее закатал рукава. - Обязательно. - Ну-ну, не остри, - трудовик не ругается, так, будто по-отцовски, наставляет. Чуе иногда казалось, что именно за внешний вид мужчина его и уважал: за то, что не стриг волосы и не снимал пирсинг, выглядел так, как хотел, проявляя себя в поступках, а не в мрачном дресс-коде субкультуры. – Ладно уж, носи. Девчонки на такое клюют. Я вот тоже в молодости хотел себе татуировку набить… «Ох, знал бы он, с какой девчонкой встречается Рюноске, - говорил бы совсем иначе…» Акутагава запускает точило. - Сам справишься? - Конечно, - брюнет отступает в сторону, пропуская Чую вперед. - Хорошо. Тогда я до склада сгоняю. Нужно у некоторых деталей края подкорректировать. Акутагава ушел в противоположную часть кабинета и скрылся в небольшой каморке, оставив Накахару одного. Чуя наблюдал за разгоняющимся кругом, не в силах отвести глаз. У него постепенно начинала кружиться голова. Он вдруг вспомнил, когда, будучи совсем маленьким, сбегал из дома на выходных к маме в ателье. Располагался в углу на стульчике, поджав ноги к груди и не отрывая пристального взгляда от быстро движущейся иглы. Как та стремительно опускалась и поднималась, пробивая ткань и намечая длинный прерывистый след ниткой, как работали мамины руки, как шевелились ее пальцы, а глаза безотрывно следили за нитяной тропинкой. Хотелось протянуть ладошку, коснуться скачущего стального коня с льняным хвостом. Сейчас Чуя испытывал то же самое. Рука норовила провести по бешено мчащемуся каменному диску, чтобы полетели искры или капельки кровяной росы… - Ты что, совсем головой тронулся?! Из транса Накахару вырвал низкий и хриплый голос неизвестно откуда взявшегося трудовика. Он резко дернул парня за плечо, оттаскивая от заточного станка, рванул к точилу, выключая. Потом снова метнулся к Чуе, крепко, до боли сжал запястье, отбирая нож. На его лице читался весь текст, что он хотел высказать рыжему, однако цензура и должность бы не позволили. - К директору! Быстро! Имя классного руководителя?! Чуя уныло расположился на стульях в коридоре напротив кабинета директора, откуда недавно вышел. Там, за закрытыми дверями, еще разговаривали Кое, трудовик и Рюноске. Акутагава, едва услышал ор из мастерской, сразу же выбежал со склада и направился к мужчине, пытаясь объяснить ситуацию, однако трудовик, находясь в шоковом состоянии, никого не слышал, силой таща за собой Накахару и слегка размахивая ножом, громко возмущаясь. Влетел в кабинет директора, выложил тому на стол холодное оружие и просипел: - Я так больше не могу! На старости лет – и такие выкрутасы! У меня в прошлом году какой-то идиот чуть лобзиком вены не вскрыл, и тут на́ тебе! Опять двадцать пять! Ты что в мастерской забыл, хиппи недобитый?! - Я не хиппи! – возразил Чуя, пытаясь освободиться от железной хватки мужчины. - Да мне что хрен, что редька!.. Трудовик еще долго отходил от произошедшего, краснел, бледнел, обливался по́том. Чуя яростно с ним спорил, пытаясь убедить директора, что никто умирать не собирался. Слово дали Рюноске, сохранявшему самообладание лучше всех присутствующих. Тот все ровным, спокойным голосом объяснил, мол, так и так, пришел товарищ, попросил лезвие заточить. Даже взял часть вины на себя, сказав, что, раз трудовик назначил его за старшего, не стоило оставлять Чую с точилом наедине. Фраза Кое, мгновенно явившейся в кабинет к директору для выяснения дальнейшей судьбы подопечного, в одну секунду утихомирила мужчину: - Почему вы доверили ученику использование инструментов без вашего наблюдения и контроля? Они непродолжительное время говорили. Кое вновь взяла инициативу в свои руки, высказалась насчет ситуации. Отчитала