Дожить до Нового года

Ацуши быстрым шагом шел по пустым коридорам, постепенно переходя на бег. За спиной, на крытом стадионе, раздавались громкие крики, кто-то хлопал, всю эту какофонию перебивал голос комментатора, говорящего в микрофон и объявляющего результаты выступавших и следующих участников. Едва различалось постукивание и звуки скольжения роликов по гладкому начищенному покрытию. Сердце у Накаджимы трепетало, неумолимо быстро и сильно колотилось от волнения, а кровь шумела в голове. Рюноске никогда так плохо не показывал себя на соревнованиях. Всегда спокоен, всегда настроен на победу, никогда не давал слабины. Произошло что-то страшное, что смогло его надломить. И это пугало больше всего. Первый этап – самый важный. На нем участники разогреваются, оценивают друг друга, задают настрой, выявляют менее конкурентоспособных, считывают слабые места. Ацуши пока не участвовал в соревнованиях, потому что занимался, по меркам фрискейтинга, еще недостаточное количество времени. Все-таки данный вид спорта довольно травмоопасен, и выпускать на арену еще зеленых новичков, чтобы потом отчитываться за полученные ими синяки, а в редких случаях – растяжения и даже переломы, не хотелось никому. Поэтому Накаджима приходил понаблюдать со стороны, чтобы поддержать Рюноске и остальных членов команды. Он каждый раз невероятно, если не больше самого Акутагавы, радовался его победам. Чувствовал огромный опыт, не единичные синяки и ушибы, приобретенные за время тренировок, все приложенные усилия, стремление за плечами брюнета. Все-таки все свершения и поражения любимого человека принимаешь так же близко, как и собственные… Но в этот раз было иначе. Рюноске с самого утра выглядел неважно, будто истощенно, на вопросы отвечал коротко и сухо и, кажется, постоянно о чем-то думал. Даже ролики и защиту надевал как-то неуверенно и рассеянно, мыслями находясь где-то далеко, за пределами шумного стадиона. На первом этапе между участниками разыгрывалось равное количество рандомных трюков и прыжков, которые нужно было связать в единую композицию. У Ацуши каждый раз замирало сердце и перехватывало дыхание, когда Акутагава почти не падал, соскакивал с рамп и других элементов, поскольку не набирал достаточную скорость, не доделывал трюки. По итогу он набрал наименьшее количество баллов из возможных и оказался едва не в самом низу рейтинга. До Накаджимы долетал громкий голос раздосадованного тренера. Тот все выпытывал у парня, мол, что это только что было, почему нет боевого настроя и что у него произошло. Сам Ацуши в этот момент внутри просил: «Пожалуйста, оставьте его, не спрашивайте ничего! Неужели вы не замечаете, что ему плохо?» – видя, как Рюноске стоит, опустив голову и смотря куда-то в пустоту, ничего не отвечая. Тренер еще некоторое время пытал его, а потом отпустил, подтолкнув в плечо и бросив: «Иди, приводи себя в порядок», словно подразумевая: «Иди отсюда подальше». Перед самыми дверьми раздевалки, за которыми скрылся брюнет, Накаджима остановился, пытаясь восстановить дыхание и собрать мысли в кучу. Он волновался, боялся спросить или сказать что-то не то, что могло бы разозлить или сломить окончательно. Лишь бы только Акутагава не запер дверь, отгородившись от всего мира и забившись с мыслями глубоко внутрь себя. Но даже если бы и закрылся, Ацуши все равно бы остался, усевшись под дверью и разговаривая через деревянную преграду, не оставляя брюнета наедине со своей печалью и проблемами. Он медленно тянется и обхватывает ручку, опускает вниз. Та поддается, и дверь открывается. Накаджима неслышной тенью проскальзывает внутрь раздевалки. Рюноске стоял, оперевшись руками о подоконник и смотря на улицу, не оборачиваясь. Возможно, он распознал тихую поступь Ацуши или ему было наплевать на вошедшего. Накаджима осторожно провернул замок, чтобы никто их не побеспокоил, так же бесшумно прошел и сел на деревянную скамейку, расположившуюся между стоявшими в ряд металлическими темно-синими шкафчиками. Рядом с ней стояли ролики и снятая защита вместе со шлемом. Светловолосый аккуратно заглянул в бледное лицо юноши: тот замер, словно черно-белое изваяние, дышал тихо, но чуть прерывисто, перед глазами будто пелена. Ацуши судорожно перебирал в голове возможные вопросы, чтобы начать разговор, помочь Акутагаве выплеснуть то, что угнетало его. Это было сложно: Рюноске никогда не жаловался, говорил о трудностях с неохотой, замыкаясь в себе и сильно загоняясь. В отличие от Ацуши, которого было довольно легко расстроить и вывести на эмоции, брюнет не плакал, скорее, сжимался в один колючий черный комок, подтягивая к себе ноги и обхватывая их руками, не пропуская, как ему казалось, постыдные звуки слабины наружу. Он мог долго сидеть в таком положении, давясь с силой сдерживаемой горестью, досадой и унынием, пока не находил в себе сил подняться и вновь принять выражение абсолютного холода и серьезности. - У тебя ничего не болит? Ты не ударился? Ацуши старался говорить негромко, чтобы своим звонким голосом не разрезать тишину, прерываемую работой кондиционера, слишком остро. Рюноске молчит. Он медленно прикрыл глаза, а после обессилено опустил голову. Прошло достаточное количество времени, прежде чем юноша тяжело покачал головой и вновь замер. Накаджима внутри ликует: хоть так, но Акутагава отвечал ему, не игнорировал, и это не может не радовать. Он не торопится, прежде чем снова начинает говорить. - Хочешь попить? Я взял с собой вторую бутылку про запас. В сумке на плече Ацуши тихо булькало. Он выжидает, потому что не хочет давить. Хочет, чтобы Акутагава сам начал отвечать. Принимает его любым, не отталкивает, молчит, когда это необходимо, позволяя в редкие моменты, когда Рюноске пробовал открываться ему, выговориться. Раздается тихий вздох. Накаджима буквально чувствует, какой воздух вокруг брюнета давящий, сковывающий: он в который раз зажимается, держится изо всех сил. Светловолосый еще некоторое время молчит, а после начинает тихо говорить, ощущая всю ту пожирающую душу боль и печаль парня: - Я чувствую, как тебе тяжело. Мне бы очень хотелось хоть как-то облегчить это, но я пока не понимаю, как, - Ацуши долго раздумывает, не зная, будут ли эти слова правильными и уместными, но все-таки решается и почти неслышно произносит: – Пожалуйста, поговори со мной. В раздевалке воцаряется тишина. Сейчас все зависело от того, был ли Рюноске готов вновь, пусть и ненадолго, открыться ему, высказаться. Накаджиму немного напрягал