Биврёст: шаткая дорога над краем бездны

— Ты видел когда-нибудь водопады? — спросил Миккель, когда они с Андреем отдыхали на берегу реки, наблюдая, как солнце катится в бездну, чтобы утром родиться сызнова. — Нет. А что это? — Это как сильная бурная река. Вода, чистая и прохладная, падает со скалы отвесно вниз. Очень… Завораживает, — он глубоко вдохнул и повернулся к Андрею. — Так же, как твои глаза. — Я бы хотел посмотреть, — князь пропустил попытку ухаживания мимо ушей, Миккель скрежетнул зубами. После того мокрого поединка не было больше ничего, кроме рукопожатий и неразборчивых взглядов. Миккель чувствовал, что вскипает, как гейзер, но ничего не мог поделать. Удовлетворял свои желания сам и маялся, жаждая большего. В голове каждый раз при виде Андрея что-то с гулом переворачивалось, словно корабль в шторм, а все дельные мысли смывало с палубы высокими волнами. — А ещё далеко на северных островах есть горячие источники. Вокруг снег, а в них тепло, как летом. Вода бурлит, — тут Мик переглотнул и честно признался, — как кровь в моих жилах, когда вижу тебя, Андрей. — На такое я бы посмотрел… — мечтательно хлопнул ресницами Андрей и приобнял, захватив пальцами плечо. Миккель жадно подставился под это касание, заговорил быстро и сбивчиво: — Хочешь, покажу тебе свою страну? Следующим летом отправимся. Я ведь не смогу сидеть на одном месте и заниматься земледелием. Ну не моё это. Поедешь со мной? С лица Князя сбежала улыбка, губы сомкнулись в жёсткую нитку. — Сперва мне нужно вернуть свои земли. Там остались невинные люди, которые доверяют мне. — Я знаю это, Андрей, — Миккель обхватил его за ожесточённо напрягшуюся спину, подвинул к себе, скользнул к лицу так, что чуть не задел бородой. — Приходи ночью ко мне, обсудим. Я буду ждать. — Мик! Себьёрн появился, как всегда, не вовремя. Миккель ринулся вбок, зацепился штанами за сук на досках причала и чуть не разорвал. Андрей рассмеялся и встал. — Навещу Хельгу. — Я был у неё, — Мик поджал губы, не позволяя выскочить улыбке. — Там, внутри, настоящий богатырь, огромный уже такой. Мой сын, — сказал это с гордостью и повернулся к Себьёрну: — Ну, что за вопрос? — Нужно решить, где разместим зерно. Амбары у чуди очень плохи. Пришлось идти разбираться с хозяйством. До вечера Миккель мотался между полями и деревней, раздавал поручения и порядком устал. Поел и ушёл к себе в отдельную землянку. Зажёг свечу, лёг на тюфяк. Было тихо и спокойно, легко как-то. Мысли об Андрее щекотали изнутри. Миккель оттянул штаны, запустил руку между ног. И без того крупный орган ощутимо потяжелел, напрягся, вырос в руке. Миккеля всегда изумляло и радовало это превращение мягкого куска кожи в твёрдую каменную плоть, готовую к совокуплению. Миккель разделся, закрыл глаза и приготовился ждать, медленно двигая рукой. Зачем спешить и делать всё самому, если с минуты на минуту появится Андрей? Но его всё не было. Ночь уже перевалила за середину, Мик давно перевернулся на бок и разочарованно смотрел в стену. Он не придёт, естественно. Надо перестать трепыхаться, взять в свои руки инициативу, а не хер, и припереть Андрея к стенке. Он ведь тоже хочет, Мик был в этом уверен, просто соблюдает какие-то свои принципы. Вдруг дверца скрипнула, послышались шаги. Миккель кувыркнулся обратно на спину и увидел Сольвейг. — Мик… — Что тебе нужно? — Хотела поговорить, но… Ты ждёшь кого-то, муж мой? — она села рядом, окутала его тёмным взглядом, обхватила неприкрытый фаллос ладонями. Миккель глухо ухнул и не стал ничего запрещать. Было