Чую за то, что не пошел на урок, как она просила, ничего не сказала про ножик, однако вещь забрала, попросив подождать в коридоре. Закрывая за собой дверь, Накахара услышал, как Озаки взялась за трудовика и его несоблюдение техники безопасности. Настроение у Чуи упало. Ему крайне не хотелось подводить Кое и терять ее доверие и хорошее отношение, расстраивать маму. Женщину бы точно это огорчило, что сын попал к директору. Да и Рюноске достанется. Интересно, что рыжему будет за принесенный в школу нож? Парень надеялся на понимание и благоразумие директора и классной руководительницы… - Что, хулиганишь, коротышка? «Только не он…» Чуя поднимает хмурый взгляд на Осаму: шатен привычно улыбался, легкой походкой шел по коридору по направлению к нему, засунув руки в карманы брюк. - Отвали. И без тебя тошно. - У-у-у, - весело тянет шатен, - значит, что-то серьезное натворил. Рассказывай. Чуя хотел было бросить что-то грубое, дабы Дазай отвязался, но сил на это особо не было: произошедшее его довольно вымотало. Вздохнув, он вымученно признался: - Ножик хотел в мастерской заточить, и тут трудовик поймал. Осаму начинает хихикать и получает пинок в бедро со словами «Завали дупло!», произнесенными довольно тихо – кабинет директора как-никак рядом. - Ладно-ладно, - мирно проговорил Осаму, постепенно успокаиваясь. – А чего тут сидишь? - Там Акутагава еще, - рыжий подбородком указывает на закрытую дверь. - Понятно. Преступная группировка, - подводит итог Дазай, из-за чего снова отхватывает ногой по колену, отчего едва не падает со стула. - А ты что тут забыл? – шипит Накахара. - Так английский отменили. - У нашей группы – да! А у тебя урок сейчас, болван! - О как, - Дазай удивленно чешет затылок, но быстро отмахивается, понимая, насколько ненатурально выглядит его озадаченность и стремление к знаниям. – Ну и ладно, там скучно, да и чего я не знаю?.. Чуя на это ничего не отвечает, устало откидывает голову и прикрывает глаза. Однако тишина продлилась недолго. - Слушай, вот чего вам, эмикам, от жизни вообще надо? Накахара медленно поворачивает голову. - Того же, чего и всем: радоваться и жить счастливо. - Уверен, что всем? Чуя даже на мгновение растерялся от резко заданного вопроса. После нахмурился, проговорил: - Ну да, всем. Умереть только больные хотят. Или в край отчаявшиеся люди. Осаму задумчиво мычит. - Значит, я болен? Накахара замолчал, спустя секунду осознав затаенный смысл вопроса. Порывисто обернулся: Осаму смотрел на него черными, пронзительными глазами, пробирая холодом самую душу. Чуть склонил и приблизил лицо, отчего на кофейные омуты спали вьющиеся пряди. - Что за?.. - Как думаешь, - говорит неожиданно низким и тихим голосом, - может... это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Лизавету топором и ограбил?.. Чуя неожиданно очнулся, распознав цитату из «Преступления и наказания», и залепил Дазаю по улыбающемуся лицу. - Придурок! - Прости-прости, не удержался, - рассмеялся шатен, потирая щеку. – Ладно, теперь точно серьезно. Я-то думал, что эмо мечтают умереть. Ходите все такие мрачные, в наушниках, плачете... А это, оказывается, неправда. - Правда. Только не вся, - вдруг признался Чуя, довольный произведенным эффектом. Лицо Дазая чуть вытянулось, а брови вскинулись. - Да ладно? - Эмо считают, что каждый человек может мечтать о чем угодно. Даже о смерти. - Вау, - проговорил впечатленный Осаму, - так я, может быть, тоже эмо! Чуя скептично выгнул бровь, с недоверием посмотрел на Дазая. Тот сбросил свой рюкзак на пол, уселся поудобнее. Чуть наклонил голову вниз, набросал волосы на лицо на манер эмовской челки, отогнул пальцы в рокерском жесте и высунул