тот факт, что кто-то из других соревнующихся мог потревожить выстраивающиеся по маленьким кирпичикам доверие между ними и откровенный разговор, а еще хуже – тренер с его наставлениями и требованиями взять себя в руки, но внутри Ацуши чувствовал, что был готов в этот момент любого нарушителя покоя прогнать отсюда. Юноша ждет. Спустя несколько десятков секунд Акутагава зашевелился: поставил на подоконник локти, уложил на ладони голову, скрывшись за угольно-черными волосами. Вдруг из его груди вырвался рваный вздох, похожий на всхлип, и он прикрыл глаза рукой. Для Накаджимы наблюдать за всем этим было невыносимо. Рюноске не плакал, его щеки не блестели от тихих слез, но Ацуши чувствовал, что Акутагава находился на грани. Юноша не выдержал: бесшумно поднялся со скамьи, аккуратно, словно к дикому зверьку, подошел к брюнету и встал рядом. Хотелось обнять, взять за руку, утешить, шептать успокаивающие слова. Но они были лишь друзьями, к тому же для парней подобные вещи считались странными, поэтому светловолосый сдержался, не зная, как на такое проявление нежности со стороны Накаджимы отреагирует Рюноске. Он только сейчас заметил лежавший на белой, чуть запыленной поверхности подоконника телефон. Акутагава еще некоторое время молчал, а после сглотнул, немного убрал руку с глаз. Ацуши смог разглядеть, насколько лицо юноши было изможденным, он наверняка толком не ел и не спал, но явно не от простого волнения. Рюноске разблокировал телефон и чуть подтолкнул к Накаджиме. На экране был открыт чат с контактом «Мама». Парень прочитал последние сообщения и не сдержал испуганного вздоха. - О Боже… Акутагава запустил пальцы в волосы и с силой сжал, едва не вырывая жесткие пряди. Его руки чуть дрожали. - Вчера днем какой-то урод сбил Гин на велосипеде. Они с мамой были на детской площадке, - голос Рюноске звенел и чуть колебался. – Она качалась на качели, а потом пошла в сторону песочницы. Тот парень свернул с дороги и поехал через игровую площадку, видимо, хотел сократить путь. Мама даже не успела ничего сделать… - Акутагаве понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с силами. – Их увезли на скорой в первую городскую. У Гин сотрясение и перелом руки. Мама легла в больницу вместе с ней, потому что сестренка маленькая, за ней постоянно присматривать нужно. А тот ублюдок уехал, едва увидел, что сделал, даже не предложил помощь!.. Я узнал об этом только поздно вечером, как она мне написала, сразу перезвонил. Они там на полторы недели, если не больше. Гин сильно плакала… Я не могу соревноваться. Как начинаю набирать скорость, сразу вижу ее, такую маленькую… Больше Рюноске ничего сказать не смог, его затрясло сильнее. Ацуши положил ему руку на плечо в успокаивающем жесте, несильно сжав. Это невероятно страшно: сначала не понимать, почему мама и младшая сестренка не вернулись домой в условленное время, а после получить такое сообщение. Накаджима представил себе ужасающую картину: Акутагава один, в пустой и тихой квартире, судорожно печатающий сообщения и поджимающий губы оттого, что не получает ответа, находится в неведении, как там сестра и мама, какая им нужна помощь. После короткого послания от женщины шло множество отрывистых сообщений от Рюноске, оставшихся непрочитанными: «Мама, как вы там? Что с Гин?», «Как Гинни себя чувствует?», «Мам, что нужно привезти?», «Пожалуйста, ответь», «Обними Гин перед сном за меня», «У меня соревнования сегодня, дома буду к обеду. Напиши, когда будет возможность», «Я вас очень люблю». Ацуши не находил слов. У него ком встал поперек горла. Да и что можно было сказать в этой ситуации, как утешить? О каких соревнованиях могла идти речь? В такое нелегкое время Акутагаве нужно было находиться рядом с семьей, хотя бы получать ответы на сообщения и поддерживать связь, а не выполнять трюки. Он все равно соревновался, чтобы не подвести команду, но в подобном состоянии едва ли мог стоять на ногах. А ведь ему предстояло выдержать еще два раунда… Мысль пришла в голову неожиданно, и Накаджима уцепился за нее, как за спасательный круг. - Сколько времени до следующего этапа? Его голос прозвучал неожиданно громко, так что Рюноске даже слабо вздрогнул. Он посмотрел на юношу сквозь пелену, стоявшую перед глазами, с недоумением. - Не знаю… Полчаса, наверное. Ацуши сорвался с места, подбежав к двери и отперев замок, рванул ее за ручки на себя и скрылся в полутемном коридоре… Акутагава мерил раздевалку шагами, словно тигр, разгуливающий по клетке. Внутренности немного подрагивали и сжимались в предвкушении. Резкий уход Накаджимы его немного взбудоражил и удивил. Он подозревал, что решил сделать парень, потому сейчас находился в напряжении. Отправленное спустя несколько минут после побега сообщение «Какой номер палаты?» подтверждало его догадку. Прошло уже больше двадцати минут, Рюноске заранее надел защиту, а сейчас, едва не ломая от нетерпения пальцы, ожидал хоть какого-то известия от светловолосого. Времени оставалось немного: через несколько минут ему нужно было обуваться и направляться к стадиону. Лишь бы Ацуши успел… Звук от поступаемого видео-звонка раздался резко и непривычно громко. Акутагава молниеносно вытащил телефон из кармана и принял вызов. На экране было лицо Накаджимы. Где-то на заднем фоне у него слышались детские голоса и посторонний шум. - Рюноске, говорить можешь? Брюнет быстро сглотнул и выдал непривычно сиплым голосом: - Да. - Хорошо. Так… Видео чуть затряслось: Ацуши немного отодвинул телефон. Сначала послышалось громкое детское, так любимое Акутагавой «Лю! Лю!», а после рядом с Накаджимой возникла черная макушка. - Гинни, хочешь сама держать? – раздалось по ту сторону экрана. - Да! - Хорошо, только аккуратненько. И не нажимай на эту красную кнопочку. - Эту? Звонок сбросился. Кажется, Гин все-таки попробовала, для чего нужна та яркая кнопка. Рюноске тихо рассмеялся, немного нервно, поскольку внутреннее напряжение все еще до конца не ушло. Через пару секунд он вновь принял вызов. - Ура, есть контакт! – радостно произнес Ацуши, сидевший на больничной койке. Черноволосая девочка, устроившаяся у него между ног и неловко державшая телефон, вновь громко позвала: - Лю! - Гинни, радость моя, как ты? – старший Акутагава не сдерживал широкой, облегченной улыбки. Он чувствовал, будто с души упал огромный валун, дышать стало легче. В глазах чуть щипало. - Холосо! Во! – девочка попыталась показать в камеру гипс. На помощь ей пришел Ацуши: парень взял в руку