хорошо и сладко от женской ласки. А у него так давно никого не было… — Тебя, Сольвейг. Иди ко мне, ты ж жена моя. Иди, хорошая, сделай мне приятно, — он сорвал с неё одежды, подмял под себя, погрузился в горячее узкое нутро. Двигался резко и часто, даже грубо, рыча и цепляясь за длинные чёрные волосы. Но думал всё равно об Андрее. Вот бы он так же стонал, извиваясь под ним, вот бы ему было так же хорошо, до боли, до мерцающих огней в лазурных глазах. — Что, не хватает вам с Хельгой моего мужского достоинства, да? — спросил, когда бешеное соитие закончилось, усмехнулся недобро. Внутри стало гадко. — Микки, я люблю Хельгу, а то, что было сейчас, не значит ничего совершенно, ты же понимаешь? Заявляю это открыто, перед всеми богами. — А я… люблю Андрея, — признался Миккель, и ровно в этот миг дверь снова заскрипела. — Мик, я тут подумал и… — весело ввалившийся внутрь Андрей встал у порога, как каменный. — Пойду. — Подожди. С тобой, князь ильменский, я тоже желала поговорить. — Поговорить? В любое другое время. Сейчас я лишний. С вашего позволения… — Андрей, останься, — Миккель как можно более властно махнул рукой, заметив голодный взгляд Андрея, остановившийся на нём и легко скользнувший по почти обнажённой Сольвейг, едва прикрытой шкурой. Может, так будет проще? Но Сольвейг была явно против подобного развития событий. Нырнула в угол за занавеску, оделась и села за лавку к столу. — Я знаю, как помочь вернуть тебе земли, князь, — она поманила их обоих к себе, зашептала свистяще и очень отчаянно. — Устроим представление. Миккелю стало радостно и интересно, как в юности, на пирах, когда скальды начинали рассказывать величественные истории о богах и былых походах. Андрей, подобно мальчишке, дышал рядом, и, похоже, тоже предвкушал нечто замирательное. Мик не выдержал, боднул его легонько в висок, дурашливо положил большую ладонь на затылок. Сольвейг сделала вид, что ничего не замечает, и продолжила: — Вы должны будете убить друг друга так, чтобы все поверили. Слух разнесётся по землям, дойдёт до хана, который, конечно же, возжелает навестить одинокую безутешную вдову. Здесь-то мы его и прикончим. — Тю-ю-ю, — очень громко удивился Миккель, а у Андрея глаза округлились, как солнце. — Жена моя, а вправе ли ты принимать такие решения? — У тебя есть другие варианты? — Конечно. Сейчас подкопим силы и нападём, как настоящая армия, — ответил Миккель, очень не любивший заговоров, тайн и секретов за спинами. Только открытая и честная борьба, ведь это и есть настоящий удел викинга. — Сольвейг права, Мик, — Андрей сел на лавку, задумчиво переплетая пальцы рук. — Так будет действительно лучше. Меньше крови прольётся. — Наша кровь удобряет землю и прокладывает путь в Вальхаллу, к чему её бояться? — Я бы предпочёл сохранить жизни моим дружинникам, — не уступал Андрей, повернувшись к Мику, — их число и так поредело. — Ну так иди, упади в ноги хану, просись обратно, живи под его сапогом, — в Миккеле всё взбеленилось, лицо точно побагровело от ярости. — Клялся ведь отомстить! — Месть должна быть холодной, как нож, Микки, — Сольвейг взяла его за руку, погладила по длинным пальцам. — Детали обсудим завтра, с твоими самыми верными хирдманами, хорошо? Миккель со вздохом согласился, а Сольвейг шепнула вдруг в ухо: — Я могу помочь тебе и в другом. Хочешь? Мик кивнул, боясь озвучить свою догадку, а Сольвейг уже оказалась совсем рядом с Андреем, заглянула ему в глаза как-то по-особенному, как умеют только женщины, а потом вопросительно посмотрела на Мика. Он кивнул