язык. Накахара неожиданно для себя рассмеялся. - Мы не ебанутые. Обычно его бесило, когда люди, подражая эмо, строили из себя каких-то неадекватов и слезливых сопляков, однако выходка Осаму Чую рассмешила. Наверное, потому что Дазай сам понимал, что эмо не такие. Совершенно не такие. Накахара по собственному опыту знал, что самостоятельно отличить тру от позера по внешнему виду и музыкальному вкусу, даже по тому, какие истины он проповедует, пока сам не расколется, - дело безнадежное. Легко можно было обидеть хорошего человека, приняв за позерство восторженность новичка, демонстрировавшего принадлежность к обретенному обществу родственных душ. Рядившиеся в эмо позеры кричали, что они не такие, как все остальные люди. Тру знали, что они именно такие, как все. Вернее сказать, все такие, как они. Только по-взрослому недоверчивые, черствые и трусливые на проявление эмоций. Однако в душе каждого человека, ходящего по земле не первый десяток лет, плачет и просится на волю вечный ребенок. Эмо этого ребенка ласкают, прижимают к сердцу, кормят цветными воспоминаниями, стараются провести через всю жизнь, невзирая на все те муки и трудности, что может принести жизнь. Взрослые бьют кнутом, загоняя в темные уголки души и не позволяя показываться наружу, или игнорируют. Их внутренний ребенок умрет, но память о нем останется и в будущем отзовется всепоглощающей волной боли… Задумавшись, Чуя не расслышал, что у него спросил Осаму. - Чего? - Чибик задумался, - усмехнулся Дазай. - Я спросил, есть ли у тебя мечта? Есть. Вот только Осаму о ней знать не обязательно. От ответа Чую спасла распахнувшаяся дверь, из кабинета выглянули Акутагава и трудовик. Мужчина окончательно отошел от произошедшего и даже немного посмеивался, хлопая брюнета по плечу. - Ну Рюноске, ну и устроили же вы мне приключения на старости лет, - трудовик, криво улыбаясь, смахнул со лба испарину. - Мне очень жаль. Прошу прощения за произошедшее. - Да ладно уж, я понимаю. Сам когда-то был таким же… Накахара и Рюноске быстро переглянулись. Акутагава легко махнул рукой, мол, все в порядке. - Чуя, - парня из-за двери окликнула Озаки, жестом поманила к себе, и рыжий пошел в сторону кабинета, оставив Дазая на произвол судьбы. Он расположился в мягком кресле, Озаки заняла место напротив. - Да, дела, - задумчиво произнесла Кое, копаясь в ящичке. Накахара молчал, потупив взгляд и сцепив пальцы. Озаки достала его перочинный нож и положила на середину стола. - Чуя, скажи, пожалуйста, зачем тебе эта вещь в школе? Парень все так же не отвечал. Потом тихо произнес: - Я его только один раз достал, чтобы заточить. Он все время в рюкзаке лежит… - Это я уже поняла, - вздохнула Кое. - Знатно же ты учителя напугал… Ты понимаешь, что приносить подобное в образовательные учреждения нельзя? Чуя кивнул. Озаки задумчиво потерла переносицу. - Пожалуйста, пообещай мне, что не будешь больше брать холодное оружие в школу. Боюсь, учитель трудов второго такого удара не выдержит, а у нас и так с кадрами проблемы… Накахара вскинул глаза, с надеждой посмотрел на женщину. Та подтолкнула ему сложенный ножик. - Я тебе доверяю, Чуя. Ты мальчик хороший, умный. Однако я все равно попрошу для тебя дополнительное домашнее задание по английскому языку, на который ты не пошел. Юноша видит, как улыбаются ее глаза, и это приносит облегчение. Он протягивает руку и прячет вещь в глубину рюкзака. - Спасибо Вам большое. Такого больше не повторится… Чуя быстро выскальзывает из кабинета, чувствуя, будто камень с души упал. На месте Осаму сидел ожидавший его Рюноске. Сам Дазай пропал, будто его и не было.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.