телефон, отодвинув чуть дальше. Потом опять вернул гаджет Гин, немного помогая держать его. - Ого! Болит рука? - Нет. Голова тю-тють. - Все будет хорошо. После соревнований я обязательно к вам приеду. - Обесяешь? - Обещаю, Гинни, обязательно. Девочка широко улыбнулась, а после произнесла: - Я тебя люблю! У Рюноске внутри все сжалось. Он чувствовал, что готов заплакать прямо сейчас от радости и накрывшей его легкости, от того, что смог поговорить с сестренкой. В ногах откуда-то появились силы, сердце мощными ударами стало поставлять кровь с кислородом в каждую клеточку тела. Перед глазами словно рассеялся туман, а цвет окружавшей его реальности стал ярче. - Я тоже тебя очень люблю. Все будет хорошо, - твердо, уверенно. - Рюноске, хочешь поговорить с мамой? – спросил Ацуши. - Да, - спустя секунду размышлений Акутагава добавил: - Пожалуйста. Накаджима кивнул, быстро что-то сказал человеку, находящемуся за кадром, а потом передал телефон. Перед юношей возникло лицо женщины. Такие же темные, будто вороново крыло, волосы, глаза большие, чуть выпученные, как у насекомого, и пронзительные, разве что радужка была не серого цвета, а карего. - Мама… - Рюноске, дорогой мой, как ты там? Как самочувствие? - Нормально. У меня сейчас перерыв между этапами. - Сынок, все будет хорошо. Я знаю, ты у меня сильный, ты со всем справишься. Прости, пожалуйста, что не отвечала: недавно только у медсестер зарядку попросила, сейчас телефон заряжаю. - Ничего, я все понимаю. Я вас очень люблю. У женщины в глазах блестели слезы. - Мы тоже тебя очень любим. Не переживай, ты большой молодец. Гин тут не скучает: подружек себе завела, они по палатам друг к другу в гости ходят, - она широко улыбнулась, а после заговорила чуть тише: - Представляешь, твой друг, Ацуши, так неожиданно к нам пришел, чуть не влетел, говорит, помощь тебе нужна, поддержать. Я аж удивилась: как он узнал, что мы тут, как в палату попал?.. – женщина рассмеялась. - Это я ему сказал. Он не участвует в соревнованиях, только наблюдает. Вот и смог приехать. В регистратуре, наверное, нашей фамилией назвался, чтобы пройти. - О, понятно… Акутагава не услышал, что последнее сказала женщина: его окликнули, предупредив о начале второго этапа. Прерывать разговор Рюноске крайне не хотелось, но иначе было нельзя. - Мам, мне нужно идти. - Да-да, конечно. Она еще несколько секунд судорожно шептала ему напутственные слова, а после, послав воздушный поцелуй, сбросила звонок… Спустя час на телефон Ацуши пришло сообщение от Акутагавы: там была фотография с итогами второго этапа. Имя Рюноске находилось выше всех, рядом значились цифры, показывающие высший балл. Через час – такое же фото, разве что изменился номер раунда, а еще спустя сорок минут – фото серебряной медали. Акутагаве удалось сделать невозможное: подняться с самых низов и вырваться в тройку лучших, благодаря блестящим результатам на двух последних этапах. Брюнет шагал по коридору больницы, чуть шурша бахилами по полу. Повсюду раздавались детские голоса и редкие озорные вскрики. Так и не подумаешь, что это нейрохирургическое отделение, в котором лежат малыши с полученными травмами головы. На плечо у него была накинута спортивная сумка, в руке Акутагава держал небольшой пакет с гостинцами. Он заранее попросил Накаджиму отправить ему список разрешенных продуктов, а сейчас шел, неся с собой яблоки, соки и разное печенье. Юноша чуть поправил сползающий белый халат и по пути заглянул в холл. Там находились выстроенные в один длинный ряд столы и стулья, в углу расположилась стенка с игрушками, потрепанными временем и маленькими обитальцами книжками и предметами канцелярии: карандашами, фломастерами, точилками и ластиками. За столами сидели малыши и что-то с усердием чиркали на листах бумаги и в раскрасках. Рюноске сразу взглядом нашел черную макушку и улыбнулся. Ему не потребовалось звать сестренку: Гин, едва заметила движение в коридоре, вскинула свои серые, как у брата, глаза, растянула рот в радостной гримасе, а после с криком бросилась к Акутагаве. - Лю! Парень откинул в стороны сумки, присел и едва успел поймать летящий на него ворох домашнего платьица – видимо, одолженного у медсестер на время, пока Рюноске не завезет им необходимые вещи - и черных волос. Девочка обхватила его здоровой ручкой за шею, продолжая что-то весело верещать юноше на ухо. Он обнял крепко, но аккуратно, стараясь не задевать маленькую загипсованную конечность. - Гин, тише, я сейчас оглохну, - Акутагава чуть отодвинул от себя сестру, наблюдая, как та смеется, широко открыв рот и блестя прищуренными глазами, а после поцеловал в по-детски пухлую щеку. - Рюноске, - женщина окликнула парня, выглядывая из находящейся неподалеку палаты. Юноша выпустил сестру из объятий, и та убежала обратно к другим ребятам рисовать. - У меня второе место, - произнес он тихо. - Ты молодец, я тобой горжусь, - мама шепчет ему эти слова на ухо, крепко обнимая, пока юноша жмурился от окутавшего его домашнего, родного запаха и тепла. Они еще некоторое время стоят так, тихо разговаривая, а после Рюноске отстраняется. - Я тут принес немного. Покажешь шкафчик Гин? - Конечно, пойдем, - женщина чуть махнула рукой, зовя за собой, и прошла в палату. Едва Акутагава заглянул внутрь комнаты, как заметил спящего на дальней койке Ацуши. Его белые волосы были сильно растрепаны и перехвачены множеством блестящих розовых резиночек и заколочек, сам он был укрыт больничным халатом, будто одеялом. Юноша во сне обнимал подушку, чуть поджав к туловищу ноги. От увиденного Рюноске усмехнулся, обернулся к прикрывающей дверь матери. Та ответила ему улыбкой. - Устал с малышами возиться. Минут пятнадцать назад уснул. Они тут так здорово играли, почти все отделение в холле собрали. Читали, мультики смотрели… Ацуши, оказывается, очень хорошо косички плетет! Неожиданно так. И с детьми умеет себя вести. Не знаешь, у него, наверное, тоже сестренка есть? - Нет, он один. Совершенно один. Акутагава знал это. Рюноске присел у указанного матерью небольшого прикроватного шкафчика, открыл дверцу. - Ого. Маленькое пространство внутри было забито разными вкусностями: зелеными яблоками, галетами, печеньем, сухарями, мармеладом, была бутылка сока и воды, даже коробочка пакетированного зеленого чая. Акутагава вопросительно глянул на женщину: - Это тоже Ацуши? Та вздохнула, смущенно махнула рукой: - Ох, да. Представляешь: несколько раз в магазин бегал и вкусностей на всю палату принес! Даже игрушек