и положил руку Андрею на плечо, настойчиво подталкивая его в объятия Сольвейг. Смотрел зачарованно, как он целует её в нежную ямку на шее, и мысленно метался между ними, словно раненый зверь, но тут Сольвейг опустила свою ладонь ему на бедро, обхватила вновь всколыхнувшуюся плоть, и он поплыл в диких необузданных волнах. Андрей, уже почти голый, жаркий, прекрасный, как бог, здесь, с ним, просто по другую сторону от женщины, ставшей разделительным мечом между ними. Это сводило с ума, било в голову, пах, живот, куда угодно, жёстко, сбивая с ног. Миккель не успевал в полной мере насладиться случайными касаниями восхитительно возбуждённого Андрея, и потянулся через плечо Сольвейг к его губам. Поцеловал тихохонько, нежно-нежно, и князь застонал и дёрнулся навстречу. Сольвейг рассмеялась, тут же выкрутилась из их горячечной схватки и ушла, а они остались друг против друга, всё такие же голые и оглушённые происходящим. — Она хитра, как лисица, — прошептал Миккель. Он навалился, всё сильнее сжимая, уронил на постель, касаясь оголённой кожей, и дрожал с ног до головы. Андрей, напрягая все силы, перевернулся, не желая быть снизу, и всё опять из ласковой страсти превратилось в бешеную борьбу. — Уже репетируешь сцену убийства? — прохрипел Миккель, пытаясь сбросить Андрея с себя, но тот крепко оседлал его, зажав между собой и его животом жаждущий прикосновений чувствительный орган. Миккель сглотнул стон, с силой тряхнул Андрея на бок, обхватил ладонями голову. Пальцы наткнулись на старый бугристый шрам, Миккель погладил его очень осторожно, дыша Андрею в плечо, и коснулся поцелуем россыпи других шрамов, на шее, на руках. Никаких слов не хватало, чтобы выразить бушующий ураган чувств, запертый в клетке его сердца, и Мик лишь рычал по-звериному. Они опять тёрлись друг о друга, как изучающие тела юнцы, лапались беспорядочно и кончили вместе, столкнувшись руками. Тёплое семя смешалось на пальцах и животах. Миккель облизнулся и прильнул языком, собрал всё, а потом силой затянул Андрея в долгий поцелуй. Никого ещё он так не целовал, пытаясь заменить слова и действия движениями губ. Утром они проснулись тоже вместе. Переглянулись, мягко улыбнувшись, и разошлись каждый к своим воинам. Вечером собрались в лесу, как можно дальше от глаз и ушей. Миккель привёл Себьёрна и Мар, а Андрей явился один. — Я больше не готов никому довериться, — объяснил он Сольвейг и сел рядом со всеми на поваленное дерево. — Как вы собираетесь подменить свои тела? Кем или чем? — спросил Себьёрн, внимательно выслушав Сольвейг. — Я возьму это на себя, — отозвался первым Андрей. — Я хорошо леплю из глины, вон Микки…кхм… Миккель может подтвердить. — Может, привлечём Гюнтера? Он тоже рукастый и неболтливый. — Он с Хаканом, — заметила Сольвейг. — Но решать, конечно, тебе, конунг. — Сходи за ними, Мар, — решил Миккель и склонился к Себьёрну. — Как думаешь, выгорит дело? — План хороший, главное, чтобы всё получилось. Где вы будете прятаться? — В лесу, в древних пещерах. Макар рассказывал мне о них. — А Хельга знает? — Я расскажу ей, когда будет нужно. К ночи всё было решено. Несколько недель шла подготовка, и ночью, после праздника урожая, широко и шумно отмеченного, на глазах десятка свидетелей, Миккель с Андреем сошлись в беспощадной драке. Бесконечно тяжело было бить Андрея сейчас, но правдоподобность требовала настоящих жертв, грубых оскорблений и крови. На следующий день выхаживающая их Сольвейг сообщила о смерти обоих. Что творилось в поселении дальше, Миккель с Андреем уже не знали. Они пробирались запутанными чудскими тропками к каменному гроту, скрытому под сенью густых вековых деревьев, что росли здесь едва ли не с сотворения мира. — Это дерево точно не меньше, чем ясень Иггдрасиль, — Миккель задрал голову к небу, взгляд затерялся в бесконечных сплетениях веток гигантского ясеня. — Мировое дерево, — кивнул Андрей, — у нас тоже знают такое. — Мне кажется, всё чаще, что мы один народ, когда-то давно рассеянный бурей по свету, — Миккель, с трудом согнувшись, нырнул в пещеру, прислонился к холодным стенам. — Ты славно уделал меня, князь, чуть ли взаправду не убил. — А ты меня? — Андрей сел рядом, весь в синяках и кровоподтёках. — Лишь бы всё было не зря. До ночи они сидели, прислушиваясь к каждому шороху, и синхронно вздрогнули от громкого вороньего грая. — Бог Один ищет нас, — усмехнулся Миккель, вздохнул. — Мы провели его. Разгневали своей выходкой, как думаешь? Андрей? Князь не отвечал и молча смотрел на человека, из ниоткуда возникшего у входа в пещеру. — Пустите к огню, воины? Он провёл с ними всю ночь, рассказывая удивительные истории, а утром ушёл, крепко пожав Миккелю и Андрею руки. — Все пути ведут в Вальхаллу, где вечный бой и нет покоя настоящим воинам. Она ждёт своих героев. А Локи вами доволен. Когда путник ушёл, в небе опять горела радуга. — Биврёст, — догадался Миккель, стоя на краю глубокого оврага, и объяснил Андрею. — Мост между мирами. А ну как это сам Один гостил сегодня у нас? — Он сказал, что мы оба попадём в Вальхаллу. Хорошо ли это? — Мы будем там вместе. И это главное, Андрюх, — Миккель почти ткнулся носом в его и крепко встряхнул за плечи. Через несколько долгих дней к пещерам пришёл Себьёрн. — Всё получилось. Хан хазарский мёртв. Глаза Андрея сверкнули жаждой мести, и он поскорее припустился к селению. — Мы подвесим его голову на мачте, пусть видят, что бывает с гнусными захватчиками! Мик, скорее! В середине осени, когда на реке ещё не встал лёд, Андрей вернулся в свой город, сдавшийся ему без капли крови. Справедливость была восстановлена, а предатели казнены. Миккель стоял по правую руку от Андрея и лично следил за его безопасностью. — Ты охраняешь меня, словно пёс, — с неудовольствием сказал князь, когда они остались наедине, и признался, глядя в пол. — Я не знаю, что делать с этой властью. Ты не хочешь быть земледельцем, а я не хочу быть кем-то вроде правителя. Так устал от всего, ты не представляешь. А предательство совсем меня подкосило. Я раньше не понимал многого, а сейчас... Я даже по-доброму завидую тебе, такому свободному, как птица, как ветер. Как же быть, Мик? — Передай власть своему племяннику, — почти не задумавшись, предложил Миккель. — Пока он мал, княжить будут Хельга и Сольвейг. Они справятся, будь уверен. А мы с тобой рванём на запад! Давай? Сидя на троне, в Вальхаллу не попадёшь. Нас ждут новые земли, слышишь, Андрей? — Он ещё не родился, — рассмеялся Андрей. — И, в первую очередь, он не мой племянник, а твой сын. А если родится девочка? — В нашем роду все первенцы были мальчиками, — нисколько не сомневался Миккель. И оказался прав. В начале весны Хельга родила сына, кареглазого и светловолосого. Миккель назвал его Ингваром и долго рассматривал, держа на руках. — Заботьтесь о нём, — он расцеловал Хельгу и Сольвейг и позвал Андрея. Тот тоже умилился мальчишке, и, не колеблясь, снял с себя тяжёлый крупный амулет, символ ильменского князя , и повесил ему на шею. — Я так решил. В апреле после ледохода они снарядили драккары и отплыли навстречу новым приключениям.