немного, раскраски и фломастеры. Так приятно, а Гин просто в восторге. Весь день с ним провозилась, вот он и устал. - Ты сама как? Надолго вы тут? - На неделю точно, потом по самочувствию Гинни будем смотреть. Я уже позвонила на работу, больничный взяла. - Я смотрю, она тут не скучает, - Акутагава тихо усмехнулся, присев на соседнюю койку к матери. - Да, я тоже за это переживала, все-таки такой стресс для ребенка. Уколы, медсестры сказали, каждое утро с витаминами будут ставить, Гин эта перспектива не нравится. А так все хорошо, кормят неплохо, ребятишек много, врачи замечательные, приветливые… Вот, возьми лучше, пока я помню, - женщина чуть посерьезнела, наклонилась, достала из-под кровати сумку, потом - кошелек, извлекла из него несколько крупных купюр и протянула юноше. - Мама, нет. - Бери, говорю, - она силой всучила парню в руку цветные бумажки, не реагируя на отказы. – Отметь победу, сходи куда-нибудь. Ацуши в гости пригласи, в конце концов, раз по-семейному не получится. Или отдай ему. Он и так на нас много потратил: и на еду, и на все остальное… Акутагава вздохнул, сунул купюры в карман черных джинс, посмотрев на спящего Накаджиму. Если бы не Ацуши, сегодняшний день был бы абсолютно другим. Много что в его жизни было бы совсем иным. В палату тихо проскользнула Гин. Женщина сразу приложила палец к губам, призывая девочку к тишине. Та скопировала ее жест, заговорщицки улыбнувшись, на цыпочках прошла к спящему парню и вдруг громко зашептала тому на ухо: - Ацуси, у меня коситька ласплелась... Ацуси! Накаджима на это никак не отреагировал, продолжая тихо посапывать. - Гин, перестань, - попытался усмирить сестру Рюноске. – Ацуши устал. Однако эти слова пролетели мимо непослушной девочки. Она неожиданно подняла свободную от гипса руку вверх, а после залепила раскрытой пятерней Накаджиме по лбу, желая пробудить того ото сна. Юноша резко распахнул глаза, подорвался на кровати, но, ударившись головой о металлический бортик, скрючился, схватившись за ушибленное место и тихо скуля. Девочку произошедшее сильно насмешило, и она громко захохотала, залезая к парню на кровать. - Гин! Сейчас получишь косичку! Ацуши, бедный, прости, - быстро и громко заговорила женщина, пытаясь ухватить дочь за здоровую руку. Юноша еще некоторое время тер лоб. - Ничего страшного, дело житейское… Что произошло? Он отнял руку от лица, встретился взглядом с Рюноске. - Привет. Накаджима радостно улыбнулся ему, отбросил в сторону подушку и халат. - Как ты? - Прекрасно, - Акутагава еще некоторое время смотрел на полусонного парня, а после приподнял уголки губ. - Ацуси, коситька, - привлекла всеобщее внимание девочка. - Смотри, Гин, если Ацуши из-за тебя сотрясение получил, он тут надолго останется… Парни еще некоторое время пробыли в больнице. Рюноске написал под диктовку список необходимых вещей, которые нужно было привезти из дома, поговорил с матерью. Гин принесла брату несколько фломастеров и подставила загипсованную руку, прося нарисовать что-нибудь. Акутагава отыскал небольшой белый кусочек, не запачканный цветастыми и кривоватыми следами других детей, и изобразил маленькое сердечко. «А это Ацуси налисовал», - девочка ткнула пальчик в аккуратную радугу, выглядывающую из-за облачка, скромно расположившуюся недалеко от локтя. Потом детей забрали на полдник, а всех гостей попросили покинуть палаты из-за истечения времени посещения. Гин долго не хотела прощаться с посетителями. Отпустила их только тогда, когда оба пообещали, что завтра обязательно приедут. Погода на улице была солнечной, легкий ветерок приятно развевал волосы. Август в этом году выдался теплым, что не могло не радовать. Парни неторопливо вышли за территорию больницы и направились в сторону автобусной остановки. - Ты большой молодец, - Рюноске повернул голову на голос Ацуши. Тот шел, неловко глядя себе под ноги. - Спасибо. Слушай, - Накаджима поднял на него глаза. – Может, ко мне поедем? Посидим, посмотрим что-нибудь. Да и повод, кажется, есть. Светловолосый чуть рассмеялся: - «Брат»? Или «Леон»? – Ацуши знал о любви Акутагавы к подобным фильмам, однако сам их смотрел редко. - Не в этот раз. Сегодня я готов познать всю прелесть творений Хаяо Миядзаки, о которых ты мне рассказывал, - Рюноске в свою очередь был осведомлен об увлечении Накаджимы японской культурой. Парень удивленно воскликнул: - Ого! В таком случае я с радостью стану твоим проводником в чудесный мир аниме, - он рассмеялся, чуть покраснев, когда поймал на себе заинтересованный взгляд Акутагавы. Ацуши довольно давно понял, что влюбился в Рюноске по уши. Все началось с фрискейтинга. Накаджима с самого детства ходил на различные кружки и секции, куда пихала его тетка: на лепку из глины, рисование, в театральный кружок, читательский клуб, даже на танцы и вокал, дабы ребенок не сидел дома один без дела, а развивался, поскольку сама она его воспитанием занималась немного, перебрасывая эту обязанность сначала на детский сад, а дальше - на школу. До какого-то момента это работало, и мальчик являлся домой сильно измотанным, поскольку сразу после уроков в школе ему приходилось бежать сначала в одно место, потом в другое, пропуская обед, а вечером сразу садиться за уроки. В один день Накаджиме это осточертело, и он разом бросил все секции, целый год посещая лишь школу и библиотеку при желании. К сожалению, многие годы, проходившие в постоянной беготне и занятости, оставили в судьбе юноши небольшие росточки, из-за которых Ацуши теперь не мог спокойно воспринимать избыток свободного времени. Он вдруг осознал, что ему невыносимо находится в теткиной квартире, видеть ее скучный и даже неживой интерьер, дышать этим пустым, лишенным какой-то одухотворенности, домашнего уюта и аромата приготовленной с любовью еды воздухом. Поэтому решил попробовать что-то новое, на этот раз то, что он сам бы захотел освоить, чтобы иметь приятное душе увлечение. С морем опасений и страхов он пошел на пробное занятие по фрискейтингу. К собственной неожиданности, скорость и экстрим зацепили его, заставляя желать возвращаться на стадион снова и снова. Тренер был строгим и временами несдержанным, но мудрым и понимающим, ребята из команды – веселыми и дружными. Смотря на профессиональных роллеров, он с вожделением представлял, как смог бы когда-нибудь кататься на их уровне. За фрискейтингом следовало начало общения с Рюноске. В один день тренер принимал новую партию желающих испытать себя в данном спорте, поручив присмотр за Ацуши уже опытным ребятам. Накаджима узнал Акутагаву практически сразу, разве что не мог до конца поверить, что ему удалось встретить в подобном месте своего хмурого и одинокого одноклассника. Рюноске был темной лошадкой в их классе: всегда сидел за партой один, в школьных мероприятиях участия не принимал, да и в целом производил впечатление человека угрюмого и слишком серьезного – полная противоположность Накаджимы. Приходил, черной тенью перемещался по коридорам и отсиживался на уроках, а после так же незаметно исчезал. До этого общаться им не доводилось даже в школе: брюнет явно не горел желанием, и Ацуши не решался заговорить первым. Акутагава словно выстроил вокруг себя непроходимую стену, стремясь никого к своей персоне не подпускать. - Ну и? – парень резко обернулся на грубый голос за спиной и на пару секунд замер. - Оу, эм-м-м… Привет! Ты ведь Акутагава? Я Ацуши, мы в одном классе учимся, помнишь? Брюнет ничего не ответил, лишь тяжело вздохнул, и Накаджима продолжил: - Там тренер занят, так что… - Я в курсе, - неожиданно перебил его Рюноске, - поэтому тебя взвалили на меня. Показывай, что умеешь, - и, не дожидаясь ответа, поехал в сторону рамп и «рельс»… Не самое приятное, но это начало дало шанс росткам их дружбы в дальнейшем. С Акутагавой первое время было непросто. Прямолинейный и флегматичный по своей природе, порой он был весьма грубым и бесцеремонным в общении, а главное – недоверчивым и отчужденным. В будущем они не единожды работали на тренировках вместе, и Рюноске по-своему ему помогал, хоть и скрипел зубами и недовольно цокал, а Ацуши старался не разочаровывать его и сглаживать острые углы. Им пришлось пройти длинный и тернистый путь, прежде чем Акутагава стал первым здороваться и говорить не с такой притворной суровостью, а их общение перешло на более теплый уровень по типу «Блин, ногу потянул. – У меня есть бинт, держи. – Спасибо большое». Они начали разговаривать в школе, Ацуши, к удивлению многих одноклассников, с энтузиазмом соглашался выполнять с Рюноске групповые проекты, даже помогал ему с историей, когда у брюнета возникали проблемы с новой темой или домашним заданием. Не последнюю роль в их положении сыграл схожий вкус в музыке. Накаджима давно приметил у брюнета на рюкзаке значки с музыкальными группами, известными среди эмо, но все не решался спросить. А в один день не выдержал: - Тебе нравится Tokio Hotel? Рюноске, переодевавшийся до того момента, обернулся и глянул на него чуть вопросительно. Ацуши кивнул головой в сторону его рюкзака. - Типа того, - Акутагава повел плечами. – Ты их знаешь? Накаджима улыбнулся и со словами «Обожаю!» продемонстрировал брюнету свою сумку-почтальонку, увешанную значками с аниме и любимыми группами, среди которых был и с Tokio Hotel. Рюноске глянул на парня чуть удивленно и заинтересованно, неловко подошел и присел рядом, рассматривая блестящие на свету аксессуары. Ацуши завороженно наблюдал, как взгляд светло-серых омутов перетекал от одной побрякушки к другой. Некоторое время брюнет молчал, а после неожиданно спросил: - И какая твоя любимая группа? - Ох, м-м-м… Сложно выбрать одну, - Накаджима задумался, тыкая поочередно в каждый значок. – У этих музыка очень классная, да и у этих тоже... А у их солиста голос красивый… Хотя, наверное, эта, - Накаджима уверенно указал на My Chemical Romance. Акутагава чуть приподнял брови: - Вот как. Мне тоже она очень нравится. - Правда? – светловолосый так и светился энтузиазмом. Для него было радостью найти еще одну общую тему для разговоров. – А есть любимая песня?.. Рюноске не был особо разговорчивым, предпочитал больше слушать, однако временами он тоже становился откровенным. Иногда парни, не желая вечером париться в душном автобусе, возвращались домой пешком: все равно живут недалеко друг от друга. Они шли, таща в сумках ролики, сменную одежду и другие необходимые вещи, пиная изредка попадающиеся камушки, и тихо переговаривались. В основном вещал Накаджима, делясь содержанием недавно просмотренных сериалов, прочитанных книг или прослушанных песен, иногда в малых дозах высказывался о накипевшем. Во время одного из таких разговоров Акутагава поделился с парнем кое-чем довольно личным и весьма грустным. Отец Рюноске был военным, погибшим при исполнении, когда сыну только исполнилось двенадцать лет. Смерть отца стала шоком для всей семьи. На плечи женщины легла забота о годовалой Гин и мальчике, нуждавшемся в поддержке и утешении не меньше младшей девочки. Как жить дальше, зная, что дорогой сердцу человек умер где-то там, далеко от родного дома, не от старости или несчастного случая, а от вражеской пули? - Таким детям, как я и сестра, говорят, что их отцы стали космонавтами и теперь работают там, наверху, иногда – что они улетели на работу в другую страну, - Акутагава горько усмехнулся. – Наверное, в этом есть доля правды. Никто ведь не знает, куда попадает душа человека после смерти. Накаджима сочувствующе склонил голову, а после тихо произнес, больше утвердительно, чем вопросительно: - У тебя было не так. Рюноске нахмурился, кивнул: - Мама сразу сказала, что отца больше нет, не скрывала. По ней с самого начала было видно, что что-то произошло. Ходила, плакала постоянно, рот платком прикрывала. А я выпытывал, почему она такая грустная и когда папка вернется. «Никогда. Он погиб», - вот так сразу. Потом похороны, траур. И пришлось жить дальше с этим осознанием… - взгляд Акутагавы чуть затуманился: он предался воспоминаниям. – Я виделся с отцом, только когда он возвращался домой. Помню, что в первый день после прилета он всегда сначала отсыпался. Мама закрывала дверь в родительской комнате, и мы все ходили на цыпочках, чтобы его не потревожить. Она в честь этого события много чего вкусного готовила. Потом отец просыпался, и мы все садились за стол… Он старался принимать участие в воспитании, - брюнет чуть усмехнулся. – Тренировал приемам самообороны, про оружие много рассказывал, про то, как он там живет, даже научил автомат разбирать-собирать, благо я все схватывал налету. Я любил, когда мы вместе с конструктором возились… Вдруг Рюноске будто запнулся, замолчал. Его лицо помрачнело, он упрямо уставился вперед, а после испытывающе посмотрел на Ацуши. Тот испугался, что Акутагава сейчас серьезно попросит его забыть то, что он только что услышал, или пригрозит молчать об этом, но брюнет лишь озадаченно произнес: - Я не понимаю, почему рассказал тебе это. Я никогда до этого никому так не выговаривался. - Это нормально. Ты можешь доверять мне, честно. Главное, чтобы тебе стало легче. Рюноске задумчиво посмотрел себе под ноги, сосредоточенно оценивая собственное состояние. - Это странно и… да, наверное, немного отпустило. Накаджима тихо, подбадривающе улыбнулся, показывая, что все в порядке. А после посерьезнел. Настала его очередь говорить. - А я один. Акутагава посмотрел на него непонимающе. - Не знаю… «Сирота при живых родителях» - так это называется? Я живу с тетей – маминой старшей сестрой. У меня с матерью почти восемнадцать лет разница, а с отцом – двадцать. У них любовь тогда была, все дела, мама колледж оканчивала, а тут… ну… как бы, я появился, - Ацуши неловко рассмеялся, запустил руку в волосы, покрашенные в то время в чисто белый. – Ни о каком ребенке и речи идти не могло: все-таки мама еще совсем юная, с неоконченным образованием, без своего жилья, поэтому меня отдали на воспитание тете, которая к моменту моего рождения уже работала. С ней живу, потому что родители еще и переезжают постоянно. Ищут место, где бы работа получше и зарплата повыше. Мама навещает раз в год, иногда – раз в два года, привозит вещи какие-то. Со временем все реже, разве что немного денег каждый месяц на карту перечисляет. Родители сейчас за границу собираются: отцу какое-то выгодное дело предложили. С машинами что-то. Не знаю, увижусь ли с ними после этого еще когда-нибудь… Как-то так. От воспоминаний Накаджима немного погрустнел. Закусил губу. - Какие у тебя отношения с тетей? – тихо, даже сопереживающе поинтересовался Рюноске спустя несколько секунд молчания. - М-м-м… Странные. Холодные, как у неродных людей. Тем общих для разговоров как-то нет, время мы вместе не проводим, тетя разве что интересуется иногда, когда родительские собрания в школе и как у меня с учебой. Она в квартире нечасто появляется. Возвращается, только чтобы поспать, одежду поменять, поесть и выпить иногда… - Она пьет? – вопрос из уст Акутагавы прозвучал как-то резко, даже немного сурово. - Не то что бы пьет. Наверное, это слишком громко звучит. Ну, то есть не в дрызг, конечно, так, немного, чтобы расслабиться… Просто у нее работа тяжелая. Она медсестра в интернате. Там все отказники с невыговариваемыми диагнозами, дети, умирающие совсем маленькими. По их больничной статистике, только один из двухсот пациентов дотягивает до тринадцати лет. За ними постоянный присмотр нужен: они слабенькие, некоторые даже не могут самостоятельно перевернуться на кровати, мало тех, кто хоть как-то реагирует на происходящее вокруг. Финансирование скудное, да и в целом там обстановка удручающая, - Накаджима на некоторое время задумался, не решаясь произнести следующие страшные, заставляющие холодеть кровь слова. – В этом интернате смерть считается бытовым элементом. Такая работа любого человека сделает черствым, холодным. Это как про патологоанатомов говорят, что они могут одной рукой в трупе копаться, а в другой держать бутерброд и обедать, - Ацуши поморщился, будто от раскушенной горчинки. – Это тетя мне все рассказывала. - Почему она не уйдет с этой работы? Неужели она привыкла смотреть на смерти детей? Накаджима вздохнул. - Думаю, нет. В один день она выпила чуть больше обычного и начала бессвязно говорить что-то, будто бредила, про какой-то долг, ошибку и ребенка. Наверное, у нее какая-то беда в прошлом произошла, из-за которой она теперь как-то прикована к этому интернату. Не знаю точно, я не решился спросить… Вот так и живем. Я еду готовлю, в квартире убираюсь и стараюсь лишний раз не надоедать. Можно сказать, так отрабатываю свое проживание, а тетя не просит меня отдавать свою часть за коммунальные услуги… На самом деле все на так уж и плохо, честно, - Ацуши говорил так, будто старался убедить в этом Акутагаву, а не себя. – Мне не на что жаловаться. Я хожу в школу, у меня есть хоть какой-то дом, еда, одежда, хороший друг, - бледная улыбка юноши была пропитана печалью. Рюноске не нашел слов. Рассказ Накаджимы его, мягко говоря, поразил и тронул, хоть его лицо и оставалось флегматично спокойным. Он безотрывно смотрел на светловолосого юношу и не мог представить, как Ацуши все это время существовал в такой обстановке, сохранив весь тот хлещущий из него оптимизм, веру в людей, доброту и чистоту души, не сломался, не забился глубоко в свои переживания, как сам Рюноске когда-то, как в принципе жил с осознанием того, что является нежеланным ребенком. Накаджима помог ему выбраться из всего этого, не отстранялся из-за его грубости и холодности, при этом сам каким-то чудом держался на плаву, отдавая последнюю свою рубашку и помогая другим, не требуя ничего взамен. - Ты мой лучший друг, - неожиданно произнес Акутагава, будто только сейчас осознал это, принял в свою жизнь и подпустил к себе нового человека, уже не чужого… Домой к Рюноске ребята пришли с пакетами, полными продуктов: все-таки был повод посидеть и отметить, да и парню нужно было чем-то питаться до выписки сестренки. - Приготовим тебе что-нибудь, - сказал Ацуши, разбирая сумки, - а то будешь всю неделю на одной лапше сидеть. - Вот и нет, - уверенно заявил Рюноске, поддерживая веселый настрой парня, - Гин очень нравится, как я варю кашу. А еще я умею жарить яичницу. Накаджима рассмеялся, шутливо подтолкнул брюнета в бок, пробираясь к картошке. Ее вместе с курицей парень предложил запечь, поручив салаты Акутагаве. - Это как на Новый год: заранее много приготовить, чтобы потом не заморачиваться, - произнес Ацуши, стараясь перекричать шум льющейся из крана воды… Рюноске был вынужден признать: Накаджима готовил гораздо лучше него. То, как он скользил по кухне, умудряясь одновременно караулить духовку, варящиеся овощи и помогать ему с салатами, напомнило парню привычно суетящуюся маму. Все же опыта в этом деле у Ацуши было гораздо больше по вполне очевидной причине. - Вот зараза! – зашипел Акутагава, запрокинув голову и зажмурив глаза, слезящиеся из-за нарезаемого лука. Он ничего не видел, но почувствовал, как Накаджима встал рядом и накрыл его руку своей, забирая нож. - Отдыхай, чемпион, я один закончу. Тут немного осталось. Рюноске отступил, умылся, но с кухни не ушел: сел за стол и продолжил наблюдать за действиями светловолосого. - Ты сам-то наверняка устал с малышней возиться. Накаджима смущенно улыбнулся: - Да нет, все нормально, я уже привык. - В каком смысле? - Мы с кружком волонтеров иногда выезжаем в детские дома, передаем ребятам игрушки и необходимые вещи, что общими усилиями собираем, и еще на некоторое время остаемся у них. Играем, книжки читаем, рисуем, просто разговариваем. Это так здорово… - Тяжело, наверное. - Да, - согласился Ацуши, - первое время было непросто, все-таки место это такое… Не каждый смог бы там находиться, но я уже привык. А еще мы иногда ездим в приюты к собачкам и кошечкам, - парень поднял глаза к потолку, мечтательно улыбнувшись, и Акутагава не сдержал усмешки. Неожиданно раздался тихий звоночек таймера. – Ой! Вот и картошечка… Накаджима заглянул в духовой ящик, чуть потыкал вилкой в поджарую кожицу, проверяя еду на готовность. Он немного покраснел, почувствовав на себе пристальный взгляд Рюноске. У брюнета была такая особенность: он мог прямо, если не сказать без зазрения совести, смотреть на что-то или кого-то, разглядывая и изучая, при этом не испытывая никакого смущения. Ацуши делать так же в ответ не решался: боялся, что брюнет воспримет это неправильно. Или прочитает в его глазах все затаенные чувства. Парни расположились на кухне, обложившись едой, от которой шел восхитительный аромат. Акутагава принес ноутбук, Накаджима быстро нашел аниме «Унесенные призраками». - Вот! Мое любимое, - и снял с паузы. Рюноске не сомневался в этом: на сумке светловолосого висел значок с главными героями данной анимации. Музыка и разговоры персонажей перебивались тихим звяканьем вилок о тарелки. Временами Ацуши пояснял непонятные брюнету моменты, напоминал имена героев. Иногда Акутагава сам вставлял комментарии по поводу аниме. - А это что за существо? – спросил он в один момент, указывая на невероятно грязного гостя Купален, движущегося по начищенному до блеска деревянному полу и оставляющего за собой мерзостные, смердящие лужи. Накаджима рассмеялся: - Это Дух рек. Сейчас они его отмоют. Им пришлось ненадолго прерваться, чтобы убрать тарелки в раковину и отнести часть еды в холодильник. Сделав себе чай и кофе, они уселись на диван, расположив перед собой ноутбук и продолжив просмотр. Ацуши временами аккуратно поглядывал на Рюноске. Лицо брюнета выглядело расслабленным и удовлетворенным. Разомленный вкусной едой и домашним уютом, он потягивал горьковатый напиток, наблюдая за происходящим на экране. Они сидели близко друг к другу, чуть соприкасаясь плечами, Накаджима чувствовал размеренное дыхание юноши, отчего немного волновался. Он давно хотел признаться Акутагаве в чувствах, но все никак не решался. Боялся, что его оттолкнут, сочтут мерзким. Боялся потерять так долго и усердно выстраиваемое доверие между ними, своего единственного настоящего близкого человека. Боялся, что, услышав слова о симпатии, Рюноске с отвращением посмотрит на него и выпроводит вон, потребовав больше никогда не приближаться к нему и его семье, или даже накричит. Потому что это неправильно, гадко, когда парень испытывает чувства к человеку со схожим набором в анатомии - такие законы диктовали общество и государство, в котором они жили, и многие им подчинялись, считая правильным, когда представителей сексуальных меньшинств порицали, унижали и угнетали, устраивая публичную порку. И Ацуши не знал, какого Акутагава был мнения о таких людях, о самом Накаджиме. Несомненно, отношения со светловолосым у парня были гораздо теплее и доверительнее, нежели с другими одноклассниками и членами команды по фрискейтингу. Однако Ацуши все никак не мог точно распознать, что именно брюнет испытывал к нему. Но почему же тогда сам Накаджима каждый раз замирает и смущенно краснеет, едва ловит на себе взгляд двух светло-серых морей? Почему так жаждет, пусть и случайных, мимолетных прикосновений? Почему ему всегда хочется находиться рядом с Рюноске, радоваться вместе с ним его свершениям и поддерживать во время неудач? Он боялся признаться, потому в душе радовался хотя бы тому, что имеет право находиться с Акутагавой рядом, даже в качестве друга, но надолго ли?.. Ему нужно было срочно отвлечься от раздирающих душу мыслей. - Знаешь, на кого из этого аниме ты похож? Акутагава вопросительно глянул на него, а после предположил: - На того черного демона? Безликого? - Нет, - Накаджима помотал головой, - на Хаку. Рюноске чуть склонил голову: - Почему? - Поначалу он кажется строгим и раздражительным. Но на самом деле Хаку очень мудрый, сильный духом и решительный, и вместе с тем невероятно добрый и отзывчивый. Наверное, поэтому Тихиро ему доверилась, несмотря на нелестные рассказы о нем от других персонажей. Акутагава задумчиво хмыкнул, чуть поболтал кофе в кружке, а после произнес, глянув на Накаджиму из-под угольно-черной челки: - Тогда ты на Тихиро. У Ацуши защекотало где-то под сердцем. Держаться было все сложнее. Он быстро посмотрел на экран ноутбука, продолжая чувствовать на себе взгляд Рюноске: в аниме вновь принявший облик человека Хаку и Тихиро, взявшись за руки, падали вниз. Как соль на рану. Накаджима не вытерпел: зажмурил глаза и чуть сжался. «Сердце так сильно колотится…» - Ацуши, все нормально? Юноша вздрогнул. - А? – он не заметил, как стал судорожно натягивать рукава кофты до кончиков пальцев, сжимать в потных ладошках ткань. Его глаза забегали, он боялся посмотреть на Акутагаву, все так же прямо глядевшего на него. - Я что-то не то сказал? - Да! – неожиданно громко воскликнул Накаджима. – То есть нет. Или да. Ох… - он измученно накрыл глаза рукой, с силой их потирая. Сжал между большим и указательным пальцем переносицу, стараясь усмирить истерично мельтешащую в голове мысль: «Признайся ему! Когда, если не сейчас?!». Сердце заколотилось сильнее, а кровь зашумела в голове. Захотелось выйти на свежий воздух и охладить рассудок. Правильно. Сейчас или никогда. Он больше не сможет это скрывать. Ацуши резко оторвал от лица руку, поставил аниме на паузу и плюхнулся обратно на диван. Он старался размеренно дышать, чтобы собрать в единое целое то, что давно хотел сказать. Руки предательски подрагивали. - Рюноске, послушай… - Накаджима сглотнул, его голос чуть сипел. Акутагава привстал, поставил кружку с недопитым кофе на пол, сел обратно, полностью развернувшись к нему. – Я давно тут хотел тебе сказать… Ну, то есть я не знаю, как это получилось, - «Боже, что за бред?!». - Я имею в виду, что мы с тобой давно так хорошо общаемся, и я… Черт, как это сложно, - он вновь накрыл лицо рукой и чуть поджал губы. Было стыдно посмотреть Рюноске в глаза, выглядеть перед ним таким жалким и трясущимся. Он мысленно просил, чтобы брюнет хоть что-нибудь сказал или спросил, подтолкнув к истине. Но Акутагава молчал. Накаджиме казалось, что он видит его глаза даже сквозь потную дрожащую ладошку. Тихо дышал, выжидая, когда Ацуши уже наберется сил и сможет выдавить из себя хоть что-нибудь. - Я хотел сказать, что ты замечательный человек. Даже несмотря на то, что мы поначалу не очень ладили, ты стал для меня самым дорогим и близким, - Накаджима решился и поглядел на брюнета: тот сидел, смотря куда-то в обивку дивана. Его лицо было нечитаемым. «Сейчас или никогда». Вдох, выдох, а после, пройдясь языком по пересохшим губам, он быстро залепетал: – Я давно хотел сказать, что ты мне очень!.. - Стой, - и нокаутом: - Не произноси этого. Ацуши почувствовал, что сердце перестало биться. Рюноске поднял глаза и посмотрел прямо на него. Накаджиме никогда не было так плохо. Он мгновенно поджал задрожавшие губы, почувствовал влагу на ресницах. Вот и все. Это конец. И он сам же приблизил их к этому. Оставалось лишь только ожидать короткого и тяжелого: «Убирайся», и он ушел бы, мерзкий в своих и чужих глазах, униженный собственными чувствами и словами. У Ацуши словно земля ушла из под ног. Он понуро опустил голову, спрятавшись за белыми волосами и зажмурившись. Конечно, какого иного ответа он ожидал? Рюноске нормальный, не такой, как Ацуши. И он еще смел пытаться рассказать ему о своих чувствах… - Прости, - тихо и жалко, зарываясь с головой в грязь собственного ничтожества. И вдруг: - …иначе я не смогу смириться с мыслью, что не признался первым. Накаджима подумал, что ему послышалось. Казалось, от воцарившейся тишины в комнате зазвенело. Акутагава рядом с ним зашевелился, чуть пододвинулся, неловко коснулся его плеча, отчего юноша сильнее сжался, словно готовясь к удару. - Ацуши, посмотри на меня, пожалуйста, - но Накаджиму будто в один момент покинули все силы. Рюноске подождал какое-то время, а после негромко, но уверенно, стараясь изъясняться доходчиво, начал: - Послушай меня, только не перебивай, иначе собьюсь и не смогу закончить, - он выдержал небольшую паузу, а после вздохнул. – Я не умею красиво говорить, но надеюсь, ты меня поймешь, - Накаджима немного приподнял голову, глянув из-под косой челки. – Ацуши, скажу откровенно: первое время я считал тебя глупым и чересчур наивным. Аметриновые глаза распахнулись. Все-таки это не совсем то, что парень ожидал услышать. Не очень похоже на признание в любви или выражение неприязни. - Правда. Едва увидел тебя, сразу подумал, каким ветром такого мальчика-одуванчика занесло к нам на стадион и не ошибся ли ты случайно дверью. Катался весь такой радостный, улыбался постоянно, вызывая у меня в голове диссонанс. Улыбался, несмотря на то, как я обходился с тобой первое время, - лицо Акутагавы чуть помрачнело. Он некоторое время молчал, а после произнес: - Прости меня за то, что я был с тобой груб и временами даже жесток. Ты этого никогда не заслуживал… - Это не так! – Накаджима неожиданно нашел в себе силы говорить. – Ты меня многому научил… - но Рюноске поднял вверх указательный палец, призывая к молчанию. - Был. И этому нет оправдания, - он некоторое время размеренно дышал, глядя куда-то вниз, но после опять посмотрел на юношу. – Из-за этого я сейчас считаю, что не достоин произносить эти слова и слышать их от тебя. Не заслужил всего того тепла и хорошего отношения к себе. И твоих чувств… - Рюноске… - Ацуши вновь попытался заговорить, но Акутагава, вздохнув, вдруг вытянул руку вперед, аккуратно накрыв ладонью рот юноши, отчего Накаджима сильнее залился румянцем. - Я просил не перебивать, - тихо и доходчиво, словно объясняя что-то маленькому ребенку. - Прости, - пробубнил в ладошку парень. Звук вышел довольно забавным, и брюнет усмехнулся. - И это тоже. Извиняешься даже тогда, когда сам не виноват… - Рюноске вдруг посерьезнел и посмотрел Накаджиме прямо в глаза, отчего юноша не смел отвернуться. – Твоя доброта и самоотдача поражают. Как подумаю, что не родной по крови человек может так хорошо относиться к Гин, как к младшей сестре, и моей матери… Да и в целом к чужим людям… Ацуши, ты мне дорог. Очень. Ты заставляешь меня чувствовать нечто странное и невероятное. Я никогда не испытывал подобного раньше. Ни к кому. Мне хочется постоянно находиться с тобой рядом. Отдавать тебе все то тепло, что ты дарил мне с самого начала, и даже больше… - он замялся, и Накаджима с удивлением и некоторым шоком обнаружил, что брюнет засмущался. – Я хочу, чтобы мы были вместе. Чтобы у нас сложилось нечто долгое и серьезное. И опережая возможные вопросы: меня не смущает, что ты парень. На мнение окружающих плевать. Мне хорошо с тобой, а остальное неважно. Он медленно отнял руку от губ притихшего Ацуши, наблюдая за сменяющимися на лице пораженного юноши эмоциями. Акутагава закончил говорить и теперь ожидал ответа от парня. Тот тоже молчал. Накаджима некоторое время потрясенно смотрел на Рюноске широко раскрытыми глазами, а после уронил голову на грудь, вновь завешавшись белыми прядями. Вдруг тишину комнаты нарушил тихий всхлип. Брюнет даже на мгновение опешил и испугался, не сказал ли он чего-то обидного. Тихо спросил: - Это взаимно? – чувствуя, что тоже сильно нервничает, но стараясь держаться. Ацуши все так же не произносил ни слова, лишь быстро закивал, и у Рюноске отлегло от сердца. Юноша колебался, не решаясь попробовать кое-что новое, ему несвойственное, желая успокоить, подтвердить свои слова действиями. Он аккуратно пододвинулся еще ближе и тихо приобнял парня за подрагивающие плечи. Накаджима некоторое время не шевелился, не веря в происходящее, в такой счастливый исход событий, а после смущенно протянул руки и обвил ими Акутагаву, утыкаясь тому куда-то в плечо, чувствуя разливающуюся по венам негу, сладость и душевное спокойствие. Рюноске слышал, как дыхание Ацуши становилось глубже и размереннее, а сердце переставало биться так безумно, успокаивая ритм. Белые волосы чуть щекотали щеку, а в ощущении тепла и гибкости чужого тела даже сквозь одежду было нечто проникновенное и трогательное. Обниматься приятно, как и касаться друг друга, заглядывать в глаза и говорить без слов. Акутагава это запомнит и теперь будет использовать полученную привилегию при любой возможности. Накаджима чуть сильнее обнял Рюноске, боясь хоть на миг отпустить, проснуться и понять, что произошедшее было лишь грезами. Экран ноутбука начинал гаснуть от бездействия, и картинка держащихся за руки Хаку и Тихиро потихоньку темнела, словно закрепляя признание.